Вы здесь

Идиотский бесценный мозг. Как мы поддаемся на все уловки и хитрости нашего мозга. Глава 2. Дар памяти (сохраните чек). Система человеческой памяти и ее странные свойства (Дин Бернетт, 2016)

Глава 2

Дар памяти (сохраните чек)

Система человеческой памяти и ее странные свойства

В наши дни слово «память» можно услышать часто, хотя и в техническом смысле. Компьютерная память – уже обыденное понятие: место для хранения информации. Память телефона, память в iPod; даже USB-флешки называют карточками памяти. Что может быть проще, чем карточка? Так что можно простить людей за то, что они думают, будто компьютерная и человеческая память работают одинаково. Информация попадает в мозг, мозг записывает ее, а вы при необходимости получаете к ней доступ. Так?

Не так. Данные и информация попадают в память компьютера, где находятся до тех пор, пока они не понадобятся. Тогда, если не возникнет технических помех, они восстанавливаются в то же состояние, в котором были, когда их впервые сохранили. Пока все логично.

Однако представьте себе компьютер, который по какой-то неведомой причине решил, что одни данные в его памяти важнее, чем другие. Или компьютер, который хранит информацию без всякой логической схемы, и поэтому, чтобы найти необходимые данные, вам приходится бессистемно перебирать папки и жесткие диски. Или компьютер, который постоянно без спросу и когда попало открывает ваши самые личные и постыдные файлы, например файл с вашими эротическими фанфиками о Заботливых Мишках[12]. А вдруг компьютер решит, что ему на самом деле не нравится сохраненная вами информация, и поэтому изменит ее так, чтобы она соответствовала его предпочтениям?

Представьте себе компьютер, который делал бы все это постоянно. Такой прибор вылетел бы из окна вашего кабинета меньше чем через полчаса после включения.

Однако ваш мозг делает с вашей памятью именно это, причем все время. Можно купить новый компьютер или вернуть неисправный в магазин, наорав на продавца, который посоветовал его купить. А вот с мозгом такой номер не пройдет. Его даже нельзя выключить и снова включить, чтобы перезагрузить систему (сон, как мы обсудили выше, не считается).

Сравнение мозга с компьютером крайне упрощено, вводит в заблуждение, и система памяти служит тому прекрасной иллюстрацией. В этой главе рассмотрены самые странные и любопытные свойства нашей системы памяти. Я бы сказал, что они «запоминающиеся», но гарантировать этого не могу, учитывая, насколько запутанной наша система памяти может быть.

Зачем я сейчас сюда зашел?

(разрыв между долговременной и кратковременной памятью)

У всех нас когда-нибудь так бывало. Ты занимаешься чем-нибудь в одной комнате, и внезапно оказывается, что тебе зачем-то надо пойти в другую комнату. По дороге туда тебя что-то отвлекает – звучащая по радио музыка, кем-то произнесенная удивившая тебя фраза или внезапный поворот сюжета в телевизионном шоу. Как бы то ни было, ты достигаешь своего пункта назначения, и внезапно оказывается, что ты понятия не имеешь, почему решил сюда прийти. Это злит, это раздражает, это отнимает время. Это один из множества заскоков, связанных с тем, насколько удивительно сложно устроен процесс обработки воспоминаний.

Большинству из нас хорошо известно деление памяти на кратковременную и долговременную. Они существенно различаются, но при этом зависят друг от друга. Обе носят соответствующие им названия: информация в кратковременной памяти хранится самое большее минуту, в то время как в долговременной памяти информация может и действительно хранится всю жизнь. Любой, кто называет кратковременной памятью свои воспоминания о том, что было день или даже всего несколько часов назад, не прав – это уже долговременная память.

Кратковременная память действует на небольших промежутках времени, зато именно она отвечает за непрерывные сознательные манипуляции с информацией – с тем, о чем мы сейчас думаем. Долговременная память предоставляет нам огромное количество информации, чтобы облегчить наше мышление, но само мышление происходит именно в кратковременной памяти. (Поэтому некоторые специалисты по нейронаукам предпочитают говорить о «рабочей» памяти, которая, как мы увидим дальше, по сути представляет собой кратковременную память в сочетании с некоторыми дополнительными процессами.)

Многие из вас удивятся, когда узнают, что объем кратковременной памяти очень мал. Современные исследования показывают, что среднестатистическая кратковременная память может единовременно удержать максимум четыре «единицы информация» [1]. Если дать человеку список слов и попросить его запомнить, он сможет воспроизвести только четыре слова. Это утверждение основано на бесчисленных экспериментах, где людям надо было вспоминать слова или другие объекты из показанного им списка, и в среднем с достаточной степенью уверенности они могли вспомнить только четыре. На протяжении многих лет считалось, что объем кратковременной памяти составляет семь плюс-минус две единицы. Это называется «волшебное число», или «закон Миллера», потому что число было получено в экспериментах Джорджа Миллера, проведенных в 1950 году [2]. Однако в дальнейшем была усовершенствована методика эксперимента и уточнены критерии того, что можно считать правильным воспроизведением. В результате вышло, что реальный объем памяти все же ближе к четырем единицам.

Я использую неопределенный термин «единица» не потому, что плохо изучил вопрос (ну, не только потому). Дело в том, что само понятие «единицы» кратковременной памяти очень растяжимо. Чтобы обойти ограничения кратковременной памяти и увеличить доступный объем хранилища, люди разработали различные стратегии. Одна из таких – процесс, называемый «группировка»[13], когда человек, для более эффективного использования объема кратковременного хранилища, объединяет несколько объектов в одну единицу, или «чанк»[14] [3]. Если попросить вас запомнить слова «пахнет», «мама», «сыр», «как» и «твоя», то это будет пять единиц. Однако если попросить вас запомнить фразу «Твоя мама пахнет как сыр», выйдет одна единица и, возможно, драка с экспериментатором.

Напротив, максимальный объем долговременной памяти нам неизвестен, потому что никто еще не прожил так долго, чтобы заполнить ее; она вместительна до неприличия. Тогда почему кратковременная память настолько ограниченна? Отчасти потому, что она все время в работе. Мы что-то чувствуем и о чем-то думаем каждую минуту бодрствования (и немного во время сна). А значит, информация поступает и исчезает с ужасающей скоростью. Это место плохо подходит для долговременного хранилища, где необходимы покой и порядок, – оно подобно тому, как если бы вы оставили все свои ящики и папки с документами на входе в оживленный аэропорт.

Другая причина заключается в том, что у кратковременной памяти нет «физической» основы; информация в ней хранится в виде особых паттернов нейронной активности. Поясню: «нейрон» – это официальное название клеток мозга, или «нервных» клеток. Нейроны составляют основу всей нервной системы. Каждый из них по сути представляет собой крошечный биологический процессор, способный получать и передавать информацию в виде электрической активности на оболочке клеточной мембраны, которая придает клетке форму и образует сложные связи с другими нейронами. Итак, кратковременная память основана на нейронной активности в специализированных зонах головного мозга, таких, как дорсолатеральная префронтальная кора в лобной доле [4]. Из исследований со сканированием мозга мы знаем, что в лобной доле происходит множество других, более сложных «мыслительных» процессов.

Хранить информацию в виде паттернов нейронной активности довольно сложно. Это как если бы вы составляли список покупок на пенке своего капучино: технически это возможно, потому что пенка на несколько мгновений может удержать очертания слов, но практически – бессмысленно. Кратковременная память нужна для быстрой обработки информации и манипуляций с ней, и под воздействием непрерывного потока поступающей информации все неважное будет проигнорировано, или быстро переписано, или вообще исчезнет.

В этой системе нет защиты от ошибок. Нередко важная информация вылетает из кратковременной памяти прежде, чем ее как-то используют, что приводит к сценарию «Зачем я сюда зашел?». Кроме того, кратковременная память может перегрузиться информацией и потерять способность сосредотачиваться на чем-то конкретном, в то время как в нее непрерывно поступает новая информация и новые запросы. Вы когда-нибудь видели, как посреди всеобщей сумятицы (например, на детском празднике или эмоционально напряженной рабочей встрече), где каждый кричит, чтобы быть услышанным, кто-нибудь внезапно заявляет: «Я не могу думать в такой обстановке!»? Они говорят очень буквально: их кратковременная память не приспособлена к тому, чтобы справляться с такой рабочей нагрузкой.

