Вы здесь

Иван IV «Кровавый». Что увидели иностранцы в Московии. Часть вторая. Сказочники из Европы (В. Р. Мединский, 2016)

Часть вторая. Сказочники из Европы

«Жесточайший и ужасный» Иван

Владимир Мединский

Торговля с европейскими странами через северный путь не стала «окном в Европу». Рубить его надо было на Балтийском море. В январе 1558 года началась русско-ливонская война, и первые же походы царских воевод оказались удачными. В течение года войска Ивана Грозного прошли всю территорию Прибалтики – до Восточной Пруссии.

В ноябре 1562 года во главе войска царь выступил к Полоцку и в феврале следующего года взял его. Это было очень важной победой: по Западной Двине открывался путь к столице Литвы Вильне.

Успех Ивана вызвал бурю негодования у Сигизмунда. Не имея сил на военный реванш, он применил излюбленное средство польских политиков – занялся распространением компромата. Во время Ливонской войны европейские страны наводнили «летучи листки», на которых московит выступал в роли пугала – двойника другого «страшилища – турка», т. е. турецкого султана. Под картинкой значились эпитеты: «жесточайший и ужасный». Русский государь предстал в образе кровавого тирана.

Поляки добивались, чтобы Россия оказалась в полной изоляции и не смогла заключить договоров о военной помощи ни с Англией, ни с Данией, ни со Швецией, ни с Империей. В XX веке те же методы применял Геббельс, правда, нацеливая пропаганду на собственное население, а в XXI – его идеологические преемники со «сказаниями» про 2 миллиона изнасилованных Красной армией немок.


«ЛЕТУЧИЙ ЛИСТОК», 1561

Весьма мерзкие, ужасные, доселе неслыханные, истинные новые известия, какие зверства совершают московиты с пленными христианами из Лифляндии, мужчинами и женщинами, девственницами и детьми, и какой вред ежедневно причиняют им в их стране… Всем христианам в предостережение и улучшение их греховной жизни писано из Лифляндии и напечатано.


Польские агенты начали агитацию среди русской знати, склоняя ее на сторону короля. Некоторые нестойкие воеводы, в том числе и князь А.М. Курбский, бежали в Литву. Там они включились в кампанию по дискредитации Ивана IV. Письма Курбского к царю и сочиненная им внушительная «История о великом князе Московском» полны злобных измышлений и наветов. К сожалению, целый ряд историков считает князя-перебежчика чуть ли не героем и борцом с тиранией.

Подобно «Истории» Курбского сочинение «Краткое сказание о характере и жестоком правлении Московского тирана Васильевича» Альберта Шлихтинга. Его некоторые историки опять же считают важным источником по истории опричнины.


ШЛИХТИНГ. КРАТКОЕ СКАЗАНИЕ

Когда наш король прикажет позвать к себе кого-нибудь, то достойно удивления отметить, как у этого человека ликует сердце, восхищен дух, каким счастливцем считает себя тот, с кем хочет встретиться государь, и потому такое лицо уходит полное надежды получить милость в лицезрении государя. Но как солнце отличается от луны, так добродетель и милость нашего короля от тирании князя Московии. Если он прикажет притти к себе какому-либо знатному сенатору или воину, тот, собираясь пойти к тирану, прощается с женой, детьми, друзьями, как бы не рассчитывая их никогда видеть. Он питает уверенность, что ему придется погибнуть или от палок, или от секиры, хотя бы он и сознавал, что за ним нет никакой вины.

…Московитам врождено какое-то зложелательство, в силу которого у них вошло в обычай взаимно обвинять и клеветать друг на друга пред тираном и пылать ненавистью один к другому, так что они убивают себя взаимной клеветой. А тирану все это любо, и он никого не слушает охотнее, как доносчиков и клеветников, не заботясь, лживы они или правдивы, лишь бы только иметь удобный случай для погибели людей, хотя бы многим и в голову не приходило о взведенных на них обвинениях. При дворе тирана небезопасно заговорить с кем-нибудь. Скажет ли кто-нибудь громко или тихо, буркнет что-нибудь, посмеется или поморщится, станет веселым или печальным, сейчас же возникает обвинение, что ты заодно с его врагами или замышляешь против него что-либо преступное. Но оправдать своего поступка никто не может: тиран немедленно зовет убийц, своих Опричников, чтобы они взяли такого-то и вслед затем на глазах у владыки либо рассекли на куски, либо отрубили голову, либо утопили, либо бросили на растерзание собакам или медведям.

Выстроив таким образом дворец, он начал там жить с многочисленной стаей своих опричников или убийц, которую набрал из подонков разбойников. Именно, если он примечал где-нибудь человека особо дерзкого и преступного, то скоро привлекал его к сообществу и делал слугою своего тиранства и жестокости. Как только он почувствовал свою достаточную крепость от такой охраны, он снова стал подумывать о том, что прекратил якобы под предлогом религии по совету некоторых лиц и по внушению священнослужителя, а именно об истреблении знаменитых мужей и особенно славных древностью своего рода.

