Зонты. Разговор (Галина Маркус)

Меня ты узнаешь легко,

В сумбуре роящихся улиц,

Людской меня схватит поток

И выплюнет, как несъедобное.

Пальто мне всегда велико,

Гримасой привычною хмурюсь

От новых и старых тревог,

Да обуви неудобной.

Сквозь страны и через века

Судьбы предписанием сложным,

Виляя в случайностях дня,

На ощупь ступая впотьмах,

Идём мы друг к другу, пока

Не станет однажды возможным,

Что ты повстречаешь меня,

Узнаешь в бессчётных мирах.

В том месте, где треснут асфальт

И брошен пакет из-под сока,

Ты сделаешь двадцать шагов

На север. И сразу поймёшь,

Что это действительно я,

Стою тебя жду одиноко

Минуту и пару веков!

Узнаешь…

И мимо пройдёшь.

Бабье лето. Сентябрь. И туман по утрам.

Доставать ли забытое летнее платье?

Если верить глумливым кривым зеркалам,

Лоск мой только годам набегающим кратен.

Нарушая все правила, скачут листки,

Под колёса, на красный – за осенью новой,

Как мышата весёлые, прочь от тоски,

Друг за другом, смешинками, слово за словом.

Их недолгая резвость, бессмысленный фарт,

Всё не впрок. И устав притворяться живыми,

Затихают, уткнувшись носами в асфальт,

На обочине, в сизом забвении, в дыме.

Ну и ты, разумеется, не виноват.

Мне самой не нужны – ни закваска чужая,

Ни шутливый намёк, ни настойчивый взгляд.

…Просто зря ты сказал: «Я тебя уважаю».

От хрустальной зимы замирая в восторге,

И рыдая от сломанных веток рябин,

Шла она в синеву и, скользя на пригорке,

Так хотела, чтоб он её больше любил!

Чтобы ей не завидовать глупым сюжетам,

И парить над житейским цинизмом подруг,

Чтоб любовь не казалась похожей на смету,

А была бы похожей на «взгляды» и «вдруг».

Но какие же взгляды, когда уже поздно,

Если титры идут, свет включают в кино.

И он рвётся к прохладе, стремится на воздух,

Ну а ей остаётся, как прежде – одно:

То ползти, то лететь – в пустоту… до предела.

Экономя желанья, сжигать их дотла.

Он любил – но не так, как она бы хотела.

А лишь так, что мечтать о других не могла.

У тебя гостила даже дома.

Боли нет. Мы больше не враги.

Так смешны – один под стать другому —

Старые любовные стихи.

Не нужны ни встречи, ни сближенья,

Ни при чём страдания и месть.

Нынче день холодный, дождь осенний.

Хватит мне с избытком, что ты есть.

Нет мечтаний грешных и ненужных,

Долгих взглядов помнить не хочу.

Я варю обед, готовлю ужин,

Знаю, что ты есть, без всяких чувств.

Не разбередишь мне больше душу,

Я теперь – полено, я – бревно.

Да, ты где-то есть, но нежной чуши

Весь запас закончился давно.

Не пишу стихов любовных глупых,

В сердце – неприступная броня.

Помнить и любить – не надо путать!..

Ты ведь тоже… помнишь про меня?

Пусть себя откровенно, безжалостно выдам…

Долгожданный провал очевиден, но тих.

Я целую твой голос – на вдох и на выдох, —

Он дрожит от неловких касаний моих.

Хрупкий шар твоих пауз поймаю дыханьем,

Не давая упасть… В искривлённый туннель

Запускаю, мобильным назло вертухаям,

Волны связи иной, без настроек извне.

Спутник, радио, скайп и тем более провод —

Всё не нужно, не шли мне сухих смс.

Кто и что изобрёл? Я – один только повод.

Ноу-хау. Возможно, и это – прогресс…

Не молчи, не скажи ничего наносного…

Неуклюже-нежна, дотянусь до мембран

И дотронусь до космоса. В каждое слово

Поцелую тебя, каждой ноте воздам…

– Этой, низкой – особенно… есть же пределы!

Закрываю глаза… ожидаю – ответь…

«Извини, не пойму. Ты чего-то хотела?»

…На ушах твоих, милый, топтался медведь.

Ты меня не ищи. Я по узкой лыжне проводов

Ухожу мимо окон слепых, замороженных разом

Только фразой одной… Той негромкой и будничной фразой,

Погасившей огни всех идущих навстречу домов.

