Часть третья
Слава хроническим неудачникам, на фоне которых ваше ползание выглядит полетом.
Михаил Жванецкий
Koгдa дeлa идут xужe нeкудa, в caмoм ближaйшeм будущeм oни пoйдут eщe xужe.
Законы Мерфи
– Ну и тяжелый был…
– Ничего, не каждый день лично для шефа стараемся. Особый случай.
– Что в этом чудиле особого? Не олигарх, не сын олигарха, не хахаль олигарховой дочери или жены. Проверено. Не чиновник и не подпольный миллионер. Даже не хакер какой-нибудь. Не гений финансов или криминала. Ни денег ему в жизни не светит, ни карьеры.
– Не понимаешь?
– Нет!
– Плохо разбираешься в людях. Шефу он зачем-то понадобился, значит, есть во всем этом смысл.
– Смысл?! У вот этого?!
– Шеф просто так ничего не делает.
– Может, его жене захотелось, чтоб, как в анекдоте про солдат в противогазах, слоники побегали?
– Шеф не женат.
– Тогда… вожжа под хвост попала. Или этого малого кому-то в карты продул. Или какой-нибудь друг попросил прищучить, у которого этот непутевый недоумок девку увел.
– Здесь что-то другое. Начальство само операцию ведет. От начала до конца. Во все тонкости лезет, даже темы разговоров отслеживает, чтоб все – как прописано, без отступлений и отсебятины.
– А я люблю, когда простор для рук и фантазии.
– Еще наешься этим простором.
– Раньше за инициативу хвалили.
– Не в данном случае. А жаль. Сколько хороших идей пропало…
– Стоп. Ты сказал – разговоры? Не здесь ли собака зарылась?
– В смысле – зарыта?
– Кто?
– Собака. Так обычно говорят.
– Сейчас демократия, говорить можно как угодно.
– Вернись к тому, что хотел сказать.
– Я уже все сказал. А-а, про разговоры? Мне показалось, что если они имеют такое значение, то существует некая важная информация, которой владеет наш подопытный кролик. Которая дорогого стоит, если ради нее такие события заверчены.
– Или информация, которую в определенных условиях тот может получить. Привычными путями из него никто ничего не выбивает, значит, либо ее еще нет…
– Либо еще нет в его распоряжении.
– Либо нельзя показать, что этими фактами кто-то интересуется.
– Точно. Или…
– Неужели есть еще вариант?
– Например, существует неизвестная нам бесценная вещь, которая очень нужна кому-то, и узнать ее местонахождение можно исключительно через устроенные передряги.
– Бывало и такое. Драгоценная вещь…
– Или секретный документ…
– Или спрятавшийся человек…
– Или вся эта катавасия – отвлекающий маневр от другой операции, ведущейся параллельно в другом месте, чтоб нужные органы отвлеклись на нашего кролика.
– Или чтобы нужные люди занимались его приключениями вместо прямых обязанностей, а в это время у них что-то произойдет. Скажем, какой-то важный документ или свидетель исчезнет. Или новый как бы случайно появится.
– По поводу последнего интересная мысль появилась.
Пауза.
– Ну?
– Что, если это нас отвлекают?
– Доразмышлялись. Зачем и от чего отвлекать нас?
– Не знаю. Будто в других случаях тебе докладывают, что мы делаем и для чего. Конечный результат известен лишь заказчику. В лучшем случае еще шефу. Исполнителям часто не понятен даже мотив. Даже тому, кто берется спланировать операцию, сообщают другую версию событий, похожую на правду как прыщавая толстуха на свою аватарку.
– А если нас проверяют?
– Экзамен на профпригодность? Разрешили бы инициативу. Ее бы приветствовали.
– Тогда – проверка дисциплины. Чтоб выяснить, как умеем выполнять задания без лишних вопросов.
– Зачем нас проверять так сложно? Могу придумать сотню ситуаций с гораздо большим эффектом и меньшими затратами. Думаю, что шеф тоже.
– А если… кто-то проверяет шефа?
Повисла очередная пауза.
– Да уж, наговорили. Мозговой штурм провели. Шеф был бы рад.
– Но что-то из этого правда.
– Не спорю.
