Вы здесь

Избранное. Рассказы и миниатюры. Мир бессмертных слов (Алексей Брайдербик)

Мир бессмертных слов

О моём доме

***

Сердце музыки вселенной – семь нот.

Где-то зазвучала простая мелодия, и вот распустился сад воспоминаний.

Что было и что находилось рядом со мной – отныне позади.

Река не течет вспять, осколки не станут вновь единым целым.

Но простая мелодия открывает мне дверь памяти в прожитые годы.

***

Господь накинул гирлянды хрустальных бусин-звезд на шелковую ткань шатра ночного неба.

Под ним мой дом стоит.

В нём – безрадостные владения разлуки, призрачных видений тех, кого уже нет.

В его тайниках сокровища —

Золото радостных мгновений

И серебро счастливых дней.

Они сияют немеркнущим блеском любви и нежности.

Мой дом – позади, и я для него теперь в прошлом.

Слепая мгла тоски и сорняки промозглой печали разрастаются в сердце.

***

Последний день.

И подавленность, и сомнения, и терзания —

Всё здесь – в неродных краях.

Мой дом:

В сердце источник жизни – мыслей и снов о нём.

По пустыне памяти бродит лишь их приглушенное эхо.

Время вернуться.

***

Вкус слез – горечь печали.

На острых шипах ночи пылают огни звезд.

Мой дом оплетен терновником одиночества,

Под его крышей лютует стужа пустоты и бродят тени равнодушия.

В сверкающем ледяном гробу былого похоронены пестрые вихри осколков моей судьбы.

Но я здесь – на пороге родного дома.

Конец моим скитаниям у его дверей.

За ними – начало очередного пути.

Шаг первый, второй и третий —

Я создам новый мир.

***

На прозрачных лепестках цветов сверкающая слеза цвета крови.

Чужой дом, чужие цветы.

Стеклянный кувшин на столе.

Блестящий узор воспоминаний венчает цветы.

Волны света умирают, распадаются, исчезают.

Навсегда? Без следа? Нет!

Радуга – прах белого света.

Она на столе, на стеблях цветов.

Мои уважение и привязанность – завершение долгой любви.

***

Белизна холодной пыли на костях из мутного льда зимы.

Медовая роса жизни на ладонях из благоухающих цветов и изумрудных листьев весны.

Лето и осень.

Юность – в цветах.

Зрелость – в плодах.

Смерть – в увядших листьях.

Как страшен конец.

***

На раскаленном песке лежит флаг.

Союз двух цветов на куске материи.

Он пронзен золоченым трезубцем.

На его острие мерцает пурпурная звезда.

Величие, слава и торжество струятся по трезубцу.

***

Край неба,

Край земли.

Между ними – суета дней, шелуха обыденности, пыль повседневной рутины.

В их грязно-сером чреве покоятся глянцевые жемчужины моей жизни.

Глотка бездны прошедшего.

Разноцветность и яркость бытия настоящего.

Иллюзорность, размытость сплетенных воедино образов и силуэтов грядущего.

Непрекращающиеся метаморфозы души и тела.

Мы проживаем их все.

***

У меня дома в шкафу две сумки.

Первая сшита блестящими нитями красивых и добрых слов из шёлка благожелательности и бархата благочестия.

В сумке лежат три булыжника, горсть гальки и несколько углей:

Ничтожность, бесполезность, обман.

Их я раздам людям.

Вторая сумка сшита из терновника истины и мертвенно-бледной кожи горькой двуличности. Изморозь разочарования иглами насквозь пронзает сумку.

Кровь и слезы. Боль и смерь.

Внутри второй сумки – драгоценные камни: бриллианты, алмазы, сапфиры.

Ее содержимое я оставлю себе

И никому о нём не расскажу.

***

Вверху бессмертие, свобода, недостижимость.

Внизу плоть и кровь.

Справа контрасты мира.

Слева мой дом.

Время остужает память.

Мои воспоминания сохнут, чернеют и опадают, как листья с деревьев.

Звенит ледяными доспехами стужа забвения.

На моих деяниях стоит клеймо «В один конец».

«Прощайте», – кричу я им.

***

Моя молодость пенится и обжигает паром.

Время убирает излишки пены.

Соперник пара – мускулистый холод времени.

Он вечный победитель.

У меня на шее шнурок с компасом и часами.

На конце стрелки компаса стоит мой дом.

На стрелках часов разложены ожерелья

Из миражей неуверенных попыток,

Из валунов, глины и земли,

Из намеков, отзвуков и приближающихся заморозков.

А что потом?

***

В пепле потерь утопает моя реальность.

Останки прежних обид теперь столь ничтожны.

Мой дом.

В кухне на столе – кусок черствого хлеба.