Ко всем воеводам, которые были у него в лагере, он посылает конных опричников или убийц, чтобы они под предлогом дружбы оставались и жили с воеводами, улучая время, когда увидят их в сопровождении меньшего числа рабов или в храме, или дома, или где только найдут удобным, чтобы захватить их там, затем убить и рассечь на куски. После убийства такого человека, если у него есть родственники, друзья и близкие, то, живут ли они во дворце или нет, тиран приказывает всех их умертвить, поручая убийцам произвести на них натиск въявь, по дороге, в то время, когда они направляются во дворец, напасть и зарезать. Затем он разыскивает виновников убийства, как будто ему ничего не известно, но обычно никого не открывает и не наказывает.

Через убийство такого рода он уничтожил очень многих из знатных семейств и уничтожает и поныне, совершенно забыв о добродетели и человечности.


КЛЮЧЕВСКИЙ.

КУРС РУССКОЙ ИСТОРИИ. ЛЕКЦИЯ XXIX

Началось устроение опричнины. Прежде всего, сам царь, как первый опричник, поторопился выйти из церемонного, чинного порядка государевой жизни, установленного его отцом и дедом. Он покинул свой наследственный кремлевский дворец, перевезся на новое укрепленное подворье, которое велел построить себе где-то среди своей опричнины, между Арбатом и Никитской. В то же время приказал своим опричным боярам и дворянам ставить себе в Александровской слободе дворы, где им предстояло жить, а также здания правительственных мест, предназначенных для управления опричниной. Скоро он и сам поселился там же, а в Москву стал приезжать «не на великое время». Так возникла среди глухих лесов новая резиденция – опричная столица с дворцом, окруженным рвом и валом, со сторожевыми заставами по дорогам. В этой берлоге царь устроил дикую пародию монастыря. Он подобрал три сотни самых отъявленных опричников, которые составили братию, сам принял звание игумена, а князя Афанасия Вяземского облек в сан келаря. Царь покрыл этих штатных разбойников монашескими скуфейками, черными рясами, сочинил для них общежительный устав, сам с царевичами по утрам лазил на колокольню звонить к заутрене, в церкви читал и пел на клиросе и клал такие земные поклоны, что со лба его не сходили кровоподтеки. После обедни, за трапезой, когда веселая братия объедалась и опивалась, царь за аналоем читал поучения отцов Церкви о посте и воздержании. Потом он одиноко обедал сам, после обеда любил говорить о законе, дремал или шел в застенок присутствовать при пытке заподозренных.


ШЛИХТИНГ?

«Сказание» было обнаружено в Ватиканском архиве в конце XIX века в виде канцелярской рукописи. С нее была сделана копия и отправлена в историко-археографический институт Петербурга. Некоторые исследователи склонны доверять всем сведениям «Сказания», полагая, что его автор был очевидцем того, что описывал. Однако данные биографии Шлихтинга (он рассказал о себе сам) вызывают сомнение в том, что он жил в России и случайно прибыл на территорию Литвы в начале 70-х годов XVI века.

Во-первых, Шлихтинг оказался в Вильно именно в тот момент, когда папский нунций Портико собрался в Москву заключать договор с Иваном IV о военном союзе против Турции. Это было крайне не выгодно Сигизмунду II, но сам он не имел права останавливать посла папы Римского. За него это сделал Шлихтинг. Своими рассказами о жестокостях и злодеяниях царя будущего союзника он так напугал Портико, что вместо Москвы тот поехал в Рим, захватив с собой «Сказание» Альберта.

Во-вторых, трудно объяснить, почему попавший в плен к царю немецкий дворянин (а именно так представлялся Шлихтинг), был знатоком русского языка и смог поступить на службу к придворному врачу в качестве переводчика. Он считал врача итальянцем. Но поскольку итальянских врачей при дворе Ивана IV не было, то историки решили, что Шлихтинг служил у бельгийца Арнольда Лензея. Тут возникает два логичных вопроса: почему бельгиец был принят за итальянца и с какого языка на русский Шлихтинг переводил речи своего господина?

В-третьих, заурядный немецкий вояка оказался знатоком римских поэтов – Виргилия, Ювенала и Теренция – и с легкостью цитировал их сочинения.

Странности в биографии Шлихтинга заставляют предположить, что ему было доверено выступить подставным лицом. На самом деле якобы принадлежащее его перу «Сказание» было составлено в королевской канцелярии и преследовало только одну цель – напугать нунция Портико злодеяниями Ивана IV и отговорить ехать в Россию.