Дискуссия утихла, погрузившись в дебри самокопания до полного самозакапывания. Но ненадолго. Жизнь обрело новое предположение:
– Ты не думал, что чехарда событий имеет более простое объяснение? Вариант «Золушка».
– Не проходил такого, поясни.
– Объекту «фея» хочется без свидетелей побыть с объектом «отец», для этого объекты «мачеха» и «дочери» привычно сплавлены на подходящее общественное мероприятие, а для одной дочери, которую те не взяли, приходится всякие чудеса выдумывать, лишь бы тоже спровадить с глаз долой хотя бы до полуночи, дольше не надо, поскольку фея к тому времени уже уйдет.
– Хочешь сказать, что все подстроенное – повод кому-то нужному без проблем остаться наедине с супругой нашего алконавта?!
Один из давно спавших мониторов показал движение.
– Тихо! Шеф идет!
Быстрое шуршание сменилось тишиной. Затем раздались шаги.
– Как поживает объект?
– Еще денек, и нашему соколику крышка. Все по плану. Скоро выход палочника.
– Чудненько. Продолжайте.
Едва шаги стихли, приглушенная беседа возобновилась.
– Брось. До участия палочника еще как до Сочи на дрезине.
– Но показать готовность надо. Начальство это любит.
Оба разговаривавших на минуту отвлеклись, выслушав сообщение полевого координатора о происходящем с объектом, потом первый вздохнул:
– Честно говоря, жалко мужика.
– На работе про эмоции забудь. Опасно для жизни.
– Я не о том.
– О чем же? Жалко – оно либо чувство, либо у пчелки, в любом случае жалит больно. Иногда смертельно.
– Почти не могу вообразить себя на его месте. Разве тебе не интересно, что он думает обо всем этом, какие версии строит?
– Ничего не думает. Ему бы выжить.
– Тоже верно.
1
Ох, как болит ухо. И челюсть. И тело ломит, словно оно было полигоном при обкатке нового танка.
С огромным трудом Михаил разлепил глаза. Ночь. Опять. Полная темень, хоть глаз выколи. Впрочем… Это потому, что перед лицом что-то большое и темное, а дальше брезжит рассеянный свет, похожий на лунный. Свет шел не сверху, а очень странно – с боков, одновременно с разных сторон.
Попытка повернуться не удалась. Пошевелить рукой или ногой тоже не получилось. Вот почему все болит: он связан. По рукам и ногам. И в постепенно становящемся привычным голом виде лежит скрюченным на заднем сиденье автомобиля. Судя по ощущениям, машина никуда не ехала.
Снаружи доносилась чья-то глухая брань под нос. Звуки копания. Вот лопата втыкается в сопротивляющуюся среду… Вот со смачным «кхыком» хозяин инструмента посылает быстро падающий комок в сторону… И все по новой.
– Миш? – Тихий шепот вызвал ощущение молота по макушке и приступ паники. – Ты очнулся?
Он постарался повернуть голову. Удалось.
– Жанна?
Одежда на девушке как при первой встрече: юбочка, кофточка. Значит, дали возможность одеться, пусть и в первое попавшееся. Михаила подобной чести не удостоили.
Жанну тоже связали, но по-иному, она сидела на месте переднего пассажира, за спинкой сиденья запястья стягивал скотч. Вновь потек шепот:
– Сможешь развязаться?
Михаил пошевелил не пошевелившимися мышцами.
– Нет.
– Плохо. Яма, которую он копает, для тебя. – Красивый силуэт указал за тонированное окно автомобиля. – Может, и для меня тоже.
– Где мы?
– В лесу за городом.
– Он один?
– Да.
– Подожди.
Затекший организм напрягся, Михаил пересилил боль и, извиваясь червем, в несколько приемов добрался головой до заломленных вниз рук девушки.
Рвать слои скотча зубами – дело непростое. Собственные руки стянуты сзади, а настолько согнуться, чтоб проскользнуть в их кольце и вывести вперед, ему не позволял разладившийся ноющий корпус. К тому же Михаил не знал, способен ли на такой фокус, стандартный для боевиков. Если ты не Джеки Чан, а запястья перематывал человек, сведущий в деле…
– Ура, – шепнула Жанна, – расходится!
Не отвечая, Михаил продолжал грызть противную ленту. Задыхаясь – рвал, впивался, отплевывал и снова вгрызался, как бультерьер в обидчика. И через минуту…
– Есть!
