Золотые тротуары
Воспоминания об Эдуарде Лимонове
– Художник, да? Из Нью-Йорка? Вот это да! И что вы делаете в Париже, товарищ? Наверное, пишите портреты туристов на Монмартре? – спросил меня хрипловатым голосом пузатый мужчина, стоящий возле калитки церкви, что на рю Дарю.
«Мудак!» – подумал я, глядя поверх золотых куполов с крестами на голубое небо.
– Нет, не угадали, – ответил и постарался потихоньку отойти от любопытного в сторону, а тот привязался, двигаясь за мной по пятам, расспрашивая о деталях заокеанской жизни, слегка намекая, что приверженец свободы и демократии. В доказательство того из-под пиджака виднелась засаленная в пятнах белая майка с флагом США.
Все это происходило одним воскресным утром в начале октября. Вот служба закончилась, и прихожане густой толпой спустились по ступенькам храма, расходясь по сторонам, делясь на мелкие группы, как тогда их назвали «красные и белые», по принципу, кто и когда иммигрировал. Первая волна аристократы-барины и новые, причем плохо говорящие по-французски, люди, именующие себя ужасным словом «диссиденты», – в общем, дети презренных большевиков. Тогда, в восьмидесятые, было модно ругать страну под названием СССР, и мой новый знакомый считал долгом брызнуть в нее плевком мести тихого обывателя.
Подтянув и затянув ремнем сползающие брюки, он готов был много навыдумывать, но тут к нам подошел прыщавый юноша и спросил:
– Где находится вход в полуподвальный склеп? – уточнил, тот, куда приходят молиться французы.
Я иногда заходил туда. Помещение с покатистым арочным потолком, намного скромнее, чем наверху. Да и люди не те, явно. Преимущественно парижские буржуа. Мы показали ему дверь. Далее пузатый мужик встрепенулся, ломая фразы, понес чушь. Трудно перевести дословно, но звучало примерно так: «Советую зайти, гарсон. Напротив церкви чудное пристанище любителей выпить рюмку водки и съесть селедку», – чем, безусловно, славился угловой ресторан под названием a la ville de Petrograd. Французик сделал понимающий вид и удалился за ограду. Через минуту вернулся, поддерживая под локоть седого старичка.
Пузатый, глядя на них, произнес:
– Дедушку вывел помолиться за грехи земные. Скоро тот предстанет перед страшным судом! Бог-то рассудит!
Я усмехнулся, не дослушал фразу и вышел на улицу.
А французик со старичком появлялся в церковном дворике каждое воскресенье. Отводил его до входа и возвращался или к ограде, или к машине, где поджидал конца службы. Но один раз мы разговорились, прячась под навесом от дождя. Ключевая тема была тогда в Париже про канадского миллионера, который по пьянке окунулся прямо в фонтан на площади Согласия и сдуру залез на его третий ярус. Обливался водой, кидая вещи вниз. Там и поскользнулся, ударился головой о край и так завыл, что прохожие вызвали полицию. На помощь мигом примчались пожарники. Сняли окровавленного дебошира, отвезли в больницу. Миллионер едва очухался, как выяснилось, потерял золотые часы с драгоценными камешками на дне фонтана. Новость попала сразу под перья журналистов, которые сами же оценивали потерю аж в целый миллион франков. Я внимательно слушал историю, иногда поддакивая.
Почувствовав во мне хорошего собеседника, французик даже повеселел, а в доказательство сего представился: «Жиль», – после чего расспросил меня, чем занимаюсь.
– Ах, художник! Так и догадался по вашему красному пиджаку. – Капли дождя падали ему на волосы, мешая сосредоточиться. – Конечно, для творческих людей Париж – это центр! Мало есть таких мест на земном шаре, к сожалению. Я работаю сиделкой, вроде компаньона для дедушки – генерала в отставке. – Из разговора стало понятно, что дед был капризный, и если делал подарок, то всегда бесполезный. Недавно сделал такой: купил Жилю дорогой альбом для почтовых марок, разве что французик не коллекционер, и так далее. – Каждое утро выходит и стреляет во дворе своего частного особняка из пистолета по пустым бутылкам. – Ха-ха! Мы смеемся до кашля. – У моего генерала есть замечательная знакомая. Скажи, хочешь, я тебя познакомлю с интересной дамой – владелицей шикарных обувных бутиков, Ольгой Берлути?
– Для интимных связей, что ли?
– Нет! Что ты?! И зачем? Девушка в возрасте, да и страшная. Главное, месье, заключается в другом. Она покупает картины современных художников. Может, приобретет твою.
Прозаичная идея захватила дух. Теперь мне захотелось и самому узнать поподробнее ситуацию, но Жиль засуетился, замолчал, увидев прихожан, выходящих из подвала кельи.
Прежде чем уйти, сказал на лету:
– Жди меня послезавтра в четыре часа у касс метро «Франклин Рузвельт». – И, торопясь, пошагал забирать дедушку.