Когда папа Пий V прочитал «Сказание», он воскликнул: «Мы не хотим вступать в общение с такими варварами и дикарями». Цель была достигнута, но обман мог вскрыться. Шлихтинг (давайте, следуя традиции, условно примем его авторство), опасаясь разоблачений со стороны других иностранцев, сокращает время действия. Якобы, только после взятия Полоцка московский правитель превратился в истинного тирана и своими поступками стал «превышать всякую меру злодейства». И задумал уничтожить своих приближенных из древних и знатных родов.

В числе первых жертв Ивана IV Шлихтинг называет князя Дмитрия Овчину Оболенского. Его якобы заставили выпить огромный кубок меда, а когда тот не смог – отправили в погреба, где его ждали псари. Они его и задушили. Причина немилости к князю была в том, что он осмелился попрекнуть Федора Басманова «за нечестные деяния с тираном».

В русских источниках никаких данных о гибели Дмитрия Овчины-Оболенского нет. Но с лета 1563 года его имя исчезает из разрядных книг. Причин могло быть много: старость, болезни, смерть от естественной причины, например, от распространившейся в то время эпидемии холеры. Можно предположить, что имя князя Овчины было включено в сочинение Шлихтинга потому, что его род знали в Литве – в 1534 году его отец находился в плену у короля. Кроме того, он сам принимал участие в осаде Полоцка. Там же был и Федор Басманов. После победы царь отправил его к княгине Евфросинии Старицкой для сообщения радостной вести.

А двухступенчатый способ умерщвления князя, очевидно, придумали, объединив обычай царя угощать на пирах своих гостей кубками с медом или вином (об этом знали все иностранцы, побывавшие на пирах у царя) и обстоятельствами гибели князя А.М. Шуйского от рук псарей. Последнее событие действительно было отмечено в ряде летописей. И наверняка, было известно в Литве, поскольку именно так ознаменовался приход Ивана IV к власти и конец боярского самоуправства.

Учреждение опричнины Шлихтинг объяснил желанием царя удалиться от дел. Но в действительности дела только начинались, и Иван IV хотел создать вокруг себя новое, более надежное окружение. (И потом, в точном соответствии с духом своего времени, с помощью верных людей расправиться с неугодными представителями знати). Характерно, что в «Сказании» нет ничего о таком важном событии, как отъезд царской семьи в Александрову слободу – первого шага к опричнине. Шлихтинг не был свидетелем этой демонстративной акции, поразившей всех москвичей. Царский врач, несомненно, должен был сопровождать царя во время его поездки в Александрову слободу, а с ним надлежало быть и переводчику. Об учреждении опричнины этот самый «переводчик» узнал с чужих слов. Потому, видимо, и решил, что опричники были набраны из подонков и разбойников, а общее их число было не велико.

Еще одной жертвой жестокости царя Ивана, по утверждению Шлихтинга, был князь Ростовский – воевода Нижнего Новгорода. В «Сказании» подробно описывается его зверское убийство опричниками.


ШЛИХТИНГ. КРАТКОЕ СКАЗАНИЕ

…Он повелел умертвить князя Ростовского, который жил в Нижнем Новгороде. Так как этот князь обычно обращался с пленными слишком милостиво и не слыл в отношении их свирепым и жестоким, то в силу этого он был заподозрен в желании якобы перебежать к королю польскому и воевода полоцкий обещал ему озаботиться о доставке его невредимым. К этому князю тиран послал 30 воинов из Опричнины с поручением отрубить ему голову и доставить к себе, что и было исполнено. Именно, когда Ростовский вошел в храм помолиться, вскоре в храм вбегают убийцы, и говорят ему: «Князь Ростовский, ты пленник велением великого князя». Несчастный, бросив палку, которой он пользовался в качестве отличительного признака занимаемой им должности, этим как бы сложил с себя должность. Именно, существует такой обычай, что те, кто находится, в должности, обычно носят палку, которую дает государь в знак власти и управления. Захватив таким образом несчастного, они вслед затем сняли с него платье, которое он носил, так что он остался голым; также и его рабов, в количестве более сорока, захваченных таким же образом, они бросили в тюрьму, и Ростовского связанного, положенного на повозку и одетого в грязное платье, увезли с собою. Отъехав от Новгорода на расстояние приблизительно, трех миль, подводчики остановились и начинают топорами разбивать лед на реке, чтобы образовать прорубь. Ростовский, как бы пробудившись ото сна, а он был привязан к повозке, и на его теле сверху сидели двое, спрашивает, что они хотят делать. Те отвечают, что собираются напоить коней. «Не коням, – сказал Ростовский, – готовится эта вода, а голове моей». И он не обманулся в этой догадке. Именно, один из убийц, слезши с коня, отрубил ему вслед затем голову, а обезображенное тело его велел бросить в реку, голову же взял с собою и отнес ее к самому тирану. Увидев ее, тиран как бы погрозил ей и, коснувшись пальцем, произнес следующие слова: «О, голова, голова, достаточно и с избытком пролила ты крови, пока была жива; это же сделаешь ты и теперь, раз имеешь крючковатый нос!» Затем, наступив на голову и оттолкнув ее ногою, он велел бросить ее в реку. Вслед за тем он умертвил весь род Ростовского, более 50 человек. Везде, где только он мог выловить или свойственника, или родственника его, он тотчас после самого тщательного розыска приказывал убить их. Из семейства Ростовских было приблизительно шестьдесят человек, которых всех он уничтожил до полного истребления.