И дома, растворяясь в картонной тоске позади,

Бестолково таращатся в небо пустыми глазами.

Этот город написан в коричневом цвете гризайлью,

И на плоскость его никому вслед за мной не взойти.

Это вовсе не дождь, это белый густеющий клей.

Он стекает с зонта, обливает покатые крыши.

Если я не уйду – ты меня никогда не услышишь,

Ты меня не ищи… не ругай и не слишком жалей.

Ты меня не ищи, раз найти до сих пор не сумел.

Далеко на краю под названием «там, где нас нету»

В автомате кофейном налью себе крепкого цвету,

Пожую, запивая, зефирный рассыпчатый мел.

Клей застывший на зонтике треснет, пойдёт кракелюр.

Может быть, я найдусь – только если ты правда захочешь

Не оставить меня навсегда в нарисованной ночи,

В тот момент, как художник закончит картину свою.

Ты в этот день дружить со мной решил,

Вручая дар – никчёмный, хрупкий, детский.

А я его прижала сразу к сердцу —

Стеклянный шар – от щедрости души.

И бережно несла его домой,

И любовалась света преломленьем,

Из рук не выпуская на мгновенье,

Шептала грустно-ласково: «Ты – мой».

Нет толку возмущаться и ворчать…

Но и сейчас, как прежде, непонятно,

За что ты рассердился и обратно

Потребовал свой шарик сгоряча.

«Не отдавай, – сказали мне друзья. —

Соври, что потеряла». Неуместно

Подарки забирать. Но только честной

Тогда ещё была зачем-то я.

Проплакав целый вечер, поутру

Не проглотив на завтрак даже крошки,

Тебе я протянула на ладошке

Нелепую и хрупкую мечту.

А ты… А ты! Да ты о нём забыл!

Забыл и о приказе, и о ссоре.

Плечами пожимая, отдал Оле…

Такая вот детсадовская быль.

Боюсь смотреть в свои глаза.

Они из бездны зазеркальной

Всё норовят мне рассказать

Мои же собственные тайны.

Лишь мимоходом уловлю

В тревожном взгляде исподлобья

Не то, как сильно я люблю,

А как изранена любовью.

Из преломления глубин,

Теней загадок многократных

Мои глаза лишь ты один

Сумеешь выманить обратно.

В реальном мире на меня

Как смотришь ты? Одно скольженье.

Но – разбивается броня

Случайной встречей отражений.

Любовь во взгляде притушить,

Увы, не сложная уловка.

Но в зеркале – твоей души

Найду случайно расшифровку.

О, как же отшатнёшься ты!

Посмотришь – холодно и жёстко.

Не бойся…

Я хочу спросить:

«Ты не видал мою расчёску?»

Тонкий прутик – рябину – принёс ты в свой сад.

Посадил и сказал: «Станешь нежной и кроткой,

Будешь ягодой красной мой радовать взгляд».

Обманули тебя. Прижилась… черноплодка.

Хоть упрямые ветки я в небо тяну,

Только грозди мои – тяжелы и нелепы.

Пригодятся вину, словно чуя вину,

Но не каждому вкус их понравится терпкий.

На сестру я без зависти, в общем, смотрю.

Пусть она, а не я, вдохновляя поэтов,

Всякий раз повторяет испытанный трюк:

Привлекать к себе взор не весною и летом,

А когда уже красок не будет иных,

Ярко-огненной вспышкой, печальною ноткой.

Но никто не возьмёт в свой пронзительный стих

Неказистую, с пыльной ногой, черноплодку.

По плодам, по плодам… Но ты ценишь меня?

От давления, верно, советует доктор.

И продавшего кустик злосчастный кляня,

Выжимаешь из ягод оборванных сок мой.

Хлещет густо-рубиновой кровью мой сок!

Как обманчива внешность: красотки-то пресны.

Но ты шепчешь: «Разборчивей буду я впрок

И куплю ярко-алую».

…Глупый мой… честный.

Мой враг! Как я люблю тебя!

А наша связь с тобой прямая

Измены, лести и вранья

И в принципе не допускает.

Как ненависть твоя сильна —

Достоин этого не всякий!

Не исчерпать её до дна,

С годами чувство не иссякнет.

Какой ты страстный даришь взгляд —

Как солнца луч, простой и жаркий.