И я стал готовиться, ибо перспектива заработать деньги на продаже картин была кстати. Мои долги быстро росли, прижимая меня плотно к стенке. Через день еще с утра приготовился к знакомству. Для престижа нагладил брюки, почистил гуталином ботинки, взял папку с фотографиями работ и пришел вовремя к месту встречи. Жиль уже поджидал у касс, читая журнал. Предупредил меня сразу обо всем. Если он договорится, то при удачном стечении обстоятельств десять процентов ему на лапу – за услуги. Мадам Ольга – богатая, с обширными связями в кино и театре. Дружит с Бельмондо и Катрин Денев, с Елисейских Полей.
Мы завернули в боковую улицу. Издалека виднелось панно: золотыми буквами на черном фоне выведено: «Berluti». Бутик лишь с несколькими парами ботинок на темной, но элегантной витрине. С угла дома массивная деревянная дверь. После длительного звонка она открылась, и молодая девушка пригласила вовнутрь, где находилась обширная комната – сборище дорогого цвета с бархатными диванами.
Хозяйка, мадам Ольга, сидела за заваленным тряпками столом и пришивала рукав платья. Подняла очки, увидев Жиля, радостно всхлипнула:
– Привет, красавец! Давно не наведывался. Как там мой приятель-генерал, живой? – Она встала из-за стола и гусиной походкой подошла целоваться по-парижски: два раза в щечку. – Русский художник? – спросила, глядя мне в глаза. – Знаю. Про вас рассказал Жиль по телефону. Что будете пить? Чай или кофе?
Пока приготавливались различные предметы: чашки, тарелки, – я огляделся в поисках знаменитых ботинок. И вправду на этажерках у стены были расставлены рядами модели элегантных мужских туфель. Без всяких около них ценников. Явно вещи для миллионеров.
За кофе с пирожным завел тему про картины, тотчас показывал фотографии работ. Мадам Ольга оценила, сравнив их с ранним творчеством кубистов, чем и огорчила мое эго:
– Люблю больше классику, месье Игорь.
Подтвердив мои подозрения, оборвала полностью все надежды, а чтобы не продолжать обсуждение скучной для общества темы изящного искусства, увлеклась литературой и сообщила приятную новость: ее последним кумиром является совершенно незнакомый миру Лимонов, которого она вот уже читает пару дней.
Я занялся саморекламой и выдал такое, что ее потрясло:
– Да, я этого писателя знаю. Старый друг. Могу, если желаете, мадам, познакомить.
– Разве? Так буду благодарна! – Помедлив продолжила: – Приходите ко мне, устрою маленький прием. Скажем в воскресенье, five o’clock. – Достала карандаш и написала адрес в моей записной книжке.
Вскоре она дала понять – пришло время сказать до свидания. Жиль на прощание кокетливо пообнимался с мадам, доставляя той удовольствие. Мне вспомнился разговор о ней тогда под навесом церкви, мол, старая и толстая, но если оценивать объективно, то она совсем еще даже привлекательная, очень веселая женщина.
Когда мы вышли на улицу, мокрую от дождя, мой друг произнес, наверное сглаживая провал экспедиции, фразу о терпении:
– В следующий раз повезет больше.
Утеха моя была в другом – приглашение в гости к Ольге с Лимоновым, на этом и расстались. Жиль спустился в метро, а я все решал, что делать, и, глядя на закат сквозь Триумфальную арку, вдруг заметил средь опавших листьев золотой тротуар. В нем калейдоскопом сияли лучи солнца, превращая Елисейские Поля в фантастическую сказку. Перепрыгнув через лужу, открыл дверь телефонной будки. Пошарив рукой по дну кармана, нашел монетку. Номер телефона я знал наизусть, и двадцать центов мгновенно утонули на дне автомата. Раздались гудки, чуть погодя – голос Лимонова:
– Да, слушаю! – Сначала повышенный тон, потом смягчился, узнав о причине звонка. – Говоришь, Рыжий, что баба с бабками? Ну, сходить познакомиться можно – вдруг какой-нибудь меценат? Хотя, Рыжий, ты вечно что-нибудь замутишь, и в итоге получится ерунда!
Мне пришлось еще раз прокрутить рекламу про мадам, и только тогда он согласился.
Кем в те времена был эмигрантский начинающий писатель Эдик под псевдонимом Лимонов? Почти никем! О нем знал разве что узкий круг друзей и его любовницы. Первая книга на французском утонула в дебрях местной литературы, но Эдик парень самолюбивый, чутьем понимал, тут для него неограниченный контингент читателей, выбиться можно только наглостью и скандалами. С деньгами было плохо. Пил дешевое вино и ругал свою подругу, сумасбродную Наташу Медведеву. Та хоть пела русские песни в кабаке, там же и спивалась. Используя ее молодость и шарм, клиенты в перерыве щедро угощали спиртными коктейлями «за компанию», соблазняя красавицу с порочной целью, так что та еле добиралась домой. Часто дралась в такси и получала фингал под глаз. В общем, Эдик жил на горячем вулкане. Они расходились, сходились, ругались и мирились.
Я стоял возле громадной лужи и наблюдал, как отблеск светофора плескался, изменяя окраску воды то в красный, то в зеленый, пока не появился переходящий через дорогу Лимонов. Чубчик волос развевался на ветру, расстегнутая куртка с вышитым нитками драконом и брюки дудочки. Мог сойти за московского стилягу.
