ЧАСТЬ 1
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«…ты прямо этому Амирхану скажи, что я скоро вернусь и оторву ему голову. Я не его одноклассник и вообще к шутникам себя не отношу. Просто заявлюсь к вам в школу, вытащу его из класса прямо с урока, и весь его авторитет сразу кончится. Не бойся на меня ссылаться. Скажи, он отстанет. Скажи, что я многих его соплеменников жизни научил. И он, если будет тебя доставать, так просто не отделается… Я сам скажу ему, когда приеду, что с ним будет. Это если отстанет. А если не отстанет, то и объяснять не буду. Станет посмешищем у всего Моздока…
Еще… Ты про Людку писала. А Людка твоя – дура-дурой, и голова у нее опилками и дискотеками набита, а мозгов там от рождения не было. У нее это в глазах написано. Самая подходящая пара Амирхану. Мой тебе совет: держись подаль-ше от таких подруг. Ты бы видела, как она без тебя круги вокруг меня наворачивала, тогда поняла бы, почему она не хочет нас с тобой рядом видеть. Ну, это нам с тобой решать, а не всяким людкам… И вообще будь готова, она тебе еще много чего наговорит. С ее головой умное что-то выдумать невозможно, вот и лепит всякую ерунду. Не верь! У нас не такая служба, чтобы наркоманов здесь держали. Знаешь, за что боевики нашего ротного к смерти приговорили? Он трех парней, которых мирными жителями называли, пристрелил. Наверное, помнишь эту историю. Шума тогда много было. Боевики через этих парней наркоту пытались в бригаду подсунуть. Капитан пристрелил их сам, без суда. Его даже посадить за это хотели. Но как-то там сделали все так, что следствие закрыли. Потом снова открывали, но снова закрыли. Для ротного, слава богу, обошлось все… А вообще у нас, если заметят такое, человека накажут сразу. Можешь не волноваться. Не употреблял это дерьмо и не буду… И не верь Людке. Она сама, наверное, обкурилась, если на меня показывает.
Вера, я скоро уже вернусь и сам тебе все скажу. Говорят, что перед экзаменами нас отправят на стажировку по своим частям. Два месяца стажировки, потом выпускные экзамены. Если все будет так – увидимся, может, через неделю. Я, может быть, даже письмо свое обгоню…
Я вот думаю, а стоит ли тогда его отправлять? Лучше сам приеду, покажу тебе – читай, Верунчик, если я словами сказать не смогу…»
– Давненько я таких маршей не вышагивал, – переведя дыхание, посетовал Валера Братишкин, с которым нас и отправили догонять мой взвод, что находился сейчас под командованием ротного капитана Герасимова. – Тебе мешаю, торможу…
– Ты считаешь, что мне в удовольствие скакать, как дикая лошадь? – спросил я в ответ, стараясь так успокоить Валеркину совесть. – Я сам с удовольствием медленнее иду…
Почему меня отправили, это понятно. Все-таки мой взвод, и мне в нем служить согласно контракту еще не один год. А взвод, из которого отправляли на учебу Валерку, в настоящее время в Ингушетии находился и в ближайшее время в бригаду не собирался. Вот туда бы его… Но в Ингушетию, видимо, попутного транспорта не было. А стажировку, да еще с новыми винтовками, которых и опытные снайперы-офицеры не имеют, необходимо было проходить в сложных боевых условиях, чтобы такую классную технику освоить. Вот Валерку ко мне, грубо говоря, и «прибавили» простым арифметическим действием. Не позволили ему отдыхать и своих дожидаться. И мне тоже не одному через горы добираться. По одному в здешних условиях никого не отпускают. Обычно солдат без офицера даже парами не пускают, только ввиду особых обстоятельств. Видимо, здесь был тот самый случай. А что произошло, нам не докладывали. Не нашего, как говорится, ума дело. Наше дело приказы выполнять, а отдают их другие.
Хотя, может быть, здесь и другое сказалось. В перечне упражнений, которые мы должны были освоить в боевой обстановке, была стандартная работа снайперской пары. Лучше всего пара работает против снайперов противника, когда устраивается так называемая дуэль, но у бандитов теперь снайперы в дефиците, и потому на дуэль рассчитывать не приходится. Есть, однако, и другие варианты работы парами. Например, когда противник знает, что находится под обстрелом снайпера. Тогда он после очередного выстрела меняет позицию. Он думает, что тот один и что он успеет перескочить за другое укрытие до следующего выстрела, и тут нарывается на пулю второго снайпера. Возможно, в нашем стажировочном предписании как раз и была прописана парная работа, потому нас и оставили в связке. Так вдвоем и отправили, не дав даже суток отдохнуть после прибытия в батальон. А отдохнуть хотелось.
Хотелось даже большего и, может быть, даже важного. Я планировал в тот же вечер в «самоход»[4]отправиться, чтобы Веру навестить, подружку свою. Она молода и наивна, какой и положено быть нормальной десятикласснице. Ненормальных десятиклассниц я тоже много видел, и больше не хочу. Ненормальные только о развлечениях думают. Их так весь внешний мир воспитывает. Телевизор и прочее… Мне это никогда интересно не было. А она именно нормальная, без современной дури в голове. Вера терпеливо ждала меня шесть месяцев, когда я учился в школе снайперов, и писала по письму через день. Я по-мужски был более сдержан и писал два письма в неделю. Наверное, и разница в возрасте сказывалась. Шесть лет – это немалый срок. У нас с ней хорошие отношения складывались. Я Веру от всего и всех берег и имел в отношении ее самые серьезные намерения. И потому встречи с ней ждал, и она ждала. Но вот увидеться не получилось. Отправляли нас быстро и, я бы даже сказал, торопливо. Причину нам не объясняли. Так, краем уха слышал, что в той операции, куда нас погнали, тепловизоры нужны. Но они везде нужны…
Сначала нас вертолетом забросили вместе с какими-то ящиками на противолавинную станцию. Командование договаривалось, билеты брать не пришлось. Полет был такой, что просто нет слов. Вертолет гражданский, дребезжал, как консервная банка, и мы с Валеркой гадали, в какую минуту он развалится. И очень удивились, что этого не произошло. Потом лавинологи куда-то по своим делам выезжали, по пути отвезли нас на машине до нужного поворота на высокогорье и высадили. Пальцем ткнули, показывая направление.
– Дальше по большой тропе, никуда не сворачивая. Там ошибиться невозможно. Следуйте за поворотами большой долины. За сутки дойдете до аула, а там уже ваши рядом… – так нас и напутствовали.
Повезло нам. За счет того, что часть пути мы на машине проехали, уже кучу времени сэкономили. А те сутки, что дали нам на дорогу до аула лавинологи, они оценивали по своим более чем скромным возможностям. Мы с Валеркой на такие мерки внимания предпочли не обращать и двинули привычно, как нас учили, маршевым темпом. Останавливались только один раз, чтобы на двоих уничтожить один пакет сухого пайка. Больше на марше лучше не есть, иначе идти трудно. И добрались до места за восемь часов. Значит, сделали мы вывод, лавинологи в ходьбе слабы, привыкли больше к машинам и вертолетам. Но нас и это не расслабляло, потому что мы готовы были и в ночь двинуться дальше, надеясь до темноты успеть нагнать взвод.
Карта у нас была. В штабе выдали, и даже без росписи. Не армейская, не секретная, без нанесения на нее мест дислокации воинских частей и специальных обозначений, типа геодезических знаков, помогающих ориентироваться, но все же и на этой карте были обозначены тропы. Мы прикинули свои возможности и решили, что можем ускориться. Тем более в ауле нам сказали, что взвод вышел по маршруту только нынешним утром. Значит, до леса, куда взвод направлялся, он еще не дошел и в сам лес, скорее всего, пойдет только завтра. Есть возможность нагнать. Вдвоем можно шагать быстро. Колонной такое передвижение осуществлять сложнее, если только бежать, но о том, что взводу следует торопиться, нас в известность никто не ставил. Нам на маршрут должно было хватить четыре часа – так я по карте определил. В крайнем случае, если в это время не уложимся, подойдем в темноте. Не окликнув, даже часовой не стреляет, и потому разобраться возможность будет. Да и оставшийся путь в большинстве своем выпадал на еще светлое время суток. Значит, много спотыкаться не будем.