Я гневно щурюсь на тебя

И ощущаю подзарядку.

Мне скучно без тебя, мой враг!

Как будто прожит день напрасно.

Пусть до любви – один лишь шаг.

Зачем он нам? И так всё ясно.

Мы вновь меняемся местами,

Не совпадаем настроеньем,

И разминёмся поездами,

на наших встречных направленьях.

У нас маршрут один и тот же,

Я еду в ночь, вернусь лишь утром,

Но на вокзале на день позже,

Чем ты, гудок даю кому-то.

Мы знаем наизусть пейзажи,

И общие у нас вокзалы.

В депо на том же месте даже

Ты отдыхаешь, мой усталый.

Союз наш очень крепко спаян,

Хоть не открыт чужому взгляду…

Мы каждый день с тобой бываем

Так долго – полминуты – рядом!

Морщины… Что морщины? Неизбежность.

У тонкокожих – как-то сразу, вдруг.

Глаза закрой – и снова стану нежной

Под лаской снисходительною рук.

И отзовусь приветливо на фразу,

мол, у тебя опять усталый вид.

У тонкокожих, знаешь, как-то сразу…

И больно, даже если не болит.

А для тебя – бессмысленная вахта,

И раньше тоже был не высший класс.

У тонкокожих – быстро это как-то…

Но только у меня, а не у нас.

Я – чёрная тень угрожающих джунглей,

Неведом мне страх и бессилие жертвы.

Удар мой мгновенен, клыки мои жутки,

Кидаюсь внезапно, крадусь незаметно.

Я в дружбе верна и предательств не знаю.

Но – страшный я враг. Хоть и поступь кошачья,

И голос певучий, но целая стая

Волков не захочет со мной повстречаться.

Мне силу и мужество дали без меры,

Здоровый цинизм и гордыню без брега.

Не может одно лишь на свете пантера —

В глаза поглядеть своему человеку.

Когда, под кустом растянувшись лениво,

Как кошка простая, пригреюсь на солнце,

И страшная чёрная лапа Багиры

Пока не опасна, её вдруг коснётся

Легонечко крылышко бабочки глупой,

Порхающей в джунглях без всяких законов.

Ей место одно – на булавке под лупой,

Она ж надо мной мельтешит бестолково!

Бессовестно-яркие крылья у крошки!

А мой человек, на неё заглядевшись,

Вдруг скажет, смеясь: «А ведь ты так не можешь!»

И мой подбородок почешет небрежно.

Потеряла ведьма силу,

Зелень выцвела в глазах.

А характером спесивым

Ничего не доказать.

Можешь, путник, без опаски

Заходить в её чертог.

Разучилась верить в сказки

Ведьма – вот тебе итог.

И последняя попытка

Колдовства не удалась,

А метлой своею прыткой

Выметает нынче грязь.

Ты не бойся, кушай, милый!

Не отравлена еда.

Фрукты ведьма перемыла,

В огороде – лебеда.

Спишь ты мирно, сон твой сладкий

На перине у печи…

Но глядит Яга украдкой,

Шепчет ворону: «Молчи.

Пусть я выгляжу иначе,

Чем сто лет тому назад,

Но остался не истрачен

Мой последний страшный яд.

Просыпайся, путник глупый!

Загляни в мои глаза…

Думал, коль в ремонте ступа,

То летать уже нельзя?

Ты попал! Завыла, слышишь

За окном моим метель?

Не бывает ведьма бывшей!

Есть лишь путники… не те».

Поиграем ещё? Эти прятки – забавная штука.

Я отправлюсь на сайт, ты – за руль, включишь «Радио-Семь».

Досчитали до ста, до двухсот… но не ищем друг друга.

Хочешь случай? Одни – вот так спрятались и… насовсем.

Нет, опасна игра. Лучше в салки. Сегодня ты – вода.

Что, не хочешь водить? Да и мне – надоело давно.

Между прочим, тебя утвердила на это природа.

Ах, тогда, ты решил: целый вечер – тупое кино?

Значит, хочешь в «слова»? Не боишься тягаться?

Я – профи.

В «вышибалы» давай. Вышибаю из рук твоих пульт.

Хорошо, перекур. И по чашечке крепкого кофе.

Вместе нам хорошо. А кто выиграл – вовсе не суть.

Ну, затеял игру… Снова старое «веришь—не веришь».

Что-то роли с тобой мы меняем на полном ходу.