Из Разрядных книг можно выяснить, что действительно в 1565 году в Нижнем Новгороде был воевода Иван Юрьевич Хохолков-Ростовский. Но в следующем году он был переведен в Чебоксары. В 1568 году продолжил благополучно служить в этом городе. Никак не мог он быть убит в Нижнем Новгороде за доброе отношение к ливонским пленникам. Шлихтинг все описанные ужасы просто выдумал.

Как и то, что при царском дворе нельзя было появляться ни с веселым, ни с унылым лицом. Таких людей опричники якобы сразу убивали… Будь так, двор царя Ивана через некоторое время должен был полностью обезлюдеть. Но интереснее другое. Ужасному деспоту «московиту» Шлихтинг противопоставил короля Сигизмунда, к которому все ехали с радостными лицами. Восхваление немцем польского короля представляется странным. Согласитесь, более естественным для него было бы прославлять немецких правителей. Еще одно свидетельство того, что писалось «Сказание» по воле Сигизмунда II.

Ярко и образно в этом произведении описана гибель еще одного видного боярина И.П. Челяднина-Федорова. Сначала царь его ограбил, а потом практически голого отправил на борьбу с татарами. После возвращения боярина со службы Иван IV пригласил его во дворец, посадил в роскошных одеждах на трон и зарезал. Затем с опричниками поехал во владения Челяднина-Федорова и целый год их грабил.

Исследователи не высказали сомнений в том, что такая казнь могла быть в действительности. Им показалось лишь неправдоподобным, что царь целый год грабил владения убитого боярина, поскольку его земли были не столь велики.

Но в русских источниках нет никаких данных о том, что Иван IV лично расправился с И.П. Челядниным-Федоровым. О последних годах службы этого боярина известно лишь, что в 1566 году он «ведал Москвой» во время отъезда полков береговой охраны на Оку и что в 1567 году был воеводой Полоцка.

В это время к нему, И.Ф. Мстиславскому и И.Д. Бельскому обратился с личным письмом Сигизмунд II. В этом послании король пытался убедить видных представителей русской знати, что Иван IV – деспот и тиран. Но, как известно, эти письма попали в руки царя. Королю от лица своих подданных Грозный написал сам. Копии этих писем хранятся в РГАДА.

Вряд ли Сигизмунд всерьез рассчитывал, что вызовет недовольство против царя у трех столпов режима. Король решил скомпрометировать видных бояр и воевод его в глазах и вызвать репрессии в их адрес. Относительно Челяднина-Федорова ему это, видимо, сделать удалось. Его имя исчезает из разрядных книг. Но Мстиславский и Бельский не пострадали.

В «Сказании» Шлихтинга именно эта троица – Мстиславский, Бельский и Челяднин-Федоров – названа главными царскими боярами и опорой государства. Трудно, зная обстоятельства появления данного произведения, не сделать вывод о его связи с письмом короля!

Провокационные письма польского короля заставили Ивана IV подозревать подданных в измене. Но Мстиславскому и Бельскому, входящих в число царских родственников, видимо, удалось оправдаться. Челяднин же попал в опалу. Об этом свидетельствует царская грамота от 20 апреля 1568 года о разделе белозерских владений боярина. Исследователи предполагают, что Челяднину принадлежали и ряд других сел, в которых опричники учинили расправу над местными жителями. Их имена были включены в некую «Тетрадь» с перечнем имен опальных людей.

Шлихтинг знал о письмах Сигизмунда, поэтому назвал имена тех лиц, которым тот их посылал. Знал он и о результате этой акции короля. А узнать обо всем этом он мог только в Польше, поскольку в России о царской переписке вряд ли было известно всем придворным, особенно переводчику врача-иностранца.

Сочинение Шлихтинга предназначалось для европейцев. При этом читатели не должны были усомниться в правдивости автора. Желая показать свою осведомленность в том, что происходило при царском дворе, Шлихтинг сообщил об особой любви Ивана IV к Михаилу Темрюковичу. Но при этом допустил ряд ошибок. Во-первых, Михаил был не зятем, а шурином царя. Зятем он был для боярина В.М. Юрьева. Во-вторых, он носил титул не графа, а князя. Графских титулов в то время у представителей русской знати вообще не было. Допустить такие грубые ошибки не мог человек, вращавшийся при царском дворе[10].