Правда, нас пытались пугать местные жители. Каких-то волков-оборотней придумали, которых пуля не берет, а сами они на людей нападают и, дескать, мозг из черепа выгрызают. Пугали, а у самих глаза хитрющие… Нас этим не проймешь. Мы и сами хитрые.
И мы пошли совершенно без страха. Но оказалось, что силы мы рассчитали неправильно…
Общие силы всегда следует измерять по слабому звену. Я еще вполне нормально себя чувствовал, когда Валерка заметно сдыхать стал. Он перед отправкой в школу снайперов три месяца после ранения в ногу пролежал в госпитале. Естественно, не тренировался. А все занятия по общефизической подготовке в школе снайперов, хотя они и казались кому-то чрезвычайно интенсивными, для нас, по большому счету, и тренировками не были. Нагрузка совсем не та, что в спецназе ГРУ, где тебя до кровавого пота гоняют. Капитан Герасимов, наш ротный, сам не понимал, что такое усталость. И не понимал, когда другие устают. А в школе… Так, утренняя разминка перед завтраком. Потому Валерка форму потерял окончательно и стал тормозить, а потом, хотя и не жаловался на боль, совсем захромал. Осуждать его за это было грех. Не сам он себе лежку в госпитале устраивал и не по большому блату туда попал. В общем, мне пришлось равняться на него и сдерживать свои порывы. Я-то сам с раннего детства на лыжах бегал: в юношескую, а потом и в молодежную сборную области входил и потому усталости обычно не знал, а если и уставал, то умел терпеть и приводить себя ко «второму дыханию». В армии это помогало. Даже когда другие наши парни, хорошо подготовленные, начинали тормозить, я имел возможность прибавить темп. Но с Валеркой в напарниках темп прибавлять было нельзя. И даже укорять его не хотелось, хотя сам я не представлял пока, что такое дважды простреленная кость голеностопного сустава и длительное ношение гипса после операции. Наверное, это будет еще долго сказываться.
– Сегодня, пожалуй, и не догоним, – предположил я. – Может, помедленнее пойдем, но без остановки до утра?
– А нам нужно так спешить?
Уже этот встречный вопрос и тон, каким он был задан, показали, что Валерка слегка раскис. Нужно было его жестко приводить в норму. Именно жестко, иначе не получится, а если и получится, то ненадолго. И я нашел аргумент:
– А ты что, хочешь потом по лесу плутать и аукать? Долго искать придется. Лес громадный. И не сообразишь, куда они пошли.
Валерка вздохнул, соглашаясь, и перекрестился. Но ситуацию тоже оценил. В любом случае вдвоем себя чувствуешь не так, как со взводом. Наш маршрут – это не туристическое мероприятие, и находимся мы на территории, где людей найти непросто, да и те не всегда к нам доброжелательно относятся. Я сам еще до школы снайперов участвовал в операции по «зачистке» горного аула, где мы вытащили из подвалов четверых бывших солдат, превращенных в рабов. Кавказцы в большинстве своем сами работать не любят, но обожают заставлять работать на себя других. Это у них в порядке вещей и считается хорошим тоном на протяжении многих веков. Тех, кто рабов держит, односельчане уважают.
И потому задерживаться и оставаться постоянно в состоянии настороженности тоже не хотелось. Но пошли мы все же значительно медленнее, тем более что и сама тропа поднималась все выше и выше и дышать становилось труднее. А потом она вообще стала петлять среди высоких камней, полностью закрывающих обзор. И темнота уже была готова вот-вот подступить вплотную. Среди скал это ощущалось явственнее, чем на открытом месте.
И в этот момент мы впервые и услышали его…
Это был волк. Он выл безудержно-тоскливо, с какой-то многовековой затаенной болью, которую пытался вылить на окружающий его мир, в надежде таким образом избавиться от нее навсегда. Я никогда раньше не слышал волчьего воя, но сразу понял, что это такое, и ощутил, как под кожей по всему телу пробежал ледяной озноб. Даже под автоматным огнем врага такого озноба не ощущаешь. Там только злость и отчаяние, а здесь – что-то похожее на ужас. И вдруг ты начинаешь чувствовать свое бессилие, начинаешь понимать, что ты состоишь из обыкновенного мяса и костей.
И сразу вспомнились рассказы жителей аула об оборотнях…
Нет, конечно, ни я, ни Валерка не верили в оборотней. Тем не менее влияние волчьего воя на наши уши было таким, что поневоле верилось в любые небылицы. Валерка трижды перекрестился.
– Далеко он?
– А здесь определишь? Любой звук среди скал болтается, может сразу остановиться, а может за много километров убежать и только усилиться. Эхо…
– Неприятно…
– А ему, думаешь, приятно было бы нас встретить?
Валерка вздохнул, вытащил из глубокого кармана «разгрузки» трофейный автоматический пистолет «Глок» и переложил в другой карман, откуда его можно легко достать.
Пистолет модный, но дерьмовый, честно говоря. У меня был такой еще во время срочной службы, до контракта. При стрельбе ствол бросает так, что в автоматическом режиме прицельно из него можно только на площади в демонстрацию стрелять. Может быть, в кого-нибудь попадешь, но и это не факт. Скорее, все пули в небо уйдут. Одиночная стрельба еще более-менее нормальная. Но тогда зачем вообще автоматический режим сделан? Непонятная пластмассовая игрушка, хотя и называется громко «полицейским пистолетом». Ну да, полиции-то в самый раз демонстрации с таким разгонять…
У Валерки, насколько я знал, оставалось всего два патрона. Я еще перед выходом предлагал пистолет с собой не таскать, хотя и весит он совсем не столько, сколько «Стечкин». Но вот «Стечкин» с полной обоймой, несмотря на тяжесть, и я бы в дорогу прихватил. Только его у меня не было.
– Винтовки соберем? – спросил Валерка.
– Рано еще…
Наши крупнокалиберные винтовки «Харрис-93» в собранном состоянии, в отличие от российских крупнокалиберок, покороче, но и потяжелее, и неудобны при переноске. Это только на первый взгляд кажется, что без малого десять килограммов груз не слишком большой. А если еще и магазин на двадцать патронов прихватишь – а у патронов-то калибр 12,7 миллиметра, – следовательно, вес обоймы немногим меньше веса винтовки… А есть еще и комплектующие, начиная от портативной спутниковой метеостанции и боевого калькулятора и кончая прицелом с тепловизором и аккумуляторами ко всей системе… Как подумаешь, что тащить это придется на одном плече в гору на протяжении многих километров, сразу поймешь, что в разобранном виде винтовка гораздо более удобна. На каждое плечо по упаковке, и можно идти. А предложение со стороны Валерки прозвучало только для того, чтобы на отдых остановиться и дыхание перевести. Но нам лучше было медленнее передвигаться, чем останавливаться и тем сбивать себе дыхание.
Чем выше мы поднимались, тем прохладнее становилось. В горах ночи всегда прохладные, а на высокогорье особенно. А здесь высокогорье серьезное, если сюда вертолеты стараются не летать. От ходьбы и тяжести груза потеешь, а воздух вокруг холодный. Приятного в таких ощущениях мало.
– Не торопись… – попросил Валерка.
Голос его звучал уже с дистанции. Значит, я, задумавшись, оторвался от него. Так тоже парами не ходят. Напарника следует ждать. Я остановился и обернулся. Валерка вышел из-за поворота, сильно хромая. Наверное, мы слишком откровенно рискнули, отправившись в этот переход сразу после восьмичасового перехода до аула. Надо было отдохнуть, а там, может быть, и из взвода кто-то подошел бы. Нам в штабе батальона обещали, что нас могут встретить.
Валерка шел, глядя себе под ноги. И рот был открыт, и дыхание тяжелое. Я уже подумал было, что стоит привал объявить, пусть отдохнет…
Только в пяти шагах от меня Валерка поднял голову. И в его глазах я сразу прочитал приближение беды. Смотрел напарник не на меня, а мне за спину. Я уже обернуться хотел, когда почувствовал, что мне в позвоночник чуть ниже рюкзака уперся автоматный ствол.