Не хочу в поддавки… Хорошо. Уступаю – тебе лишь.

Только в прятки – не надо… А то я назад не приду.

У встреч случайных – сложные мотивы,

И скользкий смысл, и снов обманный вкус.

Судьба моя – хитрюга-воротила,

Твоя – мошенник, ябеда и трус,

Вдвоём они отправились на дело:

Пусть красть грешно, но – жизнь, мол, это жизнь.

Кривую закруглили неумело,

С наваром пустяковым разошлись.

Моя судьба – до щедрости богата,

Твоя – тряслась над каждым пятачком.

Одна из них призналась: «Виновата»,

Другая отреклась: «Я ни при чём».

И золота отсыпав напоследок,

Да попросив полстрочки написать,

Моя ушла по собственному следу,

Твоя – кралась и пряталась, как тать.

У встреч случайных – странные задачи.

Ляп, клякса, опечатка? Вырван лист…

Но если нота сыграна иначе —

Сфальшивил не рояль, а пианист.

Чтоб люди не заметили – быстрее

По клавишам персты его бегут…

…Ты – первый уходи. Я не умею

С брезгливостью вымарывать судьбу.

В этом голом пейзаже какое-то есть облегченье.

Словно выбора нет, и бесчисленных смыслов не надо

Узнавать и слова подбирать, что расскажут точнее

О природе вещей… и тобой отведённого взгляда.

Всё так пусто и ясно. Не будет других примечаний.

Разветвленье дорог затерялось в одном из сугробов.

Если это печаль… нет причины у нашей печали.

Если это довольство – то чем мы довольны так… оба?

Для чего тосковать? Позади белый город и вечер,

И ветрище – такой, что казалось, обрушатся крыши.

Но – прошёл стороной,

и мне сравнивать, стало быть, не с чем,

Разве только с надеждой, что ты меня всё ещё слышишь.

Застарелой лыжней время тащится дальше по кругу.

И как небо в мороз, моя совесть чиста. Но водою,

Подо льдами укрытой, застынет судьба. По заслугам!

С этой совестью чистой, мой милый, тебя я не стою.

Обглодали вороны рябину —

В эту зиму мороз был жесток.

Из окна кто-то по ветру кинул

Густо-жёлтый, без ножки, цветок.

Неестественно-яркою точкой

Он на ветках тоскливых повис

И вцепился в них жадно и прочно,

И не смотрит, бессовестный, вниз.

Как серьгою дешёвою в ухе

У монашенки сирой горит,

Придавая иссохшей старухе

И комичный, и жалостный вид.

Инородный – висит и не вянет,

Притворяясь, что тут и зачат.

Но стыдится его притязаний

Это дерево. В цвет кумача

Наряжалась недавно гордячка,

Горьковатым и тонким был вкус.

Ей не нужно нелепых подачек

И обиден под старость конфуз.

Но судьбой и ветрами прибило,

К ней насмешливый жёлтый цветок.

Он завянет… любимый… постылый…

В эту зиму мороз – так жесток.

Пригласи меня в дождь, как на праздник.

Вон танцует под струями лист,

Всё парадно блестит! Скоро кастинг.

Знаю, буду я новая Мисс.

Мисс Дождя, Мисс Недлинные ноги,

Мисс Простуженный голос, и Мисс

Старый зонтик. Не важно – пригоден

Титул всякий. А ты – не плечист,

Не спортсмен, не крутой, не начальник,

Но на конкурсе этом – судья,

Неподкупный, суровый, кристальный…

– Что ни год, прихожу только я.

Что мне в этой улыбке? Смущенья напрасный итог.

Всё чужое в тебе, всё ненужное, всё – под запретом.

Ни закон обойти, ни поверить невнятным приметам:

Что не путь – то тупик, всё неправильно, больно, не то…

Чей-то профиль мелькнет за автобусным тёмным стеклом.

Кто-то мимо пройдёт, кто-то глянет в глаза ненароком…

Что мне в этой улыбке? Сомнений сплошная морока,

Будто что-то могло… Не могло… не могло, не могло!

Твой растерянный взгляд: самому не понятно, на кой

Я мерещусь тебе на дорогах ненайденных общих?

– То досадливо лоб так серьёзно, по-взрослому, морщишь,

То не можешь сдержать этой детской улыбки нагой.

Словно брошен пятак в постоянно пустую казну…

Но к улыбке твоей никогда не бываю готова.