Недостоверным выглядит и рассказ Шлихтинга о наказании новгородского архиепископа. Его якобы женили на кобыле и дали в руки лиру. Ни в одном источнике нет данных о таком наказании новгородского архиепископа, который в русской церкви был вторым по значимости после митрополита. Кроме того, лиры в качестве музыкальных инструментов в России не использовались.

К числу выдумок Шлихтинга с чистой совестью можно отнести повествование о казни Федора Ширкова, якобы построившего 12 монастырей. В русских источниках никаких данных об этом человеке нет. И даже царь был не в состоянии построить столько монастырей.

Не находит подтверждения рассказ о разорении Нарвы и Пскова. В источниках есть только Тверь и Новгород. Но даже в Новгородской летописи говорится, что карательный поход на Новгород объяснялся не природной жестокостью царя, а тем, что какие-то люди умышленно оболгали новгородского архиепископа и новгородских представителей знати.

В «Сказании» подробно описаны издевательства царя Ивана над женщинами – свидетельство его особой жестокости и злобного нрава. Однако одна деталь заставляет усомниться в правдивости этого повествования – указание на то, что женщин якобы носили в носилках. Такого способа передвижения на Руси никогда не было. Женщины ездили либо верхом, либо в повозках.

Выдумками выглядят и рассказы о менее значимых событиях. Например, о том, как один дьяк посылал слугу узнать, чем занят царь, и за это был наказан; как к царю пришел старец Борис Титов, и тот отрезал ему ухо. Чужих слуг во дворец никто бы не пустил. Имя старца явно было придумано Шлихтингом, как и сам эпизод. В русских источниках сведений о таком старце нет. К тому же просто так он не смог бы попасть к царю, особенно во время его обеда.

Еще меньше вызывают доверие данные о том, что царь натравливал медведей на горожан, собиравшихся группами на улицах Москвы, о том, что тех, кто ел телятину, сжигали, и что русские люди питались кониной. Шлихтинг (или тот, кто писал под его именем) в России не был и пользовался слухами, проникавшими в Литву и Польшу. Они касались и использования боев богатырей с медведями в качестве развлечений, и запрета на употребление телятины, и данных об употреблении конины татарами.

Не обладая информацией, Шлихтинг придумывал совершенно невероятные факты. Так он описал обед у царя, на котором присутствовали Осип Щербатов и Георгий (Юрий) Барятинский, якобы до этого находившиеся в польском плену и обменянные на Гарабурду и Островича. В русских источниках нет данных о том, что Щербатов и Барятинский были в плену. К тому же их не могли обменять на М. Гарабурду, который в свою очередь, никогда не был в русском плену, поскольку являлся известным польским дипломатом. Он дважды приезжал в Россию для переговоров с Иваном IV. Имена Барятинского и Щербатова могли попасть на страницы «Сказания» лишь потому, что в числе их родственников были видные дипломаты: П.И. Барятинский, участвовавший во встрече со шведскими послами в 1575 году, и М.А. Щербатый, ездивший в Крым.

Повествуя о жестоких казнях царя, Шлихтинг перепутал имена убитых. Еретика Башкина звали не Федор, а Матвей. К тому же он не был казнен. Его отправили в монастырь для покаяния. Князь М.Ф. Гвоздев не являлся спальником и не был казнен таким жестоким способом, как описал Шлихтинг. В сентябре 1571 года он исправно служил царю. Князь Прозоровский принадлежал не к роду Оболенских, а к роду Ярославских князей. А в в заключение «Сказания» автор даже приписал Ивану IV опустошение Москвы огнем и мечом, хотя, как известно, это сделал крымский хан Девлет Гирей летом 1570 года…


ШЛИХТИНГ. КРАТКОЕ СКАЗАНИЕ

Говоря вкратце, он так опустошал город Москву огнем и мечом, что можно было видеть несколько тысяч опустелых домов, так как в них не было никаких обитателей. Люди от голода нападают ночью также и на жилые дома и, убивая один другого, питаются его трупом. Река, которая омывает город, полная трупов, делает для всех воду невкусной и нездоровой. И то, что творится, истинно. Когда Бог хочет наказать какой-нибудь народ за его злодеяния, он обычно поражает его не одной гибелью и наказанием, а вместе многими и разнообразными. В городе же царит такая пустота, что едва ли, по-моему, подобную испытал и Иерусалим.


«Сказание» Шлихтинга, составленное в канцелярии польского короля для дезинформации папского нунция, было использовано в удивительном сочинении итальянца Гваньини «Описание всех сторон Московии». Он находился на службе у Сигизмунда и активно помогал ему дезинформировать европейскую общественность.


ГВАНЬИНИ.