– Привет туристам. Заблудились мальчишки, – сказал насмешливый голос с сильным кавказским акцентом.
Ситуация просчитывалась в общем-то легко. Нажать на спусковой крючок автомата вовремя тоже не так-то просто. Я легко успевал бы резко развернуться, отбросить одной рукой ствол, а второй ударить с разворота. Но тогда предназначенная мне очередь угодила бы в Валерку. Да и он смотрел не в одну точку, глаза у него бегали из стороны в сторону. Значит, за спиной было несколько человек, и, сбив с ног одного, я угодил бы под очереди других.
– Много их? – не оборачиваясь, спросил я Валерку.
– Пятеро, – сказал он и перекрестился. – Влипли, кажется…
– Влипли, влипли, – согласился тот же голос за моей спиной. – Креститесь не креститесь, теперь это вас не спасет…
– Что же ты патронами для меня не запасся? – спросил Валерку старший в группе боевиков, захвативших нас, невысокий крепыш с седыми косичками под окончанием усов. Он вертел в руках пистолет Валерки и уже убедился, что в обойме только один патрон, а второй был уже дослан в патронник. – Идешь в гости, нужно подарки с собой брать…
– Не успел пока другого такого, как ты, найти с таким же пистолетом, – спокойно и с достоинством ответил Валерка.
– Зачем тебе другой? – не понял боевик, хотя я уже понял.
– Чтобы его убить, а патроны забрать… Придется тебе самому своих собратьев убивать, чтобы патронами разжиться. В армии такие пистолеты не в почете. Дерьмо…
Боевик довольно усмехнулся.
– Дерьму – дерьмо…
И сам нарвался на ответ.
– Вот тебе и достался… Дерьму – дерьмо.
Валерка за словом в карман никогда не лез. И не из трухлявых оказался. Хорошо сказал.
Удар ногой в пах последовал незамедлительно. Но такой удар блокировать можно было без труда, что Валерка и сделал. Просто голенью отвел бьющую ногу в сторону. Мог бы и сам ударить в ответ, пока бандит был в неустойчивом положении, но пока не ответил. Да и как ответишь, если на тебя четыре автомата смотрят не мигая. Вернее, на него только два смотрели, потому что два оставшихся смотрели на меня.
– А ты храбрый, – сказал Валерка. – У нас в деревне баба одна такая же храбрая была. Пьяного мужа постоянно избивала. Он утром просыпается, весь избитый. Она говорит, таким домой, мол, пришел. Пока ему не сказали. Быстро, слава богу, отучилась…
И при упоминании имени Бога демонстративно перекрестился.
– Ты меня бабой обозвал? – взревел бандит.
– Мужчина мужчину уважает. А безоружного только баба бьет, – сказал я.
Это бандита, готового нанести Валерке второй удар, остановило.
– Посмотрим, кто из вас не баба, – сказал он. – А это что?
Он толкнул ногой одну из упаковок с «крупнокалиберками». С нас их сняли сразу, решив, видимо, облегчить нам дорогу.
– Посмотри, – равнодушно сказал я.
Бандит упаковку расстегнул, стал вытаскивать винтовку.
– Ух, ты… Лукман, по твоей части. Разберешься?
Стоящий дальше других бандит загнул вперед и наклонился.
– Крупнокалиберка. Американская дальнобойная. Всю жизнь о такой мечтал!
– Хорошая штучка?
– Класс! А у Адама почти такая же. Чуть-чуть похуже. Только я, пожалуй, со всеми этими приборами не разберусь. – Он посмотрел на нас. – Если никто не покажет…
– А Адам?
– Адам тем более не разберется. Он только стрелять умеет. С его-то винтовкой я ему разбираться помогал. Он дурак.
– Каждый бы дурак так стрелял! Муху влет бьет…
– Ох, и винтовочка… – Лукман гладил приклад.
– А я из-за каких-то пистолетных патронов ругался, – сказал первый. – А нам вон какой подарок принесли… Ну, спасибо вам, спасибо! Наш эмир человек благодарный. Он, может быть, в знак уважения решит вас просто расстрелять и не будет с живых шкуру снимать. Спасибо еще раз. И патроны есть…
– Тебе спасибо, обрадовал, – ответил я.
– Человек предполагает, а Господь располагает… – добавил Валерка и снова перекрестился, чувствуя, что этим сильно раздражает бандитов, и умышленно идя на обострение.
И словно в ответ ему совсем неподалеку раздался протяжный волчий вой. Мы с Валеркой переглянулись и тут же на боевиков глянули. Они на вой почти не отреагировали. По крайней мере, явно не показали своих эмоций и за оружие не схватились. Только Лукман плечами передернул, словно озноб сбрасывая.
– Идем, – сказал старший. – Пора уже…
Капитан Герасимов собрал вокруг камня, служившего ему канцелярским столом, командиров взводов, чтобы поставить вводную задачу и провести инструктаж.
– Нас сегодня утром атаковали, если можно так сказать, хотя, по большому счету, нас только обстреливали с опушки леса. Часовой видел передвижение бандитов по опушке, но за ее пределы они не выходили. Не решились на лобовую атаку. Я насчитал около пятидесяти автоматных стволов. Было два выстрела из «Мухи»[5]. Видимо, у бандитов есть еще несколько «Мух», и потому необходимо быть осторожнее. Выдвигаться начнем по всему периметру за три часа до рассвета. Конечный остаток пути до опушки леса все передвижения выполнять скрытно, ползком. Встать в полный рост можно будет только в момент соединения со своими, если это произойдет и если бандиты при этом будут далеко. Скорее всего, банда отошла в глубину леса, но резонным будет предположить и наличие засады. Минирование и простые растяжки можно будет встретить повсюду, и пото у еще раз предупреждаю об осторожности. Передвигаться с оглядкой, смотреть под ноги, контролировать все вокруг. Это всем ясно?
– Ясно, товарищ капитан, – ответил за всех командиров взводов лейтенант Локтионов.
– Теперь перейдем к конкретным мероприятиям. Первый взвод по главе с лейтенантом Локтионовым, как наиболее знакомый с местной обстановкой, занимает верхнюю позицию. Другим, кто склона не видел, спуститься там будет сложнее. Локтионов своих проведет и начнет спуск к лесу с левого фланга. В сам лес углубляться только после того, как станет ясно, что и остальные займут нужные позиции.
– Понял, товарищ капитан.
– Идем дальше. Второй взвод выходит овечьими тропами на дно ущелья и проходит вдоль ручья. Далеко в долину не углубляться, а готовиться к атаке только со своей стороны. Одновременно со вторым взводом третий заходит в долину как можно глубже, но не более чем на 200 метров. После этого первый взвод заходит в лес и пересекает его. При этом следует учесть, что линию нельзя разрывать. Лучше оставить открытым незначительный участок с самого края, чем ставить сеть, состоящую из сплошных дыр. Таким образом мы замкнем цепь окружения. Два оставшихся взвода под моей командой пойдут, вернее поползут, во фронтовую атаку.
– А «краповые»?
– Если они успеют к началу боя – хорошо. Не успеют, ну что ж. Но я оставлю сообщение для их командира. Пусть полностью перекроют выход из леса, плотной линией, и захватывают тех, кто попытается выйти оттуда.
Командир роты осмотрел своих офицеров, ожидая вопросов. Вопросов не последовало. И только после этого он перешел к следующей теме.
– Информация на всякий случай… У нас два солдата-контрактника пропало. Младшие сержанты Братишкин и Востриков. После окончания школы снайперов прибыли в бригаду на стажировку. Их высадили вертолетом на противолавинной станции и отправили пешком догонять нас. При отсутствии устойчивой радиосвязи не было возможности предупредить нас, чтобы встретили. В ауле снайперы были вчера во второй половине дня. Там не задержались и сразу двинулись догонять нас. По дороге пропали. Лейтенант Локтионов в сопровождении солдата своего взвода выходил навстречу, дошел до аула и вернулся обратно. Следов солдат он не нашел. Сбиться с пути было сложно, свернуть в боковое ущелье у них надобности не было, банда заперта в ущелье без возможности выхода через перевал. Тем не менее солдат нет. У них при себе были новые американские крупнокалиберные снайперские винтовки, имеющие оптику с тепловизором. Из-за этого их к нам и послали так срочно. Потому попрошу каждого отмечать любую информацию, которая поможет облегчить поиск. – Капитан еще раз осмотрел всех командиров взводов. – У меня все. Если нет вопросов, можно разойтись и начинать инструктаж и подготовку солдат. А лучше дать им сначала выспаться.
