Вы здесь

Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации. От Средиземного моря до Балтийского (Пол Кривачек, 2012)

От Средиземного моря до Балтийского

Древнегреческий город Милет расположен в Анатолии, в дельте реки Меандр, некогда впадавшей в Средиземное море через извилистое русло, сейчас заросшее илом. На мысу между большим зданием городского управления и нимфеумом – огромным водным храмом, использовавшимся также как зал для свадеб (а позднее как бордель), – некогда стоял величественный трехэтажный, высотой в 15 метров портал из белого мрамора, через который можно было выйти на южную рыночную площадь; теперь он находится в Берлинском музее. Если бы вы в первые столетия нашей эры прошли мимо парикмахера Финеаса, который усердно трудился под вырезанным на камне объявлением, резервирующим за ним это место, и миновали один из трех арочных входов, окруженных 24 коринфскими колоннами, вы оказались бы на гигантской агоре – самой большой рыночной площади в греческом мире, размером в три футбольных поля или 20 городских кварталов, где располагались склады, мастерские и около сотни лавок. Это явный знак экономического процветания самого важного эллинистического города в Малой Азии, получавшего товары и доходы из колоний, основанных вокруг Эгейского, Мраморного и Черного морей, включая Абидос, Кизик, Синоп, Ольвию и Пантикапей.

В то время как империя итальянских латинян была основана на военных захватах, греческой империи начало дало владычество на море. Средиземноморское побережье Турции, где некогда располагались Иония, Эолия и Киликия, ныне любимое место отдыха для тех, кто ищет солнца, моря, песка и секса, усыпано поблекшими мраморными обломками разрушенных греческих городов. Они напоминают о классических временах, когда эллины населяли гораздо более широкие пространства, чем сегодняшняя Греция, а большинство обитаемых территорий были с точки зрения географии скорее азиатскими и североафриканскими, чем европейскими. Главными частями Восточной Римской империи были современные территории Грузии, Армении, Турции, Сирии, Ливана, Иордании, Израиля, Египта, Ливии и Туниса.

Азиатская часть восточных провинций римского мира придала совершенно особенный привкус образу мыслей, поведению, культуре и религии восточной половины империи, сделав ее радикально отличающейся от западной. Уникальность отразилась даже на стиле милетских ворот с элегантными резными конусообразными колоннами, изящными антамблементами и грациозными портиками. Латинская архитектура отличалась тяжестью, бесстрастностью и основательностью, словно символизировавшими беспощадное господство Рима над своими окраинами и провинциями. Архитектура восточных провинций легче, воздушнее, она будто отражает более гармоничные, мягкие и равные отношения империи с ее аванпостами и соседями. Латиняне управляли при помощи грубой силы. Грекам пришлось научиться быть умнее и осторожнее. Прежде чем оказаться частью почти не вмешивавшейся в их внутренние дела Римской империи, греческие аванпосты в Анатолии наподобие Милета пережили длительное правление персидских и селевкидских самодержцев, тяжелую руку которых можно было отвести лишь благодаря греческой хитрости.

Этот говорящий по-гречески мир стал домом для миллионов римских евреев. О важной роли их общины в Милете свидетельствует центральное расположение главной городской синагоги, непосредственно между старым портом и общественным центром, а также то, что целой секции римского театра, согласно надписи, была отведена роль «места евреев, именуемых боящимися Верховного Бога»[24]. Вероятно, имелись и другие синагоги, потому что здание милетской синагоги занимало около 18 метров в длину и 11 в ширину. Сравним это с гигантским молитвенным залом, расположенным на главной улице в соседнем городе Сарды, позади ряда лавок (бывших собственностью старейшин синагоги Якова, Саббатиоса, Самуэля и Феоктиста), – зал длиной 120 метров и шириной 18 метров был богато украшен мозаиками, мрамором и статуями и мог вместить тысячу молящихся.

Евреи Восточной Римской империи составляли значительное число в ее населении, в среднем около десятой части. Евреи чаще жили в городах, чем в сельской местности. Можно представить, что на востоке Римской империи, как и в Риме, в городах имелось значительное иудейское население, иногда приближавшееся по численности к населению Вильно или Одессы 1920-х годов, более чем на треть еврейскому. Цифры – это, конечно, далеко не все, но, поскольку иудаизм представлялся окружающему населению приемлемой, хотя и не всякому подходящей верой, это была ситуация, исторически довольно редкая вплоть до ХХ века на западе Европы. Можно с уверенностью говорить, что восточноримский мир был не понаслышке знаком с еврейскими идеями или выражениями; слова «кошерный», «хуцпа»[25] или «мазаль тов»[26] так же часто слышались здесь, как и в сегодняшних Британии или США.