Девичьи руки исчезли впереди. За стекло унесся озабоченный взгляд, скрипнул открываемый бардачок, блеснул металлом вынутый револьвер. Кружочки гильз, видимые даже Михаилу, показали, что барабан полон.
– Как им пользоваться? – Жанна не сводила с оружия остановившегося взора.
– Развяжи меня, я сам.
– Не успею. Так как же?
– Взведи верхний курок назад или жми на спусковой крючок со всей силы. Несколько раз, для уверенности. Только не приближайся, чтоб тебя не достали раньше. Но… ты уверена?
Не удостоив ответом, девушка сжала смертельный инструмент, открывание дверцы нарушило тишину.
Сможет ли? Выстрелить в человека непросто. Даже в преступника. Даже в того, кто собирается убить тебя. Михаил служил в армии. Армия не только строем ходить учила.
От двери Жанна вскинула руку с оружием и пошла на копателя, начав нажимать на спуск.
Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.
Через секунду еще раз: бах.
Скрюченный приподнявшийся Михаил замер, сквозь тонировку стараясь разглядеть в темноте хоть что-то. Ничего. Ни зги. Скривившись от боли, он снова рухнул.
2
Жанны не было с минуту. Или так показалось. Время то разгонялось, как летящий в пропасть скалолаз, то, не давая думать, застывало замороженной глыбой. Вернулась девушка без револьвера, место в руках занимали тряпки. Водительская дверца отворилась, в салон упали джинсы и простреленная рубашка в пачкающих пятнах крови. Из добротных штанов вывалились ключи зажигания, Жанна молча разместилась за рулем, стартер крутанул, ножка в туфельке втопила педаль до пола.
Михаил беспомощно корчился сзади в позе червя на крючке, лихого ездока по кочкам жертва очередных обстоятельств нисколько не интересовала.
– Развязать не собираешься? – Обиженный, что про него забыли, Михаил приподнял голову. – В отличие от некоторых мне что-то не слишком комфортно.
– Перебьешься. Уматывать надо скорее.
Логично. И тем не менее. Хотя бы что-то острое дала, чтобы дальше он сам, а так – словно заложник. Связанный, съежившийся, голый, который валяется на заднем диванчике как ненужная вещь. А может, именно заложник? Что на уме у вращающей бешеными глазами содержанки, только что укокошившей благодетеля? Ведь именно благодетеля, кого же еще? Никто другой не мог со своим ключом ввалиться в квартиру под утро. Братца, с которым можно делить жилье, у нее не было – сама призналась, что живет одна.
Ленивое урчание из-под капота не соответствовало скорости, ожидалось нечто вопящее и надрывающееся. Это нервировало, но на эффективности не сказывалось. Автомобиль вылетел с просеки на трассу. Жанна остановилась только через несколько километров, где на очередном тупиковом съезде машина свернула, потыркалась вперед-назад в узком проезде и встала мордой к проезжей части. Однако, умненькая девочка, продуманная. Если что, рвать когти из такого положения сподручней.
Только тогда спутница обернулась. Серьезность в глазах размыло иронией: в своем жалком виде Михаил напоминал срубленную под корень кокосовую пальму, развесистая крона влекла мохнатыми плодами, из листвы свисала лиана.
– Прямо и не развязывала бы, – усмехнулась юная натуралистка.
Она все же поискала режущие предметы по боковым кармашкам. Не найдя ничего подходящего, девушка вышла из машины. Со стороны жилистых ног отворилась дверца, конечности тут же блаженно вытянулись. Жанна опрокинула связанного на живот, наманикюренный ноготок попытался поддеть край слипшейся ленты.
На Михаила навалилась предельная неуютность. Девушка стояла у ног, а развязываемое место находилось на копчике. Не лучший ракурс для взора юной девы. С другой стороны, лучше так, чем наоборот.
– Сударыня простит, что джентльмен повернут к ней спиной? – натужно пошутил Михаил.
– У джентльмена чудесная… спина. Если бы джентльмен чуть больше времени уделял спорту, сударыня порекомендовала бы его, гм, спину в рекламу салонов мужской красоты.
Льстит чертовка, но как приятно льстит. Зато неловкость сгладилась. Михаил если не возгордился, то перестал столь сильно стесняться.