Конечно, полноценно выспаться за оставшееся время никто не сумеет, тем не менее привычным к таким графикам солдатам спецназа ГРУ хватило бы пары часов, чтобы почувствовать в себе новые силы. Командир роты это знал прекрасно…
Капитан и сам не прочь был выспаться. Оставив вместо себя дежурного с приказом будить при любой информации и назначив время подъема, Андрей Александрович сразу же уснул, как только отдал себе внутренний приказ. И проснулся опять же сам, за несколько минут до назначенного для подъема времени, чем очень обрадовал дежурного, которому и самому хотелось хоть чуть-чуть поспать.
– Радиста ко мне и можешь идти отдыхать, – распорядился капитан и немножко помахал руками, чтобы разогнать кровь по телу. Ночь все же была прохладной, и нужно было немного согреться. Но согреться как следует не удалось, потому что откуда-то издалека опять послышался волчий вой. Теперь одиночный, но одиночным он был недолго, и уже через минуту к нему присоединились два других голоса из разных мест долины. Впечатление было такое, что волки разбрелись в разные концы леса и так перекликаются.
От этих диких тоскливых голосов в тело вместо тепла вошел холодок.
Радист младший сержант Серегин и сам знал, что подходит время сеанса связи, и велел дежурному разбудить себя чуть раньше. И потому на зов командира роты явился сразу.
– Разворачивай технику…
– Уже готово, товарищ капитан. Через две с половиной минуты подходите. Сеанс начнется…
Через две с половиной минуты, которые Герасимов сосчитал, не заглядывая в циферблат часов, младший сержант Серегин протянул подошедшему капитану наушники с микрофоном.
– Начальник штаба на связи…
– Здравия желаю, товарищ майор, – сказал Герасимов.
– Здравствуй, здравствуй. Докладывай обстановку. – Начальник штаба батальона был настроен по-боевому, и вообще он никогда не любил порожних разговоров.
– Рота прибыла. Установку для каждого направления дал. Сейчас солдаты отдыхают. Через час начнем операцию по зачистке леса. «Краповых» пока дожидаюсь. Надеюсь, подойдут вот-вот. Снайперы пропали вместе с винтовками. И вообще обстановка неприятная…
– Что пропали два солдата – это очень неприятно. Попробуй их поискать. Хотя бы следы найди. И, как только все дела в лесу закончишь, начинай активный поиск. Прямо с аула. Пусть «краповые» там зачистку проведут. Все может быть… Могут там их держать. А сам путь к перевалу полностью прощупай. И докладывай результат.
– Я не про эти неприятности, – вдруг захотелось пожаловаться Герасимову.
– Еще что-то?
– Волки. В ауле говорят, что оборотни…
– Что-что? – переспросил Григорий Петрович.
– Из леса время от времени раздается волчий вой. Причем настоящий, не имитация. У меня в роте охотники есть – говорят, настоящий. Да и чувства он вызывает неприятные. В ауле говорили, что здесь волки-оборотни живут…
– В погонах или без? – спросил Григорий Петрович, явно не воспринимая сообщение всерьез. Да любой на месте начальника штаба батальона повел бы себя аналогично. – Оборотни в погонах сейчас – модная тема в прессе. Откуда волчьей стае взяться? Сейчас не зима. Волки стаями только в зиму бегают. Что-то ты не то говоришь, Андрей Александрович.
– И это мы обсуждали. Все понимают, что сейчас не зима. Тем не менее воет целая стая. В разных местах леса…
– Не дури ты мне голову всякими оборотнями. – Начальник штаба не сердился, но смеялся. – Это вам бандиты что-то подсовывают.
– Удачно подсовывают, товарищ майор. У солдат уже настроение скверное от этого воя. Он вроде бы нас не преследует, тем не менее неприятно ощущать рядом волков. Только что вот выл, и у меня внутри все холодеет. Но у меня психика закаленная. А солдаты многие в неуверенности находятся, я заметил. Они бандитов не боятся, а с волчьей стаей встречаться откровенно не желают. Придется их туда сводить, чтобы сами увидели. Придется в любом случае, поскольку мы весь лес должны прочесать.
– И прочесывай. Через три часа доложишь. До связи…
Капитан передал наушники радисту, тот смотрел командиру прямо в глаза.
– Ты что?
– Не верят, товарищ капитан, в волков-оборотней?
– Не верят. А ты веришь?
– В мире много странностей бывает. Что-то там есть, а что – скоро узнаем. Хотя узнавать как-то жутковато… «Краповые», кажется, идут.
Из-за перевала раздавался шум, похожий на шаг колонны, идущей по площадной брусчатке. Конечно, горная почва тоже не отличается мягкостью, тем не менее все же лучше ходить потише, подумал капитан, вставая, чтобы встретить подкрепление, которому он отводил роль заслона…
Итак, все роли были распределены. «Краповые» выступили на обозначенные позиции почти без остановки. Да им и выступать-то было особо некуда, поскольку предстояло просто занять перевал, где для них даже окопы были подготовлены. На это было решено выделить треть личного состава, а остальными двумя третями, тоже далеко не удаляясь, перекрыть дно ущелья. Само ущелье никуда не ведет, но все же если бандиты прорвутся через ряды спецназа ГРУ, они могут рассеяться по склонам, где собирать их по одному будет и долго, и затруднительно, да и потерями это чревато. Но дно ущелья под перевалом было достаточно широким, и потому капитан Герасимов решил выставить туда большую часть спецназа внутренних войск. Внизу, конечно, предстояло окопаться и выложить из камней бруствер. Задача несложная, даже если учитывать ночное время. Нужно было только не шуметь при выставлении заградительной линии.
Тех бойцов, которым предстояло перекрыть перевал, Герасимов повел на позиции сам. И, производя смену, вспомнил про пустой окопчик на скале, что приготовил для себя рядовой Бапынаев. Вспомнилось, как кто-то из этого окопчика отвечал на вопросы, хотя сам Бапынаев в это время ушел с командиром взвода встречать снайперов.
Капитан повел на скалу двух бойцов из состава «краповых». На скале, при приближении командира, встал сам Бапынаев. Вернулся, значит, на свое подготовленное место.
– Ты с Локтионовым уходил? – спросил Герасимов.
– Так точно, товарищ капитан.
– Я внизу с солдатами разговаривал, отсюда кто-то в разговор вмешивался. Кто здесь был?
– Баштар Аббасов, наш пулеметчик. Я его попросил здесь посидеть. Сверху пулемету лучше стоять. Стрелять удобнее.
– А сейчас он где?
– На другой скале, выше меня. Пока мы в аул ходили, он выше себе место подготовил.
– Я здесь, товарищ капитан, – раздался голос с соседней скалы. Голос Герасимов узнал.
Вот и разрешилась одна маленькая проблема. Разрешилась просто, без всякой мистики. Разрешится сама собой и проблема с волчьей стаей, и с мистическими оборотнями. И обязательно разрешится просто.
Капитан подумал об этом с облегчением, но тут же, словно в ответ на его мысли, снова завыл волк. И завыл совсем близко. Второй подтянул почти сразу и тянул ту же ноту. Александру Андреевичу вдруг показалось, что волки и вправду его мысли читают.
– Это те самые, которые людям мозг выгрызают? – спросил «краповый», которому предстояло занять место Бапынаева.
– Те самые, – преодолевая себя, усмехнулся командир роты. – Но волки же, как известно, боятся красных флажков. А «краповый» берет ничем не хуже флажка. К вам волк не подойдет…
– Ну вот, значит, и каску надеть нельзя, потому что она зеленая. Зачем тогда тащил ее с собой. – Он похлопал себя по кевларовой каске, подвешенной к ремню ниже спины.
Каски у «краповых» серьезные. Прочные и легкие. Министр внутренних дел о своих подчиненных заботится. Почему же в армии никто о бойцах заботиться не желает? Почему армейская стальная каска до сих пор не нашла себе замены? Обычно отговариваются нехваткой средств. Но на что тогда бюджетные средства тратить, если не на солдат?
