Глава 6
Торлейв летел на лыжах через лес. Мало кто во всей округе смог бы угнаться за ним. Он мчался как ветер, только свистело в ушах. Леса по сторонам он не видел; ветви, снег – все слилось воедино. Лишь поворот мелькал за поворотом да полозья скрежетали о замерзший наст. Он бегом взбирался на холмы и вихрем слетал вниз. Один раз, не рассчитав на спуске, он упал в снег, но тут же поднялся и побежал дальше.
Он пронесся по льду озера, пролетел через выгон, ворвался в северные ворота усадьбы и только здесь остановился и перевел дыхание.
Вильгельмина, увидав его с крыльца, побежала навстречу. – Что с тобою? – спросила она, взглянув в его осунувшееся лицо. Он обнял ее, не говоря ни слова, – просто не в силах был ничего произнести.
– Еще что-то случилось? У тебя рука в крови.
– Я упал. Там, кажется, был камень, – сказал Торлейв, отрывисто дыша.
Они вошли в сени.
– Давай я промою ссадину.
– Нет, – мотнул головой Торлейв. – Собирайся, мы идем к Йорейд. Права была она, когда говорила, что тебе лучше остаться у нее. Позови Оддню и Кальва, они тоже должны знать. Ну же, поторопись.
– О чем ты, Торве? Почему? Что такое могло произойти?
– Скорее, прошу тебя!
– Оддню и Кальва нет, я их отпустила до завтра. Муж сестры Оддню – единственный, хоть и дальний родич старика Клюппа во всей округе. Им пришлось взять все хлопоты о похоронах и поминках на себя. Я ссудила им из тех денег, что отец оставил мне на хозяйство. Скотину я покормила и подоила коров; хотя, сказать по правде, Торве, доить – не самое любимое мое дело, и две коровы на одну меня – многовато. Я, кажется, провела в хлеву целую вечность…
– Послушай меня, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты как можно скорее ушла отсюда.
– А что же усадьба? Останется без присмотра всю ночь?
– Ничего с ней не станется. Собирайся быстрее, я пойду запру конюшню и хлев.
– Хорошо, – пожала плечами Вильгельмина. – Раз ты говоришь. Хотя я ничего не понимаю. На тебе лица нет, ты едва дышишь. Хочешь пахты?
Она дала ему кружку, и Торлейв выпил всё в три глотка: в горле у него пересохло после быстрого бега.
– Ты не голоден?
– Нет.
– Так скажи хотя бы в двух словах: что случилось? – вновь спросила Вильгельмина, все еще держа в руках пустой горшок от пахты.
– У Стюрмира расписка Стурлы – в том, что полгода назад он ссудил Стурле пятьдесят марок чистого золота, – утерев рот рукавом куртки, быстро проговорил Торлейв. – Под залог всего состояния. С условием, что долг будет отдан до Симонова дня.
– Симонов день давно прошел, – тихо проговорила Вильгельмина, цепенея от страха.
– Сегодня в «Красном Лосе» он показывал эту расписку сюсломану Маркусу и всем, кто там был. Сюсломан пообещал, что в среду на тинге Грош получит подтверждение своих прав. Он уже все равно что хозяин Острова. Говорит, что возьмет тебя под свою опеку и выделит тебе хорошее приданое, а себе оставит только то имущество, что пойдет в счет долга Стурлы.
– Отец никогда не берет денег в долг! – покачала головой Вильгельмина. – Я не могу этому поверить!
– Я видел расписку своими глазами. Она составлена по всем правилам. Это подтвердил сюсломан, а он в таких делах знает толк. Там печать Стурлы и его подпись. И документ заверен печатью королевского исполнителя – Нилуса из Гиске.
– Печать Стурлы? – ахнула Вильгельмина и внезапно побледнела так, что Торлейв испугался за нее. – Почему ты не сказал им?
– Что мог я сказать, Мина? Они говорят, что документ был составлен полгода назад. Это похоже на правду: края пергамена потерты и печати не новы.
– Ты мог просто сказать, что это не Стурла там, в часовне!