Конечно, здесь преобладала греческая форма иудаизма. Молитвы читались по-гречески, как и книги Библии, а иногда и Мишны – Устного Закона древних мудрецов. И сегодня, спустя почти две тысячи лет, единственными нееврейскими по происхождению именами, по которым верующих вызывают в синагоге к чтению Торы, являются греческие: «Калонимос» (буквально «доброе имя»), гебраизированное в форме «Калман», и «Александр», идишизированное в форме «Сендер», – эти имена остаются популярными и среди говорящих на идише. Действительно, эллинистическое влияние на еврейский народ оказалось столь сильным, что некоторые обряды греческих, а позднее византийских романиотов[27] дожили до ХХ века. Последняя греческая (Грегос) синагога в Эдирне (ранее Адрианополь – «город Адриана») сгорела в 1905 году.

Использование греческого языка в богослужении указывает на предков молящихся. Многие, а может быть, и большинство евреев Восточной Римской империи были прозелитами или их потомками. В отличие от гораздо более прагматичных латинян, греки давно с уважением относились к философии и были подготовлены принять новые для них еврейские духовные и этические идеи. Наиболее элегантно это явление охарактеризовал в своей статье для Еврейской энциклопедии профессор Ричард Готейл из Колумбийского университета:

Теологическая чистота и простота заворожили высоколобых; таинственность и своеобразие обычаев, почитание субботнего отдыха, привилегии со стороны властей привлекали к еврейской вере тех, кто был настроен скорее материалистически. <…> В общем и целом это была существенно более гибкая, хотя и внешне жесткая религия – для тех, кто умел быть одновременно властным и либеральным, идеалистом и материалистом, обладал философией сильных, суевериями слабых и надеждой на спасение для всех.

Обращение в иудаизм продолжало быть обычным явлением с языческих времен; этот факт подтверждается не только надписями из разных частей греческого мира, но и неоднократными попытками Церкви и дворца предотвратить его. Регулярно обнародовались декреты, запрещавшие переход в иудаизм и угрожавшие наказанием как обращенному, так и обращающему, – в среднем каждые 15 или 25 лет в течение почти десяти столетий, после того как вера в Иисуса Христа стала государственной религией. Авторитетный еврейский историк Сало Барон делает следующий вывод:

Чем дальше та или иная страна от Палестины, тем менее чистыми в расовом и этническом отношении были ее еврейские жители. Можно предположить, что большая часть сирийского еврейства и, вероятно, еще большая часть евреев Малой Азии, островов Восточного Средиземноморья и Балкан состояла из бывших прозелитов и их потомков[28].

Барон не говорит об общинах, образованных после I века нашей эры в греческих колониях Северного Причерноморья, – об аванпостах, расположенных на территории, впоследствии ставшей колыбелью украинской и русской идишской общины и вошедшей в черту оседлости. Расположенные как можно дальше от центра власти, эти общины были единственным местом, свободным от имперского давления на язычников и христиан с целью остановить переход в иудаизм, а еще больше – на евреев, которых верховная власть пыталась вынудить не плодить более прозелитов, оставить свою веру и признать превосходство христианства.


Когда христианство было провозглашено государственной религией империи, положение евреев и «боящихся Бога» существенно изменилось. Началась борьба двух монотеистических систем за одну и ту же группу потенциальных адептов. И если иудаизм находил приверженцев среди простолюдинов, то христианство, религия императоров, обладало властью. Перенос столицы из Рима в Константинополь привил латинское мировоззрение и идеи к сердцу греческого мира. В то время как для греков религия была в основном делом личного духовного выбора, и они мало интересовались не касающимися веры пристрастиями человека, для латинян религиозная принадлежность была знаком политики и патриотизма. Они рассматривали евреев как членов подозрительной диссидентской секты.

Первой целью новых христианских правителей и их религиозных наставников было оторвать «боящихся Бога» от синагоги и повернуть их в сторону Церкви. Новый Завет уже различает эллинов и израильтян, обращенных греков и этнических евреев: «В эти дни, когда умножились ученики, произошел у Еллинистов [Hellenistai] ропот на Евреев [Hebraioii]» (Деян. 6: 1). Быстрый рост христианства на Востоке, а также успешное присоединение большого числа необрезанных полуобособленных членов синагоги привели к тому, что еврейская секта почитателей Иисуса в достаточно скором времени стала отдельной и враждебной по отношению к иудеям христианской верой. Следующим объектом для обращения в христианство были урожденные евреи из Константинополя, Адрианополя и Александрии, которых насчитывалось несколько миллионов. На тех, кто отказывался подчиниться новой политической и религиозной реальности, были наложены еще большие юридические санкции.

В IV веке император Константин, еще до своего формального принятия христианства на смертном одре, критиковал «опасную» еврейскую религию и под страхом смерти требовал от еврейской общины не препятствовать обращению своих членов в христианство. Его сын Констанций запретил браки между членами религий-сестер. Кодекс Феодосия (V век) запрещал строительство новых синагог и позволял ремонт уже существующих, лишь если их состояние несло опасность для людей. В VI веке император Юстиниан, воздвигший великий собор Святой Софии в Константинополе, предпринял попытку вмешаться в синагогальную службу – а именно запретить использование Мишны при комментировании Торы и предписать, каким переводом следует пользоваться, а также навсегда сделал иудаизм нелегальным на североафриканских территориях империи.

