© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017
© ООО «Издательство «Яуза»
Классик российской исторической науки Юрий Георгиевич Алексеев (1926–2017)
13 апреля 2017 года, не дожив двух дней до своего 91-летия, в Санкт-Петербурге скончался выдающийся российский историк, заслуженный деятель науки Российской Федерации, профессор Института истории Санкт-Петербургского государственного университета Юрий Георгиевич Алексеев. Труды Ю. Г. Алексеева по истории образования Московского централизованного государства давно по праву считаются классическими. Ю. Г. Алексеев воспитал десятки учеников, многие из которых стали кандидатами и докторами наук, профессор Алексеев многократно выступал на телевидении, радио, страницах газет. Алексеева по справедливости называли патриархом петербургского исторического цеха; он был, несомненно, одним из наиболее авторитетных историков не только Санкт-Петербурга, но и России.
Каждый, кто был знаком с Юрием Георгиевичем, навсегда сохранил к нему чувство глубочайшего уважения. Объяснений этому несть числа: тут и харизма признанного мэтра, и его исключительный дар рассказчика, колоссальная эрудиция, затрагивающая самые разные стороны гуманитарного знания: история флота, вообще военного искусства, русской и зарубежной литературы, не говоря уже о колоссальном объеме знаний по истории России; молитвенное отношение к Отечеству, чеканно точные формулировки как в устной беседе, так и в текстах работ, а главное – самоотверженная преданность своей профессии и нашей общей музе – Клио. Алексеева отличала исключительная обращенность к собеседнику, подлинный демократизм в общении, природное и абсолютно не наигранное дружелюбие. Юрий Георгиевич безусловно обладал собственным, чрезвычайно оригинальным видением отечественной истории; историк до последних дней жизни щедро делился с коллегами своими взглядами на важнейшие эпизоды нашей истории: автору этих строк приходилось слышать выступления мэтра по самым разным проблемам – и война 1812 года, и сталинские репрессии[1], не говоря уже о «коронке» Алексеева – истории военно-морского искусства… Безусловно, что по широте своего кругозора Юрий Георгиевич был эталоном настоящего университетского профессора.
Говоря о качествах Юрия Георгиевича как ученого, нельзя не отметить его исключительную идейность. Когда-то Максимилиана Робеспьера называли Неподкупным, точно такой же эпитет, в высшем смысле этого слова, можно применить и к Ю. Г. Алексееву: классик российской историографии был органически неспособен, вспоминая затасканное определение, «поступиться принципами»: иначе говоря, традициями, характерными для петербургской исторической школы, – максимальной неангажированностью, опорой на источник и, конечно же, историзмом; легковесное отношение псевдоисториков к своей работе, скоропалительность в выводах, верхоглядство были для Алексеева неприемлемы. Думается, что каждому, знакомому с Юрием Георгиевичем, приходилось видеть те «разносы», которые устраивал профессор в отношении коллег «ленивых и нелюбопытных» по отношению к тому, что является высшей ценностью для историка – к поиску истины. При этом, что важно отметить, Алексееву было присуще изначальное уважительное отношение к коллегам по ремеслу, исключительная доброжелательность; автору этих строк не доводилось слышать неуважительных реплик в адрес кого-либо из историков в независимости от их чина и ранга. Скажем, критикуя знаменитого историка А. А. Зимина, с которым Юрию Георгиевичу довелось приятельствовать, за, по выражению Алексеева, «распутного витязя» (имеется в виду известная книга Зимина «Витязь на распутье»), герой настоящей статьи с колоссальным уважением отзывался о творчестве Зимина в целом, отмечая его выдающиеся заслуги и «способность писать хорошие тексты с потрясающей скоростью»[2].
В центре внимания нашего героя – идея Единой России, крепкого, сильного и мудрого государства – магистральная для всего творчества профессора Алексеева. Красной нитью через работы ученого проходит мысль о том, что «централизация Руси, несмотря на присущую ей специфику, в основе своей была сходна с аналогичными процессами в других странах Европы»[3]. По большому счету, полагал Алексеев, этот исторический процесс был необратим, ибо отвечал стремлениям всего русского народа. «Ничего нам не надо, кроме единства», – любил говорить Юрий Георгиевич[4]. Алексеева отличал глубокий патриотизм, совмещавшийся вместе с тем со стремлением ни в коей мере не затушевывать горькие и печальные страницы отечественной истории.