– Привет, Рыжий! Что, ноги моешь? – начал ехидным голосом, потом поинтересовался, куда мы направлялись. К счастью, это было совсем рядом от улицы Риволи района Маре, где он, впрочем, жил. Когда отошли, похвастался, что для поклонницы имеется подарок – завернутая в бумагу его последняя, вышедшая из печати книжка. Вынул из-под мышки и показал пакет. – Скоро еще одна выйдет, старик, но эти проклятые суки дали гонорар совсем мизерный! Эксплуататоры! – Ругаясь на порочную капсистему, последовал за мной.
Мадам Ольга открыла дверь и стеснительно спросила, глядя на Эдика:
– Месье Лимонов? Писатель? Ну что же стоите, друзья, проходите, пожалуйста! – И широко улыбнулась.
За ней тянулся длинный коридор, завешанный картинами в золотых рамах, а так квартира, похожая на ее бутик. Те же бархатные диваны в просторном салоне, пуфики да персидские ковры. На мраморном столе стоял приготовленный к чаю сервиз. Пока мадам рассматривала подарок – книгу, уже подписанную автором, – я сел в кресло у окна, наблюдая за обоими. Мадам совращала Эдика, стоя почти вплотную, то и дело поправляя падающие лямки длинного платья, из-под которого выглядывали носки туфель на высоких шпильках. Завершив ритуал порхающей птички, она пригласила к основной программе знакомства: взять пирожное, налить чаю в чашки и начать светский разговор. Все, кроме религии и денег, темы табу. На меня они мало обращали внимания, скорее создавалось впечатление, что все идет своим чередом. Мадам, распустив крылья, щебетала про вечные ценности культуры, Эдик уже пил дорогой коньяк рюмками и энергично что-то доказывал, а я все старался быть еще ближе к сладкому. От пирожных остались пустые тарелочки, но по-прежнему хотелось есть.
Воспользовавшись кратким отсутствием хозяйки, суетившейся на кухне, решил полакомиться фруктами из вазы. Взял яблоко и разочаровался сразу. Оно оказалось просто правдоподобной копией. Чуть сконфузился, показал Эдику. Тот, шутя, сделал скверную мину, поскоблил поверхность вилкой и положил обратно в вазу.
– Рыжий! Тут и баба Ольга такая. Фуфло! – сказал он и долил последние капли из бутылки в стакан, выпив одним дыханием, крякнул хихикая. От него отдавало духом мальчика из серой провинции, далекого Харькова.
К счастью, мадам вернулась с пышным тортом из мороженого. К нему специально полагалось шампанское. И опять зазвенели бокалы, от литературы остались лишь воспоминания, в воздухе витал легкий флирт. Я делал вид, что читаю со столика журнал, и догадывался, что мое присутствие тут не обязательно. Мадам встала с дивана и повела нас показывать свои обширные хоромы: спальню, с громадным балдахином, далее кабинет, заваленный тряпками, под конец экскурсии – ванную с джакузи. Когда мы вернулись на прежнее место, то за окном быстро стемнело. Стоял полумрак.
– Ну что ж, мои друзья, извините, но мне пора собираться на ужин, – сказала Ольга и пообещала новую встречу когда-нибудь в ближайшем будущем.
Как только дверь квартиры захлопнулась за нами, я взял под руку опьяневшего Лимонова, и мы начали спускаться по лестнице. На нижней площадке сделали паузу у высокой пальмы. Потрогав листья, мы решили, что она загибается от жажды. Вокруг было тихо, когда мы вдвоем стали молча писать в кадку. Земля была твердая, и брызги летели по сторонам, образуя тонкий ручей.
– Хватит, Рыжий, безобразничать. Мы же солидные люди.
– Ага, Эдик, полили цветочек. Пусть растет…
На улице моросили холодные капли дождя, попадали мне за шиворот рубашки. Редкие прохожие торопились, укрывшись зонтиками. Мы, мокрые, перебежками добрались до Риволи на остановку автобуса.
– Поеду домой, Рыжий, а то Наташа будет сердиться. А про мадам забудь. И про свидание тоже. Она хоть богатая, но сумасшедшая истеричка, – сказал Эдик совершенно трезвым голосом.
Как-то раз, спустя годы, я встретил на приеме в русском посольстве мадам Ольгу в сопровождении молодого человека. Узнав меня, поинтересовалась судьбой писателя и огорчилась, услышав, что тот уехал и живет в Москве, получил долгожданную известность. «Передавайте ему привет». – «Обязательно, мадам». И разошлись. Про привет я, конечно, забыл, но однажды, сидя на московской кухне, в разговоре с Эдиком упомянул ее имя в связи со скандалом про одного министра, которого обвинили в коррупции. В доказательство приводили в пример тот факт, что купил ботинки в бутике мадам Ольги за 60 тысяч франков. Сумма внушительная для тех времен, что вызвало резонанс среди обывателей. Он выслушал новость без особого интереса, лишь чуть припомнив давно забытую историю пустой фразой: «Несчастная буржуйка», – и перешел на другие темы…