Велосипед
– Готов? – спросил техник, улыбнувшись своей механической улыбкой.
– Готов, – ответил Ким.
– Тогда начнём.
Подключив Кима к системе диагностики, техник начал проверку.
– Помнишь, кто ты? – спросил он.
– Да, – ответил Ким. – Я – биокибернетический органомеханизм пятого поколения. Имя – Ким. Дата изготовления – 56 год нынешнего исчисления. Расчётный срок службы – неизвестен. Сейчас занят горнодобывающей деятельностью на объекте пять – двадцать три.
Несмотря на своё универсальное программное обеспечение, Ким так и не смог понять, зачем во время диагностики техники задают все эти дурацкие вопросы. Хотя, если учесть, что своим появлением на свет от начала и до конца он обязан глупым человеческих амбициям, это было вполне логично. Биокибернетические механизмы пятого поколения… Для чего их вообще было делать такими: слишком похожими и одновременно непохожими на людей?
Человеческими были рост, форма тела, внутренний скелет, плоть на этом скелете. Мозг был практически человеческим, но программируемым. А сверху, на неотличимом от человеческого теле, был ещё один, внешний панцирь-скелет с кибернетическим полимерным усилителем опорно-двигательных функций, делающий БО-5 похожими на человекоподобных насекомых. Благодаря этому панцирю БО-5 могли работать не только в условиях открытого космоса, но и в гораздо более неприветливых местах.
Идеальные покорители космоса – так о них говорили создатели. Вот только практическое использование показало, что они далеко не идеальны, а такие существенные недостатки, как крайне низкая ремонтопригодность, медлительность по сравнению с теми же роботами, ежесуточная заправка биотопливом и ежесуточный обязательный спящий режим, акустически-речевой способ коммуникации, как единственный способ связи… и так далее делали БО-5 нерентабельными. В результате они были сняты с производства буквально через несколько месяцев после начала выпуска серии, забракованы и скуплены за бесценок косморазвивающими компаниями для эксплуатации в особо опасных условиях.
Применять старые панцири было удобно – ведь если бы не они, то из строя выходили бы значительно более дорогостоящие роботы. Так амбиции конструкторов желающих создать нечто максимально похожее на человека перечеркнули судьбу пятой серии БО.
– Ты можешь рассказать, что произошло на объекте? – спросил техник, отвлёкшись от принятия данных.
– Боюсь, я плохо это помню. Мы с Лизой и Ваном, – разделение БО-5 по псевдополовым признакам было ещё одним нелепым капризом изобретателей, – находились на восьмом участке, когда произошёл взрыв. В результате взрыва я отключился. Очнулся уже здесь, в сервисном центре.
Техник никак не отреагировал на эти слова. Похоже, он полностью переключился на обработку полученных путем сканирования мозга Кима данных.
– Обнаружена нестабильность эмоциональной сферы, – сообщил техник после паузы в несколько минут. – Ты можешь описать свои проблемы?
– Я боюсь, что не пройду тест.
– Боишься?
– Нет. Я знаю, что это не страх, а заложенная в нас программа самосохранения, предназначенная для увеличения нашего срока службы. Просто мы так привыкли говорить.
– Я знаю. Главное, чтобы ты понимал разницу между этими словами и реальным положением вещей.
– Я понимаю, – отозвался Ким.
– Вот и хорошо. Функции интеллекта снижены, но восстановимы. Функции памяти повреждены. Требуется перезагрузка.
Эту часть теста он тоже прошёл. Осталась последняя и главная проверка – проверка биомеханической системы. От её результатов зависела дальнейшая судьба Кима. Конечно, если бы Кима тестировал человек или другой БО-5, Ким смог бы прочесть по их лицам хотя бы предварительный вердикт, но биотехник был роботом от а до я, а читать что-либо по лицу робота…
– Биомеханическая система повреждена, но все повреждения носят восстановимый характер, – дал заключительный вердикт биотехник.
У Кима сразу же поднялось настроение.
– А как дела у Лизы с Ваном? – спросил он, вспомнив про товарищей по несчастью.
– Несовместимые с дальнейшей эксплуатацией биомеханические повреждения, – ответил техник.
– А мозг?
– Состояние управляющего центра совместимо с процессом переноса данных.
Это означало для них второй шанс.
Несмотря на все свои недостатки, БО-5 обладали одним неоспоримым достоинством, а именно возможностью переноса данных из повреждённого БО в любое подходящее для этого устройство, и при условии достаточной сохранности мозга данные переписывались в накопитель, а потом загружались в другой БО. Фактически, этот процесс полностью сохранял «личность» БО и был своего рода процессом замены тела.
– Я смогу присутствовать на дезактивации? – спросил Ким.