ОПИСАНИЕ ВСЕХ СТОРОН МОСКОВИИ

За Неглинной же, на поле, называемом Нарбат, в расстоянии полета стрелы от крепости, нынешний государь Иоанн Васильевич выстроил в 1565 году обширнейшие подворье, которое называется Опричнина, то есть особое жилище, где сам государь пребывает с многочисленным отрядом своих приспешников, отобранных из самых сильных мужчин, которых он держит для своей охраны, как турок янычаров; их у него почти двадцать тысяч, и из них большая часть стрелки с длинными пищалями; остальные наступают с копьями и луками, вооруженные пиками и кольчугами. И недавно нынешний государь приобрел их для того, чтобы прибавить блеска к своей тирании, как станет ясно из нижеописанных его деяний.

О некоторых народах, обитающих в Лукоморье, рассказывают нечто чудесное и невероятное: будто они ежегодно, двадцать седьмого ноября, умирают от длительного зимнего холода, как пиявки и лягушки. А затем, с наступлением весны, двадцать четвертого апреля, они снова оживают, как говорят.

Так вот, торговля между ними и соседними народами, грустинцами и серпоновцами, происходит, говорят, таким образом: предчувствуя свою будущую смерть, они складывают свои товары в определенном месте, а грустинцы и серпоновцы, оставив на этом же месте равноценные свои товары, уносят приготовленные. Когда те оживают, то забирают себе эти товары, если обмен произведен, по их мнению, справедливый; если же считают себя обиженными, то требуют назад свое от грустинцев и серпоновцев, от чего возникают, как говорят, между ними распри и войны.

В горах Лукоморья берет начало огромная река Коссин, которая, протекая через Лукоморье, впадает в большую реку Тахмин.

В реке же Тахмин водятся, говорят, такие рыбы, которые похожи на человека головой, глазами, носом, ртом, реками и ногами, только не владеют речью.

Говорят также, что за этой рекой живут люди необыкновенного вида: одни из них покрыты шерстью, как дикие звери, другие имеют собачьи головы и живут в подземных пещерах.

Сражающемуся с московитом нужно иметь в виду, что следует искусно владеть оружием, чтобы не попадаться к нему в руки, так как у них очень сильные руки, плечи и все тело; но в искусстве сражения они по большей части уступают. Ведь они настолько сильны, что осмеливаются схватываться безо всякого оружия с неукротимыми, свирепыми медведями, полагаясь только на свои силы; схватив медведя за уши, они утомляют его до тех пор, пока, совершенно ослабевшего, не свалят на землю.

Всякий раз, как великий князь с сыном в зимнее время, выглядывая из своей крепости, видит толпы людей на льду озер и рек, особенно в праздничные дни, он приказывает выпустить в густую массу людей трех или четырех огромных медведей, и они неожиданно врываются в толпу. Все, кто может обратиться в бегство, убегают, а некоторых жестоко терзают свирепые звери. Отец и сын охотно любуются этим распрекраснейшим зрелищем и до упаду смеются, как если бы это был замечательный поступок. А потом, когда приходит несчастный отец, жалуясь, что потерял сына, а также жена, что потеряла мужа, которые были растерзаны медведями, тогда он приказывает заплатить им одну или две золотых монеты, поскольку убиты его подданные. Затем сам князь добавляет, что удостаивает их великим благодеянием, коли разрешает обращаться к себе с жалобой. Но если говорят, что это позорное и нечестивое дело – проявлять такую жестокость, то советники великого князя отвечают: «Великий князь и сын его получают большое удовольствие от этого, и в том, что они совершают, нет никакого греха». Наконец, если к самому князю приходит несчастнейшая мать, жалуясь на гибель сына, или жена – на утрату столь бесчеловечно убитого супруга, то он кратко возражает: пусть будут довольны, раз им отсчитаны сто или двести серебряных монет в московитских деньгах.

Часто случается, когда великий князь находится в своем Александровом дворце и замышляет наказать какого-нибудь знатного человека, тогда он приказывает одеть его в медвежью шкуру и вывести как на представление. Тут он напускает на него несколько диких молосских и британских собак. Собаки, полагая, что одетый в медвежью шкуру и есть медведь, раздирают его зубами и когтями и жестоко терзают. Сим позволяют разорвать его на части; так, в нечеловеческих мучениях он кончает жизнь.


Рыбы с человечьими головами, царь, который травит медведями своих подданных… Все это только кажется откровенной профанацией, недостойной просвещенного человека XVI века. Часть сочинения Гваньини вошла в трактат Павла Одерборна. Дезинформация Шлихтинга «пошла в народ» – стала активно использоваться в сочинениях иностранцев о Русском государстве и оказывать влияние на общественное мнение европейцев. Позднее она попала и на страницы научных исследований, прижившись в мифе об Иване.

Король Сигизмунд понимал, что одного «Сказания» Шлихтинга недостаточно. Для того, чтобы в Европе поверили в тиранию и деспотизм Ивана IV, необходимы были аналогичные сочинения. Одним из них стало Послание двух лифляндцев – И. Таубе и Э. Крузе к Ходкевичу.


