Кейтилин
Здешняя богороща никогда не нравилась Кейтилин.
Она родилась на юге – в Риверране, далеком теперь Быстроречье, у Красного Зубца, одной из трех рек, сливавшихся в Трезубец. Там богороща была садом, ярким и воздушным… там высокие краснодревы раскидывали пятнистые тени над звонкими ручьями, там птицы пели в гнездах, там воздух благоухал цветами.
Боги Винтерфелла любили другие леса. Мрачный первобытный уголок, три акра старого леса, нетронутый в течение десяти тысяч лет, и мрачный, как гнездо хищной птицы, замок над ним. Тут пахло влажной землей и гниением. Тут не рос красный лес. Упрямые страж-деревья в серо-зеленых игольчатых шубах сменялись могучими дубами и колоннами железоствола, древними, как сама округа. Тут толстые черные стволы теснились друг к другу, корявые ветви сплетались в плотный навес над головой, а уродливые корни выползали из-под земли. Тут царило глубокое молчание, властвовала задумчивая тень, и боги, обитавшие в лесном краю, имен не имели.
Но сегодня она знала, где искать своего мужа. Отобрав жизнь человека, Эддард всегда уходил в тишину богорощи.
Кейтилин была помазана семью елеями, она получила имя в радуге света, наполнявшей септу Риверрана. Ее боги имели имена, и лики их были знакомы ей, как лица родителей. Эту же веру исповедовали и дед ее, и прадед. Во время службы септон кадил благовониями, семигранный кристалл наполнялся живым светом, пели голоса. Как подобает великому дому, Талли содержали и богорощу, но только гуляли там, или читали, или лежали на солнце. Поклонение совершалось в септе. Для нее одной Эддард соорудил небольшую септу, чтобы она могла петь перед семью ликами Бога, но в жилах Старков до сих пор текла кровь Первых Людей, и муж ее поклонялся старым богам, безымянным и безликим божествам зеленого леса, позаимствованным у давно исчезнувших Детей Леса.
А в центре лужайки древнее чардрево размышляло над небольшой запрудой, наполненной черной холодной водой. Сердце-дерево – называл его Нед. Кора чардрева белела обветренной костью, темно-алые листья казались тысячью замаранных в крови ладоней. На толстом стволе было вырезано лицо, длинное и задумчивое; глубоко ушедшие в кору глаза заплыли застывшим соком и казались странно внимательными. Они знали, что такое древность: эти глаза были старше самого Винтерфелла. Если не обманывали легенды, они видели, как Брандон-строитель заложил первый камень, они видели, как поднимались гранитные стены замка. Говорили, что Дети Леса вырезали лики на деревьях в столетия, предшествовавшие нашествию Первых Людей из-за Узкого моря.
На юге последние чардеревья были срублены или сожжены еще тысячу лет назад, если не считать острова Ликов, где белоствольные мужи еще несли свою безмолвную стражу. Здесь, на севере, все было иначе. Здесь у каждого замка была своя богороща, и в каждой богороще росло сердце-дерево, и у каждого сердце-дерева было лицо.
Кейтилин обнаружила своего мужа под чардревом, сидящим на заросшем мхом камне. Великий меч Лед лежал на его коленях, он омывал клинок в черных как ночь водах запруды. Слежавшийся за тысячелетия толстый слой почвы поглощал звук шагов Кейтилин, но красные глаза неотступно следили за ней со ствола дерева.
– Нед, – негромко позвала она.
Он угрюмо посмотрел на нее и спросил голосом далеким и официальным:
– Кейтилин, а где дети?
Муж всегда спрашивал ее о них.
– В кухне, они спорят о том, как назвать волчат. – Она расстелила свой плащ на дернине и села возле пруда спиной к чардреву. Кейтилин ощущала, как следят за ней глаза, но самым лучшим образом постаралась не замечать этого взгляда. – Арья уже влюбилась, Санса очарована и благодарна, Рикон еще не вполне все понял.
– Он боится? – спросил Нед.
– Немного, – признала она. – Но ему только три.
Нед нахмурился.