Положение не улучшилось и после того, как большая часть греческого полуострова была захвачена варварами, а последняя из монотеистических систем – ислам – оторвала Египет, североафриканские провинции и Ближний Восток от владений империи. В 632 году, в год смерти пророка Мухаммеда император Гераклий приказал всей еврейской общине обратиться в христианство – но они не подчинились. В 721 году Лев III приказал всем евреям креститься – но они не стали. В IX веке Василий I издал очередной указ о насильственном обращении – и это не сработало. В Х веке Роман I снова издал указ об обращении – несмотря на серьезные преследования, он был проигнорирован. Но постоянные нападки привели к тому, что евреи Центральной Греции стали переселяться на окраины, где они еще могли пользоваться достижениями греческой цивилизации, где уже существовали еврейские общины, но где рука христианских императоров из Константинополя не могла до них дотянуться. Именно таким убежищем стали отдаленные колонии, которыми, как жемчужинами, было унизано Северное Причерноморье, включая богатый и плодородный Крымский полуостров, который находился под нехристианской властью до тех пор, пока Екатерина Великая не присоединила его к России в 1783 году.


Крым как будто приколот с правой стороны к южнорусскому берегу, почти, но не полностью отрезанный от него тем, что греки называли Меотийским озером, а мы – Азовским морем. В прибрежных южных городах греческие колонисты (многие из них были евреями или «боящимися Бога» греками) занимались торговлей с кочевниками-варварами еще в эпоху эллинизма.

Сегодня вряд ли что-то осталось от того, что некогда было процветающим и богатым обществом. Ветры насквозь продувают километры плоских равнин, поросших травой и кустарником, среди мрачного ландшафта выделяются лишь редкие могилы кочевников. То тут, то там из темной земли выступают валуны, археологические раскопки обнажили здесь булыжные мостовые и основания стен. На вершине одного из холмов находятся руины города, где здания прилеплены к скалам, как ласточкины гнезда, это место носит татарское название Чуфут-Кале (буквально «Еврейская крепость»). На дорогах еще видны колеи, оставленные множеством колес с железными ободьями, – воспоминание о торговой суете, некогда делавшей крымское побережье столь оживленным. Русские археологи, как кроты, раскопали руины некогда процветавших приморских колониальных городов-государств, оставив для нас свидетельства (иногда к своему огорчению) того, что евреи служили в войсках, были организованы в общины со своими синагогами, образовывали религиозные общества (thiasoi) и не оставляли усилий повернуть язычников к единому Богу и заветам Торы. Вот типичная греческая надпись, найденная в Пантикапее на территории нынешней Керчи:

В год 377, в двенадцатый день месяца перития я, Хреста <…> объявляю, что мой воспитанник [то есть освобожденный раб] Геракл свободен <…> и может путешествовать где пожелает. <…> Однако он не может оставить страх перед небесами и свою принадлежность к синагоге <…> под наблюдением еврейской общины[29].

Согласно заметке доктора Уриэля Раппапорта (Университет Хайфы) в «Encyclopaedia Judaica», евреи оказали заметное влияние на нееврейские круги, которые переняли еврейские символы, в том числе тетраграмматон – четыре еврейские буквы, составляющие имя Бога, которые обнаруживаются в надписях, в остальных отношениях совершенно языческих.

Греки и евреи не были чужими друг для друга, на протяжении столетий они жили вместе. Но здесь, в Крыму и на берегах Черного моря, евреи впервые столкнулись с совершенно отличным от них, неизвестным им прежде типом народа, кочевниками – неграмотными, не имеющими письменной истории или интеллектуально развитой религиозно-мифологической системы. Греки называли их варварами из-за их непонятного языка (звучавшего для греческого уха как «бар-бар-бар»), но парадоксальным образом эти люди оказали самое значительное влияние на возникновение идишского народа.


Продолжение степи, Крым был своеобразным резервуаром, который волна за волной заполняли конные кочевники, двигавшиеся по огромной поросшей травами равнине – узкой, оканчивающейся тупиком долине между изгибом Карпат и западным побережьем Черного моря, которая по-венгерски называется пушта. Скифы, сарматы, готы, гунны, аланы, авары, булгары, хазары и мадьяры – все они во время своих героических переходов делали поворот перед входом в Крым: одни, как болгары или мадьяры, создали государства, которые существуют до наших дней; другие, как гунны или авары, канули в Лету.