Герасимов уважительно потрогал кевларовую каску кончиками пальцев.
– На скале, наверное, можно и ее носить, – сказал капитан. – Сюда волку забраться трудно.
– Пожалуй, надену, – решил «краповый».
Командир группы «краповых» капитан Ермолаев, крупный краснолицый офицер с грубоватыми манерами, поделился с коллегой из спецназа ГРУ переговорным устройством из своих запасов, чтобы можно было координировать действия двух спецназов. У спецназа ГРУ были свои переговорные устройства у командира роты и каждого из командиров взводов, но все они работали в одном диапазоне, и попытка установить общую связь между военными разведчиками и «краповыми» не увенчалась успехом. Потому Ермолаев послал куда-то молодого солдата, и тот вернулся через пару минут с запасной «переговоркой».
– Штука казенная, не личная, – предупредил «краповый» капитан, вручая «переговорку» Герасимову, – подлежит обязательному возврату.
– Беру на себя обязательство… – кивнул Герасимов. – Ну, счастливо оставаться…
Он встал в полный рост и расправил плечи. Пришло время выступать. Три взвода уже выступили. Подошло время четвертому и шестому взводам. Пятый находился в Ингушетии, и, возможно, всей роте скоро придется отправляться ему на помощь. По крайней мере, начальник штаба батальона прозрачно намекал на это совсем недавно. Но это потом, а сейчас необходимо было думать о предстоящей операции.
Выставив вперед дозор из командира четвертого взвода старшего лейтенанта Патрикеева, который ночью видит, по его собственным словам, как две кошки, вместе взятые, двух пулеметчиков и одного автоматчика, капитан Герасимов шел рядом с командиром шестого взвода лейтенантом Корепановым. Передвигались неторопливо, беззвучно, и даже в ночи стремились укрываться под сенью редких деревьев и в тени скал. Когда тропа разделилась на четыре рукава, оба взвода растеклись по ним, чтобы прийти к опушке леса одновременно. Но подходить к опушке в полный рост, на манер Терминатора, Герасимов не собирался. Он сам выбрал необходимую дистанцию и передал команду сначала Патрикееву, ведущему передовой дозор, а потом, через сорок шагов, и всем остальным. Почти шесть десятков бойцов перешли на гусиный шаг. Скоро скалы, камни и заросли кустов скрыли спецназовцев от взгляда возможного наблюдателя из леса. А еще ниже, когда склон стал совсем пологим, Герасимов дал команду двигаться дальше ползком. Команду эту спецназовцы ГРУ всегда не любили хотя бы потому, что на тренировочных занятиях ей уделялось больше всего времени. Ползать в роте умели все, причем почти так же быстро, как ходит обычный человек. И уж конечно быстрее, чем осуществляется скрытное передвижение в полный рост и, тем более, утомительным гусиным шагом.
Таким образом, иногда поднимая голову для внимательного ощупывающего взгляда вперед, два взвода спецназа добрались до опушки леса.
– Я – Центр. Командиры групп, доложите обстановку, – потребовал капитан Герасимов, прижимая к губам переговорное устройство.
– Я – Первый, – доложил лейтенант Локтионов. – Опушку уже видим. Последний спуск отнимает много времени. Стена почти вертикальная. Используем блок и веревки.
– Когда будешь на месте?
– Еще минут семь-восемь. Половина взвода спустилась.
– Продолжай. Как только закончишь, доложи. Остальные…
– Я – Третий, – доложил командир третьего взвода старший лейтенант Шамсутдинов. – Завершил выстраивание цепочки.
– Получилась замкнутая система?
– Не хватило человек пяти… Оставил открытой верхнюю часть.
– Сдвигайся до верхнего уровня. Оставляй открытой нижнюю. Если уйдут поверху, в лес, долго потом будем за ними бегать. Если уйдут снизу, есть надежда, что пойдут на «краповых». Пятьдесят на пятьдесят… Выгода очевидна.
– Понял, сдвигаюсь, товарищ капитан. – Шамсутдинов свою ошибку осознал сразу. – Минута уйдет. Через минуту буду готов.
– Жди команды. Второй…
– Я – Второй, – отозвался командир второго взвода лейтенант Балаклава. – Готов…
– Первый! Тебя ждем…
– Сложный спуск. Торопиться нельзя…
В этом лейтенант Локтионов был полностью прав. Лучше неторопливо завершить спуск и приступить к операции полным составом, чем поднимать, перевязывать и выносить с места операции кого-то, кто в спешке сорвется со скалы. Но ждать осталось недолго.
– Центр, я – Первый. Я готов. Вышел полным составом к опушке.
– Остальные… – требовательно и сосредоточенно запросил капитан.
– Третий готов…
– Второй готов…
– И Шестой готов, – пошутил лейтенант Корепанов, лежащий рядом с командиром роты.
– Продвигаемся в сторону цепи Третьего, – не отреагировав на хорошее настроение лейтенанта, скомандовал Герасимов. – Ползком… Внимательно… Вперед! Третий, смотри, чтобы твои в нас стрелять не начали.
– Я инструктировал. Смотрят внимательно. Стрелять будут только в определенную цель.
Продвижение в лес началось. Здесь уже не было необходимости торопиться, потому что требовалось не просто привыкнуть к темноте, но и ощупать каждое место, где можно было устроить замаскированную нору. Спецназовцы ГРУ – сами большие мастера устраивать такие норы, потому и искать их умели.
Но остановиться пришлось уже после первых пятнадцати метров.
– Командира роты на правый фланг… – шепотом передали по ползущей цепи.
Если передавали через солдат, значит, вызов идет не от офицера.
– Иду, – отозвался Герасимов.
Он сдвинулся в сторону, чуть отстал от основной цепи и пополз направо. И скоро заметил, где требуется его присутствие. Два бойца склонились над телом. Это явно было тело боевика, получившего пулю – скорее всего, в бою со спецназом минувшим утром. Пуля вошла в грудь и вышла через правую лопатку ближе к подмышке. Вторая пробила плечо, тоже навылет. Неприятные ранения, но не смертельные. Если в банде есть врач или хотя бы санинструктор, раненого можно было бы попытаться спасти. Его не спасли. Скорее всего, добили. И смерть наступила совсем от другого ранения.
– Прикройте нас… – скомандовал капитан.
Двое бойцов, увидев в руках командира роты фонарик, сразу сообразили, с какой стороны следует прикрывать, сняли бушлаты и отгородили ими Герасимова от внутренней стороны леса. Капитан посветил. У бандита было разорвано горло. Разорвано идеально, с левой стороны, после чего кровь перестала поступать через сонную артерию к мозгу. Такую рану наносят или большие специалисты, или существа, подчиняющиеся только инстинкту.
Опять холодок пробежал под кожей, и капитан прислушался, не раздастся ли где-нибудь волчий вой. Но воя слышно не было. А на горле убитого были видны отчетливые следы острых зубов. Помедлив пару секунд, Андрей перевернул уже остывшее тело бандита лицом вниз и слегка отшатнулся после того, как навел фонарик на голову.
Это была уже не голова. Это была половина головы, потому что теменная часть черепа была сорвана и мозг почти полностью выеден.
«Оборотень… Оборотень… Оборотень…» – начала пульсировать в голове мысль.