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Думается, что в этих известных строчках Пушкина можно увидеть и ключ к постижению того дара, которым, несомненно, обладал Ю. Г. Алексеев, – талантливейшего летописца сложнейшей и зачастую трагической для России эпохи – эпохи борьбы нашей страны за национальную независимость и создание Единого Русского государства.
Ю. Г. Алексеев был олицетворением настоящего русского интеллигента, человек, выступающий своеобразным мостиком к традициям еще дореволюционной историографии. В подтверждение нашего тезиса достаточно обратиться к известной теории рукопожатий: Алексеев – ученик И. И. Смирнова; тот, в свою очередь, ученик Б. Д. Грекова, занимавшегося у С. Ф. Платонова… Автору этих строк неоднократно доводилось приводить в гостеприимный дом Юрия Георгиевича Алексеева своих коллег не только из Петербурга, но и из Сибири и Крыма. Впечатление от общения с Алексеевым было каждый раз ошеломляющим: гостей поражала исключительная, буквально неистовая влюбленность Алексеева в свою профессию, неподдельный интерес к самым различным проблемам исторической науки, отсутствие какого-либо снобизма, но главное – каждый человек, знакомый с Юрием Георгиевичем, понимал, что перед ним сидит великий ученый, труды которого закрывают целую эпоху российской истории. Да и сам классик историографии во многом олицетворял историю своей страны в XX веке: поступление Алексеева на истфак – это последние годы жизни Сталина; начало профессиональных занятий историей – время оттепели; защита докторской диссертации – эпоха позднего Брежнева, «застой»; наконец, начало работы уже в качестве университетского профессора, возвращение в альма-матер – 1992 год, старт гайдаровских реформ, время Бориса Ельцина и новой России. Будучи глубоко советским человеком, Алексеев крайне болезненно воспринимал распад СССР, называл его «национальной катастрофой почище Февральской революции»[5], любил говорить о достижениях советской эпохи и о заслугах персонально Сталина, имя которого упоминает в ряду наиболее крупных деятелей отечественной истории, но признавал и целый ряд «страшных вещей», по его словам, творившихся в сталинскую эпоху, соглашаясь с тем, что в последние годы жизни И. В. Сталина в обществе присутствовало ощущение «леденящего ужаса», порожденного режимом власти дряхлеющего вождя. Не жалуя Хрущева, Алексеев был убежден в том, что ему удалось избавить советских людей от чувства страха перед собственной властью, вернув свободу и честное имя миллионам репрессированных, и в этом его великая заслуга, которая, как полагал Юрий Георгиевич, была, несомненно, зачтена Никите Сергеевичу, когда он предстал пред Высшим Судией[6]. Говоря о репрессиях предвоенной поры, Юрий Георгиевич утверждал, что для армии и общества они были «ударом, от которого страна так и не смогла оправиться к лету 1941 года»[7]. Без особой симпатии относясь к Горбачеву и Ельцину, Ю. Г. Алексеев, впрочем, признавал, что благодаря последнему Россия обрела «какую-никакую, но Конституцию и не расползлась в 90-е годы»[8].
Путь в науку у Юрия Георгиевича был очень непростым. Ю. Г. Алексеев родился 15 апреля 1926 года в Ленинграде. Отец Юрия Георгиевича скончался в 42-м году в Ленинграде, будущий историк пережил в блокадном городе первую и самую страшную зиму; вместе с другими ленинградцами помогал тушить «зажигалки»; в феврале 1942 года Юрий вместе с мамой был эвакуирован в Тбилиси, где продолжил учебу в школе, а в 1943 году был призван в армию. С детства Юрий Георгиевич проявлял жгучий интерес к истории флота, еще ребенком выписывал «Морской сборник» и читал «Красную звезду», мечтая стать морским офицером. Мечте его суждено было сбыться, но в ноябре 1953 года из-за последствий тяжелого ранения, полученного во время учений, молодой офицер был уволен в запас в звании старшего лейтенанта. «Мог ли я представить когда-то, – любил говорить Юрий Георгиевич, – что буду не военным человеком, а историком, существом сугубо сухопутным? Я хотел быть военным моряком, плавать на «Авроре», об этом мечтал и мой батюшка»[9].