Очевидный вопрос: если кратковременная память, где происходит наше мышление, настолько ограничена, как нам вообще удается что-то сделать? Почему мы не сидим, безуспешно пытаясь пересчитать пальцы на руке? К счастью, кратковременная память связана с долговременной, которая значительно снижает нагрузку на нее.

Возьмите, к примеру, профессионального переводчика-синхрониста, человека, который в режиме реального времени слушает длинную подробную речь на одном языке и переводит ее на другой. Его работа, конечно же, превышает возможности кратковременной памяти? Вообще-то нет. Если вы попросите кого-то, кто на данный момент изучает язык, попробовать переводить в режиме реального времени, тогда да, для него это будет серьезный вызов. Но для переводчика слова и структура каждого языка уже хранятся в долговременной памяти (как мы увидим далее, у мозга даже есть специальные области, связанные с речью, такие, как зоны Брока и Вернике). Кратковременной памяти приходится иметь дело с порядком слов и значением предложений, но с этим она успешно справляется, особенно по мере накопления опыта. И точно так же кратковременная и долговременная память взаимодействуют у всех нас; вам не надо узнавать, что такое «бутерброд» каждый раз, когда вам его захочется, но, добравшись до кухни, вы можете забыть, что хотели его.

Информация может попасть в долговременную память несколькими способами. На уровне сознания мы знаем, что важная для нас информация, например номер телефона, переходит из кратковременной памяти в долговременную при помощи повторения. Мы повторяем ее про себя, чтобы наверняка запомнить. Это необходимо, потому что, в отличие от кратковременной памяти, где информация хранится в виде быстро меняющихся паттернов мозговой активности, в долговременной информация хранится в виде образованных синапсами связей между нейронами. Образование новых синапсов довольно просто простимулировать, например повторяя то, что вам необходимо запомнить.

Нейроны проводят сигналы, известные как «потенциалы действия», по всей своей длине, передавая информацию от тела к мозгу или наоборот, подобно тому, как электричество шло бы по странному мягкому проводу. Как правило, множество объединенных в цепь нейронов образуют нерв и проводят сигнал от одного места к другому. Нейроны не соединяются непосредственно друг с другом; на самом деле между окончанием одного нейрона и началом следующего есть небольшая щель (все даже еще сложнее, потому что у многих нейронов есть по многу начал и окончаний). Когда потенциал действия доходит до синапса, первый нейрон в цепи впрыскивает в синапс химические вещества, называемые нейромедиаторами. Эти вещества идут по синапсу и взаимодействуют с мембраной другого нейрона через ее рецепторы. Взаимодействуя с рецептором, нейромедиатор тут же запускает в нейроне следующий потенциал действия, который идет до следующего синапса, и так далее. Как мы увидим далее, существует множество разных нейромедиаторов; они жизненно необходимы практически для всей мозговой активности, и у каждого из них есть своя задача и свое предназначение. Для каждого нейромедиатора есть специализированный рецептор, который распознает его и взаимодействует только с ним, совсем как дверь в защищенное помещение, которая открывается только подходящим ключом, паролем, отпечатком пальца или сканом сетчатки.

Когда вы смотрите на определенный рисунок чернил на бумаге, он превращается в осмысленные слова на знакомом вам языке; точно так же и мозг воспринимает активацию конкретного синапса (или нескольких синапсов) как воспоминание. Считается, что именно в синапсах «хранится» вся информация в мозге; подобно тому, как определенная последовательность нулей и единиц на компьютерном жестком диске кодирует определенный файл, так и определенный набор синапсов в определенном месте кодирует информацию, которую мы вспоминаем, когда эти синапсы активируются. Поэтому эти синапсы представляют собой физическую основу конкретных воспоминаний.

Такой процесс создания новых долговременных воспоминаний за счет образования синапсов называется «кодирование»; при помощи этого процесса информация и сохраняется в мозге.

Кодирование в мозге происходит невероятно быстро, но не моментально. Вот почему кратковременная память использует для хранения информации менее устойчивые, но зато более быстрые паттерны нейронной активности. Она не образует новые синапсы, вместо этого она активирует множество практически универсальных синапсов. Когда мы повторяем что-либо, удерживая это в кратковременной памяти, оно остается «активным» достаточно долго для того, чтобы долговременная память успела перекодироваться.

Однако «повторять, пока не запомнишь» – не единственный способ что-то запомнить, и мы точно не пользуемся им каждый раз, когда нам нужно что-то запомнить. Нам это и не нужно. Существуют веские основания считать, что все, пережитое нами, так или иначе сохраняется в долговременной памяти.

Вся информация от наших органов чувств и связанные с ней мысли и чувства перенаправляются в гиппокамп в височной доле. Гиппокамп – это высокоактивная область мозга, которая постоянно комбинирует бесконечные потоки информации от органов чувств, формируя «личные» воспоминания[15]. По данным огромного числа исследований, именно в гиппокампе происходит кодирование воспоминаний. У людей с поврежденным гиппокампом новые воспоминания, судя по всему, не образуются. У тех же, кому приходится все время что-то узнавать и запоминать новую информацию, гиппокамп на удивление большой (например, как мы увидим позже, у водителей такси увеличены области гиппокампа, ответственные за ориентацию в пространстве и пространственную память), из чего следует вывод, что он подвергается повышенным нагрузкам. Некоторые исследователи даже «помечали» новые воспоминания (это сложный процесс, который подразумевает инъекции доступных для обнаружения видов белков, входящих в состав нейронов) и обнаружили, что они сосредотачиваются в гиппокампе [5]. И это не говоря обо всех новейших исследованиях со сканированием мозга, которые позволяют изучить работу гиппокампа в режиме реального времени.

Новые воспоминания образуются в гиппокампе и постепенно перемещаются в кору мозга, а «под» ними образуется следующая порция воспоминаний, понемногу «подталкивающая» их наверх. Такое постепенное укрепление закодированных воспоминаний называется «консолидация». Поэтому не обязательно крутить в кратковременной памяти информацию, пока она не будет запомнена и не перейдет в долговременную память, но нередко это критически важно для того, чтобы закодировать информацию в определенной последовательности.

Взять, например, номер телефона. Это просто последовательность цифр, которые уже есть в долговременной памяти. Зачем ей кодировать их снова? Повторение телефонного номера позволяет сделать акцент на том, что данная конкретная последовательность цифр важна и поэтому для длительного хранения ее необходимо поместить в особое воспоминание. Повторение равносильно тому, как если бы кратковременная память взяла единицу информации, прикрепила бы к ней пометку «Срочно!» и отправила бы ее в команду, ответственную за регистрацию данных.

Итак, если в долговременной памяти хранится все, почему мы все же что-то забываем? Хороший вопрос.

Общепринятая точка зрения говорит о том, что забытая информация технически остается в мозге, за исключением тех случаев, когда она физически уничтожается какой-нибудь травмой (и когда вы забываете про день рождения друга, поверьте, это наименьшая из всех проблем). Долговременные воспоминания должны пройти три этапа: быть созданы (закодированы), успешно сохранены (в гиппокампе и затем в коре мозга) и воспроизведены. Если вы не можете воспроизвести запомненную информацию, она так же бесполезна, как если бы ее не запоминали вовсе. Это похоже на ситуацию, когда вы не можете найти свои перчатки: у вас все так же есть перчатки, они все так же существуют, но у вас все равно мерзнут руки.

Некоторые воспоминания легче вызвать, потому что они более яркие (насыщенные, значимые, сильные). Например, воспоминания о чем-то, связанном с сильными эмоциями, вроде дня вашей свадьбы или первого поцелуя или того случая, когда вы достали из торгового автомата два пакетика чипсов, хотя платили только за один. Когда с вами происходит что-то подобное, у вас возникают разные мысли, эмоции и ощущения. Все они создают в мозге множество связей с данным конкретным воспоминанием, а это значит, что упомянутый выше процесс консолидации присваивает этому воспоминанию повышенный уровень важности и добавляет к нему еще больше связей, благодаря чему его становится гораздо легче воспроизвести. Напротив, воспоминания, не связанные ни с чем значимым (например, 473-я, ничем не примечательная поездка на работу), консолидируются минимально, потому их вызвать гораздо труднее.