Даже если локтём прикоснёмся нечаянно снова —

Проходи! Я сама, словно тень по стене, проскользну.

Будь же щедрым пока и разменных монет не жалей.

Путь истрачу их все, не найдя очевидной разгадки,

Не подсовывай сердцу украденным золотом взятки —

Лишь умножит печаль то, что скрыто в улыбке твоей.

Повержена, оторвана… Бессильна.

В чужих мирах – на грязных тротуарах —

меня переворачивает ветер.

В один короткий миг я сорвалась, упала вниз

И тихо замерла в недоумении,

почувствовав земли шершавый бок.

За что?

Я погружаюсь в лужи равнодушия,

В забвении тону, затоптана в грязи.

Хотела для тебя гореть и радовать твой взгляд

всю осень,

Но нет возврата в небо…

Так за что?

Поморщишься – брезгливо или с жалостью.

Ведь в тёмных водах – отраженьем мутным

воспоминаний ярких, сказок красочных,

Мой профиль вызывает лишь уныние…

Но оборвутся все листы когда-нибудь!

И кто минует доли этой?

Не бойся – отведу глаза пожухлые,

осенней влаги полные.

Не медли, наступай!

…Вот наваждение!

То сон? А может, мрачные предчувствия?

Но нынче пьющим воздух бесконечности

Зачем земли бояться? Просто глупости!

Когда сорвусь – тогда-то и подумаю.

Пока – так близко небо!

Я парю…

Август в самом деле нынче август,

И тактично осень не спешит.

Мягко, соблюдая аккуратность,

Тронет только краешек души.

Дерево всего два—три листочка

Пожелтевших прячет, застыдясь.

Словно ничего не зная точно,

Лето прорежает свою вязь.

Лето—осень… В августе их встреча

Не горька ещё, но ждёт разлук.

Да и я прощалась в этот вечер,

Не задумав горечи и мук.

Боль ещё нахлынет, пожелтеет

Каждый лист. Всю зелень оборвав,

Осень скинет маску. Перед нею

Души обнажатся для расправ.

Праведен вердикт – пора в изгнанье!

Хватит баламутить! Из простуд

И дождей – назначит наказанье,

Наведёт без спроса чистоту…

…Было или не было то лето?

Жизнь корнями в осень проросла…

Ты не жди – я больше не приеду,

В мире без того хватает зла.

«Смотрите, как стесняется! Ну, что ты?

Ну, поцелуй скорей его, иди!

Глянь, убежала сразу… а с работы

Лишь он войдёт, – летит всех впереди!

Она его – ну просто обожает,

А вот поцеловать – ну всё никак.

Вы знаете, тут гости приезжали,

Он у неё не сходит с языка.

Ходили за рогаликом и булкой,

В кондитерской кассирша вышла в зал:

«Ой, шерстяная вязаная кукла!

Кто так тебя, малышка, обвязал?

Рейтузы, рукавички, шарфик, шапка!

Пальтишко – чудо! Ну и ну, дела…»

Так знаете? Она сказала: «Папа!» —

И гордо подбородок подняла.

«Ах, так, – смеялась я, – ну, ты нахалка…

Пусть он тогда и вяжет, а не мать!»

…Мой папа – самый лучший. Только жалко,

Теперь уж не смогу поцеловать…

Обязуйся – ходить в лес осенний и тихий,

И хранить его музыку-шорохи долго.

От одежд и колец никакого нет толку,

Только слёзы пустые, да память о лихе.

Сбереги лучше маленький шарик стеклянный

И усохшие ягоды горькой рябины.

Что казалось по росту, а стало – по чину,

Не трагедий финал, а антракт мелодрамы.

Не надумай достоинств, которых-то, честно,

Положа руку на сердце, было немного.

Только ты их не знал… Ну, не хмурься, ей-Богу,

Я терпеть не могу пафос лживый и пресный!

Помнишь, как муравьи в нашу обувь залезли,

Как боялась мышей, не умела готовить?

Прочитай, наконец, мою старую повесть.

И скажи: «Всё равно мне не нравится!»

если…

Под камнями, в щелях, под пожухлой листвой

Ночью прячется зло. Ядовитое жало

На хвосте у него, и клешнёю кривой

Он цепляет прохожих сверчков запоздалых.

Не ходи в этот край, не подпитывай страсть.