Капитан попытался эту пульсацию остановить, но это ему удалось не сразу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Руки нам связали за спиной, в двух местах. С непривычки от такого способа связывания сначала заболели не запястья и локти, которые стягивала веревка, а плечи и ключицы, потому что плечи неестественно выгибались в сторону спины. А стоило чуть-чуть подать их вперед, нудная боль приходила уже в локти. Бандиты свое дело знали, умели устраивать человеку даже маленькие мучения, не говоря уже о больших, и делали это психологически грамотно, предпочитая первые. Они прекрасно, должно быть, знали, что большие мучения всегда вызывают у человека ярость и отчаянную жажду к сопротивлению. И тогда, в состоянии аффекта, они проходят для жертвы не так заметно. А маленькие мучения, особенно если они длятся долго, всегда своим дискомфортом доставляют такие ощущения, которые изматывают нервную систему человека, а иногда и ломают его характер эффективнее, чем это делает обещание виселицы. Человек сам, своими мыслями, страхом за будущее, подводит себя к состоянию отчаяния. Это все и я, и Валерка знали из теории, хотя на практике сталкиваться с этим пока не приходилось. Нас самих обучали искусству связывания еще более изощренному, который называется «баба-яга». При этом способе руки за спиной стягиваются петлей, дальше петля перебрасывается через горло, потом веревка захватывает одну ногу, согнутую в колене, и подтягивает ее как можно выше. Когда связанный начинает шевелить затекшей ногой, он начинает сам себя душить. Если шевелит руками, то и в горло себе вцепляется, и ногу себе же одновременно выворачивает. Через час обычно начинаются судороги в задней части бедра. Чтобы побороть такие судороги, следует выпрямить ногу и как можно выше поднять переднюю часть стопы. Но этого не позволяет сделать веревка, и связанному каждое движение доставляет мучения от удушья. Человека такое состояние изматывает, постепенно уничтожает его волю. Через два часа лежания в такой позе можно проводить допрос пленника. Как правило, он бывает успешным.
Слышал я, бандиты тоже умеют «бабу-ягу» делать. Не все, но отдельные умеют. Из тех, кто сам прошел через такую практику. У них была возможность оценить этот способ. Но нам это пока не грозило, поскольку наши ноги бандиты предпочитали держать свободными. Тащить нас на своем горбу никто желания не проявил. А Валерка, как мог, тормозил их передвижение, хромая все сильнее и сильнее. Причем выглядело это вполне натурально, поскольку бандиты видели его хромающим перед самым пленением и сильно возразить не могли, хотя, наверное, хотели бы. Нельзя же заставить птицу летать, если у нее крылья подрезаны. То же самое относится и к человеку с больной ногой. Но вопрос все же Валерке задали. Тот самый бандит задал, старший, с седыми косичками под окончанием усов.
– Лодыжку подвернул?
– Не-а… Не подворачивал. После госпиталя… Две пули в лодыжке. Три месяца в гипсе. Не успел пока ногу полностью разработать. Иначе я тебе на твой пинок такого бы отвесил…
Бандит радостно заулыбался. Он оказался необидчивым.
С тропы мы свернули не на другую тропу, а просто протиснулись в узкую расщелину между скалами. Бандиты все были с рюкзаками, да и наши рюкзаки тоже несли, не говоря уже об упаковках с винтовками, но, чтобы в эту щель протиснуться, им пришлось снять с себя всю амуницию, двигаться боком и передавать вещи по цепочке – настолько щель была узкая. Нас в нее запустили после того, как двое уже зашли туда. Путь по расщелине был, как мне показалось, очень долгим, и сильно мешали двигаться связанные за спиной руки. Дважды я застревал, однако с усилием сумел протиснуться. Но метров через двадцать мы из щели вышли и оказались на небольшой, плохо протоптанной тропе. Впрочем, чтобы протоптать тропу в твердом гранитном камне, нужно не один полк здесь прогнать десяток раз туда и обратно. Да и то едва ли тропа станет более заметной, если полк не будет укомплектован бронетехникой.
Идти опять пришлось через бурые скалы с богатым вкраплением слюды и опять же по расщелинам. Эти расщелины было достаточно широкими. Только излишне широкоплечему здесь нужно будет местами боком передвигаться. А так – путь не сложный.
Стемнело быстро. Ведущий боевик не постеснялся даже фонарик зажечь и светил себе под ноги, чтобы не споткнуться. Видимо, был уверен, что никто его не заметит. Но когда лезешь в такую крутизну, споткнуться все равно трудно, потому что ногу вперед всей подошвой ставишь. Разве что споткнешься по собственному желанию. Я такое желание испытал, споткнулся раз, потом другой. Не увидел, а услышал, как Валерка, идущий позади меня, тоже старательно споткнулся. И не раз повторил номер. А со связанными руками после падения и встать не так-то просто. Помогать нам подняться никто не спешил, и мы нормально отдыхали сидя, пока не получали пинка. Тогда поднимались до следующего падения.
– Ходить по горам вас не научили, – сказал старший бандит и пальцем подкрутил свои косички. – А еще «летучие мыши»[6]…
– По таким тропам ходить – привычка нужна, – изрек Валерка. – Посветил бы хоть кто под ноги. Надоело падать…
Но светить нам под ноги никто не пожелал. И мы благополучно продолжали замедлять общий темп передвижения, надеясь при этом сами не зная на что. Но надежда всегда умирает последней, и потому мы ждали возможного изменения ситуации. Тогда мы уже смогли бы показать, что в действительности значит «летучая мышь», внешне такая безобидная. Ну, совсем безобидная, как мы…
Один из принципов спецназа гласит: никогда не показывай противнику свою силу раньше времени. Пусть противник считает тебя слабым. И это сделает слабым его самого, и тогда ты сам становишься хозяином положения. Мы с Валеркой эту истину знали хорошо и вели себя соответствующим образом. Он хромал все сильнее, а я передергивал плечами, да так часто, что старший не мог этого не заметить.
– Да не вырвешься ты из этой связки, не пытайся, – подтолкнул он меня в спину так, что я снова упал и не вставал в ожидании очередного пинка.
– Я и не пытаюсь, – сказал я устало, получил легкий пинок и неторопливо поднялся. – У меня старый перелом ноет. Плечи вывернули, вот и ноет. Потому и шевелюсь…
– Где перелом был?
– Большой плечевой бугор. Три перелома в одной кости.
У меня действительно был такой перелом в детстве, когда я на велосипеде в лесу зазевался и въехал плечом в дерево. Долго плечо болело. Года два, наверное. Потом прошло. Сейчас это вспомнилось вовремя. И показало бандитам мою слабость. Пусть считают меня слабым… Пусть. Они сами от этого ослабеют…
Валерка меня понял.
– Ты лучше расслабь плечи. Не так больно будет, – посоветовал.
Но он не знал о моем детском переломе. А последние годы мы с ним вместе служили. И за это время переломов у меня не было. Значит, Валерка принял игру. Мы оба с ним слабые. Слабые солдатики среди сильных бандитов. Пусть так считают. Пусть теряют внимательность. Тогда повысятся наши шансы на переворот ситуации. Пусть только случай представится. Мы свое дело сделаем…
Шли уже больше двух часов. Правда, шли раз в шесть-семь медленнее, чем шли до этого вдвоем. Судя по всему, тропа среди скал выводила нас на вершину хребта. Маршруты по траверсу[7] всегда нелегкие, а уж преодолевать их со зверски связанными за спиной руками вообще проблематично. Сказывалось высокогорье. Дышать было тяжело. И мы с Валеркой с удовольствием и восторгом задыхались. Так задыхались, что иногда и идти не могли. Просто садились на камни и дышали. Бандитам тоже, скорее всего, идти было трудно, поэтому нас теперь уже не подгоняли. Они отдыхали вместе с нами. Это приятно было видеть. Если не ломать комедию, я смогу пройти весь этот путь туда и обратно дважды, прежде чем бандиты его преодолеют хотя бы один раз. Так я оценил их способность, но показывать это я не намерен. И Валерка тоже. Он вначале комедию поломал, когда старший бандит пинаться начал. Взъерепенился… А потом, надо полагать, понял, что следует сделать: показать бандитам, что ты «сломался». Сломанного человека мало уважают, но за ним и присматривают вполглаза. А нам только этого и надо. Я даже уверенность внутри себя почувствовал и во время очередной остановки для восстановления дыхания присматриваться начал. Бандиты сидели кучно, и бить их было бы сплошное удовольствие. Если бы не связанные руки, мы бы с Валеркой голыми руками заставили их на «пятой точке» с хребта скатиться. Это несложно. Всего несколько выверенных ударов, и мы на свободе. Но пока мы были бессильны. Оставалось ждать, когда с рук снимут веревки.
Но и руки уже, к сожалению, стали уставать. Сначала налились тяжестью плечи, а потом и руки неметь начали. Сначала онемение было еще не такое, что могло привести к омертвлению тканей, но тоже чувствительное. В мышцах ощущалось острое покалывание. Но нам с Валеркой это дало новый повод для демонстрации своей слабости.