Жертвы травмирующих событий нередко начинают страдать от «флешбэков», когда воспоминание об автомобильной катастрофе или жестком преступлении сохраняет свою живость и постоянно возвращается на протяжении долгого времени после самого происшествия (см. главу 8). Эмоции во время травматического события были крайне сильны, а тело и мозг переполнены адреналином, за счет чего обострилось восприятие происходящего, поэтому воспоминание крепко заседает в голове, оставаясь ярким и беспощадно жизненным. Это как если бы мозг, анализируя ужасное происшествие, говорил: «Вот, погляди: это ужасно; не забывай об этом; мы не хотим пройти через это снова».

Ни одно воспоминание не возникает в отрыве от ситуации. В более мирных сценариях контекст, в котором было создано воспоминание, тоже может стать «триггером», позволяющим вызвать его, и это было показано в некоторых странных исследованиях.

В одном из них ученые попросили две группы испытуемых заучить некоторую информацию. Одна группа заучивала ее в обычном кабинете; другая – под водой, одетая в водолазные костюмы [6]. Спустя некоторое время экспериментаторы проверили, насколько хорошо испытуемые запомнили информацию. Проверка проходила либо в той же обстановке, либо в другой. Те, кто учился под водой и проходил проверку под водой, набрали гораздо больше очков, чем те, кто учился под водой, но проходил тест в обычном кабинете.

Нахождение под водой никак не было связано с тем, что заучивали испытуемые, но оно выступало как контекст, в котором происходило запоминание, и во время проверки это сильно им помогло. Многие воспоминания о том, где происходило усвоение информации, связаны с актуальным на тот момент контекстом. Помещение человека в тот же самый контекст, по сути, частично «активирует» воспоминание, поэтому вызвать его становится значительно проще. Важно указать, что память о происходящих с нами событиях – это не единственный вид памяти. Она называется «эпизодической», или «автобиографической» памятью, что говорит само за себя. Однако у нас есть также «семантическая» память, предназначенная для чистой информации без учета контекста: вы помните, что скорость света выше скорости звука, а не тот урок физики, на котором вы об этом узнали. Воспоминание о том, что Париж – столица Франции, – это семантическая память, воспоминание о том, как вас стошнило на Эйфелевой башне, – это эпизодическая память.

И это те виды долговременной памяти, которые мы осознаем. Многое из того, что хранится в долговременной памяти, нам не нужно осознавать. Например, мы можем выполнять не задумываясь некоторые действия, такие, как вождение автомобиля или езда на велосипеде. Это называется «процедурная» память.

Эй, это же… ты! Из… оттуда… тогда

(Почему мы запоминаем лица легче, чем имена)

«Ты помнишь девушку, вместе с которой учился в школе?»

«А можно поконкретнее?»

«Да ты ее знаешь, такая, высокая. Темно-русые волосы, хотя, между нами, я думаю, что она их красила. Она жила на соседней улице, а затем ее родители развелись и мать переехала в ту квартиру, в которой жила семья Джонсов до отъезда в Австралию. Ее сестра дружила с твоей кузиной, пока не забеременела от того парня. Произошел даже небольшой скандал вокруг этой истории. Она всегда носила красное пальто, и оно ей не шло. Понял, о ком я говорю?»

«Как ее зовут?»

«Понятия не имею».

У меня было бессчетное множество разговоров, подобных этому, с мамой, бабушкой и другими членами семьи. Очевидно, что с их памятью и наблюдательностью все в порядке; они могут выдать о ком-нибудь столько информации, что переплюнут даже Википедию. Однако все как один жалуются на то, что не могут вспомнить имя человека, даже когда случайно встречают его.

Почему это происходит? Почему мы можем узнать кого-то в лицо, но не можем вспомнить его имени? Ведь и то и другое – одинаково корректные способы опознать кого-либо. Чтобы разобраться в этом, нам надо немного углубиться в механизмы работы человеческой памяти.

Прежде всего лица очень информативны. Мимика, зрительный контакт, движения рта – это все базовые способы человеческого общения [7]. Черты лица так же несут много информации: цвет глаз, цвет волос, строение черепа, расположение зубов – по всему этому можно узнать человека. Подобных признаков слишком много, и для того чтобы лучше узнавать лица, обрабатывать информацию о них, человеческий мозг, судя по всему, обрел в ходе эволюции некоторые особенности, например способность к распознаванию паттернов и общую предрасположенность видеть лица в различных изображениях, о чем мы поговорим в главе 5.

Что же мы можем получить из чьего-то имени? Возможно, некоторые намеки на происхождение или культурные корни этого человека, но в целом имя – это всего-навсего пара слов, произвольный набор звуков, быстрая последовательность шумов, которая, как вам сказали, относится к конкретному лицу. И что с того?

Как мы уже выяснили, случайная информация переходит из кратковременной памяти в долговременную при ее повторение. Иногда этот шаг можно пропустить, особенно если эта информация связана с чем-то значимым или вызывающим сильные эмоции – тогда она откладывается в эпизодической памяти. Если бы вы встретили самого прекрасного человека в своей жизни и влюбились в него с первого взгляда, то неделями шептали бы про себя его имя.

Но такое происходит не всегда (и слава богу). Так что единственный способ гарантированно запомнить новое имя – повторять его, пока оно не исчезло из вашей кратковременной памяти. Из раздела «Зачем я сейчас сюда зашел?» понятно, что то, о чем вы думаете, может быть с легкостью переписано или замещено следующей информацией, которая к вам поступила и которую вам теперь надо обработать. Очень редко бывает, чтобы человек, с которым вы только что познакомились, сообщил только свое имя и больше ничего. Вас неминуемо вовлекут в разговор о том, откуда вы родом, кем работаете, за что вас арестовали и тому подобное. Социальный этикет требует, чтобы при первой встрече мы обменивались любезностями (даже если нам это не нужно). Каждая любезность, которой мы с кем-то обмениваемся, увеличивает шансы, что имя этого человека будет вытеснено из кратковременной памяти прежде, чем мы успеем его закодировать.

Многие люди знают десятки имен и не считают, что запоминать новые имена особенно сложно. Их память соотносит услышанное имя с самим человеком, так что в мозге образуется связь между человеком и именем. По мере того как вы начинаете больше общаться, образуется все больше связей с человеком и его именем и повторение имени уже не требуется. Запоминание происходит на бессознательном уровне благодаря вашему длительному общению с человеком.

У мозга есть множество стратегий, при помощи которых он создает большинство воспоминаний в кратковременной памяти. Одна из них заключается в том, что если единовременно на вас обрушивается множество деталей, мозг стремится сделать акцент на первом и последнем из услышанного вами (это известно как «эффект первичности» и «эффект недавности» соответственно) [8]. Таким образом, имя вашего собеседника, возможно, получит больший вес по сравнению с прочей информацией при знакомстве, если это будет первое, что вы услышите (а обычно так оно и происходит).

Более того, одно из различий между кратковременной и долговременной памятью – каждая из них предпочитает обрабатывать разные виды информации. Кратковременная память преимущественно слуховая и сконцентрирована на обработке информации в виде слов и определенных звуков. Вот почему вы ведете внутренние монологи и думаете предложениями и словами, а не последовательностью картинок, как в фильмах. Чье-то имя – это пример звуковой информации; вы слышите слова и думаете о них как о наборе звуков, из которых они образованы.

Долговременная память, напротив, сильно зависит от зрения и семантических свойств информации (то есть значений слов, а не того, как они звучат) [9]. Поэтому насыщенный информацией зрительный стимул, как, скажем, чье-нибудь лицо, с большей вероятностью попадет в долговременную память, чем какой-то случайный набор звуков вроде незнакомого имени.

С чисто объективной точки зрения имя и лицо человека по большому счету никак не связаны. Возможно, вы слышали, как кто-то говорит: «Ты прямо вылитый Мартин» (после того, как узнает, что его собеседника зовут Мартин), но на самом деле практически невозможно угадать имя, просто взглянув на лицо, – разве что это имя написано на лбу этого человека.

Допустим, чьи-то имя и лицо были успешно сохранены в долговременной памяти. Замечательно. Но это только половина дела – теперь вам надо при необходимости получать доступ к этой информации. И это, к сожалению, может оказаться нелегко.

Мозг представляет собой страшно запутанный клубок связей и соединений, подобный спутавшейся елочной гирлянде размером с нашу вселенную. Долговременные воспоминания состоят из этих соединений и синапсов. Один нейрон может быть соединен с десятками тысяч синапсов, а нейронов в мозге миллиарды. Все эти синапсы обеспечивают наличие связи между конкретным воспоминанием и более «исполнительными» зонами мозга (которые отвечают за логическое мышление и принятие решений), такими как лобная кора, ей требуется находящаяся в памяти информация. Именно эти связи позволяют областям вашего мозга, ответственным за мышление, «добираться» до воспоминаний, если можно так выразиться.