– Вильгельмина, милая, не мог я им этого сказать! Я-то верю тебе. Верю, что ты и впрямь что-то чувствуешь и знаешь. Но чтобы они поверили, нужны очень серьезные доказательства, понимаешь? Ворожба Йорейд их не убедит. Даже отец Магнус не хочет прислушаться к моим словам – все они считают, что ты не в себе от горя.
– Ты тоже так считаешь?
– Нет. Но ты ведь можешь ошибаться, – осторожно сказал Торлейв, глядя прямо в ее светлые глаза.
– В этом я не ошибаюсь, Торлейв! Вспомни, что говорила вчера Йорейд.
– Я помню, – кивнул Торлейв. – Надевай лыжи, бери Буски, и пойдем на Таволговое Болото, пока не поздно. Стюрмир сказал, что он хочет уже сегодня поселиться на Еловом Острове. И, похоже, всех, кроме отца Магнуса, это устроило. Мне кажется, будет лучше, если он не застанет тебя дома.
– А Оддню и Кальв? Они придут завтра, и что они увидят? Стюрмира и его людей, которые распоряжаются здесь всем, как хозяева? И они даже не будут знать, где я и что со мной?
– Я схожу с утра предупредить их.
– А как же скотина, Торве?
– Если ты так беспокоишься о скотине, я сам вернусь рано утром, чтобы ее покормить.
– Пожалуй, ты прав, Торве, надо идти.
– Поторопись же. Я видел этих охотников. С ними Нилус Ягнятник из Гиске.
– Кто это? – спросила Вильгельмина.
– Позже объясню.
Торлейв пошел в горницу – забрать Задиру. Сумеречный свет проникал через мутные зеленоватые ячейки оконных стекол. Круглое навершие меча отразило этот свет, блеснуло, точно глаз. И вновь Торлейву почудилось, будто Задира хочет что-то ему сказать. Он привязал ножны к поясу и тронул пальцами рукоять.
«Словно я вступаю с ним в сговор», – подумал Торлейв.
Тем временем Вильгельмина собрала маленькую торбу, взяла несколько лепешек, флягу с водой и потрепанный молитвенник. Надела красный лапландский колпачок и свистнула Буски.
Они заперли дом и дворовые постройки, спешили – но все равно провозились слишком долго. Не успели дойти до ельника, как заметили охотников вдалеке, у самых северных ворот. Стюрмир шел впереди, за ним все остальные.
– Однако они не медлили.
– Что нам делать, Торве?
– Бежим через южные ворота, – предложил Торлейв.
– Они уже видят нас! – возразила Вильгельмина. – От южных ворот до берега гораздо дальше. Если захотят, они успеют нас перехватить. Но Торве, я ведь просто иду навестить свою бабушку, едва ли они захотят мне помешать.
– Кто их знает, – с сомнением проговорил Торлейв.
Вереница лыжников приближалась. Морозный пар легкой дымкой окутывал их лица.
– Племянница! – крикнул Стюрмир еще издали. – Будь добра, придержи своего зверя, ибо я пришел к тебе по важному делу!
Не отвечая, Вильгельмина крепко ухватила Буски за ремень шлеи.
Вид у Стюрмира был уверенный. Приблизившись, он растянул губы в сладкой улыбке, снял с головы маленькую суконную шапочку и поклонился.
– Привет вам, Стюрмир, сын Борда, – строго сказала Вильгельмина.
– Глубоко скорблю и сострадаю! – отвечал Стюрмир. Голос его неожиданно приобрел плаксивый тон, но приторная улыбка прочно прилипла к устам. Взгляд маленьких ржавых глазок будто сверлил Вильгельмину. – Понимаю, что ты сейчас испытываешь. Сам пережил нечто подобное, когда хоронил своих стариков.
– Благодарю вас за ваше сочувствие, Стюрмир, сын Борда.
Стюрмир с усмешкой взглянул на Торлейва:
– Полагаю, я уже не должен объяснять свою роль в этом деле? Доблестный рыцарь опередил меня, дабы предупредить свою королевну?
Вильгельмина промолчала.
– Что за глумливые речи, Стюрмир, – нахмурился Торлейв. – Не место и не время так шутить.
– Ты прав, парень с Пригорков, нынче не до шуток! Соболезную тебе, племянница. Я и сам в великом горе, я ведь знал Стурлу, батюшку твоего, еще в ту пору, когда мы были детьми.
