Ищущий да обрящет
рассуждения половозрелой устрицы за бокалом белого вина
Антон Павлович Чехов винил в своих бедах природную лень, Николай Михайлович Карамзин? обобщил и расширил: «дураки и дороги». Я же с годами перестал сетовать на неурядицы, убедившись в том, что бороться с органичным непродуктивно и его – естество – следует принимать, если не как благодать, то хотя бы за данность. Тем паче не стоит навязывать окружающим собственное мнение об отношении червя к рыбалке. Перестаньте, наконец, одергивать тостущую тещу и шипеть вслед уходящему трамваю. Усмехаетесь, мол: «А сам-то? Уже с первых строк попахивает нравоучительством, n`est-ce pas*?» Каюсь, изжил неокончательно. Хотя согласитесь, в них больше от скамеечного брюзжания, нежели пафосный гудок агитпаровоза. И потом, исповедуя принцип «не создавай себе кумира», я поглядываю в зеркало весьма и весьма скептически. Проще говоря, советую оценить мое повествование не иначе как желание поделиться мыслями, ибо предложить нечто существеннее жаба душит.
Как-то раз, выглянув в окно, Мария Петровна, женщина о сорока лет, довольно привлекательной наружности, расправила крылья и упорхнула из семьи. За спиной остались трепыхаться обноски былого чувства. Они едва удерживались на ветру прищепками в составе двух малолеток, вполне самостоятельной дочери-студентки да супруга-недомерка с симптомами бонапартизма одноименного торта – то бишь, устоять перед ним практически невозможно, однако послевкусие столь же восхитительно, сколь и трагично. «Покоя хочу, покоя» – оправдывалась беглянка, высматривая площадку поровнее.
Дамочки в подобном настроении видны издалека и не успели стихнуть каверзные порывы, как основательный домосед угощал Марию Петровну крыжовником под сенью ажурной беседки.
– Мило, – щебетала невеста, – Ах, как это мило.
– Я и деток люблю, – соглашался жених, – У меня своих двое. А ветер не люблю: легкомыслие от него и сквозняки.
Было душно. Мужчина потел. На майке расплывались ленивые пятна: большее, спускаясь от безвольной груди, притормозило в нерешительности пред первой же брюшной складкой и нехотя поползло вширь, навстречу собратьям подмышками. «Они непременно встретятся», – вздрогнула Мария Петровна.
Еще недавно суетливые птахи попрятались и даже стойкие ящерицы забились в тень. Одуревший от жары кузнечик терзал рассохшуюся восьмушку**, безбожно путая ноты и не глядя в партитуру. В результате главная тема металась от умиротворения приморского бульвара до тревоги забытой ставни. Худосочный июньский комар в истерике заламывал руки, отчаявшись одолеть массивный загривок хозяина дачи.
– Как за каменой стеной, – подумала Мария Петровна и ее вновь передернуло.
Веселился лишь помидор Бычье Сердце. Он рос в оранжерейных условиях по соседству с Черри шпаной и достиг размеров выпученного глазного яблока. «Мууу!» – ревело его мужское тщеславие, – Если подфартит и такая погода простоит, хотя бы с месяц, нальюсь соком и тресну хозяину на рубашку. Хай знает, ботаник, каково в клетке маяться! Мууу…»
Мария Петровна с тоской взглянула на радиоприемник. Пластмассовый чревовещатель молчал, словно воды в рот набрал. Прикрытый от солнечных лучей вышитой салфеткой утопленник не имел права голоса и прислуживал скорее предметом интерьера, нежели гоголил королем эстрады.
– А Вы? Крестиком умеете? – мужчина обтер раннюю лысину, – Моя мама и носки, и шарфы. До сих пор ношу…
– Умею. Мужа обвязывала, – встрепенулась женщина и вздохнула, – Да вот привязать не сумела…
– Неблагодарный. У меня супруга такая была, – пухлячок снял с крючка барсетку, достал портмоне и показал семейное фото. В центре уверенно красовалась блондинка с йоркширским терьером промеж маникюра, – Я ей и прописку, и шубу…
Подробности длиннющего перечня подарков и знаков внимания делали честь памяти обиженного.
«Ах, как это скучно», – подумала Мария Петровна и спросила:
– Вы не слышали прогноз погоды?
Уф, не спится. Жена перед отъездом заграницу предупреждала: «… в полнолуние сажать в огороде нельзя, а натуры впечатлительные и вовсе колобродят». Накидываю рубаху, выхожу на крыльцо. Умный собакин, понимая, что без трусов мне далеко не уйти, остается лежать на коврике, под вентилятором. Курю недолго – заедают кровососы. Возвращаюсь на бесконечную и пустынную, как степь кровать, раскидываю руки и, уперевшись носом в подушку, ударяюсь в воспоминания:
…под Семипалатинском удил бойкую плотву, в окрестностях Ростова-на-Дону – глупого гибрида***, на Браславских озерах поймал двух угрей, в Краснокаменске – триппер. Чему больше радовался, сказать не могу, но одно знаю наверняка: старания даром не пропадают.
*не так ли (франц)
**маленькая скрипка
***помесь карася с сазаном
20.06.16
д. Халтурино