Чем больше связей имеет конкретное воспоминание и чем «сильнее» (активнее) образующие его синапсы, тем легче получить к нему доступ. Точно так же гораздо проще добраться до места, где есть множество дорог и транспортных связей, чем до заброшенного в глуши сарая. Так, имя и лицо супруга, с которым вы прожили много лет, будут встречаться во многих воспоминаниях, поэтому они всегда на переднем крае вашего сознания. К другим людям вы вряд ли будете относиться так же (если, конечно, ваши отношения не зашли столь же далеко), и вспомнить их имена будет сложнее.

Если мозг уже сохранил чье-то лицо и имя, почему мы все же вспоминаем первое, а не второе? Дело в том, что, когда мозг доходит до извлечения информации из памяти, оказывается, что система памяти работает на двух уровнях. Именно поэтому возникает чувство, что человек знаком, но когда и как вы познакомились и также его имя – никак не вспомнить. Так случается из-за того, что для мозга узнавание и воспоминание – не одно и то же [10]. Поясню: узнавание происходит, когда вы видите кого-то или что-то и точно знаете, что раньше вы уже встречались. Но, кроме этого, вам больше ничего не приходит в голову; вы знаете только, что этот человек или предмет уже есть в вашей памяти. Воспоминание происходит, когда вы получаете доступ к исходной информации о том, как и откуда вы знаете этого человека или предмет; узнавание – это сигнал о том, что соответствующая информация существует.

У мозга есть несколько путей и способов вызвать воспоминание, но вам не нужно этого делать, чтобы узнать о его существовании. Бывало у вас так, что вы пытались сохранить на своем компьютере файл и получали сообщение «Такой файл уже существует»? В вашей голове происходит примерно то же самое. Вы знаете только, что такая информация уже есть, но вы до нее еще не добрались.

Очевидно, что у такой системы есть сильные преимущества – благодаря ей вам не надо тратить слишком много бесценных ресурсов мозга на то, чтобы выяснить, не сталкивались ли вы с чем-либо раньше. А в жестоких реалиях дикой природы что-то знакомое – это то, что вас не убило, поэтому вы можете сосредоточиться на том, что могло бы. С точки зрения эволюции мозгу имеет смысл работать именно так. Учитывая то, что лицо дает больше информации, чем имя, оно с большей вероятностью окажется «знакомым».

Но все равно нас, современных людей, безумно раздражает, когда нам регулярно приходится перекидываться парой слов с теми, кого, как мы точно уверены, что знаем, но откуда – не можем вспомнить. Многим из нас знакомо чувство, когда смутное узнавание переходит в полноценное воспоминание. Некоторые ученые описывают это как «порог узнавания» [11], когда нечто неизвестное становится все более знакомым, пока не достигает критической точки и не активирует исходное воспоминание. Искомое воспоминание связано с несколькими другими – когда их вызывают, они начинают выступать в качестве периферической, или низкоуровневой, стимуляции, подобно тому как огни салюта освещают находящийся неподалеку дом с погашенными окнами. Однако целевое воспоминание не будет активировано до тех пор, пока уровень стимуляции не перейдет определенный порог.

Вы слышали выражение «на меня нахлынули воспоминания» или знакомо ли вам чувство, когда ответ на вопрос викторины крутится на кончике языка, прежде чем внезапно приходит вам на ум? Вот с чем это связано. Воспоминание, лежащее в основе процесса узнавания, в какой-то момент получило достаточно стимуляции и наконец-то активировалось. Соседский салют разбудил живущих в доме людей, и они включили свет, и теперь вся хранящаяся в воспоминании информация стала доступной.

В целом лица легче вспомнить, чем имена, – они более «осязаемы», но для имени простого узнавания, скорее всего, окажется недостаточно и придется запускать полный процесс воспоминания. Надеюсь, что благодаря этому знанию вы поймете, что я не помню ваше имя не потому, что я грубиян.

Бокал вина, освежающий воспоминания

(Как алкоголь на самом деле может улучшить вашу память)

Людям нравится пить спиртное. Так сильно, что связанные с алкоголем проблемы представляют собой постоянную головную боль для многих народов. Эти проблемы настолько устойчивы и широко распространены, что борьба с ними приводит к многомиллиардным тратам [12]. Почему же нечто разрушительное имеет столь высокую популярность?

Может быть, потому, что пить – это весело. Помимо того что алкоголь вызывает выброс дофамина в областях вашего мозга, связанных с наградой и удовольствием (см. главу 8), благодаря ему еще и возникает тот странный душевный подъем, который так ценят любители выпить. С алкоголем связаны определенные социальные нормы: он является практически неотъемлемой частью праздников, дружеских посиделок и просто приятного времяпрепровождения. Из-за всего этого, как вы понимаете, о пагубных последствиях употребления спиртного постоянно забывают. Да, похмелье – это, несомненно, тяжело, но посмеяться над похмельем и сравнить, у кого оно было тяжелее, – это еще один способ приятно провести время с друзьями. Поведение пьяных людей в определенных ситуациях может сильно нас встревожить, но когда все вокруг так делают, это становится забавным, верно? Алкоголь – необходимый нам отдых от серьезности и высоких требований, предъявляемых нам современным обществом.

Алкоголь и потеря памяти идут, пошатываясь, рука об руку. В ситкомах, выступлениях комиков и даже личных байках часто используется комический штамп, где человек просыпается после ночной пьянки и обнаруживает себя в неожиданной ситуации, странно одетым, среди дорожных конусов, храпящих незнакомцев, рассерженных лебедей и прочих вещей, которые не попали бы в его спальню при обычных обстоятельствах.

В таком случае каким образом алкоголь может улучшить нашу память, как это было заявлено в заголовке? Для начала необходимо обсудить, почему вообще алкоголь влияет на память. В конце концов, мы потребляем огромное количество других химикатов и веществ каждый раз, когда что-то съедаем. Почему же после этого мы не путаем слова и не лезем в драку с фонарными столбами?

У мозга и тела есть несколько уровней защиты (желудочный сок, сложно устроенная оболочка кишечника, специальный барьер, не пускающий вредные вещества в мозг), предотвращающих попадание потенциально вредных веществ в системы нашего организма. Однако спирт (особенно этанол, который мы пьем) растворяется в воде, а его молекулы достаточно малы, чтобы миновать все эти уровни защиты. В конечном счете выпитый нами алкоголь через кровоток распределяется по всему организму. А когда он накапливается в мозге, нарушается работа некоторых очень важных механизмов.

Алкоголь – это депрессант [13]. Не потому что на следующее утро вы угнетены и ужасно себя чувствуете (хотя, ей-богу, так оно и происходит), а из-за того, что он буквально угнетает активность нервов в мозге. Алкоголь снижает их активность, как человек, уменьшающий громкость звука в колонках. Но почему под его воздействием люди ведут себя так странно? Раз активность мозга снижена, не должны ли пьяные тихо сидеть и пускать слюни?

Бесчисленные процессы мозга в момент нашего бодрствования нужны не только для того, чтобы что-то происходило, но и для того, чтобы что-то не происходило. Мозг очень сильно контролирует все, что мы делаем, но делать все сразу невозможно, и поэтому значительная часть усилий мозга направлена на подавление и остановку активации определенных областей. Вспомните, как в большом городе регулируется дорожное движение: это сложный процесс, до определенной степени зависящий от знаков «стоп» и красных сигналов светофора. Без них город за считаные минуты встал бы в сумасшедшую пробку. Точно так же у мозга есть огромное множество зон, которые отвечают за выполнение важных и значимых функций, но только когда это необходимо. Например, часть мозга, отвечающая за движение ноги, очень важна, но не когда вы пытаетесь спокойно сидеть на рабочей встрече – во время нее другая часть мозга будет говорить отвечающей за ногу части: «Не сейчас, дружище».

Спиртное приглушает или выключает красные сигналы светофора в зонах мозга, которые обычно держат под контролем легкомысленность, эйфорию и гнев или подавляют их. Кроме того, алкоголь отключает области, ответственные за четкость речи и координацию движений при ходьбе [14].