На хлебе – плесень пушистым клеймом.

Расставание.

Скорбь.

Мысли, навеянные ночью

***

Ночь

Бездна космоса смотрит в сонные глаза мира.

На стёкла окон моего жилища не ложится блеск луны.

Хрустальный небосвод обделен мерцанием величественных звезд.

Ненастье безмолвия вокруг и во мне.

Я – один.

***

Грусть

В венках из увядших цветов счастья мои дни.

Детская колыбель – теперь приют пустоты и скорби.

Темное помещение.

Тишина.

***

Осень

Опавшие листья.

Радужные цвета едва уловимой грусти.

В тенях крыльев старости мое существо.

Я всё отчетливее и отчетливее слышу их хлопанье.

***

Часы

Душа – обитель моей тоски по любви.

Когда дрогнет ее тишина?

Когда от блеска родных глаз зайдется трепетом мое сердце?

Ожидание.

Звенья

Первое звено объединяет твердь и небеса.

Второе звено связывает плоть и душу.

Третье звено – есть пустота в пустоте и распад в миг распада.

Четвертое звено из металла лежит в ящике моего кухонного стола.

Пятое звено существует только в моем воображении.

Шестое звено – и не звено вовсе, а только название.

Седьмое звено – ничто.

Квадрат и ромб

Четыре столпа мира образуют квадрат.

Первый угол – след бесформенности небытия.

Второй угол собран из осколков чрева забытого.

Третий угол создан из того, что осталось после распавшейся в звоне бубенцов рождения тишины смерти.

Четвертый угол – холст, на котором Луна нарисовала свой портрет.


В тумане пылает ромб.

На первой линии громоздятся врата вселенной.

На второй разместилась безмолвная тьма пустоты.

На третьей линии есть всё, что до ничего и после него.

Четвертая линия – просто линия.

Три дерева

На самой кромке мира растут три высоких дерева.


На первое дерево я уже никогда больше не смогу залезть.

Рождение, созревание, неопытность.


От ствола второго дерева я легко могу оторвать кусок коры, или, не прилагая усилий, переломить любую его ветку.

Апогей, пик активности, разгар.


К третьему дереву я пока не могу подойти близко.

Спад, затухание, усталость.


Над первым деревом застыл рассвет.


Над вторым деревом – солнце в зените.


Над третьим деревом сгущаются сумерки.


А где же черный лик ночи? Его я увижу после сумерек.

Тьма и свет

Вечер. Солнце еще не скрылось за горизонтом.

Верхушки деревьев озарены солнечным светом.

Зато нижняя часть их стволов и подножия погружены во мрак.

Тьма и свет противостоят друг другу.

Каждый – и победитель, и проигравший.

Наступающая тьма всегда холодна. А меркнущий свет не всегда несет тепло.

Летом, осенью и весной солнечный свет греет и радует, но зимой и он пропитан холодом.

Есть нечто, что неизменно. И существует что-то, что внешне кажется постоянным, однако способно преображаться.

***

Он – исток вещей, из отражений которых скроены оболочки пронзенных стержнями сверхестественного глыб мироздания.

Он – это лицо божественных явлений.

Он – любой предмет, делающий пустоту осмысленной.

Он – всё и для всего.

Он – простота с зерном сложности и глубины.

Он – вкрапление славы и благородства в черных осколках войны.


Мирное время прекрасно? Отчасти!

***

Мир упал в разверзнутое чрево бездны ночи.

На галактиках – скелете вселенной – распускается цветком ослепительная звезда бесконечности бытия.

Вот пятна сажи, холодный пепел и пустота.

Непоколебимость камня, податливость пыли.

Песок, вода, трава и космос.

Рассвет – мысль.

День – овеществление.

Сумерки – утрата интереса.

И ночь – небытие.

Бронзовый отлив истины кляксами проступает на ногтях смерти.

***

Он летит через тепло рассвета и холод заката.

Он ползет по осколкам костей былого.

Пустота света.

Пустота тьмы.

Наполненность сердца вселенной.

Распад.

Любовь – источник, оживляющий плоть мироздания.

***

Три таблички.

На каждой по одной фразе:

То, что постигнуто;

То, что постигается;

То, что предстоит постичь.

Слияние в человеке —

В его душе, плоти, мыслях

Один мир – три состояния,

Круговорот всего.

***

Божественная истина.

Вечность проложила к ней путь из терниев.

Человек один, он шагает по узорам из мерцающих капель звезд.

Из спины человека протягиваются в пустоту нити.

На каждую нить нанизаны сияющие мгновения его жизни.

Начало.

Опыт.

Смерть.

***

Мозаика из отражений вечерних звезд на горстях жемчужин зимней стужи.