Превратившиеся в единую массу слои скотча не поддавались. Когда в сотый раз ничего не вышло, Жанна выдохнула:
– Придется уже оправдавшим себя способом.
Переставляемые колени влезли ему на бедра, на сдвинувшиеся икры опустилось содержимое мини-юбки, растопыренные ладони оперлись о покрывшиеся заводными пупырышками ягодицы. Девушка нагнулась, и зубы принялись рвать путы на выставленных к ней запястьях.
Покряхтывая, Михаил подождал появления результата, прежде чем заметить:
– Вообще-то, можно было как пилой надрезать ключом от машины, а я бы потом разорвал.
Жанна, только что догрызшая многослойную ленту до конца, потянулась через салон к замку зажигания, вынутый ключ полетел под нос Михаилу.
– Вот и славно, с ногами сам разберешься.
Пока он переворачивался, она обошла машину, лежавшие на месте переднего пассажира вещи были подвинуты, девушка без сил рухнула на сиденье. Когда освобождение ног приблизилось к финишу, она передала назад принесенную одежду.
– Держи, должно подойти.
Михаил даже не поморщился. Ну и что, что с трупа, в такой ситуации выбирать не приходится. Кто бегал по современному городу голышом, тот поймет. Ну, не создан город для голых. Проблемы у них от этого появляются.
Пыхтя в тесноте, он по максимуму вделся в штанины, затем ноги уперлись в пол, загривок – в спинку сиденья, а облачаемая середина резко выгнулась вверх.
– Осторожно, не прищеми, – ехидно кинула намеревавшаяся отшатнуться девушка, когда он вторично оторвал попу от сиденья, чтоб затянуть молнию. – Водить-то умеешь?
– Обижаешь. – Справившись с молнией, Михаил взялся за рубаху.
– Прости, но спросить не мешало.
– А что?
– Дальше поведешь ты. Я не в состоянии. – Спасшая одного и убившая другого человека девушка вновь принялась наблюдать за ним с дерзостью солдата, оказавшегося у дыры в женскую баню.
Спасшая? Его? Скорее, как ему подумалось, она спасала себя. Тем не менее… Уж очень она была спокойна. Это устрашало. Хорошо, что мысли заняты другим, иначе родилось бы много вопросов. На них потребовались бы ответы. А ответы или их отсутствие заставили бы принимать какие-то меры. Зато не думая можно плыть по течению просто отдавшись на волю судьбы. Ведь все, как известно, к лучшему.
Джинсы оказались коротковаты и широки, ситуацию спас ремень. С окровавленной рубахой вышло проще – широта не замечалась, дырки и пятна на груди не мешали, рукава в закатанном виде смотрелись нормально.
– Не боишься? – спросил он.
– Чего? – Жанна вызывающе сощурилась.
Наверное, спрашивать нужно было раньше, до того, как она сделала роковые выстрелы. Но ведь сделала? Значит, не боялась? Для Михаила это не было аргументом, он знал многих, кто сначала делает, потом думает. Даже за собой иногда замечал. Особенно в последнее время. И довольно много.
– Я насчет отпечатков, – пояснил он.
Жанна равнодушно пожала плечиками.
– Свои стерла, затем вложила ему оружие в руку и сбросила в яму. Кстати. – Нежная ручка, умевшая убивать, показала на средний подлокотник. – Здесь его перчатки, надень на всякий случай. Потом выбросишь. Зато не наследишь.
– А твои следы? – Он указал на бардачок, который открывала Жанна.
– В этой машине их полно, – кисло улыбнулась она. – Самых разных. Даже представить не можешь, каких.
– Почему же. У меня хорошая фантазия.
– Прости, но если честно, у тебя никакая фантазия. Поверь человеку, которому есть, с чем сравнивать.
После язвительного смеха она вдруг добавила:
– А может быть, ты просто скрываешь свои истинные возможности и, однажды решившись разубедить меня в этом, преуспеешь?..
