Глава 8. Прощай, Германия!
– Прощай, Германия! Прощай сосновый лес!
Нас дома ждут улыбки ласковых невест! – горланили тучные табуны дембелей, коротая время до заветного рейса в Союз и потирая руки в предвкушении момента полного развёртывания на всю катушку, чтобы распоясаться во всю вселенскую. Военный аэродром в Темплине гудел турбинами лайнеров и солдатскими басами. Ушитые до безобразия парадки, обвешанные галунами и аксельбантами, да украшенные иконостасами значков, колыхались в весеннем лесу, сливаясь своим хаки с молодой листвой и хвоей. Жёлтый металл отполированных блях, пуговиц, кокард и эмблем горел на солнце золотом покорённых нибелунгов.
Груды расписных в стиля «а-ля рус» чемоданов, пузатились от немецкого ширпотреба: жвачки, одёжки, обувки и пледов, оберегающих своей мягкостью самодельные кружки с деревянными резными ручками. Но главной драгоценностью фибровой «мечты оккупанта» был дембельский альбом.
Но должно подчеркнуть, что не все смогли уберечь эту бесценную реликвию в первозданном виде. Кое-кто в кое-каких частях нещадно выхолостил солдатскую святыню, беспощадно вырвав листы с дорогими солдатскому сердцу уникальными фотографиями. Надругательство было обосновано запретом на съёмки секретных объектов и техники Советской Армии.
Но таких пострадавших было не так уж и много. Офицеры большей частью проявляли лояльность, и замполитов, жаждущих учинить костёр тщеславия из дембельских альбомов, было единицы.
Сергей Острогор с однополчанами угодил на рейс, летящий в Омск. В Темплине никто никогда не спрашивал, кому куда надо лететь. Вызывали очередников и сажали на прибывший из Союза борт. Главное – на родину, а там доберётесь!
Самолёт, сделав промежуточную посадку в Ленинграде, приземлился в Омске поздним вечером. Грохоча новехонькими подковами по шатающемуся и стонущему трапу, бурлящий сель дембелей с пугающей скоростью пронёсся по бетонке и ввалился в здание аэропорта. Нахлынув на билетные кассы, необузданная орава стала совать в окошки воинские требования, желая заполучить квиток до заветного места. Будь при себе рубли, то плевать бы на проездные документы, а так – добивайся билета у кассирши за штабные писульки.
– Серёга! – Кричал из людского месива Арсений Рожков, сдерживая могучими плечами наседавшую кучу. – Тут из подходящих вариантов только Фрунзе! Тебе брать?
– Бери! – махнул рукой Острогор, привстав с чемоданов.
– Я на подмогу, – Жека Селивёрстов одёрнул китель и степенной походкой заслуженного биндюжника СССР пошёл в толпу. Врубившись в неё атомным ледоходом, он углубился в плотные слои и смешался в торосах из мужских торсов.
Через 3 часа они были уже в столице Киргизии в квартире старшей сестры Арсения.
– Будьте как дома! – накрывая на журнальный столик, говорила девушка, поминутно удивляясь нежданному появлению гостей. – Ну надо же! Сенька нагрянул! Родители-то знают? Нет? Так я им позвоню! А вы пока угощайтесь! В ванной свежие полотенца, душ в вашем распоряжении.
Она делала всё споро, ладно и быстро: симбиоз врождённой ловкости с навыками работы администратора отеля «Интурист». Приехав поступать во Фрунзе в университет, она не прошла по баллам, но зато умудрилась устроиться в гостиницу.
– Не поднимают! – девушка бросила трубку телефона на рычаги. – Наверное, на работе. Позвоню вечером, – она ласково потрепала брата по голове. – Ух, Сенька! Какой же ты молодец, что заехал! Я вам билеты организую, тебе с Женей домой в Чимкент, а Сергею в Джамбул? Я не напутала? – её умный взгляд остановился на Острогоре, поперхнувшегося пепси-колой от нежданного женского внимания.
– В Джамбул, в Джамбул! – ответил за однополчанина Арсений. – Там тепло, там его мама!