Выручило то, что еще в 1949 году Юрий Георгиевич поступил в экстернатуру исторического факультета Ленинградского государственного университета, который закончил в 1954 году. С иронией Алексеев говорил о том, что всю жизнь он страдал «двоелюбием» – «любил флот, но любил и музу Клио; двоелюбие позволило мне после того, как я уволился со службы, стать каким-никаким, но все-таки профессиональным историком»[10]. «Главным человеком» в научной жизни Ю. Г. Алексеева, по его собственным словам[11], стал его учитель – выдающийся историк Иван Иванович Смирнов, один из ярчайших наряду с Борисом Александровичем Романовым представителей ленинградской исторической науки того времени[12].
Так уж получилось, что найти в университете научного руководителя Юрию Георгиевичу удалось не сразу; по определенным причинам С. Н. Валк и Б. А. Романов отказались стать кураторами Алексеева. И. И. Смирнов стал не просто научным руководителем, но и учителем Ю. Г. Алексеева. «Если бы не он, – вспоминал Юрий Георгиевич, – я бы торговал спичками на Апраксином рынке. На черта я кому нужен был? В аспирантуру взял меня… мой Иван Иванович»[13]. «Благодаря ему, – говорил Алексеев, – я стал историком; без него, не при дамах будет сказано, я был бы журналистом. Царствие ему небесное. Он был замечательный человек»[14]. «Смирнов – самый замечательный и интересный человек, которого я встречал в своей жизни. 15 лет – от нашего знакомства, моих первых шагов в истории и вплоть до подписания в печать моей первой книги – он был моим учителем», – говорил Ю. Г. Алексеев незадолго до смерти[15].
С 1960 года Юрий Георгиевич работает в знаменитом ЛОИИ – Ленинградском отделении Института истории АН СССР в феодальном секторе, где и проработал до начала 1990-х годов. На это время приходится расцвет ЛОИИ – здесь в это время трудятся молодые еще тогда будущие академики Б. В. Ананьич и А. А. Фурсенко, член-корреспондент Р. Ш. Ганелин, такие выдающиеся исследователи, как В. М. Панеях, А. Н. Цамутали, Н. Е. Носов, М. Б. Свердлов и многие другие. ЛОИИ стало олицетворением традиций преемственности между еще дореволюционной (стараниями Б. А. Романова, ученики которого стали костяком двух отделов института – «феодалов» (В. М. Панеях) и «империалистов», или, по словам Алексеева, «виттеранов» (Р. Ш. Ганелин, Б. В. Ананьич) ленинградской, а затем и выросшей из нее корнями уже петербургской историческими школами. На время работы в ЛОИИ пришлись годы и творческого расцвета Ю. Г. Алексеева – здесь он защитил кандидатскую (1963 г.), а затем и докторскую (1980 г.) диссертации.
В 1992 году Юрий Георгиевич перешел на работу на родной истфак уже Санкт-Петербургского университета, где и продолжал работу до последнего дня своей жизни. За без малого 60 лет научной деятельности Юрием Георгиевичем было опубликовано около 200 работ, из них 9 монографий[16]. Труды Юрия Георгиевича с фотографической точностью не только воссоздают событийный ряд XIV–XV столетий, но и позволяют нам понять мотивацию поступков исторических личностей той эпохи, а также необратимую предопределенность превращения порабощенной и раздираемой внутренними противоречиями Руси в могучую и единую Россию. Историка отличала не только исключительная взвешенность и осторожность в оценках, но и исключительно ясный и доходчивый стиль изложения; Ю. Г. Алексеев – не только превосходный аналитик, но и блестящий стилист, его книги читаются легко и с увлечением.
Несомненно, что главным героем Алексеева-историка являлся Иван Великий – Иван III, государь всея Руси[17]. Именно так называется самая, пожалуй, известная широкому кругу читателей книга Юрия Георгиевича, вышедшая в далеком 1991 году заоблачным для современного времени тиражом 175 000 экземпляров.
Написанная в жанре научно-популярной биографии, книга стала не только бестселлером, но и непреходящей классикой. Сам Юрий Георгиевич, отличительной чертой которого была исключительная скромность, как-то заявил в присутствии автора этих строк: «Работа, я считаю, мне удалась, хотя научпоп я писать не умел. У меня всего две книги в стиле научпоп: эта и еще одна в ленинградском издательстве – «К Москве хотим». Закат боярской республики в Новгороде». Научпоп – очень трудный жанр. Тут требуются особые способности. Научпоп – это второй эшелон исторической науки, если считать первым собственно научные исследования, а третий эшелон – учебник»[18].