ТАУБЕ И КРУЗЕ.

ПОСЛАНИЕ СВЕТЛЕЙШЕМУ КНЯЗЮ ХОТКЕВИЧУ

Опричники (или избранные) должны во время езды иметь известное и заметное отличие, именно следующее: собачьи головы на шее у лошади и метлу на кнутовище. Это обозначает, что они сперва кусают, как собаки, а затем выметают все лишнее из страны. Пехотинцы все должны ходить в грубых нищенских или монашеских верхних одеяниях на овечьем меху, но нижнюю одежду они должны носить из шитого золотом сукна на собольем или куньем меху. Он, великий князь, образовал из них над всеми храбрыми, справедливыми, непорочными полками свою особую опричнину, особое братство, которое он составил из пятисот молодых людей, большей частью очень низкого происхождения, все смелых, дерзких, бесчестных и бездушных парней.

Этот орден предназначался для совершения особенных злодеяний. Из последующего видно, каковы были причины и основание этого братства. Прежде всего монастырь или место, где это братство было основано, был ни в каком ином месте, как в Александровской слободе… Сам он был игуменом, кн. Афанасий Вяземский келарем, Малюта Скуратов пономарем; и они вместе с другими распределяли службы монастырской жизни. В колокола звонил он сам вместе с обоими сыновьями и пономарем. Рано утром в 4 часа должны все братья быть в церкви; все неявившиеся, за исключением тех, кто не явился вследствие телесной слабости, не щадятся, все равно высокого ли они или низкого состояния, и приговариваются к 8 дням епитимьи. В этом собрании поет он сам со своими братьями и подчиненными попами с четырех до семи. Когда пробивает восемь часов, идет он снова в церковь, и каждый должен тотчас же появиться. Там он снова занимается пением, пока не пробьет десять. К этому времени уже бывает готова трапеза, и все братья садятся за стол. Он же, как игумен, сам остается стоять, пока те едят. Каждый брат должен приносить кружки, сосуды и блюда к столу, и каждому подается еда и питье, очень дорогое и состоящее из вина и меда, и что не может съесть и выпить, он должен унести в сосудах и блюдах и раздать нищим, и, как большей частью случалось, это приносилось домой. Когда трапеза закончена, идет сам игумен к столу.

После того как он кончает еду, редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины, вид чего вызывает в нем, согласно его природе, особенную радость и веселость. И есть свидетельство, что никогда не выглядит он более веселым и не беседует более весело, чем тогда, когда он присутствует при мучениях и пытках до восьми часов…

Что касается до светских дел, смертоубийств и других тиранств и вообще всего его управления, то отдает он приказания в церкви. Для совершения всех этих злодейств он не пользуется ни палачами, ни их слугами, а только святыми братьями. Все, что ему приходило в голову, одного убить, другого сжечь, приказывает он в церкви; и те, кого он приказывает казнить, должны прибыть как можно скорее, и он дает письменное приказание, в котором указывается, каким образом они должны быть растерзаны и казнены; этому приказанию никто не противится, но все, наоборот, считают за счастье, милость, святое и благое дело выполнить его.


Подлинный текст этого произведения до нас не дошел. В архивах Восточной Пруссии были найдены лишь два списка. Они стали известны в исторических кругах и были использованы Карамзиным и другими исследователями.

Историки по-разному оценивают значимость Послания как исторического источника. Высказывалось мнение о том, что Таубе и Крузе были политическими авантюристами. Желая оправдать свое бегство с царской службы в Литву, они решили «прикрыть грехами царя свой собственный позор». В итоге их сочинение стало «ругательством, недостойным России». Но есть мнение, что Послание было написано очевидцами событий, поэтому в нем мало недостоверных сведений. При этом описание казней было «плодом разгоряченного воображения авторов». Так или иначе, несмотря на всю тенденциозность Послания, некоторые историки активно используют его в своих трудах об опричнине Ивана Грозного.


ТАУБЕ И КРУЗЕ

Р.Г. Скрынников уточнил некоторые биографические данные, касающиеся Иоганна Таубе и Элерта Крузе. Он выяснил, что И. Таубе был печатником рижского архиепископа, Э. Крузе – дерптским фохтом. В 1559 году они, по его мнению, попали в плен к царю Ивану IV. До 1564 года оба находились в тюрьме, по их утверждению, но потом согласились поступить на государеву службу и получили свободу. С 1567 по 1571 годы они входили в состав опричнины, затем бежали в Литву, где написали свое Послание королю Сигизмунду и Ходкевичу. В 1582 году это сочинение было опубликовано.