Блеск граней надежд в бусах из мутных слёз, разочарований.

День и ночь.

Белое и черное.

Но в золотых складках рассвета вспыхнула нитями огненных цветов весна.

И вот в глубоком звучании образов всего, что рождает весна, рушится немота тьмы.

О временах года

Весной мы начинаем созидать, придумывать и превращать мысль в реальность.

Летом мы созерцаем красоту и поэтичность созданных нами вещей.

Осенью у нас появляется усталость, измождение. Угли интереса, тлеющие в наших сердцах и душах, понемногу остывают, а затем и вовсе превращаются в ледяные глыбы.

А что же зимой?

А зимой – ничего! Белизна забвения, грандиозное и всеобъемлющее опустошение, которое постигает природу.

Он говорит, что тьма и зима – жуткие одеяния смерти. Черное и белое, противоположное жизни – весне, лету и осени.

Вчера я спросил у него:

– Сможешь ли ты защитить меня, когда безобразное сердце тьмы в гнезде из ветвей терновника попытается выжечь во мне жизнь и свет?

– Да! – воскликнул он.

– Это хорошо, – вздохнул я с облегчением.

Армагеддон

Вначале была вспышка.

Потом звезда – ее свет был невыносимо ярок.

Следом – пустота.


Вернуть бы то, что утрачено, испытать бы вновь то, что однажды принесло счастье и удовлетворение.

Весь мир вместе с хаосом, бушующим в нём, был упрятан в оболочки – культуру, религию, политику, нравственность. Когда каждая из оболочек истлела и рассыпалась, вся человеческая цивилизация со всеми своими высочайшими достижениями и открытиями, мощью прогресса и силой знаний испарилась – исчезла в огне и дыме. Оболочки не давали миру растечься, разрастись подобно сорняку, сгинуть в беспорядке.

Шаг первый – мир утонул в единой религии – жестокой, вывернутой наизнанку.

Шаг второй – разноцветье и контрасты культур утратили право на существование.

Шаг третий – нравственность забыта – а кто-нибудь вообще понимал, что она такое?

Шаг последний – политика. Пожалуй, именно она и решила судьбу нашего мира. Неблагоразумие, облеченное в слова; слова, превратившиеся в действия – непоправимые, фатальные.

Целостность

Если целое разделить пополам, оно не перестанет быть таковым. Каждая часть станет целым. Целостность сохранится в них, лишь изменятся размеры и облик. Целое распадается на осколки, следом рассыпаются осколки, и так происходит до тех пор, пока не останется лишь пустота, но пустоту можно заполнить мысленными образами предметов, в воображении они будут по-прежнему целыми, а чтобы воплотить их в жизнь, нужны средства и материалы. Всё ли движется в одну сторону? В природе – естественным образом, пока не вмешается человек.

Добродетели, мораль и нравственность составляют добро; из духовных скверн, грехов и пороков складывается зло. Добро и зло образуют первую половину человеческой природы, другая возникает из слияний физического мира, навыков, умений, разных способностей и инстинктов. Вместе то и другое творит целостность всего мироздания.

Неделимость в нашем мире.

Обещание неотделимо от его выполнения. Обещание порождает обязательность выполнения. Обязательность выполнения дает начало надежности. Из надежности произрастает уважение окружающих.

Ужасно и то, что нет возможности отделить некоторые данные преждевременно или случайно обещания от их выполнения.

Конкретная дата, на которую назначено исполнение обещания – это ограничение, которое лично ты не можешь преодолеть, только вмешательство извне в силах что-либо изменить. Не исключено, впрочем, что высшая «инстанция» передвинет срок выполнения обещания на день вперед. Или назад. Сделает хуже или немного лучше, но и то, и другое мало воодушевляет.

Обещание одухотворяет, неисполнение его ввергает в раздражение, разочарование и в связывающие их воедино обиду и злобу, зато молчаливый отказ от всяких обещаний – в одно и то же время и альтернатива, и логическое завершение каждой из этих двух крайностей.

Тучи над горизонтом и течение реки

Он не облачен в плоть и потому непобедим.

То, что материально, – слабо и тленно.

Он подобен мысли – сну, воспоминанию.

То, что имеет размер, цвет и текстуру – лишь форма, единый облик.

Он – есть отрицание пределов, так как его невозможно представить.

То, что подчинено законам и правилам, движется лишь в определенном направлении.

Он недосягаем для понимания.

Из окон моего двухэтажного дома, стоящего на вершине холма, виден горизонт, разделяющий небо и землю. Иногда над ним собираются тучи, сверкают молнии, оттуда доносятся раскаты грома. Ненастье, буря, дождь – как в жизни любого человека.