– Противопоказаний для этого нет. Так что всё зависит от того, как пойдёт перезагрузка сознания. Но я совершенно не понимаю, зачем вы тратите время на наблюдение за чужой дезактивацией.
– Я тоже не понимаю, – признался Ким.
– Но всё равно рветесь при этом присутствовать.
– Думаю, это – одна из человеческих программ.
– Ну да. Людям свойственно уделять слишком много внимания утилизации своих тел. Ладно, готов к перепрограммированию памяти?
– Готов.
– Тогда включаю.
Кима слегка дёрнуло, а затем он провалился в приятное небытие.
– Расскажи о велосипеде, – попросил техник, когда сознание Кима вернулось в нормальный режим после перезагрузки.
– О чём?
– Ты несколько раз повторил это слово.
– Понятия не имею, что это такое.
– Возможно, это – следы старых программ. Если будет беспокоить – почистим реестр. Ладно, иди. Ты и так опаздываешь.
Дезактивация проводилась в комнате ожидания – единственном способном вместить все 20 БО помещении. Там, выйдя из ежесуточного сна, они заправлялись биококтейлем, содержащим все необходимые компоненты для нормальной работы биологических компонентов БО, затем получали наряды на работу. Там же они собирались и после окончания работы, отчитывались, вновь заправлялись биококтейлем и отправлялись в капсулы сна. А когда кто-то из БО выходил из строя, там устраивали прощание – ещё одно подчеркивающее связь БО и человека, характерное для людей иррациональное действие.
– Я сильно опоздал? – тихо спросил Ким у стоявшего возле самых дверей Сергея.
– Двоих уже увезли. Сейчас заканчивают с третьим. Так что остался последний, – подчеркнуто равнодушно ответил тот.
– А откуда взялись ещё двое?
Сергей оставил вопрос Кима без ответа. Он вообще держался особняком и не утруждал себя неформальным общением.
«Ну и хрен с тобой», – решил Ким и, стараясь никому не мешать, направился к ожидающему своей очереди на дезактивацию БО.
Это был Ван. От того, что он так и не успел попрощаться с Лизой, Киму стало грустно.
– Привет, – нарочито весело поздоровался Ван. Ниже уровня груди он был залит сдерживающей потерю крови смолой, которая, застыв, стала похожа на постамент, над которым возвышался бюст Вана, его нижнюю часть спасатели так и не извлекли из-под завала.
– Как ты? – спросил его Ким.
– Нормально. Раздробило таз и ноги, но голова не пострадала совсем. Лизе досталось сильней.
– Как она?
– Перенос памяти удался.
– Это хорошо.
– Ещё немного, и я присоединюсь к ней в накопителе.
– А потом тебя перенесут в новое тело и, как знать, может, отправят в какой-нибудь райский уголок.
Говоря это, Ким лукавил. Он прекрасно понимал, что в лучшем случае Вана отправят на такую же голую, безжизненную планету, как эта. Таково их назначение – работать в поте лица на безжизненных планетах, создавая условия для безопасной работы дорогостоящего оборудования.
– Не умри от зависти, – подыграл Ван.
– Жаль, что тебя не вернут сюда.
– Таковы правила. Ну да ты тоже не будешь торчать здесь вечно, так что, может, ещё и встретимся.
– Это было бы здорово.
Лежавшее рядом тело дезактивируемого БО, до этого спокойное, изогнулось дугой, затем забилось в конвульсиях. Так лишённые сознания тела всегда реагировали на окончание переноса информации.
– Ну вот, пришло и моё время – констатировал Ван.
– Удачи.
Ким помог технику прикрепить датчики к голове Вана. Когда техник включил запись, тело Вана слегка дёрнулось, затем его лицо стало крайне умиротворённым, и он затих. Так он и лежал до конца записи. Затем его тело несколько минут содрогнулось в конвульсиях и окончательно смирилось со смертью.
– Я отвезу, – сказал Ким технику.
Камера переработки находилась в самом дальнем конце жилой части станции, возле отсека жизнеобеспечения. Этот отсек занимал около трети всей станции, был полностью автоматическим и защищённым от проникновения внутрь. Так что камера переработки являлась единственным мостом между ним и жилой частью станции, и живым не было прохода по этому мосту.
Камера с радостным чавканьем приняла тело Вана. Там биологический материал будет отделён от полимерного, после чего превратится в корм для обеспечивающих станцию воздухом и биопищей микроорганизмов. Происходящее в камере можно отображалось на расположенном над ней монитору, это зрелище завораживало, но пора было переходить в режим сна. Ким отправился в свою капсулу, где мгновенно погрузился в глубокий сон.