Следует отметить, что наши более примитивные, базовые системы, отвечающие, например, за сердцебиение, очень устойчивы к внешним воздействиям. Новые, более сложные процессы гораздо сильнее нарушить или расстроить при помощи алкоголя. Похожие аналогии можно провести с современной техникой. Представьте, что вы уронили с лестничного пролета кассетный плеер 1980 года выпуска и после этого он все равно работает, но стоит задеть смартфоном угол стола – и тут же приходится выкладывать круглую сумму за починку. Очевидно, усложнение повышает уязвимость.

Когда алкоголь воздействует на мозг, «высшие» функции отключаются первыми. Всякие там социальные ограничения, чувство стыда и тихие голоса в вашей голове, которые говорят: «Возможно, не стоит этого делать». Алкоголь затыкает их очень быстро. Так что если вы пьяны, то, скорее всего, будете говорить то, что думаете, или смеха ради ввяжетесь в безумно рискованное предприятие, например согласитесь написать целую книгу про мозг [15].

Последнее, что нарушается под действием алкоголя (а чтобы дойти до этой стадии, нужно выпить много), – это базовые жизненные функции, такие, как дыхание и сердцебиение. Если вы напились до такой степени, что нарушили их, то, скорее всего, ваш мозг работает уже недостаточно хорошо, чтобы вы были в состоянии волноваться, но вам действительно стоило бы забеспокоиться [16].

Между этими двумя крайностями находится система памяти, которая с формальной точки зрения является и базовой, и сложной. Судя по всему, у алкоголя есть способность нарушать работу гиппокампа, главной области, где происходит кодирование и образование воспоминаний. Кроме того, он может ограничить вашу кратковременную память. Однако именно из-за нарушения работы гиппокампа у вас возникают провалы в памяти на следующее утро. Конечно, это не полное отключение – как правило, воспоминания все равно формируются, но менее эффективно и упорядоченно [17].

Вот что интересно: чтобы полностью заблокировать образование новых воспоминаний (то есть чтобы появились алкогольные провалы в памяти), большинству людей придется напиться до той степени, когда они с трудом смогут говорить или стоять. Однако у алкоголиков все по-другому. Они пили так много и так долго, что их тела и мозг фактически приспособились к регулярному приему алкоголя и даже нуждаются в нем. Такие люди могут (более-менее) сохранять вертикальное положение и связную речь несмотря на то, что употребили гораздо больше алкоголя, чем может выдержать среднестатистический человек (см. главу 8).

Однако выпитый ими алкоголь все же влияет на систему памяти. Если в животе алкоголика плещется достаточно выпитого, это может привести к тому, что новые воспоминания перестанут возникать вовсе, хотя эти люди, благодаря своей устойчивости к алкоголю, будут продолжать разговаривать и вести себя как ни в чем не бывало. Внешне с ними все в порядке, но спустя десять минут они уже не помнят, о чем говорили и что делали. Это похоже на то, как если бы вы перестали управлять видеоигрой и управление взял бы на себя кто-то другой – для человека, наблюдающего за игрой, внешне ничего не изменилось, но первый игрок не имеет никакого представления о том, что происходило, пока он отлучался в уборную [18].

Однако при определенных обстоятельствах алкоголь может способствовать вспоминанию. Этот феномен известен как «память, зависящая от состояния».

Мы уже обсудили, как внешняя ситуация помогает вам вызвать воспоминания – у вас лучше получается что-то вспомнить, если вы находитесь в той же обстановке, где это запоминали. То же самое относится и к внутреннему контексту, или «состоянию», такой вид памяти и называется «зависящим от состояния» [19]. Говоря просто, вещества вроде алкоголя или стимуляторов, меняющих мозговую активность, приводят нервную систему в особое состояние. Когда мозгу внезапно приходится иметь дело с разрушительным веществом, поступающим к нему со всех сторон, это не может остаться незамеченным. Точно так же и вы не можете не заметить, что вашу спальню внезапно заполнил дым.

В равной степени это относится и к настроению: если вы узнаете что-то, находясь в плохом настроении, то потом с большей вероятностью сможете вспомнить это, если у вас опять будет плохое настроение. Мозг действительно способен распознать общий уровень химической и электрохимической активности, связанный с определенным событием. Когда речь идет о воспоминаниях, ситуация внутри вашей головы практически так же важна, как и ситуация снаружи.

Алкоголь действительно разрушает воспоминания, но только с определенного момента. Пропустить несколько кружек пива или стаканчиков вина и все-таки на следующий день помнить все – вполне реально. Но если вам после пары бокалов вина расскажут какую-нибудь интересную сплетню или что-нибудь полезное, мозг закодирует ваше состояние легкого опьянения как часть воспоминания, чтобы потом его восстановить, когда вы выпьете еще пару стаканов (в другой вечер, а не сразу после первых двух). При таком сценарии стакан вина, конечно же, может улучшить вашу память.

Пожалуйста, не принимайте это за научно обоснованное разрешение пить запоем во время подготовки к экзаменам или тестам. Если вы придете на экзамен пьяными возникнет достаточно проблем, чтобы свести на нет все минимальные улучшения памяти, которые вы за счет этого получили. Особенно если это будет экзамен по вождению.

Но отчаявшимся студентам все-таки можно помочь. Кофеин также влияет на мозг и вызывает особое внутреннее состояние, которое способствует восстановлению нужной информации. Многие студенты, готовясь к экзаменам, проводят длинные, наполненные кофеином ночи. И если прийти на экзамен под воздействием чрезмерного употребления кофеина, это действительно может помочь вам вспомнить некоторые важные детали конспектов.

Конечно, я об этом помню, это же моя идея!

(Эгоцентризм наших воспоминаний)

Наша система памяти во многом оставляет желать лучшего.

К сожалению, слова «надежный» и «точный» редко можно применить к мозговым процессам, и в частности к памяти. Информация, восстановленная мозгом, иногда напоминает выплюнутый котом комок шерсти и представляет собой плод множества прискорбных искажений.

Вместо того чтобы хранить информацию или записи о событиях в неизменном виде, подобно книжным страницам, наши воспоминания часто меняются, чтобы соответствовать всему, что мозг принимает за наши нужды (даже если он ошибается). Как ни странно, память очень пластична (то есть она гибкая, легко поддается влиянию, неустойчивая). Воспоминания можно изменить, подавить или приписать им ошибочное авторство. Это известно как «искажения памяти». И искажения памяти часто вызваны нашим эго.

Очевидно, у некоторых людей огромное эго. Сами по себе такие люди могут быть незабываемыми, в том смысле что окружающих они наводят на постоянные размышления о том, как бы их убить. И хотя у большинства из нас эго не настолько раздуто, оно все же есть, и оно влияет на содержание и детали наших воспоминаний.

Пока эта книга рассказывала о мозге так, как если бы он был самостоятельной сущностью. Этот подход характерен для большинства книг или статей о мозге, и он логически осмыслен. Если вы хотите провести научный анализ чего-либо, тогда вам необходимо быть настолько объективным и рациональным, насколько это возможно, и относиться к мозгу как к любому другому органу, например сердцу или печени.

Но мозг – это не обычный орган. Он – это вы. И здесь предмет нашего разговора уходит в область философии. Действительно ли наша личность представляет собой всего лишь продукт импульсов, испускаемых множеством нейронов, или мы представляем собой нечто большее, чем сумма наших частей? Действительно ли сознание возникает в мозге или на самом деле оно представляет собой некую отдельную сущность, неразрывно связанную с мозгом, но не тождественную ему? Как это может повлиять на идеи о свободе воли и нашу способность стремиться к высшим целям? Мыслители ломали головы над этими вопросами с тех пор, как было обнаружено, что сознание локализуется в мозге. (Сейчас это кажется очевидным, но на протяжении многих веков люди верили, что за психику отвечает сердце, а мозг выполняет более приземленные функции, например охлаждает или фильтрует кровь. Отголоски тех времен все еще присутствуют в нашей речи: например, мы говорим «действовать по зову сердца» [20].)

Об этом можно написать отдельную книгу, но для данной достаточно сказать, что, согласно научным представлениям и экспериментальным данным, наше чувство самости и все, что с ним связано (память, язык, эмоции, восприятие и так далее), основано на работе нашего мозга. Все, что вы из себя представляете, – это характеристика вашего мозга, и мозг очень многое делает ради того, чтобы вы выглядели и чувствовали себя как можно лучше. Так поступает подобострастный слуга, ограждая своего хозяина от любой критики и неприятностей. И один из способов, которым мозг пользуется, – это изменение ваших воспоминаний таким образом, чтобы вы стали лучше о себе думать.