Мало недостоверных сведений? Сейчас будет много. В книге об опричнине дата ее учреждения сообщена неверная – не 1566 год, а конец 1564-го. Ошиблись авторы и в самой ее сути. Они думали, что дело о разделении наследства между сыновьями: опричнина – младшему, земщина – старшему. У Шлихтинга тоже введение опричнины объяснялось желанием царя передать управление страной в руки сыновей. Видимо, так это явление понимали в Литве и Польше. Но в России все знали, что царь не собирался отходить от дел. Похоже, что и Таубе с Крузе не входили в состав опричнины, которую вслед за Шлихтингом представляли особым орденом по типу монашеского.

По их утверждению, опричники носили черную одежду и имели особые атрибуты, отличавшие их от обычных людей. Цель ордена состояла в разорении богатых и знатных. Подробно перечислили они имена убитых по приказу царя опричниками. Исследователи обнаружили, что в этот перечень вошли лица, умершие в разное время и не всегда насильственной смертью. Кроме того, общее число жертв выражалось в невообразимых цифрах. В Твери не могло быть казнено 90 тысяч, а в Новгороде – 27 тысяч. Число жителей в городах в то время было существенно меньшим. В Новгороде XVI века было около 6000 дворов, а Тверь была в несколько раз меньше.

В Послании достаточно подробно описаны отравление Владимира Старицкого, браки царя и его старшего сына. Но во всех эпизодах много ошибок. Так, Владимир Старицкий неправильно назван братом Ивана IV по линии отца. На самом деле он был его двоюродным братом, отцом его был удельный князь Андрей Старицкий. Невеста царя Марфа Собакина не была дочерью незнатного купца Григория Собакина. Ее отца звали Василием, и он был достаточно знатного, особенно в XV веке, рода. Род невесты царевича Ивана Евдокии Сабуровой был не псковским, а костромским.

Таубе и Крузе просто не знали правды. Особенно непростительной выглядит ошибка в происхождении Марфы, поскольку еще до свадьбы многие ее родственники были включены в состав царского двора. Об этом, несомненно, знали многие. Есть даже предположение, что безвременная кончины царицы была связана с происками тех, кто был против возвышения ее родственников. Если Таубе и Крузе в 1571 году действительно входили бы в состав опричнины, то таких ошибок бы не допустили.

Рассказав об опустошительном нападении на Москву крымского хана, авторы Послания сделали такой вывод: «Царь лишен могущества и поэтому не мог сопротивляться крымскому хану. Опасность может заключаться в его союзе с турками и татарами. И наоборот, если он будет разбит турками и татарами…. Разумные люди поймут, что с Божьею милостью и помощью можно завоевать Русское государство, и нет причины бояться таких бедных, раздетых, бессильных людей».

Именно такой хотели представить Россию европейцы Таубе и Крузе. Они полагали, что после нашествия 1571 года страна уже не оправится. При этом у них даже не возникала мысль о том, что христианским государствам следовало бы помочь русским в борьбе с крымско-турецкой агрессией. Сигизмунд II стремился к завоеванию ослабленного Русского государства и хотел с помощью дезинформации найти союзников в Европе для агрессии против России.

Осуществить свои замыслы он не смог – хотя бы потому, что в 1572 году скончался. Но призывы в написанных по его указанию сочинениях Шлихтинга, Таубе и Крузе оказались живучими. Их подхватил другой авантюрист – Генрих Штаден. Его сочинение «Записки о Московии» было обнаружено в конце XIX века в Прусском архиве города Ганновер. Но опубликовано оно было только после Первой мировой войны. Русское издание вышло в свет в 1925 году в серии «Записки прошлого», немецкое – в 1930 году в Гамбурге. Многие исследователи отмечали бесхитростное изложение событий, связанных с введением опричнины, но указывали на цинизм автора, преувеличения, неточности и сбивчивость хронологии.

Только Д.Н. Альшиц, анализируя текст, сделал вывод о том, что Штаден не был опричником и его сочинение содержит «ложь и немалое число заведомых измышлений». Однако среди советских историков его выводы не нашли поддержки. В то время критика самодержавной власти была приоритетом.


ШТАДЕН

Исследователи выяснили, что Генрих Штаден родился около 1545 года в городе Алене в Вестфалии. В 1564 году он выехал на службу в Россию. Здесь он был наделен поместьем в районе Старицы. Когда в 1569 году Старица была включена в состав опричнины, он стал опричником. В 1576 году под видом купца Штаден покинул Россию и переехал в Голландию. Там его якобы хотели арестовать и казнить. Но в следующем году он познакомился с пфальцграфом Георгом Гансом фон Фельденцлютцельштейном и стал разрабатывать с ним проект захвата Московии через Ливонию.

К антимосковской коалиции Георг Ганс планировал привлечь шведского короля Юхана III, польского короля Стефана Батория, императора Рудольфа II. К ним для переговоров о союзе ездил Штаден.

Конец ознакомительного фрагмента.