Алексеев был далек от идеализации своего героя Ивана Великого, да и других героев своих книг в целом. И эпоха Ивана III, и предшествовавшая ей кровавая и бессмысленная феодальная война были временем, удивительно напоминавшим знаменитые «Исторические хроники» гениального Шекспира – те же предательство, алчность, коварство, жестокость, непомерное честолюбие властителей, а как следствие всего этого – кровь и несчастья простого народа. Воистину нельзя не согласиться с афоризмом Ключевского, по словам которого «закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности»[19].
Иван III был человеком своего времени. «Приукрашивать облик Ивана III нет ни необходимости, ни возможности. Его образ не окружен поэтическим ореолом. Перед нами – суровый прагматик, а не рыцарственный герой. Каковы бы ни были личные переживания и чувства великого князя Ивана Васильевича, он умел держать их при себе, и они навсегда остались тайной для потомков, как, возможно, и для современников… Величественная и грозная фигура «господаря» заслоняет образ реального человека с его страстями и слабостями. Он был стратегом, дипломатом, законодателем, но прежде всего строителем нового Русского государства. История Ивана III – история его политической деятельности. В этой деятельности, в ее итогах – квинтэссенция его натуры, смысл и оправдание его долгой жизни», – писал Ю. Г. Алексеев[20]. По словам исследователя, Иван III был «беспощадный, но не патологически жестокий, в отличие от своего внука Ивана IV»[21], государь всея Руси «прозаическими средствами делал прозаическое, но жизненно необходимое дело»[22]. Усилиями Ивана III и его внука Ивана Грозного на политической карте Европы появилась «новая, возрожденная» (выражение Н. М. Карамзина) Россия[23], а вся огромная, прежде разделенная страна зажила, по афористическому определению Ю. Г. Алексеева, по московскому времени. Символом политики Ивана Великого стал вывезенный из Новгорода в Москву и установленный в Кремле вечевой колокол. Теперь наряду с колоколами других русских городов «он отбивал время единого Российского государства»[24]. По словам историка, «решительная и бесповоротная победа Москвы над Новгородом, великого князя над удельными князьями, общерусского дела над местническими интересами – подлинно великое и прогрессивное историческое событие. Этот важнейший шаг в становлении русской государственности и самосознания предопределил судьбы народов нашей страны»[25]. Не менее знаковыми событиями правления Ивана Великого стали, конечно, стояние на реке Угре, ознаменовавшее юридическое освобождение от монгольского порабощения, и знаменитый Судебник 1497 года, подытоживший превращение Московского княжества в централизованное Московское государство – Россию. По справедливому суждению Алексеева, «ордынское иго было основной политической реальностью русской жизни на протяжении почти четверти тысячелетия». Именно в эпоху Ивана III решался «коренной, фундаментальный вопрос – быть или не быть Русскому государству». «Победа на Угре, – заключает исследователь, – означает конец ига – восстановление полного национального суверенитета Русской земли»[26]. «По моему мнению, – говорил Юрий Георгиевич, – день, когда войска Ахмата обратились в бегство, а по старому стилю это 11 ноября, должен отмечаться как первый день независимой Руси, России…»[27] С того момента Русь обрела все необходимые атрибуты государственного суверенитета, не утратив их в дальнейшем ни на один миг своей истории. Что важно, так это то обстоятельство, что Иван III проявил себя в этот период не только как великий политик, но и как выдающийся военный организатор: «за сорок с лишним лет почти непрерывных походов были достигнуты блестящие стратегические результаты, определившие дальнейшие судьбы Российского государства. Бывали проигранные бои, но не было проигранных кампаний. В военной, как и политической истории нашей страны открывалась новая эпоха», – обоснованно утверждал Ю. Г. Алексеев[28].