Я сел на камень и глубоко вздохнул, переводя дыхание.
– Иди, иди, – прикрикнул старший. – Только что сидел.
– Если мне веревку не ослабят, у меня руки отсохнут, – сказал я настолько категорично, что старший бандит посмотрел на меня внимательно. – Лучше уж сразу со склона прыгнуть, чтобы не мучиться. Все, сил уже нет терпеть…
– Кто-то недавно про мужчин толковал, – припомнил он.
Да, я эту свою ошибку осознаю. Сначала хотелось показать силу и гордость. Думал, что нас сразу пристрелят. В этом случае и смысла не было притворяться. А сейчас смысл появился.
– Ослабь веревку, – потребовал я. – Хотя бы локти освободи…
Старший боевик усмехнулся, но, подойдя ко мне со спины, веревку ослабил и локти освободил. Признаться, я не ожидал от него такой милости. И сделал правильный и естественный, как мне показалось, вывод – бандитам что-то от нас нужно.
Валерка не просил ни о чем. Он просто повернулся к старшему бандиту спиной, подставляя руки, и тот распустил веревку у него на локтях. Вот и хорошо. Теперь для восстановления кровообращения потребуется меньше времени. А это значит, что, если мы окажемся на свободе, мы быстрее сможем действовать.
Но интересно, какие же у бандитов могут быть на нас планы? Хотят на кого-то сменять? Такое уже было и проходило несколько раз. Родственник родственника вытаскивал в обмен на заложника. Правда, потом ни тому ни другому родственнику уйти не удавалось. Но это частные варианты. А что нас ждет?..
С вершины хребта с правой стороны в дневное время суток, как я понимал, хорошо было видно пока еще далекий лес. Это тот самый Погорелый лес, куда мы шли и где сейчас должен находиться мой взвод вместе с командиром роты. Напрямую – это совсем рядом. Но в ночи была видна только темнота по всему склону хребта, и невозможно было разобрать, есть там лес или нет его. Но за время нашего марша вырубить весь лес было трудно, и хотя бы что-то должно было остаться. Хоть бы огонь костерка увидеть сверху, и то стало бы легче, несмотря на то что уйти отсюда к костру возможности нет никакой. Согласно карте, которую отобрали у нас бандиты, но которую я хорошо помнил, потому что изучал ее тщательно еще до вылета из бригады, с хребта прохода в лес не было. Были скалы, которые впору великим скалолазам преодолевать, но никак не воинским частям или местным бандам. А это означало, что отсюда спуститься невозможно. Мы с Валеркой, к сожалению, не скалолазы. И тем более не великие. И нам прямого пути к своим нет. А единственная возможность возвращения, если, конечно, она представится, – только одна: тем же путем, которым пришли. Его тоже, кстати, на карте нет. Но его необходимо запомнить. И я старательно запоминал. Уверен, что Валерка запоминал тоже. Хотя ночь вовсе не способствовала тщательному разглядыванию пути. Если бежать из плена ночью, то легче будет вспомнить. А днем очертания скал и тропа выглядят совсем иными.
Но это все касается тропы в скалах. На самом же траверсе тропа более заметна, и днем ошибиться будет невозможно. Я отметил это с удовольствием.
– Имран, нам не пора? – спросил бандит, идущий первым, старшего группы.
– Еще шагов сто, – ответил Имран.
Они говорили на русском. Из этого можно было сделать определенные выводы. Или это было сказано специально для нас, чтобы, например, ввести нас в заблуждение, запутать; или в банде представители разных национальностей, и для всех для них понятен один общий язык – русский. Я был склонен ко второму варианту, потому что запутывать нас можно было только в том случае, если мы не пленники. А если мы не пленники, то нам бы руки не связывали. И вообще, это было слишком сложно для простых бандитов, излишне уверенных в себе, как все кавказцы. Но из всего этого самой точной информацией пока было имя бандита с седыми косичками под кончиками усов. В данный момент это имя нам ничего не давало, однако когда-то и оно могло бы пригодиться и сыграть какую-то решающую роль в сложной ситуации. При наших обстоятельствах следует запоминать любой пустяк…
Я стал считать шаги. Это, кстати, вообще общепринятая практика, когда не хочешь чувствовать какое-то неудобство при ходьбе – например, когда обувь натирает. Считай шаги, и забудутся неприятные ощущения. Если считать лень или ты вынужден стоять, а не идти, нужно что-нибудь вспоминать, например, какое-то стихотворение из школьной программы.
Я стал считать шаги, и забылись неприятные ощущения в руках. Но я считал, понятно, не для этого. И насчитал чуть больше девяноста, когда ведущий резко свернул налево. Видимо, он плохо ориентировался в темноте, и потому Имран крикнул:
– Не здесь, Азамат, еще шагов десять. Здесь свалишься…
Азамат сваливаться не пожелал, резко, почти испуганно вернулся на прежний уровень и снова двинулся вперед.
– Вот-вот… Здесь, сворачивай, Азамат, – подсказал Имран еще через двенадцать шагов по моему счету. Шаги-то у всех разные. Мои двенадцать, может быть, и равняются десяти шагам Имрана, поскольку он идет, как я заметил, широким топающим шагом. Уверен, когда ему руки свяжут, он пойдет по-другому.
Вслед за Азаматом свернули все мы – и потерялась последняя возможность увидеть костер по другую сторону хребта. А само движение сильно замедлилось. Нам с Валеркой уже не требовалось умышленно устраивать короткие стоянки. Но, конечно, скорость была оправданной, и это чувствовали все. Спуск был очень сложным, и Имран, понимая ситуацию и наше в ней положение, решил нас с Братишкиным подстраховать. Он прицепил одну веревку к моему поясу и передал свободный конец своему соседу, вторую веревку он прицепил к поясу Валерки и оставил свободный конец у себя. Если уж нас так берегут, понял я, спуск действительно сложный. И не ошибся. И меня, и Братишкина несколько раз удерживали за веревку, иначе мы обязательно сорвались бы, потому что при спуске необходимо было держаться руками за камни, а связанными за спиной руками держаться не слишком удобно. Одновременно я видел и другой вариант развития событий. Тот бандит, что вел меня на поводке, как собаку, сам чувствовал себя не очень уверенно и, как мне показалось, этого спуска боялся. Он держался за камни даже тогда, когда необходимости в этом не было. Может, голова кружилась от воображения, потому что она не могла кружиться от невидимой высоты. И на меня он обращал мало внимания. Только когда веревка сильно натягивалась, бандит перебрасывал свой конец через плечо, упирался ногами и таким образом страховал. В этом случае хватило бы одного резкого движения, простого скачка, чтобы он сорвался с кручи. И я бы проделал такой фокус, если бы не опасался, что бандит будет за веревку, то есть за меня, держаться, как утопающий за соломинку, и сбросит меня вслед за собой. А я и ухватиться за камень возможности не имею, потому от затеи пришлось отказаться.
Но опасный спуск был недолгим. Скоро на смену ему пришла ровная площадка размером метров пять на шесть, где все уселись отдыхать. А от площадки в сторону вела пологая тропа, продолжающая спуск со склона, и было нетрудно догадаться, что мы пойдем именно по ней.
Долго отдыхать группе Имран не позволил.
– Камни ночью холодные, простынете… Вперед! – скомандовал он опять на русском языке.
Я уже обратил внимание, что на своем языке разговаривали друг с другом только двое из пяти бандитов. С остальными же они говорили по-русски, и те между собой говорили по-русски. Значит, здесь могли быть представители четырех национальностей. Удивляться этому не приходилось, потому что, как я слышал, в самом Дагестане существует более двадцати равноправных языков, принадлежащих живущим в республике народам. Все языки, естественно, родственные, но не всегда понятные. Так, русский не всегда поймет, что говорит украинец или белорус, но оба они поймут, когда говорит русский. Такая же картина, наверное, и здесь наблюдается. Но если по-русски говорят все, следовательно, наличия в группе иностранных наемников предполагать не стоит, хотя не стоит и исключать.