Уже одетый и даже в вынутых из бокса перчатках Михаил перелез между кресел вперед, нажатие кнопки заставило машину вздрогнуть, рукоять переехала на «драйв», двигатель взревел. Седоков вмяло в кресла. Даже при взлете самолета ощущения слабее. Водитель не ожидал подобной прыти и едва успел вывернуть на трассу. Трофейный транспорт и здесь не подкачал, крутой вираж был пройден как по маслу. Автомобиль не только не слетел с полотна, но даже не накренился. Не машина, мечта. Жаль, никогда такую не купить. Возраст. Предел карьеры. И пройденный пик энтузиазма, что с некоторых пор сменился пофигизмом. Единственная машина, которую можно себе позволить – стиральная. Без нее никак, хоть разбейся, а купи. Вот и купили. А, к примеру, швейная – уже роскошь, потому находится у жены в том же ряду, в каком у мужа спорткары, джипы и вообще все, что имеет четыре колеса и хоть изредка передвигается без помощи лошади.
Ох, Наташа, Наташенька, выбраться бы из этой передряги, и все будет по-другому.
Когда осталось только подруливать на плавных изгибах, Михаил огляделся. Салон обшит шикарно выделанной красной кожей, даже пространство для ног отделано алым бархатом. Машина, скорее всего, не новая – судя по потертости кожаного руля, рукоятки передач и явно ощущаемых голыми ступнями педалей, но для него, видевшего подобные лишь на картинках да во сне, она была чудом техники. На руле сияла разноцветная эмблема с крестом и зеленым змием. Хороший герб себе на будущее. Как напоминание, чтобы в подобные истории не попадать.
– Отвези меня домой, потом дуй, куда хочешь. – Жанна замерла, глаза уставились на мелькание фонарей, бьющих по глазам трассирующими очередями.
Раннее утро. Город еще только просыпался, ворочаясь и потягиваясь, вставать не хотелось, но надо. Люди-«жаворонки» и принужденные обстоятельствами притвориться жаворонками «совы» уже куда-то спешили, машины повыползали из теплых будок гаражей и с холодных стоянок, тех и других было пока несоразмерно мало по сравнению с тем, что начнется часа через два.
Михаил молчал.
– Если остановят, говори, что увидел открытую машину и угнал. Это простительней.
– Понимаю, не маленький.
– Ни фига ты не понимаешь. «Не маленький». Ну-ну. Если б что-то понимал, мы бы здесь в таком виде не сидели. – Соседку будто жгло изнутри, она принялась обмахиваться, вентилируя внутренности краем мини-юбки. – Одежду, которая на тебе, уничтожь, и чтоб никаких концов не нашли. Лучше сжечь, но так, чтоб не привлечь внимания. Затем подгони машину в мой район, поставь где-нибудь неподалеку. Ключи занеси мне. Дальше не твои проблемы.
– Ладно. Как понимаю, с полицией связываться ты не намерена?
– А ты?
На Михаила вскинулся настолько агрессивный взгляд, что расхотелось сидеть с его обладательницей в одном автомобиле.
– Я – пас, – ответил он.
Вот и договорились. Девушка откинула голову, веки прикрылись, ладони чувственно расположились на коленях.
Нет ничего лучше, чем лететь по просыпающемуся городу. Большинство светофоров еще не работало, в остальных поймалась зеленая волна. Так и хотелось вжать педаль, чтоб хоть раз в жизни ощутить, что чувствуют стритрейсеры и прочие гонщики. Машина это позволяла, обстоятельства – нет. Недовольно порыкивая, мощная зверюга кралась по городским джунглям, словно выискивая добычу. Увы, дичь сидела внутри, мимикрируя под хищника, чтоб другие хищники не порвали на части. Овца в волчьей шкуре. Фу, ну и сравнение. И не овца, а баран, поскольку Жанна под определение овцы не подпадала, это была молодая волчица.
Если она такая сейчас, пока молодая, что будет, когда станет матерая?
Через минуту Михаил вывел спутницу из временного анабиоза:
– Надо позвонить.
– Договорились же полицию не вмешивать.
– Не в полицию. Домой.
– А-а, так бы сразу и сказал.
С хрустом потянулись расправленные конечности, одна из которых едва не заехала водителю в глаз, затем Жанна принялась рыться в бардачке, в прочих вещах, в конце заглянула под сиденья.
– Предусмотрительный. – Она тихо выругалась под нос. – Перед выходом он телефон оставил у меня, чтоб по сигналу не отследили, где труп закопал.