На протяжении почти шестисот лет, примерно с 400 года до нашей эры скифы контролировали большие области западных степей, от нынешних границ с Ираном до Южной России, и даже часть североевропейской равнины. Центром их власти был крымский Неаполис («Новый город»), современный Симферополь. Скифы оставили свое имя в названии целого региона – Скифии и живших там людей. Даже в Средние века слово скифы могло означать всех обитателей восточноевропейских степей – как кочевников, так и оседлых жителей. В стороне от причерноморских городов-государств скифы соседствовали с греческими и еврейскими колонистами, с которыми они вместе упоминаются в послании апостола Павла: «…где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного…» (Колос. 3: 11). Скифы, изначально воины-всадники, разделили поля, стали разводить скот и выращивать зерно, чтобы возить его через море в густонаселенные города Восточной Римской империи, дав начало торговле зерном, кормившей большую часть Европы на протяжении почти двух тысячелетий, а позднее ставшей почти полностью идишской монополией. Скифы из высшего класса, привлеченные цивилизацией, сочетались браком со своими греческими партнерами по торговле, смешивались с евреями и «боящимися Бога». Об этом постоянно заставляет помнить то обстоятельство, что название скифов (на иврите ашкеназим) ныне применяется ко всем европейским евреям[30].

Скифы были лишь первыми среди многих народов, господствовавших на восточноевропейских степях, с которыми евреи должны были находить общий язык. В первом раунде игры сил в степи скифы были оттеснены на запад, чтобы пропустить сарматов – других ираноязычных кочевников. К этому времени относится первое реальное свидетельство иудейского влияния. В документе Х века из Константинополя, обнаруженном ученым Соломоном Шехтером в старой каирской синагоге, в тайнике-генизе, и известном как «письмо Шехтера»[31], упоминаются аланы – народ сарматской племенной группы, одна часть которого бурей пронеслась по Европе через долину Рейна по территориям современных Франции, Испании и Португалии, основав долго существовавшие поселения (например, Алансон), тогда как другая часть пробилась на юг вплоть до Кавказа, пустив корни и став предками современных осетин. «Некоторые из них, – говорится в “письме Шехтера”, – соблюдают еврейские законы».

Сарматов, в свою очередь, сменили готы – уже германский, а не иранский народ. Но перемена власти мало что изменила, потому что готы быстро усвоили методы сарматов, в том числе, по-видимому, связи с иудаизмом. Надпись на могильном камне, найденном в Партените – главном прибрежном городе крымских готов, содержит имя «Герефридил ха-Коген», соединяющее германское личное имя с титулом наследственных еврейских священников.

Положение о том, что существовали евреи-аланы и евреи-готы, является первым указанием на процесс, отраженный лишь немногими источниками. К IV веку иудаизм стал распространяться от прибрежных черноморских анклавов и перемещаться внутрь, в дикие и неразвитые территории на восток от Центральной Европы. Теперь, когда не отмеченные на картах земли переходили под контроль народов, с которыми евреи были знакомы и рядом с которыми они чувствовали себя свободно, у них пропало желание привязывать себя к побережью, они стали заинтересованы в том, чтобы принести знания, ремесла и торговлю в примитивные общества. Еврейские предприниматели открыли новую северо-западную границу.

Центробежное движение набирало скорость под влиянием великой семьи племен, появившейся на восточном горизонте в облаке пыли и дожде стрел. Составляющие ее народы приходили через каждые несколько поколений с начала V века, и так продолжалось почти тысячу лет. Это были народы с совершенно разной историей, тюркского и монгольского происхождения, выросшие и окрепшие в холодных, сухих горных степях за Алтаем. В следующем тысячелетии разные завоеватели одни за другими рассекали на конях по восточноевропейской степи, часто располагая центр своей власти в крайней западной части Евразийской степи, на Большой Венгерской равнине.

Вначале греко-иудейские колонисты Причерноморья приветствовали их с той же бессознательной снисходительностью, с которой через много столетий бесстрашный еврей-путешественник Беньямин из Туделы смотрел в Центральной Азии на тюрок-огузов (предков туркмен, сельджуков и турок-османов), которые «обожествляют ветер и живут в дикости, не едят хлеб и не пьют вино, а питаются сырым мясом. У них нет носов, на их месте расположены две маленькие дырочки, через которые они дышат. Они едят как чистых, так и нечистых животных, и они очень дружественно относятся к евреям»[32].

Первыми, кто явился с востока в IV веке, были гунны. Их правление продолжалось около 80 лет. Затем гуннов сменили авары, через столетие аваров сменили булгары. В VII веке хазары вытеснили булгар на север, к Волге, и на запад, к бассейну Дуная; в IX веке мадьяры отодвинули булгар на юг и расположили свои лагеря на Венгерской равнине, но вскоре сами стали подданными османских турок, занимавших значительную часть этой территории до своего провала осады Вены в 1683 году.

Памятники, которые оставили эти пришельцы, свидетельствуют, что они были так же толерантны к носителям еврейской религии, как и их предшественники. Очевидным следствием было возвращение от эллинизма и греческих обычаев к еврейскому образу жизни. В надписях на могилах перестают писать по-гречески и возвращаются к изображению символов иудаизма как знаков религиозной принадлежности – меноры (подсвечника), шофара (рога буйвола), лулава и этрога (пальмовой ветви и плода цитруса – символов Суккота, праздника Кущей). Более того, гунны так же часто обращались в иудаизм, как и другие варвары-язычники. В Х веке аббат Херигер из аббатства Лоббс (нынешняя Бельгия) – друг Герберта, будущего папы Сильвестра II, автор серьезного труда по математике, человек, которого почитали за знания и ученость, – писал, что гунны уверяли его, что гордятся своим еврейским происхождением[33]. Это было, конечно, неправдой: гунны не были евреями. Однако из этих слов вытекает, что среди этих тюрок-захватчиков, сеявших ужас в сердце западного мира, были и евреи.