Все рассмеялись, а девушка принесла из холодильника бутылку «Посольской», которая стала быстро покрываться холодной испариной.
– Уважила, сестрёнка! – Арсений по-хозяйски принялся за откупорку. – Будь ты моложе, посватал бы за тебя Серёгу.
– Жених видный! – Жека припечатал мощной пятернёй по колену Острогора, ломая на его брючине «вечную стрелку», промазанную изнутри немецким клеем «Rapid».
– Ой, спасибо тебе, братик, за комплимент от пожилой женщины!
– Опа-на! Ляп вышел! Пардон! – извинился брат. – Огрубел, знаешь ли, за два года и отвык от приличных манер.
– На первый раз прощаю великодушно. Давайте-ка выпьем за встречу!
– Ай, молодца! – похвалил Арсений и обратился к товарищам. – Какая у меня сестрёнка! А? Золото!
Выпив рюмку, девушка заспешила:
– Так, я на работу, меня всего на часок отпустили, так что я побежала. А ты, Сеня, подумай о моём предложении: официант в нашем ресторане – доходное место! Уж ты мне поверь! Домой на такси ездят, одеваются хорошо, всегда в белой рубашечке, при бабочке, ну и холодильник всегда полный.
– Чтобы я и халдеем? – возмутился брат.
– Не горячись! Остынь и взвесь!
– Да ни в жизнь!
– Всё же подумай, с друзьями, вон, обсуди! Ребят, надоумьте его!
Она помахала им, улыбнулась, поцеловала брата и выпорхнула на лестничную площадку.
Следующим днём они уже тряслись в плацкарте поезда «Фрунзе – Москва» и продолжали пить водку.
– А помните, мы обещали, что когда будем на гражданке, будем поднимать тост за тех, кто в сапогах? – Сергей обвёл мутным взором собутыльников.
– Помним, – ударил подбородком о грудь Жека.
– За них? – спросил Арсений.
– За них, – подтвердил Сергей.
Накатили, закусили лангетом из «Интуриста», налили ещё.
– А давайте теперь за удачу!
– За удачу, Серый, не пьют.
– Это почему же? – изумился Острогор.
– Вспугнёшь, – пояснил Арсений.
– А мы такие страшные?
Дембеля оценивающе посмотрели друг на друга.
– Нет! – пришёл к выводу Острогор. – Не чмари и не убоища!
– Давайте за новую жизнь! – предложил Жека. – Страна дождей, шалав, велосипедов теперь уже в прошлом. Впереди непаханая целина!
– За освоение целины!
– Стойте! – всполошился дезориентированный Острогор, едва не выплеснув водку на стол. – Разве мы едем в Целиноград?
– Едем мы, друзья, в дальние края… – запел Арсений с комсомольским задором. – Будем новосёлами и ты, и я!
– Потеря чувства юмора, – констатировал Жека.
– А… – недоумение сползло с лица Острогора. – И чувство юмора я не терял. Сам знаешь, кто был в армии, в цирке не смеётся.
– А кто в учебке, тому не страшен Бухенвальд. А сейчас у нас свобода! Вольная воля!
Вольница вела себя шумно, но мирно и не задиралась, и пассажиры, прежде обеспокоенные столь неудобными попутчиками, свыклись с гуляющей троицей и уже не вздрагивали от громких возгласов и грохота посуды. После третьей бутылки, размывшей границы реальности, Острогор глянул на плывущий за окном скудный пейзаж Средней Азии.
– Где мы? – обратился он к проходившей по коридору женщине, опознав в ней проводницу.
– Подъезжаем к Чу!
– Земля обетованная! – воздел руки к небу Арсений.
– Pardon me, boy! Is that the Chattanooga choo choo? – запел Жека.
– Проводница оценивающе осмотрела солдат, скользнула цепкими зрачками по натюрморту и погрозила пальцем.
– Не шалить! – воспитательница и карапузы в песочнице.
– Обижаешь, мать! – Жека открыл огромные ладони. – Это серенада солнечной долины!
– Попрошу не увлекаться серенадами и руладами!