Важнейшим результатом деятельности Ивана Великого стало принятие общерусского Судебника 1497 года, устанавливавшего «единые для Руси нормы процессуального, гражданского и уголовного права, усиливая роль центральных судебных инстанций». Принимая новый Судебник, по словам И. Я. Фроянова, «Иван III строил на века»[29]. Видимо, правы историки, воспринимающие Судебник как венец усилий Ивана Великого по созданию единого Русского государства. По утверждению Ю. Г. Алексеева, Судебник 1497 года – «наиболее осязаемый результат» государственной деятельности Ивана III, «открывший путь дальнейшему развитию русской государственности»[30]. Судебник не просто «первый свод законов России. Причем по сравнению с тогдашними законодательствами европейских стран – достаточно мягкий. Но это не от какой-то нерешительности, а от разума, от здравого смысла. Смертная казнь в Судебнике Ивана III главным образом полагалась только за воровство и разбой. Иногда можно встретить утверждение, что Судебник Ивана III – первый шаг к крепостному праву. Ничего подобного! Документ прописывал закон о Юрьевом дне: неделю до него и неделю после крестьянин мог переходить от одного помещика к другому. Причем вместо разных сроков в различных местностях он устанавливал единый для всей Русской земли. На мой взгляд, это не усиление закрепощения. Это только еще одно подтверждение достигнутого политического единства страны. И сто лет, пока держался Юрьев день, страна была относительно стабильной и в экономическом, и в социальном смысле – насколько это было возможно», – резюмировал свои наблюдения ученый[31]. Сам факт принятия этого Судебника неопровержимо свидетельствовал о том, что «к середине 90-х гг. [XV века – Авт.] образование Российского государства стало фактом, получившим международный резонанс. Из «царства теней» Россия вышла на широкую арену европейской и мировой политики», – пишет историк[32]. К тому же, утверждал Алексеев, «времена после падения ордынского ига ознаменовались мощным экономическим подъемом, которого не было ни до, ни после Ивана III. Каковы причины? Да прежде всего то, что прекратились разорительные междоусобные войны между князьями…»[33]. Действительно, именно при Иване Великом старший в роду Рюриковичей перестал быть первым среди равных, отныне он – повелитель огромной страны, государь всея Руси.
В 1505 году Иван III, государь всея Руси, скончался. Итоги его правления были более чем осязаемы: мир узнал о новом и могучем государстве – России – авторитетнейшем субъекте международных отношений. Отныне с Россией нельзя было не считаться. «Иван Великий – создатель Русского государства, – говорил Юрий Георгиевич, – правильно, что сейчас возрождают слово «россияне». Когда говорят «Россия для русских», забывают, что сыновья Ивана Калиты сидели каждый в трех городах – тогда не было еще россиян, а все были русские. Сильная власть нужна России, ничего более. Только это – залог того, что наше государство будет существовать, и не столь важно, как оно при этом будет называться – Россия, СССР, Российская империя, Российская Федерация… Лишь бы была жива Россия, наша общая матушка…»[34]. «Государь всея Руси не нуждается в вещественном памятнике, памятник ему вся Россия – великая Русь. Кремль ему памятник! Российское государство», – утверждал Алексеев[35]. «Я убежден, – полагал историк, – что Ивана III можно считать одним из самых великих и мудрых правителей за всю тысячелетнюю историю России. «Разумный самодержец», – так назвал его Пушкин в «Борисе Годунове». Лучшей характеристики этого государственного деятеля я просто не знаю. Его вела великая и благородная идея объединения всех русских людей, создание государства всея Руси. И ему никогда не изменяло чувство меры. Сила ясного ума и твердость характера – вот что было его главным оружием»[36].
«В новый XVI в. Россия вступила мощным единым государством, добившимся полной политической независимости и международного авторитета. Вооруженные силы страны оправдали свое назначение и обеспечили безопасность России на всех стратегических направлениях. После 1451 г. страна не подвергалась вражеским глубоким вторжениям (а за предшествующие семьдесят лет таких опустошительных вторжений было четыре). Два поколения русских людей не видели на своей земле ни одного вражеского воина, за исключением пленных. Ликвидация феодальной раздробленности (от нее остались только отдельные пережитки) и обеспечение внешней безопасности привели к экономическому подъему – развитию сельского хозяйства, росту городов и торговли. Материальные успехи привели к подъему национального самосознания – стала вырабатываться новая политическая идеология, отражавшая новое почетное место России как великой мировой державы («Третий Рим»)»[37], – подводил итоги государственной деятельности Ивана III Ю. Г. Алексеев.