И мы знаем, что у другого тюркского народа со схожей историей правящий класс действительно стал еврейским. Это были хазары, основавшие в Северном Прикаспии свой каганат, ставший на некоторое время столь могущественным, что два восточноримских императора, Юстиниан II и Константин V, женились на хазарских принцессах. Арабский географ XIV века ад-Димашки писал, ссылаясь на ранние источники:

В дни Харуна ар-Рашида [то есть в VIII веке] римский император вынудил евреев уйти. Они пришли в страну хазар, где нашли разумных, но необразованных людей и предложили им свою веру. Те сочли ее лучше своей собственной и приняли ее[34].

Правдивость рассказа ад-Димашки подтверждается словами самих хазарских правителей.

Удивительно, как обрезанный единорог

К VIII веку хазары овладели обширной территорией к северу от Каспийского моря со столицей в дельте Волги и установили контроль над землями от нынешней Украины до Центральной Азии. Перед ними склонялись аланы, булгары, греки, готы, мадьяры и славяне, их набеги вызывали панику на еще больших пространствах Европы и Руси. Этим они мало отличались от других восточных завоевателей, таких, как гунны до них и мадьяры после них. Уникальны они были в своей политике. Потому что, несмотря на постоянное военное давление со стороны христианской Византии с запада, мусульман-арабов с юга и пока остававшихся язычниками славян с севера, хазары не приняли ни христианства, ни ислама. Вместо этого правители хазар сами обратились и обратили часть (возможно, даже большую) своего народа в иудаизм.

Далеко на западе, в Южной Испании располагалась блистательная Кордова, столица халифата Омейядов под властью Абдуррахмана III, самый большой и культурный город в Европе, славившийся своими мечетями и дворцами. Кордовские шелка, парча и кожаные изделия ценились на Востоке и на Западе; кордовские писцы скрипели перьями по заказу самых известных писателей и ученых своего времени. Управляющим таможней халифа (по сегодняшним меркам – министром финансов) и главным дипломатом (то есть министром иностранных дел) был еврей – ученый, врач и политик Хасдай ибн Шапрут (915–970), интеллектуал, входивший в группу переводчиков c греческого на арабский классического труда Диоскорида «De Materia Medica», который, уже переведенный на латынь, стал основным пособием по фармакологии в следующие шесть столетий.

По его собственным словам, Ибн Шапрут впервые услышал странный рассказ о тюрках-хазарах, обращенных в иудаизм, от купцов из Азии. Он нашел эту информацию неправдоподобной и не заслуживающей внимания. Однако ее вскоре подтвердила византийская дипломатическая миссия, от которой он получил более подробное описание Хазарии. Можно представить себе выражение лица Хасдая, когда он прогуливался вместе с высокопоставленной делегацией в своем шелковом одеянии и белом тюрбане среди прохладных фонтанов в тенистых дворцовых садах, где цвел жасмин, благоухали гранатовые и апельсиновые деревья в цвету, – и слушал фантастический рассказ о еврейском царстве, пользующемся уважением самого византийского императора. По словам Артура Кестлера, автора книги «Тринадцатое колено: Хазарская империя и ее наследие», «воинственный народ тюрок-евреев должен был казаться <…> таким же удивительным, как обрезанный единорог».

Имя царя, царствующего над ними, Иосиф, – рассказали гости. – Корабли приходят к нам из их страны и привозят рыбу и кожу и всякого рода товары. Они с нами в дружбе и у нас почитаются. Они обладают силой и могуществом, полчищами и войсками, которые выступают на войну по временам.

Разумеется, кордовский визирь не мог удержаться, чтобы не войти в контакт с хазарами как можно скорее. В письме царю Иосифу он писал, что желает

…узнать истину, а именно, существует ли где-либо место, где имеется светоч и царство у израильской диаспоры и где не господствуют над ними и не управляют ими. Если бы я узнал, что то, что я слышал, верно, я бы пренебрег своим почетом и отказался бы от своего сана, оставил бы свою семью и пустился бы странствовать по горам и холмам, по морю и суше, пока не пришел бы к месту, где находится господин мой, царь…[35]

Не стоит воспринимать эти слова слишком серьезно. Использование высокого поэтического стиля было в те времена общепринятым в официальной переписке. В действительности письмо было составлено от имени Хасдая Менахемом ибн Саруком, главным еврейским поэтом и филологом Кордовы (впоследствии он впал в немилость и был сменен – Дунашем ибн Лабратом, автором стихотворения «Он провозгласит свободу»). Менахем начал письмо с пиюта – сложного литургического гимна, содержащего хвалы в честь хазарского правителя, в котором начальные буквы каждой строки образуют акростих, складывающийся в полное имя Хасдая, а затем Менахема.