– Его пора учить встречаться лицом к лицу с собственным страхом. Три года ему не навечно. Потом, зима близко.
– Да, – согласилась Кейтилин. От слов этих, как всегда, по коже ее пробежал озноб. Слова Старков. В каждом благородном доме есть собственное речение: фамильные девизы, критерии, молитвы; одни хвастали честью и славой, другие обещали верность и правду, третьи присягали в вере и отваге. Все, кроме Старков. Зима близко, сулили они. Кейтилин не впервые подумала о том, насколько же странный народ эти северяне.
– Беглец умер сегодня с достоинством, следует отдать ему должное, – проговорил Нед. Он водил по огромному мечу лоскутом промасленной кожи, полируя металл до темного блеска. – Я был горд за Брана, ты была бы довольна им.
– Я всегда горжусь Браном, – отвечала Кейтилин, разглядывая меч под руками мужа. Она угадывала волнующиеся глубины внутри клинка, где металл сотню раз смяли во время ковки. Кейтилин не любила мечей, но не могла отрицать, что Льду присуща особенная краса. Меч выковали в Валирии, до того как Рок обрушился на Фригольд;[3] кузнецы там обрабатывали металл не одними молотами, но и заклинаниями. Четыре сотни лет было мечу, и лезвие его ничуть не затупилось с того дня, когда мастер выпустил его из рук. Имя же сохранилось с еще более древних времен. Наследие века героев, когда Старки были Королями Севера.
– Уже четвертый в этом году, – мрачно заметил Нед. – Бедняга наполовину обезумел от страха, кто-то настолько перепугал его, что он просто не понимал моих слов. – Он вздохнул. – Бен пишет, что в Ночном Дозоре осталось меньше тысячи людей. И дело не только в дезертирах. Дозор теряет людей в стычках.
– С одичалыми? – спросила Кейтилин.
– А с кем же еще? – Нед поднял Лед, поглядел на длинную полосу холодной стали. – И будет только хуже. Может настать такой день, когда у меня не останется другого выхода, кроме как собрать все знамена и отправиться на север, чтобы раз и навсегда расправиться с этим Королем за Стеной.
– Отправиться за Стену? – От этой мысли Кейтилин поежилась.
Нед заметил промелькнувшее выражение ужаса на ее лице.
– Нам нечего страшиться Манса-налетчика.
– За Стеной обитают более страшные твари. – Она оглянулась на сердце-дерево, красные глаза на бледной коре следили, прислушивались, обдумывали свои долгие, неторопливые мысли.
– Ты слишком любишь слушать сказки старухи Нэн, – ответил Нед с мягкой улыбкой. – Иные мертвы, как и Дети Леса, они исчезли восемь тысячелетий назад. Мейстер Лювин докажет тебе, что они никогда не существовали. Никто из живых людей еще не видел их.
– До нынешнего утра ни один человек не видел и лютоволка, – напомнила ему Кейтилин.
– Когда споришь с Талли, следует обдумывать слова, – ответил Нед с горькой улыбкой и вдвинул Лед в ножны. – Но ты пришла не для того, чтобы рассказывать мне детские сказки; я знаю, насколько мало нравится тебе это место. Так в чем же дело, моя госпожа?
Кейтилин взяла мужа за руку.
– Сегодня пришли горестные вести, милорд. Я не хотела беспокоить тебя, пока ты не очистишься. – Смягчить удар было невозможно, поэтому она сказала прямо: – Мне так жаль, моя любовь. Умер Джон Аррен. – Их взгляды встретились, и она поняла, насколько тяжела утрата. Это легко было предвидеть. Нед провел свою юность воспитанником в Орлином Гнезде, бездетный лорд Аррен сделался вторым отцом и ему, и его приятелю Роберту Баратеону. Когда Безумный король Эйерис II Таргариен потребовал выдать обоих, лорд Орлиного Гнезда поднял свой стяг с луной и соколом и выступил против властелина, но не предал тех, кого должен был защищать. Ну а после того, пятнадцать лет назад, второй отец сделался также и братом Неда. Оба они стояли в септе Риверрана, сочетались браком с двумя сестрами, дочерьми лорда Хостера Талли.