– Не извольте беспокоиться, владычица! Мы – мирные люди, – заверил Сергей. – Без бронепоезда. Но на фирменном!
– Нам нужен мир! – Арсений скопировал Брежнева, смачно шамкнул, крякнул и добавил. – Желательно весь!
– Смотрите, ребята, – потеплела женщина. – Уж не подведите.
– Так вот она какая, сказочная Чуйская долина! – расплющив нос по грязному стеклу, дивился Арсений Рожков на тянущуюся за окном равнину.
– Сказочная страна! Поле чудес!
– Давай новый пузырь! – Женю Селивёрстова не привлекала раскинувшаяся под голубым казахским небосводом призрачная пастораль.
– Водка лучше дури!
– Одно другому не мешает, – изрёк земляк и опустил тяжёлые веки. От частивших столбов линии электропередач, чёрных как обугленные головешки, зарябило в глазах.
– Замечтался о пяточке? Успеется на ковре самолёте полетать.
– Да-а-а, Сень, у-с-сспе-ее-ш-ш-шь, – зашипел Острогор, которому всё труднее и труднее удавалось регулировать работу языка.
– Ты дома раньше будешь, – с лёгкой завистью сказал Арсений. – Джамбул уже через час.
– Не-а, – мотнул головой Острогор. – Бо-о-ольш-ш-ше!
Стряхнув пыль мечтательности, Рожков выудил новую кеглю «Посольской» и вонзил её в останки растерзанной курицы, разбросанных на пропитанной жиром газете. Эстафета застолья не прерывалась. Стаканы наполнялись и опорожнялись, наполнялись и опорожнялись. Тосты уже не произносились, закуска стала безразличной, и застолье потеряло приличествующую окантовку светского мероприятия.
И Рожков, и Селивёрстов были статными парнями, превосходившие Острогора и в росте, и в развороте плеч, и в объёмах желудков. Эти анатомические и физиологические преимущества позволяли им преодолевать побочные эффекты водки, торпедирующие организм по жизненно важным узлам и коммуникациям. А что же Острогор? Увы! Его биологическая система была не столь крепка. Повышенные дозы алкоголя, ускоренный темп и отсутствие сноровки загнали его органы жизнеобеспечения в режим запредельных перегрузок.
Вылив в себя очередную порцию водки, Сергей почувствовал проникновение в ротовую полость раскалённого зонда, поползшего глубоко внутрь, раздирая на своём пути ткани пищевода. Достигнув желудка, щупальца впилась присосками в его стенки, намотали их на себя, как плёнку на веретено, и потянули наружу.
Острогор вскочил, выпучив по-рачьи глаза, и кинулся к окну. Товарищи верно истолковали порыв сотрапезника и грамотно, а главное, своевременно, выполнили акробатический этюд по выводу собственных тел из радиуса зоны обстрела. К чести канонира, он успел высунуть мортиру в бойницу и произвести несанкционированное бомбометание.
Был ли то трезвый расчёт пьяного дембеля, или в события вмешалась пресловутая случайность, но необычный снаряд точнёхонько накрыл цель. Тщедушный аксакал на карликовом ослике-долгожителе, ожидавший прохода поезда в опасной близости, поплатился за презрение к элементарным нормам безопасности. Ниспосланная свыше кара шмякнулась на выцветшую тюбетейку старика массивным испражнением гигантской птицы Рух и поползла по морщинистому лицу и костистым плечам. Не везде выпадает манна небесная.
Налившиеся кровью глаза вспыхнули, злая камча распорола воздух, и вслед уносящемуся охальнику, продолжавшему обильно помечать степь отторгнутой пищей, понеслись страшные проклятья.
Острогор с искренним сочувствием пожалел незадачливого аборигена, пострадавшего от его бомбомёта. Элементы непринятой закуски разлетелись шрапнелью, влипая в верблюжью колючку и гравий насыпи. Когда весь боезаряд был израсходован, канонир вернулся на исходную позицию.
– Хороший фейерверк получился! – резюмировал Селивёрстов, следя за оливковой плёнкой с вкраплениями солёных огурцов и волокон куриного мяса, дрейфующей по стеклу под воздействием набегающих потоков воздуха.