Кордовец сообщал хазарскому царю о процветании мавританской Испании, где евреи живут в благоденствии. Однако письмо оканчивается вопросом об ожидаемом со дня на день приходе Мессии – вопросом, всегда близким благочестивому еврейскому уму, не вследствие преследований и угнетения, но потому, что отсутствие у евреев своей страны унижало еврейский народ даже в его собственных глазах – «обесчещенные и униженные нашим рассеянием, мы вынуждены молча выслушивать тех, кто говорит: “У каждого народа есть своя страна, и только у вас одних нет даже тени страны на этой земле”».

Ибн Шапруту понадобилось много времени, чтобы найти способ переслать это велеречивое послание хазарскому кагану. При первой попытке курьера Хасдая не пустили дальше Константинополя – император, без сомнения, рассматривал всякий союз между мусульманами-арабами и евреями-хазарами как двойную угрозу. Однако посланец Хасдая встретил ученого хазарского еврея, который утверждал, что он близок к своему правителю, и которого он уговорил написать короткое эссе о своей стране и ее отношениях с соседями. Копия этого текста, называемая «Кембриджским документом», хранится в Кембриджском университете.

В следующий раз Хасдай послал свое письмо более сложным путем, передавая его из рук в руки, из своей общины он передал его евреям, жившим на территории современной Хорватии; письмо прошло через руки евреев Венгрии и Руси, а затем булгарских евреев, уже имевших контакты с хазарами. На этот раз письмо дошло до адресата, потому что сохранились две копии ответа, хотя и неизвестно, когда ответ был доставлен в Кордову и читал ли его вообще Хасдай. Впрочем, не стоит проявлять скепсис по этому поводу, ведь даже в так называемые «темные века» люди вели переписку, находясь на значительном расстоянии друг от друга, и письма доходили до адресатов.

Иосиф писал:

Я живу возле дельты реки Волги, с Божьей помощью охраняю вход в нее и препятствую русским, прибывающим сюда на кораблях, войти в Каспийское море, чтобы добраться до страны арабов. На том же пути я останавливаю этих врагов, приближающихся к воротам Дербента по суше. Поэтому я воюю с ними, и если бы я позволил им пройти хотя бы однажды, они бы разрушили всю страну арабов вплоть до Багдада.

Именно его предок каган Булан, сообщил Иосиф, принял еврейскую веру в результате сна или видения, в котором Бог научил его устанавливать скинию для семисвечника (символ иудаизма до наших дней), а также алтарь, священные сосуды и инструменты.

После этих дней из сынов его сынов явился царь по имени Обадия. Это был прямой и справедливый человек. Он реорганизовал царство и установил еврейскую веру. Он построил синагоги и школы, привез много израильских мудрецов, заплатил им серебром и золотом, и они объяснили ему двадцать четыре книги [Библии], Мишну, Талмуд и порядок молитв. Это был человек, боявшийся Бога, любивший Закон и заповеди[36].

Переписка между визирем Омейядов и царем Иосифом, которая велась в середине Х века, является последним ясным документом по хазарской истории. По обрывочным упоминаниям в позднейших мусульманских, еврейских и христианских источниках известно, что нападения с севера усиливались и что к 1000 году русские достигли своей цели и разрушили хазарский город Саркел, закрывавший для них путь к Каспию. Было ли это концом хазарской независимости или евреи-тюрки еще удерживали часть своих земель около сотни лет, как полагают некоторые историки, – вопрос остается нерешенным. Во всяком случае, теперь полное исчезновение хазар с карты мира и со страниц истории было лишь вопросом времени, хотя турки, арабы и иранцы до сих пор называют Каспий Хазарским морем.

Сеннан и Зиппан

Велось много споров о том, какая часть простых хазар вместе со своими правителями приняла еврейскую религию. Каганат населяло много народов, исповедовавших разные веры: тюрки, персы, славяне, германцы и кельты – евреи, христиане, мусульмане и шаманисты. В результате такой толерантности все иммигранты, исповедовавшие иудаизм, продолжали притекать в Хазарию из самых недружественных районов Византии с таким же энтузиазмом, как говорившие на идише стекались в Америку из нетерпимой России в конце XIX века. Письмо хазар из Киева Х века подписано одиннадцатью именами, из которых семь еврейских и четыре тюркских. Одно из ивритских имен – Леви, а два тюркских имеют аффикс Коген.

Тысячелетнее движение народов с востока на запад путем последовательных завоеваний кочевниками – гуннами, аварами, булгарами, хазарами и мадьярами повлияло не только на крымских евреев. Массовое движение населения, начавшееся в IV веке и закончившееся в Х веке, изменило этнический состав Евразии, перемещая целые народы, подобно гигантским приливным волнам подхватывая общины и перенося их на громадные расстояния. Отступая, волны выбрасывали общины, как драгоценные камни, на берег – в новые условия, среди незнакомых людей, далеко от первоначальных мест их обитания.