«Отселе, – писал в своей знаменитой «Истории государства Российского» Карамзин, – история наша приемлет достоинство истинно государственной, описывая уже не бессмысленные драки княжеские, но деяния царства, приобретающего независимость и величие. Разновластие исчезает вместе с нашим подданством; образуется держава сильная, как бы новая для Европы и Азии, которые, видя оную с удивлением, предлагают ей знаменитое место в их системе политической. Уже союзы и войны наши имеют важную цель: каждое особенное предприятие есть следствие главной мысли, устремленной ко благу отечества… Вот содержание блестящей истории Иоанна III, который имел редкое счастие властвовать сорок три года и был достоин оного, властвуя для величия и славы россиян»[38]. Можно согласиться и с петербургским историком И. Я. Фрояновым, по утверждению которого, в Иване III нельзя не увидеть «выдающегося созидателя и устроителя России, разрешившего насущные проблемы, вставшие перед страной, и давшего ход ее дальнейшему движению. Русские государи нередко доделывали то, что он так успешно начал. Как государственный деятель Иван III обладал, следовательно, способностью не только тонко чувствовать запросы текущей жизни, но и с поразительной интуицией улавливать направление, по которому пойдет развитие событий. Вот почему его деятельность имела дальнюю историческую перспективу, в чем и состоит величие свершенных им дел»[39].
Вклад Юрия Георгиевича Алексеева в историографию невозможно переоценить; еще важнее, на наш взгляд, то обстоятельство, что в Алексееве совпали все те качества, которые позволяют говорить о нем не только как о выдающемся исследователе, но и как о необычайно цельной и яркой личности; порядочность же, внутреннее душевное благородство и добросовестность Юрия Георгиевича были общеизвестны. Историк обладал таким моральным авторитетом, с которым считались коллеги и сослуживцы, занимающиеся самыми различными сюжетами не только из области отечественной, но и всеобщей истории.
Книга Ю. Г. Алексеева «Государь всея Руси», вышедшая в свет в Новосибирске в далеком 1991 году, давно уже стала не только классикой, но и библиографической редкостью. Книге была предпослана прекрасная, по словам Алексеева, вступительная статья академика Н. Н. Покровского, который и предложил автору издать его книгу в Новосибирске; Покровский же был ее редактором, «не формальным, а настоящим», как подчеркивал Юрий Георгиевич[40].
Символичным для всего творческого пути Алексеева и его отношения к Отечеству стало то, что в трагический для нашей страны 91-й год – год распада Союза и торжества сепаратистских тенденций – историк оставался верным себе, возводя в ранг высшего для России принципа идею единства государства, олицетворением которой и выступал любимый герой Юрия Георгиевича – Иван Великий.
В последние месяцы своей жизни историк с воодушевлением воспринял идею переиздания «Государя всея Руси», предпослав второму изданию книги краткую вступительную статью и собственноручно внеся ряд рукописных правок в текст 1991 года. К сожалению, увидеть плоды своей работы в опубликованном виде ему не удалось… Несомненно символичным было то, что уход историка из жизни случился в Великий четверг, накануне праздника православной Пасхи; не менее символично и то, что 13 апреля – день смерти Юрия Георгиевича – это еще и дата гибели одного из любимцев профессора Алексеева – адмирала Степана Осиповича Макарова. Историю, Россию и флот Алексеев беззаветно любил всю свою жизнь; любил он свою крепкую семью и всегда получал от нее поддержку. Сбылась и его мечта, о которой он говорил неоднократно: быть похороненным на родной земле, в своем родном городе.
13 апреля 2017 года скончался действительно выдающийся русский Историк, патриот и Гражданин своей страны, один из крупнейших представителей школы отечественной историографии; Алексеева не только уважали, но и любили коллеги, его порядочность, внутреннее благородство и невероятная сила воли не могли не вызывать восхищение; к тому же Юрий Георгиевич был исключительно добрым человеком, постоянно оказывавшим деятельную поддержку всем своим собратьям по историческому цеху, да и просто знакомым…
Думается, что в 2017 году – в столетний юбилей Февральской и Октябрьской революций, каждая из которых представляла собой, по сути, распад устоявшейся государственности, напомнить соотечественникам об идее приверженности единства России, повторюсь, стержневой в творчестве Ю. Г. Алексеева, будет отнюдь не лишним. Поэтому переиздание «Государя всея Руси» – «главной», по его собственному определению, книги профессора Алексеева выглядит более чем своевременным. Надеюсь, что эта классическая биография создателя единого русского государства – Ивана Великого – будет интересна самому широкому кругу читателей.
А. С. Пученков, доктор исторических наук