Существует огромное количество искажений или ошибок памяти, и про многие из них нельзя сказать, что они связаны с нашим эго. Однако удивительно много искажений, судя по всему, вызваны в основном именно им. В частности, то из них, которое так и называется – «эгоцентрическое искажение», когда мозг изменяет наши воспоминания так, чтобы мы предстали в них в лучшем свете [21]. Например, вспоминая свое участие в групповом обсуждении, люди склонны считать, что их слова были более значимыми и внесли больший вклад в конечное решение, чем происходило на самом деле.

Одно из первых упоминаний об этом явлении связано с Уотергейтским скандалом[16], когда осведомитель рассказал следствию обо всех планах и обсуждениях, что привело к появлению и сокрытию политического заговора. При прослушивании записей тех встреч оказалось, что Джон Дин уловил общий «абрис» происходящего, но многие его показания были удручающе неточны. Главная проблема заключалась в том, что он описал себя как влиятельную фигуру, но из пленок следовало, что он был преимущественно статистом. Он не лгал специально, чтобы потешить свое самолюбие, его воспоминания были «изменены», чтобы соответствовать своему чувству идентичности и собственной значимости [22].

Такого рода явление не обязательно должно быть связано с коррупцией, приводящей к потрясениям в правительстве; это может быть что-нибудь менее значительное. Например, уверенность в том, что вы были лучшим спортсменом, хотя не забили ни одного гола, или воспоминание о том, как вы поймали форель, хотя на самом деле это была минога. «Искажение памяти» происходит не потому, что кто-то лжет или преувеличивает, чтобы произвести впечатление на окружающих. Дело в том, что мы изначально верим, что сохранившаяся в нашей памяти версия событий точна и беспристрастна. Всяческие изменения, которые «приукрашивают» наши воспоминания, практически всегда происходят полностью бессознательно.

Существуют и другие искажения памяти, которые можно связать с эго. Например, искажение восприятия сделанного выбора, когда вы помните, что выбор, который вы сделали из нескольких предложенных вариантов, был лучшим, даже если на тот момент он таковым не был [23]. Все варианты могли быть практически одинаковыми с точки зрения их преимуществ и потенциальной выгоды. Однако мозг изменяет ваши воспоминания, чтобы принизить отвергнутые варианты и возвысить тот, который вы сделали. Благодаря этому вы чувствуете, что ваш выбор был мудрым, даже если на самом деле он был абсолютно случайным.

Существует также эффект собственного авторства, когда вы лучше вспоминаете то, что сказали сами, чем то, что сказали другие люди [24]. Вы никогда не можете быть уверены в том, насколько точны или подлинны еще чьи-то воспоминания, но верите, что вы-то уж точно рассказываете обо всем правильно, и это подтверждается вашими воспоминаниями.

Более тревожной является ошибка предпочтения собственной расы, когда человеку оказывается сложнее вспомнить и узнать отличной от него расы людей [25]. Эго не очень тактично и вдумчиво, оно может проявляться достаточно грубо. Например, отдавая предпочтение людям такого же или похожего расового предпочтения, как ваше, и выделяя таких людей как «самых лучших». Вы лично можете вовсе так не думать, но ваше подсознание часто оказывается довольно прямолинейным.

Возможно, вы слышали поговорку «задним умом все крепки», которую обычно используют, чтобы осадить человека, который во время происшествий заявляет: «Я так и знал». Многие считают, что человек преувеличивает или лжет, потому что не использовал свои изначальные знания о ситуации, когда они могли быть особенно полезны. Например: «Если ты была так уверена, что Барри выпил, то почему разрешила отвезти себя в аэропорт?»

Некоторые люди, очевидно, преувеличивают свою осведомленность, чтобы казаться более умными и знающими. Тем не менее действительно существует такое явление, как «ретроспективное искажение» воспоминаний, когда мы искренне считаем, что событие, о котором вспоминаем, было предсказуемо, хотя на момент, когда оно происходило, мы не могли предсказать его [26]. Наши воспоминания, судя по всему, искренне стремятся соответствовать нашей точке зрения. Мозг изменяет воспоминания, чтобы поддержать наше эго и дать почувствовать, что тогда мы были лучше осведомлены и владели ситуацией.

А что скажете об искажении затухающего аффекта [27], при котором эмоциональные воспоминания об отрицательном опыте теряют яркость быстрее, чем воспоминания о позитивном? Содержание воспоминаний может остаться без изменений, но их эмоциональная составляющая со временем затухает, и, судя по всему, в целом неприятные эмоции теряют яркость быстрее, чем приятные. Мозгу определенно нравится, когда с вами случается что-то хорошее, и он не углубляется во «все остальное».

Вот лишь несколько искажений, которые можно считать демонстрацией победы эго над точностью. Именно этим ваш мозг занимается все время. Но зачем?*[17] Несомненно, полезнее было бы помнить о прошедшем точно, а не с какими-то тешащими самолюбие изменениями.

И да и нет. Только у некоторых искажений есть эта очевидная связь с эго, в то время как у других все совсем наоборот. Например, у некоторых людей бывают «навязчивые воспоминания», когда воспоминания о травматическом событии возникают снова и снова, несмотря на то что сам человек не хочет об этом думать [28]. Это очень распространенное явление, и оно не обязательно связано с чем-то особенно травмирующим или неприятным. Вы можете неспешно идти куда-то по своим делам и витать мыслями в облаках, как вдруг ваш мозг говорит: «А помнишь, как на школьной вечеринке ты позвал ту девчонку на свидание и она на глазах у всех засмеялась тебе в лицо? Ты попытался убежать, но врезался в стол и упал прямо в торт». Внезапно вас охватывают стыд и смущение, на пустом месте, из-за какого-то воспоминания двадцатилетней давности. Другие искажения памяти вроде детской амнезии или зависимости от контекста вызваны скорее ограничениями или неточностями. Их можно связать с механизмами работы памяти, а не потребностями эго.

Также важно помнить, что вызванные этими искажениями памяти изменения (как правило) достаточно незначительны и не глобальны. Вы можете помнить, что лучше прошли собеседование при приеме на работу, чем это было на самом деле, но вы не будете помнить, что получили работу, если на самом деле этого не произошло. Склонность мозга к эгоцентризму не настолько сильна, чтобы создавать альтернативную реальность, – он просто подкручивает и подстраивает воспоминания о событиях, а не создает новые.

Но зачем он вообще это делает? Во-первых, людям приходится принимать множество решений, и делать это гораздо проще, если при этом они хотя бы немного уверены в себе. Мозг создает модель того, как устроен мир, чтобы ориентироваться в нем, и ему нужна уверенность в том, что модель верна (подробнее об этом можно узнать в главе 8). Если бы вы взвешивали каждый раз все возможные последствия своего решения, на это бы уходило слишком много времени.

Во-вторых, все наши воспоминания создаются с нашей личной, субъективной точки зрения. Вынося суждения, мы видим ситуацию только под своим углом. Как следствие, это может привести к тому, что наша память будет придавать большее значение случаям, когда мы были правы. Таким образом наше суждение окажется защищено и усилено воспоминаниями, даже если они не вполне точны.

Кроме того, чувство самоуважения и успешности, судя по всему, жизненно необходимы для того, чтобы человек мог нормально существовать (см. главу 7). Когда люди теряют чувство самоуважения – например находясь в клинической депрессии, – это по-настоящему их разрушает. Мозг склонен волноваться и перебирать негативные исходы событий, даже если он работает нормально. Например, вы можете постоянно думать о том, какие исходы могут быть у важного события, такого как собеседование при приеме на работу, даже если оно еще не произошло. Этот процесс известен как «мышление в сослагательном наклонении» [29]. Некоторая степень уверенности в себе и своем эго, хотя бы и вызванная измененными воспоминаниями, необходима для нормальной жизни.

Некоторых может обеспокоить сама мысль о том, что на воспоминания нельзя положиться из-за эго. А если это верно по отношению ко всем вокруг, можно ли на самом деле доверять тому, что все говорят? Может быть, воспоминания всех людей неверны из-за бессознательных попыток польстить себе? К счастью, наша память многое делает правильно и эффективно, так что искажения, вызванные эго, относительно безобидны. Но все же будет разумным с некоторым скепсисом относиться к заявлениям, в которых люди восхваляют себя.