Волны гуннов и авар шли на запад и на Балканы, вытесняя славян-земледельцев из их родных краев на восточном берегу Вислы: на запад вплоть до Гамбурга и Эльбы и на юг до греческого Пелопоннеса. Когда орды уходили, первопроходцы оставались. Великое переселение народов имело далеко идущие исторические последствия. Центральная Европа, включая территории современных Австрии, Чехии и Словакии, даже большую часть Германии, стала говорить на славянских языках. Возникли южнославянские народы – сербы, хорваты и словенцы. К ужасу византийцев вся Греция стала этнически скорее славяно-тюркской, чем греческой. Теперь славянские диалекты можно было услышать на всем пути от реки Заале возле Лейпцига (последнее название имеет славянское происхождение) до нынешней Москвы на востоке, от Финского залива до Коринфского, от горных склонов Тироля и поросшей травами Венгерской низменности до холодных холмистых земель нынешней России и выцветших степей Украины. Фольклорная легенда говорит о трех братьях-славянах – Лехе, Чехе и Русе, ставших родоначальниками соответственно польского, чешского и русского народов; вместе они отправились в путешествие в поисках земли, чтобы там поселиться, а затем расстались: один пошел на восток, другой на запад, третий на север, и каждый обрел свою новую родину.

Такими же волнами вместе с переселяющимися народами двинулись из Крыма и из степей Причерноморья в глубь Европы люди, исповедовавшие иудаизм. В Х веке Ибн Шапрут посылал письмо хазарскому кагану через общины, сформировавшиеся в Хорватии, Булгарии, Венгрии и Руси. Смешанные еврейские, готские, греческие и тюркские общины, увеличенные числом новообращенными из окружающих народов, давно сменили греческий язык на турецкий. Теперь же они восприняли славянский язык, который называли лошн кнаан, «язык ханаанейцев», – наряду с латинским словом sclavus, означавшим одновременно «раба» и «славянина», потому что для евреев нацией рабов некогда были ханаанейцы. Рекомендательное письмо, адресованное общине средиземноморских Салоник, объясняет, что его носитель, как и другие евреи из славянского мира, не знал ни иврита, ни арабского, ни греческого, «потому что народ его страны говорит только на языке кнаан»[37].

Таков был фундамент, на котором строился идишский мир. Начиная с этого времени мы находим отдельные намеки и указания, крошечные следы еврейской жизни в Восточной Европе и на Балканах. На смешанных языческих и еврейских могилах IX и Х веков в сербском Челарево можно увидеть плиты с еврейскими символами – менорами, рогами быка и даже с одним ивритским текстом: «Иегуда, ой!» В написанном на латыни тексте IX века из Зальцбурга («Salzburger Formmellsammlung») упоминаются еврейские купцы, торгующие в Австрии, а также medicum iudaikum vel slavianiscum («еврейский или славянский врач»). Народная легенда – известная, хотя и неправдоподобная, гласит, что первым королем Польши был еврей. Далимилова хроника, старейшая чешская стихотворная летопись XIV века, рассказывает о том, как чешские евреи присоединились к своим славянским братьям, защищая родину от немцев. Согласно австрийским хроникам, сведенным воедино венецианским писцом в XIV веке, первыми правителями Австрии были следовавшие один за другим 22 князя-еврея, которые носили тюркские имена, например Сеннан, правивший 45 лет и похороненный в Стубенторе в Вене, и Зиппан, правивший 43 года и похороненный в Тулине. Другие носили такие имена, как Лаптон, Маалон, Раптан, Рабон, Эффра и Самек[38]. Эти рассказы отражают воспоминания о древних правителях, часть которых исповедовала иудаизм во времена аварского владычества или нападений мадьяр.

Даже когда Восточная Европа стала христианской и там стали образовываться государства, еврейское влияние сохранялось. В IX веке, когда велась переписка между булгарским царем Борисом и Папой Римским, новообращенные булгары-христиане испрашивали указаний по поводу правил поднесения первых плодов или по поводу тфилин (филактерий)[39]; интересовались, какой день должен быть днем отдыха – суббота или воскресенье, каких животных и птиц можно употреблять в пищу, можно ли есть мясо животных, забитых не ритуально, можно ли хоронить самоубийц по религиозному обряду, сколько дней муж должен воздерживаться от сношений с женой после родов, нужно ли соблюдать пост во время засухи, должны ли женщины покрывать голову в домах молитвы. Эти вопросы показывают, насколько широко еврейские религиозные представления сохранялись среди новообращенных христиан. Булгарские дворяне называли своих сыновей такими именами, как Давид, Моисей, Аарон и Самуил. Продолжалось и обращение в иудаизм: отвечая на вопросы булгар, папа Николай I сетовал на то, что евреи продолжают привлекать прозелитов и даже требовать, чтобы язычники-неевреи не работали по субботам.

Аналогичная ситуация сохранялась во всей восточной части европейского континента. Еврейский квартал в Киеве существовал до VIII или IX века; Жидовские ворота стояли ещe в XII веке[40]. Историк Норман Дэвис в своем исследовании по истории Польши «Игровая площадка Бога» пишет, что почти нет сомнения в том, что «евреи жили в Польше с самых ранних времен и что иудаизм там <…> на деле предшествовал христианству»[41].