Но тучи, исторгнув содержимое, неизменно рассеиваются – и всё стихает, наступает благодать, и небо вновь прозрачно и сине.

Мы плывем по реке, брызги воды, летящие нам в глаза, мешают разглядеть друг друга. Течение реки сильнее нас – оно никогда не устает, не знает сна и покоя. Зато мы быстро выбиваемся из сил.

Буря – это хаос. Тихая и спокойная погода – порядок. Если мы в доме с крепкими стенами, надежной крышей и твердым полом, то буря нам не страшна, а без укрытия мы обязательно пострадаем.

Солнце над горизонтом – светлое будущее. Луна над горизонтом – всё не так уж и плохо. Грозовые тучи и тьма над горизонтом – страх возможной смерти и трепет перед неукротимостью и мощью непогоды.

И вот одно сменяется другим – и от этого в наших сердцах звучит музыка надежды.

Про истину и войну

Прогресс, ставший регрессом.

Расцвет, превратившийся в увядание.

Молодость, завершившаяся старостью.

Рассвет, сменившийся закатом.

Возвращение.

Он однажды сказал:

– Почва – это истина. Цветы, трава деревья и кусты, растущие на ней – варианты размышлений, догадок и умозаключений. Истина – это обезличенная и монолитная субстанция, всё остальное – пути, ведущие к ней, сосуды, в которых содержатся ее частицы. Пытаясь получить ответ на свой вопрос, мы откалываем лишь крошечный кусочек от целой горы истины. Один вопрос – один ответ. На каждый ответ приходится всего один кусочек истины.

То, что составляет подножье горы истины, просто, обыденно и не несет в себе глубинного божественного откровения. Чтобы постичь обычные истины, не надо прилагать много усилий. Однако если ты хочешь овладеть чем-то бо́льшим, тогда тебе придется вскарабкаться на самую вершину горы-истины. Правда чем выше ты будешь взбираться по крутым склонам, тем большую осторожность и бдительность тебе придется проявлять. Ведь если ты поскользнешься или оступишься, то непременно сорвешься вниз и разобьешься насмерть.

Я солдат – защитник своего дома – родины, края, страны… или собственной однокомнатной квартиры.

Война в плоти человека. Война в окружающем мире.

Одна из главных целей всех живых организмов – не сгинуть в небытие, а оставить после себя потомство – тех, в ком будут жить его гены – и память о нём.

Война появляется на свет и уходит во тьму. И она, как некий организм, пытается оставить после себя наследие. Война вдыхает в человеческую сущность свои споры – они живут в нас вечно. Изменяется ли после этого человеческая сущность? Да! Но насколько такие изменения существенны, трудно сказать.

Я – солдат и в сердце, и снаружи – во внешних событиях и ситуациях.

Через три дня я отправлюсь в зону боевых действий у самых границ нашей страны. Месяц назад мы одержали победу – сокрушили врага, смели́, опустошили, сожгли армию неприятеля. Остатки вражеских сил оттеснили к границам и теперь добивали их.

У меня есть старший брат, я его уважаю, но не питаю к нему особенной любви, привязанности и симпатии. Уважение – это прекрасное чувство, однако этого мало, без любви оно очень не полное. Мы с братом связаны кровью, но не духом. Если он умрет, я не буду плакать и страдать, если я покину этот свет, он также не прольет и слезинки. Мы оба сухи и бесчувственны по отношению друг к другу.

Может, перед отъездом стоит позвонить ему?

Место моей работы

Я работаю в магазине, который торгует бытовой техникой: разными чайниками, стиральными машинками, телевизорами и прочим. Я не продавец-консультант и не обслуживаю посетителей, даже в беседу с ними не вступаю – я занимаюсь ремонтом бытовой техники. С утра до вечера все пять дней в неделю я сижу в своей мастерской и копаюсь в шестеренках и микросхемах.

Магазин занимает три зала длинного здания, по фасаду которого идет ряд одинаковых квадратных окон.

В первом зале – маленьком, с несколькими выходами, ведущими в разные подсобные помещения, – работаю я и еще человек десять. Второй зал – по размерам самый большой – разделен на секции стеллажами со всевозможными товарами. А в третьем зале – гораздо меньше второго, но чуть больше первого – сидят начальники, их помощники и секретари.

Зал, в котором я работаю, всегда чем-то заставлен, забит до отказа, захламлен, иной раз от количества вещей, которые уже починены, о тех, что стоят в очереди на ремонт, не протолкнуться и не пройти так, чтобы не споткнуться или не задеть что-нибудь.

Куда ни глянь, всюду на столах валяются какие-то запчасти, странной и интересной формы детали, винты, куски проволоки и другая ремонтная мелочь.

Конец ознакомительного фрагмента.