– Мог бы просто выключить.
– В некоторые модели в систему заранее встроены микробатареи, не отключишь и не удалишь, а у прочих, если аккумулятор не вытащить, тоже отследят, сейчас и такая аппаратура имеется. Терпи до дома, если не срочно.
Затылок Жанны вновь откинулся на подголовник.
Михаил уже несколько раз косился в зеркальце заднего вида, каждый раз все более нервно.
– Посмотри назад.
Жанна встрепенулась:
– Что там?
– Видишь машину вдали?
– Черную?
– Второй поворот за нами повторяет. Это с учетом, что движения почти нет. Не обгоняет, не отстает.
– Сверни. И как только скроешься из виду…
– Ясно. По газам?
Жизнь закрутилась как в заправском боевике: супергерой уходит от погони с юной красавицей на борту. Рассказать знакомым – засмеют.
– Нет, – усмехнулась девушка, развеяв нарисовавшиеся в его уме смелые картинки, – наоборот. Адреналинчик, что ли, взыграл? Выброс тестостерона беспокоит? Для улучшения гормонального фона придуманы средства лучше, чем играть с неизвестными в казаки-разбойники.
Михаилу новый поворот к старому не понравился, он отстраненно сощурился:
– По-твоему, надо остановиться и просто сдаться?
– Нет, – отрезала Жанна. – Нужно неожиданно развернуться и ехать навстречу. Если они следуют за нами, то мы их рассмотрим. Если это его люди, – при слове «его» лицо обвело взглядом салон, – я их узнаю. Придется сматываться на всех парах, чтоб не нарваться на пулю. Если же за его машиной зачем-то следят другие…
– То?.. – словесно подтолкнул Михаил, внезапно выворачивая вправо, при этом не показывая намерения поворотником.
Жанна, видимо, не любила, когда ее торопили. Нарочно медленно поправив двумя пальчиками упавшую челку, она посмотрела на соседа выискивающим что-то взглядом.
– Если едут за нами, но не догоняют, значит, просто следят. Тогда посмотрим, кто. А вот потом – по газам, в противоположную сторону.
Сидя рядом в узенькой юбочке и блестя гладкими бедрами, отвлекающими взор даже несмотря на чудовищное развитие событий, эта странная сорвиголова женского пола умудрялась выглядеть одновременно неприступной и пронзительно зовущей. Демонстративно заголяя ноги до границы приличия, она, тем не менее, не переходила эту границу. Но ведь срывающийся взгляд потому и косил в сторону ее низа, что ждал тревожного момента, когда готовое произойти произойдет, и тогда…
Тогда – что? Зачем ему это «тогда»? Чего он, вообще, ждет от соблазнительной случайной соседки? Чего хочет?
– Смотри. – Жанна указала на перекресток.
Интересующий автомобиль оказавшийся большим черным джипом. «Преследователь» спокойно проехал по своим делам мимо их поворота. От сердца отлегло. Они вновь выехали на дорогу, почти свободную в столь ранний час.
Может, не следовало делать того, что Михаил сделал, но он не удержался, спросил, заранее ругая себя, поступающего как одолеваемый ревностью сопливый мальчишка:
– Он тебе кто?
Глаза новоявленной волчицы нехорошо сузились. Она не стала переспрашивать, кого имеют в виду.
– Неважно. Теперь никто.
А через несколько мгновений тишины добавила:
– Он и был для меня никем.
Михаила ответ устроил.
Некоторое время прошло в молчании. Недалеко от своего дома вдруг занервничавшая Жанна объявила:
– Во двор не заезжай. Останови здесь. Все, пока.
Она вышла, больше не взглянув на него – то ли будучи в неком трансе, то ли от непонятной злости на себя, на попутчика, на жизнь… Кто их, взбалмошных современных девиц, разберет? Другие люди. Если для нее в человека выстрелить – что муху газетой прихлопнуть, что будет дальше?
Не успел он тронуться, как рядом притормозил полицейский УАЗик, сирена кратко квакнула с требованием остановиться. Жанна, еще не успевшая войти в подъезд, замерла в дверях.
Из открывшейся машины выскочил молодой офицер в бронежилете и с Калашниковым в руках.
– Эй! Стой!
3
Михаил остановился. УАЗ проехал чуть вперед, оттуда вышли трое таких же бравых боевых ребят.