Это не были евреи в строгом смысле – если подразумевать под этим словом тех, кто сознательно принадлежит к определенному национальному сообществу, имеющему свою собственную историю, отличную от окружающих народов, знающему, что оно лишилось своей земли и надеющемуся на то, что однажды придет Мессия и вернет его обратно. Если бы это было так, то существование еврейских общин в Восточной Европе было бы замечено и описано путешественниками и свидетелями, особенно евреями. Но это было не так.

По иронии судьбы, автором самого первого известного описания Польши был еврей – Ибрагим ибн Якуб из города Тортосы в мусульманской Испании, в 966 году по поручению своего господина, кордовского халифа, сопровождавший посольскую миссию в Богемию и, вероятно, в Краков:

Страна славян простирается от Сирийского моря до океана на севере. <…> Ее населяет много племен, отличающихся друг от друга. <…> Сейчас здесь правят четыре царя: царь булгар; Болеслав, царь Фараги [Праги], Бойема [Богемии] и Карако [Кракова]; Мешко, король Севера; и Након на границе с западом. <…> Если говорить о владениях Мешко, то это самая протяженная из их земель. Она обильна плодами – мясом, медом и рыбой. Налоги, которые собирает царь от продажи товаров, используются для поддержания его слуг. Он содержит три тысячи вооруженных людей, разделенных на отряды, <…> и снабжает их всем необходимым, одеждой, лошадьми и оружием. <…> Славяне сильны и воинственны. Если бы не разногласия между ними, вызываемые многочисленностью сообществ и разделением на кланы, никто не мог бы противостоять их силе. Они обитают в богатейших пределах обитаемых земель и обладают самыми обильными источниками средств существования. С особым тщанием они занимаются земледелием. <…> Они ведут торговлю на суше и на море до Рутении и Константинополя[42].

В записке Ибн Якуба, позднее цитировавшейся в труде арабского географа XI века аль-Бакри «Аль-масалик валь-мамалик», описываются встречи со странствующими купцами-евреями в австрийских и германских городах. Содержание остальной части его сочинения неизвестно, потому что оно мало интересовало его арабских соотечественников. Но, путешествуя в составе высокой и важной делегации, он мог не заметить своих единоверцев, которые, исповедуя любовь к Богу Израилеву и почитание Торы, еще не ощущали себя отдельной общиной. Во многом это похоже на современный мультикультурный мир, где британские или американские евреи, христиане и мусульмане разделяют большинство обычаев и порядков страны, в которой живут, и лишь наиболее ортодоксальные и сознательные из них являют свое отличие. До XII столетия в восточных землях многие, исповедуя еврейскую веру, еще не идентифицировали себя как часть еврейского народа.

Историки и другие ученые долго и громко спорили о том, каков был процент этнических евреев в этом смешанном населении, рассеянном по славянскому миру. Некоторым авторам казалось важным показать, что евреи Восточной Европы имеют чисто еврейское происхождение. Но даже если оставить в стороне кисловатый привкус расизма, чувствующийся в озабоченности этим вопросом, эти исследователи упускают один важный момент – как и другие ученые, пытающиеся доказать, что почти все без исключения восточноевропейские евреи являются потомками обращенных в иудаизм. Гена еврейства не существует. Через несколько поколений этнические евреи, потомки ближневосточных евреев, римлян и греков, перешедших в иудаизм, а также германских, славянских и тюркских прозелитов перемешались настолько, что самый современный анализ ДНК неспособен разделить различные их ветви по генетическому признаку[43].

Во всяком случае, поиски различий между этническими евреями и потомками прозелитов – дело глубоко нееврейское. Согласно установленному традицией принципу, все новообращенные независимо от происхождения считают древнееврейские корни своими собственными. Независимо от того, были ли их предки тюрками, греками, славянами, германцами, даже африканцами или китайцами, – все евреи имеют одинаковое право считать своими праотцами Авраама, Исаака и Иакова. Это положение было сформулировано на все времена в XII веке величайшим теологом, философом и врачом Моше бен Маймоном, Маймонидом, которого один новообращенный спросил, можно ли ему ссылаться в молитве на «отца нашего Авраама». Маймонид ответил:

Наш отец Авраам учил весь народ, он сформировал его и дал ему знание истинной веры и божественного единства. <…> Поэтому всякий обратившийся в веру до конца поколений и каждый, кто чтит имя Бога в соответствии с тем, что написано в Торе, есть ученик Авраама. Все являются членами его семьи. <…> Авраам – отец всех праведных потомков, идущих его путем, и отец своих учеников, и всех и каждого обращенного. <…> Нет различия между ними и нами ни в каком отношении. И не относитесь к вашим предкам легкомысленно; ведь, если вы связаны с Авраамом, Исааком и Яаковом, вы связаны с Тем, кто создал весь мир.