– Джон… – проговорил он. – А весть достойна доверия?
– Письмо написано самим Робертом и запечатано королевской печатью. Я оставила его для тебя. Он написал, что лорда Аррена унесла быстрая хворь, даже мейстер Пицель оказался беспомощен, ему пришлось напоить Джона маковым молоком, чтобы тот меньше мучился.
– Да, это большая потеря, – проговорил он. Кейтилин видела горе на лице мужа, но и сейчас он в первую очередь подумал о ней. – А как твоя сестра? – спросил он. – И мальчик Джона? Что слышно о них?
– Написано, что с ними все в порядке и они возвратились в Орлиное Гнездо, – проговорила Кейтилин. – Я бы хотела, чтобы они приехали в Риверран. В Гнезде высоко и одиноко, это дом ее мужа, а не ее собственный. Память о лорде Джоне будет наполнять каждый камень. Я знаю сестру. Она нуждается в утешении, в семье и друзьях вокруг себя.
– Ваш дядя ожидает ее в Долине, разве не так? Я слыхал, что Джон возвел его в Рыцари Ворот.
Кейтилин кивнула:
– Бринден сделает все возможное и для Лизы, и для мальчика. В этом немного утешения, но все же…
– Езжай к сестре, – предложил Нед. – Возьми детей; пусть ее дом наполнится шумом, криками, смехом. Ее мальчику нужна сейчас детская компания, да и Лиза будет не одна в своем горе.
– Хотелось бы мне это сделать, – проговорила Кейтилин. – Но в письме были и другие вести. Король едет в Винтерфелл, чтобы проведать тебя.
Нед не сразу понял ее, но когда до него дошло, мрак оставил его глаза.
– Значит, Роберт едет сюда? – Она кивнула, и улыбка промелькнула на его лице.
Кейтилин хотелось бы разделить счастье мужа. Но она уже слыхала разговоры во дворе: мертвая лютоволчица в снегу, сломанный рог в ее горле. Ужас свернулся внутри Кейтилин змеей, но она заставила себя улыбнуться любимому, не верящему в приметы.
– Я знала, что это порадует тебя, – сказала она. – Нам следовало бы послать весть твоему брату на Стену.
– Да, конечно, – согласился он. – Бен захочет приехать. Я скажу, чтобы мейстер Лювин послал самую быструю птицу. – Нед поднялся и погладил ее колено. – Проклятие, сколько же лет прошло? И Роберт не прислал предупреждения! Сколько людей в его отряде? В письме это сказано?
– По-моему, сотня рыцарей, каждый с собственной свитой, и еще столько же свободных всадников. Серсея и дети едут вместе с ними.
– Ради них Роберт замедлит ход, – проговорил Нед. – Неплохо, у нас будет больше времени, чтобы приготовиться к встрече.
– С ним едут и братья королевы, – сказала она.
Нед скривился. Кейтилин знала, что муж не испытывал особой любви к семье королевы. Ланнистеры с Кастерли Рок, Бобрового утеса, выступили на стороне Роберта, только когда в его победе уже не оставалось сомнений, и Старк до сих пор так и не простил их.
– Ну что ж, если за общество Роберта приходится расплачиваться прикосновением к Ланнистерам, пусть будет так. Похоже, что Роберт взял с собой половину двора.
– Куда едет король, туда следует и королевство, – сказала она.
– Будет неплохо повидать их детей. Самый младший еще сосал титьку Ланнистерши, когда я в последний раз видел его. Теперь ему, должно быть, лет пять?
– Принцу Томмену семь, – вспомнила Кейтилин. – Столько, сколько и Брану. И пожалуйста, Нед, последи за языком. Твоя Ланнистерша – королева, и гордость ее только возрастает с каждым годом.
Нед пожал ее руку.
– Итак, будет пир с певцами, и Роберт захочет поразвлечься. Я пошлю Джори на юг с почетной охраной, чтобы встретить их на Королевском тракте и проводить до дома. Боги, как же мы всех накормим? Он уже в пути, ты сказала? Черт бы побрал эту королевскую толстокожесть!