Школа в Займище и Самсонове
Я хоть и озаглавил так, но начальная школа находилась примерно в полутора километрах от деревни, почти примыкая к другой деревне Макарово, потому и называлась Макаровской. Ходили в школу, естественно, пешком. Во время первого похода в школу я упал в овражек, который находился аккурат посредине пути. Штаны стали мокрые и в результате сидения за партой часть краски перешла на штаны. А штаны были замечательные, похожие на те, в которых ходят барчуки в кинофильмах, показывающих жизнь дореволюционной усадьбы. Вельветовые, с пуговичками чуть пониже колен. По-моему, за это не попало. Плохо было ходить зимой, особенно после метелей, которые тогда были часто. Поскольку в этой школе я учился всего полтора года, запомнившихся событий было мало. Запомнил ежедневное построение всей школы. Построением и линейкой руководил директор, который был одет всегда в галифе, сапоги и полувоенный френч – по форме одежды прямо Сталин. Во время линейки всегда было что-то похожее на перекличку, потом пели гимн Советского Союза, затем зарядка и на уроки. На территории школы был микростадион с элементарными снарядами, приусадебный участок, содержащийся в образцовом порядке. Запомнилась чистота в школе и образцовый порядок. Реакция школы на смерть вождя не запомнилась.
Время было послевоенное, поэтому многие игры и разговоры мальчишек были про войну. До сих пор помню, как мы спорили, кто сильнее летчики или моряки. Во время споров выбирали себе военные специальности. Помню, что в то время хотел быть моряком, наверно форма нравилась. В то время, да и сейчас, не люблю ветер, он все время мешает что либо делать. Тогда удивлялся, как же так, хочу быть моряком, а ветер не люблю, хотя у всех в глазах была картинка, моряк с горящим взором и развевающиеся паруса.
Жаль, что эта идиллия длилась недолго. В соответствии с правилами тех времен, отца «бросили» на заготовку древесины, начальником участка леспромхоза, находящегося примерно в 13 километрах от нас в деревне Самсоново, куда мама носила меня заговаривать грыжу. Контингент этого участка формировался за счет случайных людей, так называемых, вербованных, волей судьбы, войны, а чаще своей волей, ставших маргиналами со всеми вытекающими последствиями.
Отвлекусь. В то время людей по всей стране перегоняли большими массами и, приезжая в какие-то местности с устоявшимся образом жизни и вековыми традициями, они изменяли этот уклад и, к сожалению, не в лучшую сторону. Именно тогда пьянство стало массовым явлением. Эти люди (вербованные) благодаря своему характеру и богатому «жизненному» опыту имели влияние, особенно среди молодежи. На мой взгляд, это хоть и не главная, но одна из причин гибели российской деревни.
Видно, что в школе ленился
К чему я это все. В связи с новым назначением отца я перешел другую школу, где учились, в том числе, дети тех самых, вербованных в разных концах страны, работников леса. Многие были похожи на своих родителей. Учился я там меньше года, чему несказанно рад. В первые дни моего появления в школе, ходили «делегации» учеников и учителей смотреть на мои идеальные тетради и на меня, какой я чистенький, вежливый и добрый. Потребовалось где-то месяца четыре, и на мои тетрадки уже не ходили смотреть. Зато пытались научить курить. Помогли две вещи. Первая это появление отца в школе, как следствие разбитого окна при моем участии. После проведенного воспитательного мероприятия больше никогда не курил. Вторая причина – очередной переезд в Спас-Заборье, но об этом чуть позже.
Какие воспоминания от Самсонова. Немного. Жили мы прямо на берегу реки, все той же Медозы, только уже превратившейся в настоящую реку. Летнюю рыбалку не помню, а вот зимнюю хорошо. Она состояла в том, что как только «вставала» (покрывалась льдом) река, и, как правило, недели две еще не было снега, мальчишки брали обычное полено и шли по реке. Идти нужно было не более 10 метров, чтобы увидеть подо льдом или щуку, или налима, или еще что-нибудь приличное. Нужно было стукнуть по льду поленом над рыбьей головой. Если удачно попал, рыба переворачивалась кверху пузом. Оглушил. Этим же поленом пробивался лед и рыба извлекалась. Если дырку во льду делать долго, рыба приходила в себя и уплывала. И так далее. Рыбы было столько, что куда бы ни направить взгляд, она была везде. Воду для питья и приготовления пищи брали из реки.
Второе воспоминание страшное. Перед новым 54 годом отец ушел на охоту, и мы с сестрой остались с матерью. Мы уже легли спать, а мать ушла немножко посидеть к соседям. Проснулись мы с сестрой оттого, что разбилось стекло, потом второе, и в комнату влетела доска. Потом было еще несколько ударов. Мне восемь лет, сестре три. Мы метались по комнате в поисках укрытия от этого ужаса. Потом кто-то сломал входную дверь и в дом вошел, слегка покачиваясь, грязный, страшный человек, руки в крови. Он их порезал, когда бил стекло. Нас он увидел, подошел, довольно долго смотрел, но не тронул. Тут вбежала мать. Какие-то слова этому бандиту она говорила и убежала к соседям за помощью. Там жил главный инженер этого лесоучастка, он знал этого рабочего, и его увел. Отец появился примерно через полчаса. Приди он раньше, убил бы этого дурака, и неизвестно, как бы сложилась судьба всей нашей семьи. Как потом оказалось, человек этот был психически больной. А залез к нам потому, что когда то их семью обидел некто Паков. Дурак перепутал фамилии.
В этом же Самсонове случилось то, что никогда в жизни больше не встречалось. Большое везение. Забыл сказать, что школа располагалась не в Самсонове, а небольшой деревушке (название забыл), находящейся километрах в полутора. И вот один раз осенью мы с соседним приятелем возвращались из школы. Я шел первый и совершенно неожиданно под реденьким кустиком увидел разбросанные деньги, трешки и пятерки. Было их общим количеством 28 рублей. Как то мы их поделили. Принес добычу матери. Сразу же пошли в магазин. Хорошо, что он был недалеко, и купили конфет. Кроме известных подушечек нам дали еще и в бумажках. Судя по радости матери, зарплата у отца была маленькая.
Само место, где располагалась деревня, очень живописное. Все остальное было не очень.
Рядом был поселок, называющийся Пеньки, где и жили рабочие лесопункта. Это бараки, пьяные мужики и отсутствие какой либо культуры. Хорошо, что вскоре мы переехали в изумительное место, где располагалось село Спас-Заборье. Туда отправили отца инспектором отдела кадров, как я понимаю, в основном с целью вербовки новых рабочих для леспромхоза Заборья.