– Пройдемте с нами, – пригласил Михаила первый вышедший, пока остальные выгружались.
Вот и все. Доигрался.
При выходе из машины руки сами собой сложились за спиной – как в кино, где именно так водят преступников. Сколько лет сейчас дают за угон? А за убийство с целью наживы? А если до того человек признан мертвым – это смягчающее обстоятельство или отягчающее? Если решат, что притворился сознательно (допустим, чтоб начать другую жизнь по чужим документам) – сидеть ему веки вечные. Прощай Наташа, не сбылись мечты о хорошей жизни. Только бы дети выросли достойными людьми…
Поверх приближающегося стука каблучков донесся крик:
– Молодые люди, а что случилось?
Полицейские оглядели девушку как волки косулю, решившую узнать причину лесного собрания.
– Вы кто?
– Я здесь живу, – сдержанно ответила Жанна, пристально осматривая автоматовладельца. Трое остальных остановились сзади.
Парень в бронежилете объяснил:
– Требуется понятой. Все еще спят, и мы хотели попросить мужчину…
– А можно я? – Жанна расцвела лучезарной улыбкой. – Понимаете, брат… – неожиданно для Михаила девичий подбородок указал на него, – брат отцу за лекарствами поехал, это срочно, а я пока свободна. К тому же никогда не была понятой. Любопытно. Возьмете меня на замену? В чем заключаются обязанности понятого, что он должен делать?
Полицейские переглянулись, им такой бартер понравился. Против добровольного присутствия в стае косули волки не возражали.
– Пройдемте.
Отвечая на посыпавшиеся шутки-прибаутки, Жанна отправилась с ребятами из УАЗа в соседний подъезд, а онемевший Михаил понял, что стоит, ни жив, ни мертв. Со лба текли крупные капли. Колени снова предательски дрожали. Еще с минуту он приходил в себя, прежде чем заставить себя сесть за руль.
Длинный путь через город прошел без происшествий. Ехал Михаил аккуратно, с соблюдением всех правил, но и не ползком, чтобы не вызвать ненужных подозрений.
Мир вокруг окончательно просыпался. Из-за города в центр летели на дневную смену полчища ворон, картинка напоминала двадцать второе июня из кинохроники. Не хотелось оказаться в секторе бомбометания, белый цвет красит только невесту, но никак не взрослого мужика на хорошем автомобиле. Да и невесту, такое, честно говоря… если только в качестве жениха, но истина о женихе, которого слепили из того, что было, узнается счастливыми фатовладелицами намного позднее. Короче, не любил Михаил ни ворон, ни прочую небесную братию, как бы она не называлась. По его мнению, любому созданию, если оно гадит на голову, в цензурном наименовании должно быть отказано на законодательном уровне.
По земле из области ползли электрички, полные никогда не спящих (так казалось со стороны) иногородних рабочих, пахло свежестью. На помытых улицах редкие машины надолго застревали в ожидании своего зеленого на пустых перекрестках. Лучшее время суток: везде чисто и красиво, встающие на работу люди еще не успели поработать над изменением знака картинки на противоположный. Утренний час пик вновь превратит похожее на кареты в тыквы, кучеров в крыс, а принцев в прожженных искателей удовольствий. И только Золушки никем не станут, они всегда остаются Золушками.
Со сказочного и глобального мысли перекинулись на домашнее. Жена спит. Дети на отдыхе. С одной стороны, хотелось как можно скорее сообщить любимой о возвращении в царство живых, может, даже немного отметить с ней это дело. Совсем чуть-чуть, для проформы. Повод – всем поводам повод, грех не воспользоваться. А затем честно не пить, как уже дал себе зарок. Последний. Поскольку понятно – дальше некуда.
До дома оставался квартал, когда из припаркованной Лады вылез, поправляя головной убор, сонный гаишник. Жезл (кто бы сомневался?) требовательно взлетел перед капотом машины Михаила.
Ёжкин кот. Кирдык. Капут. Приехали. И еще много всего глубоко иносказательного. Попытаться уболтать и отмазаться? Как?! Чужая дорогущая машина без документов, кровь на рубашке, а неподалеку в лесу – не закопанный труп, который, возможно, уже нашли прибывшие на грохот выстрелов любознательные соотечественники.