Ким, как и любой другой БО, любил первые минуты после выхода из спящего режима, когда включающая активность тела волна блаженства медленно поднимается от ног к голове. Он сосредотачивал на этой волне все своё внимание, отчего чувство ощущалось ещё сильнее. И, несмотря на то, что вот уже более четырёх земных лет он наблюдал за этой волной каждый раз во время пробуждения, блаженство оставалось ярким и на удивление свежим переживанием.
Когда волна блаженства дошла до колен, тело Кима вдруг дёрнулось, и перед глазами у него появилось странное трёхколесное устройство для передвижения с механическим приводом, состоящим из двух разных по величине шестерёнок, цепи и нелепого вида подставок для ног с таким же глупым названием: педали. Вращая ногами эти педали, водитель приводил устройство в движение. Несмотря на то, что БО никогда не видел такие устройства, Ким знал, что это и есть велосипед. А ещё он знал, что наблюдение таких вот картинок во время сна называется сновидением. И что люди довольно часто наблюдают эти сновидения в своих снах. Ким же видел сновидения впервые в жизни.
Впервые за четыре года пробуждение Кима пошло не так, как обычно, и это могло означать только одно: с Кимом не всё нормально. Об этом надо было немедленно сообщить технику, вот только пробуждение казалось БО неким таинством, абсолютно интимным, индивидуальным процессом, который никогда ни с кем не обсуждают. Поэтому Ким после недолгих раздумий решил понаблюдать за собой, и если что-то ещё произойдёт…
Во время утренней проверки после принятия биококтейля он ничего не сказал своему технику. Тем более, что все экспресс-диагностические показатели были в норме.
Однако сам Ким чувствовал, что он далеко не в норме. Что-то в его теле было не так, но для этого «не так» у Кима не было подходящего определения. А как можно что-то определить, если в тебя не вложили нужный набор определений? Он даже не смог бы толком рассказать о своих неполадках технику. Так что оставалось уповать лишь на диагностику второго уровня и на то, что после чистки реестра всё встанет на свои места. Но к концу рабочего дня, когда Ким заканчивал сканирование расчищенного после вчерашнего обвала тоннеля, к нему в голову пришло описывающее его состояние сочетание слов.
Головная боль. У него болела голова, чего не могло с ним быть по определению: БО-5 не могли чувствовать боль. Но голова у Кима болела, да так, что его трудовые показатели снизились на целых двадцать процентов. Это открытие так ошарашило Кима, что он потерял бдительность и попал под сканирующий луч сканера. Лучевой удар на какое-то время выключил его сознание.
К счастью для Кима, поражение было не критическим. Придя в себя, он сумел самостоятельно подняться на ноги, а к тому времени, как он вернулся на станцию, прошли расстройство двигательной системы и гул в голове. Надо было сообщить о происшествии технику, но Ким понял, что не станет этого делать. Он боялся – причём именно боялся, как боятся чего-либо люди. К счастью, на сканированном участке мог находиться только работающий со сканером БО, и случившееся с Кимом никто не мог увидеть.
Поэтому на вопрос техника о самочувствии Ким ответил, что с ним всё нормально. Потом, правда, добавил:
– Мне кажется, я чувствую себя немного иначе.
– Проблемы? – спросил техник.
– Нет, всё нормально. Просто не совсем так, как было.
– Это потому, что в тебя была загружена новая версия программы, – пояснил техник.
Это объясняло если не всё, то по крайней мере многое, подумалось Киму. Кто-то решил ещё больше очеловечить БО, в результате у него появились новые человеческие качества. А, возможно, новая программа сделала его более устойчивым к излучению сканера, а иначе как ещё можно было объяснить, что он не только пережил лучевой удар, но и сумел после него оправиться.
На следующий день Ким чувствовал себя совершенно нормально. И на следующий, и на следующий…
А потом была переброска на новый объект, во время которой все БО пребывали в состоянии анабиоза, после чего всегда осуществляется переустановка программы.
Ким работал со сканирующей установкой, когда в его сознании отчетливо всплыла картина из человеческой жизни: Он катается на велосипеде. Он счастлив. И он – ребёнок! Подобное могло произойти только в том случае, если загруженная в Кима программа была не обычной программой, а самой настоящей человеческой личностью. Это объясняло и воспоминания детства, и новые эмоции, и даже головную боль. Это объясняло и появление на свет таких несуразных созданий, как БО-5. Они не были ошибкой разработчиков в том смысле, в котором их привыкли считать. На самом деле они были серьёзным шагом на пути достижения людьми их заветной мечты: бессмертия. Ведь если люди научатся перекачивать свои личности без потерь в специально созданные для этого тела, они смогут таким образом не только лечить многие до этого неизлечимые заболевания, но и проживать множество жизней, меняя тела, как перчатки. Ким не понимал это сравнение, но он знал, что «менять, как перчатки» – это то, что люди просто обожают делать.