Я поймал себя на этих мыслях, казалось бы, совсем неуместных, и понял, откуда они пришли. А пришли они от командира роты капитана Герасимова, который много раз говорил, что военный разведчик в любой ситуации, что бы с ним ни произошло, должен оставаться военным разведчиком и анализировать все, что вокруг него происходит. И военный разведчик только тогда будет состоявшимся, когда он будет проводить анализ автоматически, не задумываясь над тем, есть ли необходимость его делать. То есть это станет привычкой.
Пусть привычка работает. Я вырабатывал ее в себе и выработал. Но для чего она нужна в теперешней ситуации? Ответ пришел сам собой. Пока во мне работает привычка анализировать события, я не сомневаюсь, что все переменится. То есть на подсознательном уровне я осознаю, что все равно стану победителем. Пусть и пройдя через испытания, но стану. И этот подсознательный заряд энергии помогает держаться, помогает сохранять холодную голову и ищет путь к освобождению. И не просто к освобождению, а к победе над противником. Когда и сознание, и подсознание направлены в одно русло и работают в унисон, человек становится способным на многое. И я готовил себя к тому, чтобы многое совершить…
Тропа долго была почти прямой, только местами слегка петляла, чтобы обойти какую-то скалу. И только через двадцать минут ровного движения спуск стал постепенно приобретать крутизну. Но до той крутизны, по которой мы спускались с горы, этой крутизне было далеко, и потому она уже не казалась нам серьезным препятствием. И даже Имран не позаботился, чтобы снова привязать к нам страховочные веревки. Без них, впрочем, идти было тоже не сложно. Здесь, на спуске, мы уже не могли спотыкаться и падать. Даже останавливаться, чтобы перевести дыхание, уже необходимости не было, потому что никто на таком пути не задыхался. А тропа скоро снова выровнялась и, к моему удивлению, перешла в классический «серпантин», который снова повел нас в сторону хребта. Непонятно было, зачем мы спускались, если могли просто по траверсу дойти до той же точки. Однако я понимал, что без причины ничего не случается, и причина должна скоро открыться. Так и получилось. Серпантин кончился и перешел в строго горизонтальную, едва приметную на камне тропку с сильным уклоном вбок. Идти по ней было не совсем удобно, потому что приходилось постоянно сгибать ноги.
В итоге тропинка уперлась в скопление скал. И я почти сразу догадался, что где-то среди этих скал будет расщелина, которая изменит наш путь. Так и оказалось. Скопление скал мы обходили с нижней стороны, и чуть дальше в скале была трещина, через которую мы и начали перебираться по одному. Трещина была глубокой, хотя и не прямой, и через три поворота нам открылась площадка, по другую сторону которой зияла чернотой дыра. Это был, как я понял, вход в пещеру. Азамат, опять идущий первым, хотел было шагнуть в темноту, когда откуда-то из глубины пещеры, причем явно издалека, до нашего слуха донесся тоскливый волчий вой. Он не совсем походил на тот, что мы слышали раньше, но что это тоже был волк, сомнений не было.
Азамат шарахнулся в сторону, оглянулся и посмотрел на других бандитов.
– Шагай, шагай… – грубо прикрикнул Имран. – Не слышишь, что ли, волки далеко. Наверное, в своем логове. У нас есть еще в запасе больше часа.
– Оборотни, а не волки… – сказал вдруг Валерка с непонятной даже мне радостью.
Я не видел этого, но почувствовал, как вздрогнул стоящий рядом со мной Лукман, всю жизнь мечтавший о крупнокалиберной снайперской винтовке. Он нес мою винтовку. Но поможет ли она ему при встрече с оборотнем? При всей мощи своего калибра, поможет ли?..
Я не очень удивился тому, что в пещеру, по которой нас пригласили прогуляться со связанными за спиной руками, не было проведено электричество. В эту сторону республики вообще никакие линии электропередачи не идут. А заводить здесь дизельные станции не выгодно, поскольку топливо можно доставлять только на своем горбу. Но люди все равно знают, что где-то электричество существует. Кажется, в том ауле, где нас волками пугали, об этом благе цивилизации мечтают с той поры, когда зажгли первую «лампочку Ильича». Тогда им, наверное, впервые пообещали электричество подвести. С тех пор и подводят. Ждут чуть меньше века. Но в горах, как всем известно, живут долгожители. Они имеют возможность подождать еще. И пусть ждут…
Бандиты шли по пещере с зажженными фонарями, не очень заботясь о том, что заряда батареек может не хватить. У меня сразу возник вопрос относительно того, где они берут к своим фонарям эти самые батарейки. Но где-то берут, значит, имеют прочные связи с внешним миром, и это, кстати, один из способов выследить их в дальнейшем. Но во время похода по пещерам, к сожалению, рядом не было никого, кто мог бы внятно ответить на этот вопрос. И выяснять его придется мне с Валеркой. Но это наша профессия, выяснять такие вопросы и им подобные. Мы, конечно, не офицеры военной разведки, мы только младшие сержанты контрактной службы, но сама служба по контракту уже подразумевает некоторый профессионализм, иначе и смысла бы в ней не было. И потому мы могли говорить твердо, что разведка – это наша профессия. Хотя, по большому счету, мы только снайперы в разведывательном подразделении. Почти готовые снайперы. Осталось только отстажироваться и сдать экзамены. Но для этого необходимо еще винтовки себе вернуть, несмотря на то что они бандитам сильно понравились. Я не думаю, что это слишком сложное дело. Не будут же нас постоянно держать со связанными руками. Когда-то развяжут, когда-то стволы автоматов будут смотреть в другую сторону или предохранители окажутся в верхнем положении. Достаточно трех-четырех секунд, чтобы обратить ситуацию в свою пользу. И мы умеем это делать. Но мы и ждать умеем. И потому дождемся самого выгодного момента. Валерку я хорошо знаю. Он не отступит и не подведет.
Признаться честно, бандиты меня удивили. Они шли уверенно и ни разу не ошиблись поворотом, хотя ошибиться было нетрудно, поскольку пещера представляла собой не грот с высоким сводом, как порой случается, а множественные коридоры и чем-то напоминала лабиринт. Заблудиться здесь было проще простого. Чтобы запомнить обратный путь, я считал все боковые проходы с левой стороны. Значит, на обратном пути буду считать правые. В том, что обратный путь будет, я не сомневался.
Шли мы долго, и путь был почти прямым. Если я правильно сориентировался, то направление наше было строго к западу. То есть мы пересекали хребет под землей, если это можно было назвать землей, но не под прямым углом к противоположному склону, а наискосок, с тем чтобы выйти в противоположном от перевала конце. Бандиты торопились и на всем протяжении пути останавливались всего дважды.
В первый раз остановка была вызвана новым волчьим воем. Но на сей раз волк выл не в глубине пещерных ходов, а где-то у нас за спиной и, как мне показалось, довольно недалеко. Впрочем, по пещере вой разносился, словно проходя через трубы, и, несомненно, сильно искажался, менялся и одинаково мог и ослабнуть и усилиться, в зависимости от стен и потолков проходов. Здесь ошибиться было легко. И принять далекое за близкое. Я уже обратил внимание, что острее всех на вой реагирует Лукман. Или лучше, чем другие, знает, что это такое, или же просто по характеру не настолько жесткий, как остальные, и воспринимает опасность острее.
Вторая остановка произошла в самом большом зале из тех, что попались нам на пути. Азамат, как обычно, идущий впереди, остановился в нерешительности.
– Думай, думай, вспоминай… – в этот раз Имран не пожелал подсказывать откровенно.
Мне вообще показалось, что Имран, грубо говоря, натаскивает Азамата на роль ведущего. Наверное, это было с чем-то связано, но трудно сказать, с чем именно, не имея дополнительной информации. Но и то, что мне показалось, тоже было информацией, и я это запомнил, уверенный в том, что в нашей ситуации не существует понятия «не мое это дело». Здесь каждое дело мое, поскольку каждый боец спецназа ГРУ, как говорил капитан Герасимов, в любой ситуации должен оставаться самостоятельной боевой единицей. Я желал этой единицей оставаться и рассчитывал, что смогу использовать все, что мне удастся узнать и понять в жизни бандитов. Что-то, конечно, может и не пригодиться. Но что-то может и пригодиться, и необходимо запоминать все, потому что никогда не знаешь, что будет дальше.
Конец ознакомительного фрагмента.