Пролог. На берегу Галилейского озера
…Прошло около месяца.
Ученики возвратились в Галилею. То, что они видели свои ми глазами воскресшего Равви, не сразу, но с каждым днём всё больше входило в их душу и разум. И чем дальше, тем не опровержимей казалась истина воскресения. Но внешне жизнь потекла, как и прежде.
Однажды вечером Пётр сказал себе:
– Надо наловить рыбы.
Он зашёл к Иоанну и Иакову и объявил им:
– Идём ловить рыбу.
Они вышли в море на лодке Зеведея: Пётр, Иоанн, Иаков, Фома, Нафанаил и ещё двое. Фома теперь почти всегда молчал – с той самой минуты, когда Иисус позволил ему вложить пальцы в раны, он был тих, как ягнёнок, и на любое известие негромко отзывался: «Всё может быть».
Луна светила ярко, и было тихо, и тихо-тихо плескались волны в борт лодки. Всех охватило блаженное чувство покоя. Они забыли о ловле и сидели неподвижно, бросив весла, качаясь на волнах. Весенний воздух ласково струился вокруг, вместе с небом и морем жизнь последних трёх лет тихо плескалась в них, и страстным ожиданием чего-то нового и великого стучали их сердца.
В ту ночь они не поймали ничего. Время от времени Пётр закидывал сети, но рыбы не было, и они, еле перебирая веслами, глядели заворожённо в сторону Капернаума, но не преда ваясь воспоминаниям, а будто оживляя их.
Вставало солнце, они подплывали к берегу. Там, у самой кромки воды, кто-то стоял. Лица не было видно. Голова не покрыта, одеяние переливалось в солнечных лучах… И ещё Он казался очень-очень высоким.
Когда они подплыли ближе, Он закричал:
– Дети, есть ли у вас какая пища?
– Нет, – ответил за всех Пётр.
Показалось, что при звуке голоса Петра Незнакомец улыбнулся, одеяние вспыхнуло даже ярче, чем солнце, и Он сказал:
– Закиньте сети по правую сторону лодки и поймаете.
Пётр и Иоанн бросили сети, и тотчас сеть стала тяжелеть. С лодки было видно, как бьётся в ней и трепещет большая рыба.
– Это Господь, – прошептал Иоанн Петру. – Это Господь.
Пётр выпустил сеть и кинулся в море, кровь стучала и билась в ушах, он плыл, и казалось ему, что он не двигается с места. За ним тихо шла лодка, Иоанн, затаив дыхание, вглядывался в Того, Кто стоял на берегу. Нафанаил и Фома с трудом тащили сеть.
Пётр выскочил на берег, увидел уже разожжённый костёр, приготовленные камни… Он застыл, не шевелясь, глядя на огонь, не смея поднять взор.
– Принесите рыбу, которую вы поймали, – услышал Пётр.
Он оглянулся, лодка уже ткнулась носом в камни, Иоанн стоял во весь рост и не отрываясь смотрел, боясь ошибиться. Пётр поспешно кинулся к лодке, но сеть уже тащили на берег. Рыбы в ней были крупные, как на подбор, и мокрая чешуя блес тела на утреннем солнце. Пётр стал вытаскивать их одну за другой и бросать подальше от воды. И всё время, сам не сознавая, что делает, громко считал:
– Раз, два, три, четыре…
– Сто пятьдесят три! – крикнул Пётр, оборачиваясь и по-прежнему видя только сияющие одежды.
– Идите обедайте, – услышал он.
…Молча, тихо, робко они усаживались вокруг костра, проведя вечную грань между собой и Учителем. Невозможность коснуться Его, осознание того, что Он – Сын Божий, сковывала их и наполняла сердца ужасом и радостью. Робко, очень робко они сели вокруг костра. Даже глаз не пытались поднять.
Тогда Иисус подошёл к костру, взял оттуда рыбу и дал Иоан ну, затем Нафанаилу, Петру, Иакову, Фоме… Он обхо дил всех по кругу, они молча принимали рыбу. Хлеб и рыбу. Боясь просыпать крошки, жевали медленно, с трудом глотали и уже не сводили глаз с Учителя.
Он задумчиво ворошил огонь.
– Симон Ионин, – прозвучал голос.
Он всё не отрывал взгляда от огня.
Пётр напрягся и тоже уставился в костёр. И вдруг вспомнил своё отречение, другой костёр, пение петуха…
– Симон Ионин, любишь ли ты Меня больше, нежели они?
– Так, Господи, – ответил Пётр. Он положил остатки ры бы перед собой и поднял страдальческий взгляд на Иисуса. – Ты знаешь, что я люблю Тебя.
– Паси агнцев Моих, – проговорил Иисус, глядя на Петра.
Иоанн, как и Пётр, положил перед собой рыбу и глядел на Господа, ожидая, что Тот сейчас заговорит и с ним.
– Симон Ионин! Любишь ли ты меня?
– Так, Господи. Ты знаешь, что я люблю Тебя, – тихо, буд то через силу, ответил опять Пётр.
– Паси овец Моих, – проговорил Иисус.
Пётр никак не мог понять, смотрит ли на него Господь или нет. Вода сверкала за спиной Иисуса, в воде играло солнце, и казалось, что ослепительный свет исходит от лика Учителя.
– Симон Ионин! – раздалось в третий раз. – Любишь ли ты Меня?
Пётр страдал. Его Господь сомневался в нём.
«Как же это случилось? Как я мог? Если бы сейчас… Вот сейчас я готов и не дрогну… Пусть на крест! Вместо Него! Или как Он…»
– Господи! – от всего сердца произнёс Пётр. – Ты знаешь, что люблю Тебя.
– Паси овец Моих.
Теперь было ясно видно, что Иисус внимательно смотрит даже не на него, а сквозь него, и Пётр непроизвольно поворачивался к Нему то одним боком, то другим, давая возможность разглядеть все уголки своей души. Ему нечего было скрывать.
– Истинно, истинно, говорю тебе, – проговорил Иисус, наклонив голову, – когда ты был молод, препоясывался сам и ходил куда хотел, а когда состаришься, то прострёшь руки твои, и другой препоя шет тебя и поведёт куда не хочешь.
Пётр не силился понять, он только знал, что Господь простил его, недостойного, слабого ученика. Чёрные глаза плавали в слезах, как две огромные рыбы в озере.
Иисус встал и, обернувшись к Петру, промолвил:
– Иди за Мной.
Пётр двинулся следом, не спрашивая, куда, зачем… Он шёл, ступая по камням, боясь ненароком отстать от Учителя, шёл, как послушная овца за пастырем… И вдруг, обернувшись, увидел, что Иоанн тоже тихо идёт за ними.
– Господи! – сказал Пётр, обращаясь к Идущему впереди. – А он что?
Иисус шёл какое-то время молча, сливаясь с лучами солнца.
– Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? Ты иди за Мной.
И так они шли дальше. Впереди – Иисус, за Ним – Пётр, а ещё чуть позади – Иоанн.
А на берегу у костра остались Иаков, Нафанаил, Фома и другие и смотрели вслед им.