А Жанна останется в стороне. Вот так. Дескать, причем здесь она? Кто ее видел? Где свидетели?
Отпечатки? Она сама призналась, что в этом плане алиби у нее нерушимое.
Труп повесят на него, однозначно. Был у девчонки в гостях (его пальчиков в ее квартире выше крыши), не поделил сексапильную красотку свободного поведения с некстати явившимся бойфрендом и отправился в лес выяснять отношения.
Сколько лет дают за убийство с отягчающими?
Делая вид, что прижимается к обочине, в последний момент Михаил до отказа вдавил педаль газа, представителя закона только вонючим чадом окатило. Автомобиль послушно и радостно выстрелил вперед, словно долго ждал и, наконец, дождался. Скорость – это была его стихия, он для нее создавался. От тигриного рыка вибрировал желудок и сладко тянуло в паху. Затем рык перешел в довольное урчание, отдавшееся в организме животным возбуждением. По коже покатились волны мурашек. Это не армейская «Шишига», считаемая им когда-то лучшей машиной в мире. Лучшей, потому что никто не пройдет там, где ездит «Шестьдесят шестой», только зверь и пешеход. Сейчас Михаилу открылась другая стихия. Скорость порабощала, заставляла вожделеть, как любимую женщину, по венам побежал бензин. Раньше он не понимал детей, в компьютерных играх гонявших до синевы под глазами и отключения сознания. Теперь понял. Человек умеет летать только вниз, а скорость – это полет по горизонтали. Скажем проще: скорость – это полет.
Полицейский прыгнул в свою машину, но пока та заводилась и разворачивалась, у Михаила появилась фора. Свой район он знал как пять пальцев. Впереди широкий проспект и оживленное движение, упирается все это в стационарный пост полиции. Пост давно закрыт, но под бесхозным навесом бессменно дежурил патруль, с упорством, достойным лучшего применения, словно Хатико ожидая воскресения былого всемогущества в новой реинкарнации. Иногда патруль выезжал куда-то – на вызов или перекусить, но возвращался на место, как Сизиф к подножию.
Туда нельзя. Куда же?
Дрифт по пустой улице едва не выронил сердце наружу. Три поворота – вправо, влево и еще раз резко вправо – вывели на бетонку, к звуку мотора прибавились шуршание и стук на стыках.
Погоня. Оказывается, это здорово. Это будоражит. От вкусных басов пела душа. Визг сгораемой в пробуксовках и на поворотах резины приводил сознание в состояние затянувшегося оргазма.
Прямо по курсу – гаражный кооператив, единственное место, где возможен хоть намек на безопасность. Промчавшись сквозь въездные столбики и дважды судорожно вывернув, Михаил погнал сквозь ряды гаражей. С другой стороны кооператива имеется второй выезд, но: там опять улица. Если по рации гаишник объявил перехват, а он обязан объявить, там уже ждет со всеми почестями встречный экипаж.
Теперь без разницы, другого пути нет. Точнее, пути есть, и много, но нет шансов.
Счет шел на секунды. Все зависело от везения и от наличия второго экипажа в такую рань в этом районе. Слева голодной пастью зевнул открытый гараж. Внутри пусто. Вскрыли и угнали машину? Скорее всего. Причем недавно, еще никто не хватился, ни хозяева, ни соседи по кооперативу.
Это подарок судьбы. Сбавив скорость и стараясь теперь не пылить на прибитой росой гравийке, Михаил въехал в распахнутые ворота. Едва машина закончила движение, как он уже затворял изнутри металлические створки.
Преследующая Лада с грохотом пронеслась мимо.
Раскроют ли уловку? В любом случае машину придется бросить. Пробравшись между гаражами в соседний ряд, Михаил скинул в кучу мусора не нужные больше перчатки, собрался с силами и перепрыгнул через ближайший заборчик.
Его свалил сильный удар в грудь.
P
.
S
.
Донесение №3:
События едва не привели к непоправимым последствиям, но остались в русле главного направления. Сегодня или завтра произойдет нечто чрезвычайное, об этом говорят приготовления. Преждевременное вмешательство по-прежнему не только не требуется, но и категорически неприемлемо, поскольку приведет к краху операции в ее основной цели. Тихоня.