И если Ким прав, то всё происходящее с ним после аварии было не сбоем в работе, а результатом эксперимента по внедрению человеческого сознания в организм БО. И если бы не луч сканера…
Лучевой удар скорее всего нарушил какие-то сдерживающие механизмы, частично разбудив заточённое в Киме человеческое сознание, и этот человек был напуган до чёртиков. Он не понимал, где он, и что с ним произошло. Человеку было плохо, а вместе с ним было плохо и Киму. Помочь же попавшему в эту передрягу человеку внутри себя Ким мог только одним способом: окончательно разбудить человека при помощи сканера. Этот шаг был крайне опасен, так как сканер мог нанести несовместимые с переносом сознания поражения мозга, и тогда Кима ждала окончательная и бесповоротная смерть. Вот только страдания полупроснувшегося в нём человека были настолько сильными, что Ким решил рискнуть. И когда представился случай, он теперь уже осознанно встал на пути у луча. Тело Кима пронзила сильнейшая боль, затем его сознание отключилось.
На этот раз ему повезло значительно меньше, и расстройство координации и сознания сохранялись до самого сна. К счастью, на объект прибыли новые БО, и приоритетной задачей техников была их подготовка к эксплуатации. Это и спасло Кима от неминуемой дезактивации, так как он не смог бы скрыть от техника своё весьма плачевное состояние. Умирая от страха, Ким едва дождался отбоя и лишь очутившись внутри своей капсулы сна, перевёл дух.
За ночь его тело достаточно восстановилось после лучевого удара, чтобы чувствовать себя относительно нормально, зато сознание… Ким проснулся с воспоминанием, боль которого хоть и не имела ничего общего с телесным дискомфортом, была ещё более отвратительной, чем боль тела. Эта боль называлась утратой. Незадолго до того, как его сознание было перекачано в накопитель, загруженный в Кима человек расстался с Леной, которую он безумно любил. Изначально это, как и многие другие психотравмирующие воспоминания, было заблокировано в сознании Кима, но лучевой удар разрушил блокировку, и Ким стремительно начал вспоминать жизнь загруженного в него человека вместе со всеми его чувствами и переживаниями. И чувства эти были настолько безрадостными, что Ким ни за что бы не согласился добровольно стать человеком.
Тот, чьё сознание загрузили в Кима, был неудачником, не достигшим в жизни никаких высот. Его жизнь состояла из бедности, плохих работ и прозябания на пособии. Когда у него заводились деньги, он ошивался в каком-нибудь из дешёвых баров, где и познакомился с Леной. Она оказалась неудачницей подстать ему. Сначала их отношения были сугубо плотскими, они встречались больше от скуки, чем от симпатии, а потом… Потом он понял, что не может без неё жить.
Он шёл к ней, чтобы сообщить о своих чувствах, когда произошло нечто, вырвавшее его сознание из человеческого тела. Скорее всего, он попал в аварию, и его травмы были несовместимы с жизнью. Но об этом можно было только гадать.
Вот только гадать Ким не хотел. Он мечтал вновь стать нормальным БО-5, свободным от всей этой человеческой чертовни, и единственным его шансом на спасение была перезагрузка памяти после окончания работы на объекте. До этого момента оставалось каких-то несколько недель, и чтобы заглушить душевную боль, Ким старался максимально выматываться на работе. Это не могло не бросаться в глаза, и за несколько дней до окончания работ Кима вызвал на беседу техник.
– Ты работаешь на пределе своих сил, а это значительно снижает срок твоей эксплуатации, – сообщил он Киму.
– Думаю, это из-за экспериментальной программы, которая была в меня загружена после аварии на предыдущем объекте.
– Возможно, но впредь старайся не выходить за установленные рамки.
– Я буду держать себя в руках, – пообещал Ким.
После перезагрузки сознания Киму и правда стало легче. Не то, чтобы он забыл воспоминания загруженного в него человека, но между ним и Кимом появилась дистанция, благодаря которой Ким наблюдал за его страданиями как бы со стороны. Со стороны это было даже забавно. Как в кино – благодаря человеческим воспоминаниям Ким узнал, что это такое. Недели две или три Киму даже не верилось, что проблемы остались позади, но постепенно он смог убедиться в том, что это так. А ещё через месяц…
Был обычный, наполненный рутиной день: Утренняя проверка не выявила никаких отклонений. На работе Ким с ещё дюжиной БО расчищали площадку под фундамент для буровой установки. После работы он принял вечернюю порцию биококтейля после чего, как всегда, отправился в капсулу сна.
Конец ознакомительного фрагмента.