Не должна быть любовь ни жестокой, ни тёмной…

Ту, к которой ты хочешь сегодня припасть,

В жёны взять – всё равно, что схватить скорпиона.

Только впрыснет под кожу накопленный яд,

И навеки печалью наполнится сердце

Проклянёшь её лживые ласки стократ,

Обожжёшься, но так и не сможешь согреться.

А потом кубок ревности выпьешь до дна.

Поцелует – укус, ускользнёт из объятий.

Нету хуже беды, чем дурная жена,

И чем злая жена – нет сильнее проклятья.

Глянь на небо – вот так и погиб Орион,

В цвете лет, преисполненный жизненной силы…

…Притаился готовый к броску скорпион.

Нарядилась и я.

Ну, иди ко мне, милый!

Охальник ветер птицей золотой1

Гоняет лист по мокрым тротуарам.

А мне сегодня всё даётся даром —

Твой долгий взгляд, мой призрачный покой.

Не плачу! И не жди, не заплачу.

На сдачу у тебя – одни разлуки

И мелочь ссор. Отдамся на поруки

Надежде – тонко лгущему врачу.

Идёшь – как глупо! – сразу напролом.

Но ветер переменится, наверно.

Он бросит, наигравшись, олух скверный,

Ту птицу – с переломанным крылом.

Как ловкий вор, уходит от расплат

Скиталец, обходящийся без крова.

Он жертвою своей не очарован,

В беде её ничуть не виноват.

Ты хочешь отомстить мне: боль за боль!

И, жадный, не смиряешься с убытком.

А листик тонкий – птица-инвалидка,

Безжалостно растоптанный тобой,

Лежит в грязи. Тому, кто о цене

Готов забыть – урок. Увы, напрасный.

Послушай… Я на всё давно согласна…

Но что ты предложить посмеешь мне?

Метёт метель, а ты один

Бредёшь по улице без шапки,

Таким привычным и родным —

В карманах руки пряча зябко.

И в голове от сотни дел

Обычных дум неразбериха.

И ты от снега поседел,

Как будто многое постигнул.

И ты так близок мне сейчас.

Я каждое твоё движенье

Как вижу! И усталых глаз

Ловлю родное выраженье.

Вот ты опять нахмурил лоб —

Неугомонные морщины

Всегда готовы для забот

Пролечь без видимой причины.

Но утешает лишь одно:

Что за подкладкой в куртке где-то

Ты спрятал от себя смешно

Сюрпризом детским сигарету.

«Случайно» ты её найдёшь,

А с ней – жетончик телефонный,

И в мыслях номер наберёшь

И мой услышишь голос сонный.

И ты, конечно, возмущён:

Я сплю, а ты по снегу бродишь!

Но, к сожаленью, телефон,

Чтобы работал, не находишь.

А я не сплю уже совсем,

А я в окно смотрю тоскливо.

Звонка довольно в тишине,

Чтоб все грехи тебе простила.

Неправда всё, что я сижу

И от воды горячей греюсь!

Я за тобой с утра брожу

И всё догнать тебя надеюсь.

Что есть преграда, что – предел?

Где – лишь обычай, где – закон?

За сто ветров ты разглядел

Звезды звенящей дивный сон.

На белой башне вековой

Всей мыслью устремляясь вслед,

Она стояла подо тьмой

Ночных небес и страшных лет.

Твой острый взгляд её нашел.

Не в силах повернуть коня,

Как уезжал ты тяжело,

На битву счастье променяв!

Слова с её сорвались губ…

Но далеко твой конь уже,

Он мчит на зов военных труб

На пограничном рубеже.

Как точен глаз и быстр лук!

Посадка как твоя легка!

Прикосновенье тёплых рук

Хранит разящая рука…

«Наш друг, не стоит хмурить лоб!

Забудь о деве роковой.

Пей за победу без забот,

Ужель тебе дороже боль?»

Но звонок голос, полный слёз.

Вы не равны… Но тем сильней

И крепче связь. Ты что, всерьёз,

Встал на колени перед ней?!

Безумный эльф! Даешь обет…

Цена? Она не высока:

Вдвоём – десятки кратких лет.

И одиночества – века.

Беспечно родичи поют —

Что им бегущие года?

А ты обрёк себя на труд,

Её ждёт тлен, тебя – беда.

Но лучший миг – недолгий миг.

И смерти нет, и тлен – пустяк!

Ты радость тайную постиг,

А эльфы – пусть тебя простят.