Например, в этом разделе я попытался впечатлить вас объяснением, что память и эго связаны. Но что, если я просто вспомнил то, что соответствует моему мнению, и забыл все остальное? Я упоминал, что эффект собственного авторства, когда люди лучше помнят то, что сказали они сами, а не то, что сказали другие, связан с эго. При этом есть и альтернативное объяснение: то, что вы говорите, гораздо сильнее задействует ваш мозг. Вам нужно подумать о том, что собираетесь сказать, обработать эту мысль, выполнить некоторые телодвижения, чтобы ее произнести, услышать сказанное, оценить реакцию окружающих, именно поэтому вы запоминаете свою мысль лучше.

Искажение восприятия сделанного выбора – пример работы эго или подарок, который нам делает мозг, чтобы мы не зацикливались на нереализованных возможностях? А что насчет эффекта другой расы, когда люди затрудняются вспомнить внешность человека, если он не принадлежит к их расе? Это последствие некой темной стороны людского эгоизма или следствие того, что вы выросли в окружении людей собственной расы?

Для всех упомянутых выше искажений памяти существуют альтернативные объяснения, помимо эгоцентризма мозга. Существует множество свидетельств в пользу того, что эгоцентрическое искажение воспоминаний – это самобытное явление. Например, в некоторых исследованиях было показано, что люди гораздо охотнее критикуют собственные действия, если все случилось много лет назад, а не только что. Это происходит, скорее всего, потому, что недавние действия гораздо лучше отражают нынешний образ этих людей, и получается, что их критика – это почти что самокритика, поэтому она либо подавляется, либо игнорируется [30]. Люди склонны критиковать себя «в прошлом» и превозносить себя «сейчас», причем реальных улучшений в обсуждаемом вопросе может и не быть («Я не умел водить, когда был подростком, потому что тогда я был лентяем, а сейчас я так и не научился водить, потому что слишком занят»). Может показаться, что такая критика себя в прошлом не соответствует эгоцентрическим искажениям памяти, но она нужна для того, чтобы подчеркнуть, насколько теперь человек вырос, стал лучше и потому может гордиться собой.

Мозг постоянно редактирует воспоминания в угоду самолюбию, какая бы причина за этим ни стояла, и эти исправления и передергивания могут поддерживать сами себя. Если мы вспоминаем и/или описываем некое событие, слегка преувеличивая при этом свою роль (на рыбалке мы выловили самую большую рыбу, а не третью по величине), это изменение успешно «обновляет» существующее воспоминание. При следующем обращении к этому воспоминанию все повторяется снова. Это один из тех процессов, которые происходят неосознанно и без вашего ведома, а мозг настолько сложен, что нередко для одного и того же явления можно найти несколько объяснений, они будут действовать одновременно, и все будут одинаково верны.

Положительная сторона заключается в том, что, даже если вы не совсем поняли, что здесь было написано, вы, скорее всего, запомните, что все поняли, поэтому в любом случае результат будет отличным. Молодцы.

Где я?.. Кто я?

(Когда и как система памяти может дать сбой)

В этой главе мы обсудили некоторые из самых впечатляющих и выдающихся особенностей нашей системы памяти, но все они подразумевали, что память работает нормально (за неимением лучшего термина). А если что-то пойдет не так? Что может нарушить работу системы памяти? Мы видели, что эго искажает ваши воспоминания, но оно не в силах создавать новые воспоминания о том, чего на самом деле не было. Это была попытка вас подбодрить. А теперь рассказываю все, как есть.

Возьмем, к примеру, «ложные воспоминания». Они могут быть очень опасны, особенно если это ложные воспоминания о чем-то ужасном. Известны случаи, когда психологи и психиатры, движимые, в принципе, добрыми намерениями, в попытках раскрыть у своих пациентов подавленные воспоминания в итоге провоцировали у них ужасные воспоминания (вероятно, не специально) о том, что изначально пытались «раскрыть». С точки зрения психологии это равносильно отравлению источника воды.

Вам даже не надо иметь психологических проблем, чтобы у вас в голове возникли ложные воспоминания; это может случиться практически с каждым. Это странно, но посторонний человек действительно способен внедрить в наш мозг ложные воспоминания, просто поговорив с нами. Судя по всему, на речи строится все наше мышление, и наш взгляд на мир во многом определяется тем, о чем другие люди думают и рассказывают нам (см. главу 7).

Большинство исследований, посвященных ложным воспоминаниям, сосредоточены на свидетельских показаниях [31]. В крупных судебных делах жизни невинных людей могут навсегда измениться, если свидетель неправильно вспомнит одну-единственную подробность или расскажет то, чего не было на самом деле.

Свидетельства очевидцев очень ценятся в суде, но зал суда – одно из худших мест для их сбора. Атмосфера там нередко очень напряженная и пугающая, а люди, дающие показания, полностью осознают всю серьезность ситуации. Такая ситуация совсем не располагает к легкомыслию. Попавший в нее человек, скорее всего, испытает сильный стресс, и ему трудно будет сосредоточиться.

Людям свойственно очень легко поддаваться внушению тех, кого они признают авторитетом. Существует устойчивое явление, которое заключается в том, что, когда людей просят обратиться к памяти, сама формулировка вопроса уже очень сильно влияет на то, что они вспомнят. Наиболее известное в связи с этим явлением имя – это профессор Элизабет Лофтус, которая провела обширные исследования, посвященные данному вопросу [32]. Сама она постоянно приводит прискорбные случаи того, как при помощи сомнительных и непроверенных методов психотерапии человеку «внедрили» (предположительно не нарочно) крайне травмирующие воспоминания. Самый знаменитый случай связан с Надин Кул, женщиной, которая в 1980-х обратилась к психотерапевту, чтобы справиться с травматическими переживаниями. В итоге она во всех подробностях вспомнила, как принадлежала к кровавой сатанинской секте. Однако этого никогда не было, и в конечном счете Надин Кул успешно отсудила у психотерапевта несколько миллионов долларов [33].

В одной из работ профессор Лофтус подробно описывает несколько экспериментов, во время которых людям показывали видеозаписи автокатастроф или похожих происшествий, а затем спрашивали о том, что они видели. Неизменно оказывалось (и в этом, и в других экспериментах), что формулировка заданных вопросов прямо влияет на то, что может вспомнить испытуемый [34]. Это особенно актуально для свидетельских показаний.

В определенных условиях, например, когда человек нервничает при разговоре с авторитетной фигурой (допустим, с адвокатом в зале суда), постановка вопросов «создает» его воспоминание. Если адвокат спросит: «Находился ли подсудимый в окрестностях сырной лавки, когда произошла великая кража чеддера?» – свидетель скажет «да» или «нет», в зависимости от того, что помнит. Но если адвокат спросит: «Где именно в сырной лавке стоял подсудимый во время великой кражи чеддера»? – сам вопрос будет подразумевать, что подсудимый точно там был. Свидетель может и не помнить о том, что видел подсудимого, но сама формулировка вопроса от человека выше по статусу заставляет мозг сомневаться в точности собственных записей и по сути изменять их, чтобы они соответствовали новым «фактам», полученным из «надежного» источника. В итоге свидетель скажет что-то вроде: «Я думаю, он стоял недалеко от горгонзолы» и действительно будет так думать, даже если на самом деле он ничего такого не видел. То, что нечто настолько основополагающее для нашего общества оказывается кричащим и уязвимым, – обескураживает. Однажды меня попросили дать в суде показания, что у всех свидетелей со стороны обвинения, скорее всего, были ложные воспоминания. Я не стал делать этого, потому что побоялся нечаянно уничтожить всю систему правосудия.

Воспоминания легко исказить даже при нормальной работе памяти. А что, если с мозговыми механизмами, ответственными за память, действительно что-то случится? Есть несколько вариантов, как это может произойти, и каждый из них по-своему плох.

Самый крайний случай – это серьезное повреждение мозга, вызванное, например, агрессивными нейродегенеративными состояниями, такими, как болезнь Альцгеймера. Альцгеймер (и другие виды деменции) – это результат массовой гибели клеток по всему мозгу, которая приводит к возникновению множества симптомов. Наиболее известные из них – непредсказуемая потеря памяти или искажение воспоминаний. Точная причина, по которой это происходит, неясна. Одна из главных на сегодняшний день теорий говорит о том, что болезнь Альцгеймера вызвана спутанностью нейрофибрилл [35].