– Праздничный салют! – веселился Рожков. – В честь возвращения героя на родину!
– Всё! – утёршись рукой, выдохнул Острогор. – Хватит!
– Ладно тебе, Серёга! Прополоскался, теперь можно и по новой!
– Нет, Сеня. Скоро дом, надо быть в форме.
– А ты и так в форме! В парадной! Давай-ка не подводи наше боевое братство! – он толкнул Селивёрстова плечом. – Вздрогнем, Жека?
Селивёрстов молча поднял руку и показал зазор между большим и указательным пальцами.
– Джуз грамм. Эмм?
– Не оспариваю. Джуз, так джуз.
– Это – последняя, – сощурился на стакан Острогор.
– Финальная, – поправил Рожков.
Остановка в родном городе была 15 минут. Троица спустилась на перрон: Острогор с чемоданом, Селивёрстов и Рожков – с бутылками, закуской и стаканами.
– Вот ты и дома! – Жека осмотрел серовато-белое бетонное здание вокзала с огромными часами на фасаде. – На посошок?
– Давай, Серый! – Рожков уже совал стакан. – Стременную! Острогор, искажаясь в лице, поставил чемодан и принял граненое подношение.
– Не кисни, Серёга! Это же наша водяра, а не вонючий немецкий «Кристалл»!
От воспоминаний о мерзком гэдээровском пойле Острогор ощутил рвотный позыв. Собрав волю в кулак, он загнал в себя опостылевшую за поездку жидкость и сделал громкий выдох.
– Это ещё что за гульбище?!
Потревоженное трио озадачилось: кто бы это мог быть?
– Полное попрание всех норм устава! – обвинитель в капитанских погонах и красной повязке на руке был суров и решителен. – Что за расхристанный вид! Да вы пьяны!
– Серёг, ты ж говорил, что в Джамбуле патрулей не бывает! – пряча за спину бутылку, удивился Рожков.
– Это-о-от пе-е-е-рвый в моей жизн-и-и-и.
– Документы! – рыкнул офицер и угрожающе накренил корпус. Стоявшие за его спиной солдаты комендатуры на всякий случай подступили к капитану поближе.
– Три на три! – Селивёрстов флегматично хрустнул огурцом и потёр ладони. – Игра в равных составах.
– Что вы там бормочете? Документы!
– В поезде.
– И ваши? – спросил офицер Острогора, покачивавшегося возле чемодана, как утлое судёнышко возле буя.
– И мои? – тоже спросил Сергей. Капитан заложил за спину руки.
– Дембеля?
– Дембеля.
Он посмотрел на солдат глазами сытого хищника и неожиданно смилостивился.
– Не буду портить вам праздник.
– Вот это правильно! – похвалил Селивёрстов. – Может, присоединитесь, товарищ капитан? – Жека показал из-за спины горлышко «Посольской».
– Живо в вагон! – рявкнул капитан и полюбопытствовал у Острогора. – В состоянии домой добраться?
– Смогу-у-у, – кивнул Сергей головой, роняя на перрон фуражку.
– Серый, возьми трёшку на мотор! – Рожков стал совать товарищу зелёную купюру. – Быстрее и надёжнее!
– Не н-а-а-адо! – Острогор гордо поднял голову, на которую один из солдат наряда нахлобучил подобранный картуз с выгнутой кокардой. – Я тебе за билет ещё должен. Завтра же вышлю на твой адрес!
– Твой товарищ прав! – капитан засунул трёшку в карман Серёгиной рубашки. – Поезжай, братец, на такси!
Бесцеремонно скомкав и властно оборвав процедуру расставания, капитан дождался посадки в вагон дембелей-транзитников и проконтролировал удаление с перрона прибывшего пассажира, проглоченного дверьми центрального входа. Через минуту, пронзив зал ожидания зигзагообразным курсом, Острогор выполз на противоположной стороне вокзала. Сдвинув слегка деформированную фуражку на затылок и оправив китель, сержант запаса окинул взглядом полководца открывшийся перед ним вид.
Конец ознакомительного фрагмента.