Нейроны – это длинные клетки со множеством ответвлений, и у них есть своего рода «скелеты» (которые называются «цитоскелеты»), состоящие из длинных белковых цепочек. Эти длинные цепочки называются нейрофиламентами. Несколько нейрофиламентов, связанных в единую «крепкую» структуру, подобно волокнам в канате, образуют нейрофибриллу. Они представляют собой каркас клетки и помогают переносить по ней важные вещества. По каким-то причинам у некоторых людей эти нейрофибриллы теряют аккуратные последовательности и становятся спутанными, подобно садовому шлангу, оставленному на пять минут без присмотра. Возможно, это вызвано маленькой, но фатальной мутацией в соответствующем гене, из-за чего белки разворачиваются непредсказуемым образом. Или же это вызвано другим, пока неизвестным процессом в клетке, который распространяется по мере того, как мы стареем. В чем бы ни была причина, такое спутывание серьезно нарушает работу нейрона, не дает протекать жизненно необходимым для него процессам и в конечном счете приводит его к гибели. Этот процесс распространяется по всему мозгу, затрагивая почти все области, связанные с памятью.

Причина нарушений памяти не обязательно должна быть связана с проблемами, происходящими на клеточном уровне. Инсульт, то есть острое нарушение мозгового кровообращения, тоже достаточно плохо влияет на память. Гиппокамп, ответственный за обработку и кодирование всех наших воспоминаний за все время, представляет собой невероятно ресурсоемкий участок нервной системы, и ему необходима беспрерывная подача питательных веществ и метаболитов. То есть, по сути, топлива. Инсульт прерывает процесс подачи питательных веществ, хотя бы и ненадолго, что немного напоминает вытаскивание батареи из ноутбука. Краткость воздействия не имеет значения – ущерб уже нанесен. С этого момента система памяти больше не будет работать так хорошо, как раньше. Немного утешает, что для возникновения серьезных проблем с памятью должен произойти очень обширный или очень точно локализированный инсульт (кровь попадает в мозг множеством путей) [36].

Существует различие между «односторонним» и «двусторонним» инсультом. Простыми словами, мозг состоит из двух полушарий, и в каждом из них есть гиппокамп. Последствия инсульта, затронувшего оба полушария, крайне разрушительны, но с ними можно попытаться совладать в одном из полушарий. Многое стало известно после рассказов людей, которые страдают от различных нарушений памяти, вызванных инсультами или даже до странности точными повреждениями. В научных статьях описан человек, страдающий амнезией, которая возникла у него из-за того, что бильярдный кий каким-то образом попал ему прямо в ноздрю и дошел до места, где физически повредил мозг [37]. «Неконтактных» видов спорта на самом деле не бывает.

Встречаются случаи, когда участки мозга, связанные с памятью, специально удалялись хирургическим путем. Именно так и были обнаружены области мозга, отвечающие за память. Во времена, предшествующие сканированию мозга и прочим эффектным технологиям, жил пациент HM[18]. Пациент НМ страдал от тяжелой височной эпилепсии. Патологическая активность в определенных зонах его височных долей приводила к изнурительным припадкам настолько часто, что их решили удалить, после чего припадки исчезли, как и его долговременная память. С тех пор пациент НМ мог вспомнить только месяцы, предшествующие хирургическому вмешательству, и больше ничего. Он помнил, что случилось с ним минуту назад, но потом забывал об этом. Так и выяснилось, что височная доля – это место, где в мозгу происходит работа по образованию воспоминаний [38].

Пациентов с амнезией, вызванной нарушениями работы гиппокампа, все еще изучают в наши дни. Например, недавнее исследование, проведенное в 2013 году, позволяет предположить, что повреждения гиппокампа нарушают способность к креативному мышлению [39]. Звучит разумно – наверняка сложно быть креативным, если ты не можешь хранить в памяти самые яркие воспоминания.

Интерес представляют и виды памяти, которые НМ не потерял. У него определенно сохранилась кратковременная память, но информация из кратковременной памяти больше не могла никуда попасть и поэтому исчезала. Его можно было научить новым двигательным навыкам, например определенным техникам рисования, но каждый раз, когда у него проверяли эти навыки, он был уверен, что пробует их впервые, хоть и овладевал ими быстро. Очевидно, что эти неосознанные воспоминания обрабатывались где-то еще при помощи других механизмов, которые остались незатронутыми*.[19]

В сериалах часто показывают «ретроградную амнезию» – распространенное явление, неспособность вспомнить все, что предшествовало получению травмы. В кино ее изображают так: персонаж стукается головой (он падает и ударяется о не связанный с сюжетом предмет), приходит в себя и спрашивает: «Где я? Кто все эти люди?», а затем постепенно осознает, что он не может вспомнить последние двадцать лет своей жизни.

Но в жизни дело обстоит не совсем как в кино. Подобные «ударился-головой-и-потерял-историю-всей-жизни» случаи крайне редки. Личные воспоминания распределены по всему мозгу, поэтому любая травма, которая по-настоящему уничтожит их, скорее всего, уничтожит и немалую часть мозга [41]. Если это случится, вспомнить имя своего лучшего друга, возможно, не будет делом первой важности. Исполнительные области лобной коры, ответственные за процесс воспоминания, крайне важны для таких вещей, как принятие решений, логическое рассуждение и т. д. И если они повреждены, то потеря памяти будет довольно мелкой неприятностью по сравнению с более тяжелыми проблемами. Люди с ретроградной амнезией – не редкость, но это преходящее состояние, и со временем память к ним возвращается. На таком не построишь хорошего драматического сюжета, но для тех, кто столкнулся с ретроградной амнезией, сейчас точно прозвучала хорошая новость.

Довольно трудно оценить и отследить, насколько сильно человек забыл свою прошлую жизнь, ведь, по сути, никто, кроме самого человека, не помнит все подробности своего прошлого. Пациент может сказать: «По-моему, я припоминаю, как ехал на автобусе в зоопарк, когда мне было одиннадцать», – и кажется, что память к нему возвращается. Но как можно быть в этом уверенным, если только доктор не ехал тогда с ним в том же автобусе? Это с легкостью может оказаться внушенным или созданным воспоминанием. Чтобы проверить и оценить, насколько человек потерял память о своем прошлом, вам понадобилась бы точная запись всей его жизни.

Исследование одной разновидности ретроградной амнезии, которая является следствием состояния, известного как синдром Вернике – Корсакова, вызванного дефицитом тиамина из-за чрезмерного употребления алкоголя [42], стало возможным благодаря человеку, известному как «Пациент X»[20]. Еще до начала своего заболевания он написал автобиографию. Это дало врачам возможность лучше изучить, насколько полно он потерял память, поскольку у них был источник информации, с которым они могли сверяться [43]. Можно надеяться, что в будущем исследовать амнезию станет легче, потому что все больше людей делают записи о событиях своей жизни в социальных сетях. Но все же то, что люди публикуют в интернете, не всегда точно отражает их жизнь. Представьте себе клинического психолога, который изучает в Facebook страницу пациента с амнезией и приходит к выводу, что большинство воспоминаний пациента связаны с тем, как он смеялся над видео с котиками.

Гиппокамп легко разрушить или повредить – за счет травмы, инсульта, различных видов деменции. Даже вирус простого герпеса, из-за которого появляется простуда на губах, внезапно может стать агрессором и атаковать гиппокамп [44]. И с наибольшей вероятностью возникшая амнезия окажется антероградной, то есть после травмы новые воспоминания перестанут возникать.

Это лишь беглый обзор множества нарушений процессов памяти, вызванных повреждениями, хирургическими вмешательствами, болезнями, выпивкой или чем-нибудь еще. У людей возникают и очень специфические виды амнезии (например, человек может забывать события и помнить факты), а у некоторых нарушений памяти нет явной физиологической причины (считается, что у определенных видов амнезии чисто психологическая природа и корни в отрицании или реакции на травматический опыт).

Так как мы вообще можем пользоваться такой извращенной, вводящей в заблуждение, непоследовательной, уязвимой и хрупкой системой? Несмотря ни на что, мозг великолепен, его мощность и приспособляемость переплюнут любой современный компьютер. Присущая ему гибкость и странное устройство являются результатом миллионов лет эволюции. Да и вообще, кто я такой, чтобы его критиковать?