А теперь вот он погиб такой страшной смертью, и мне его хоронить… А вы, я вижу, собрались в дальний путь? – Стюрмир кивнул на Вильгельминину торбу.
– Я собираюсь навестить свою родственницу и намерена заночевать у нее, – сухо произнесла Вильгельмина. – Простите, не знала, что вы пожалуете ко мне так скоро.
– Боюсь, дорогая племянница, что теперь прогулку придется отложить, – сокрушенно вздохнул Стюрмир. – Ибо мое дело не терпит отлагательств.
– Да что вам до меня, Стюрмир, сын Борда? – спросила Вильгельмина, светлые глаза ее сузились, и она внезапно сделалась похожа на маленькую злую кошку. – Вы же теперь хозяин Елового Острова, насколько мне известно? Ну и располагайтесь тут. А я пойду по своим делам!
Тем временем подоспели остальные охотники. Финн держался за спиной Стюрмира, с опаской посматривал на Вильгельмину. Та сразу же почуяла его страх.
– По каким еще делам? – спросил он хрипло. – К старухе, что ли, собралась?
Вильгельмина молча подняла взгляд. Финн отшатнулся, бормоча что-то себе под нос, точно боялся, что она наведет на него порчу.
– Что тут происходит? – громко проговорил за спиной Вильгельмины Нилус Ягнятник. Она обернулась на звук его голоса и вздрогнула. С неподвижного лица на нее смотрели пустые, мертвые, как почудилось ей, глаза, лишенные всякого выражения. Ухмылка, приоткрывшая желтые лошадиные зубы Нилуса, показалась ей пугающим оскалом мертвеца, а подол алой рубахи – потоком крови, стекающим по его ногам. Вильгельмина закусила губу и схватилась за руку Торлейва, чтобы придать себе храбрости. Буски глухо заворчал. Ему велели молчать, он был послушной собакой, но эти гости пришлись ему не по нраву.
Нилус Ягнятник перевел взгляд на Торлейва и усмехнулся еще шире.
– Сдается мне, эти голубки собрались сбежать вместе! А известно ли тебе, парень, что похищение девицы – преступление, которое по закону не облагается вирой[93]. Если Стюрмир Грош, сын Борда, подаст жалобу, тебе в лучшем случае отрубят правую руку, а в худшем – голову. Могут и повесить. Хотя нет, ты же из тех, кто носит оружие, – значит, подлежишь казни мечом.
Торлейв потемнел лицом. Вильгельмина почувствовала, как напряглась широкая крепкая его ладонь. Он мягко отстранил ее пальцы и положил руку на рукоять Задиры.
– Это ты мне сейчас заплатишь виру за свои слова! – произнес он сквозь зубы и вскинул голову.
– A-а, вижу, парень, тебе есть что представить на оружейном тинге![94] – насмешливо проговорил Нилус. – Так лучше и прибереги эту штуку до поры, коли не ищешь неприятностей на свою голову.
– Стойте! Стойте! – замахал руками Стюрмир. – Нам тут только драки не хватало. Нилус, мог бы и промолчать иногда, право слово! Ты, плотник, не обижайся на него, это он так шутит. Знаешь, каков Нилус из Гиске? Он таких, как ты, с кашей ест.
– Это мы еще посмотрим, – сказал Торлейв, убирая меч.
– Запомню твои слова, – прошипел Нилус. – У меня тоже есть такая игрушка, и не худо бы тебе знать, малец, что многим я с ее помощью окрасил кудри.
– Ну всё, угомонитесь! – вскричал Стюрмир. – Вильгельмина, идем в дом, надо поговорить. А ты, парень с Пригорков, шел бы к своей тетушке, она уж небось волнуется, места себе не находит.
При этих его словах Вильгельмина вновь взяла Торлейва за руку.
– Я тоже остаюсь, – сказал Торлейв.
– У нас будет семейный разговор.
– Что ж, прекрасно, – кивнул Торлейв. – Стало быть, не помешает вам знать, что Вильгельмина, дочь Стурлы, – моя нареченная невеста.
Вильгельмина от неожиданности выпустила пальцы Торлейва и в изумлении посмотрела на его посуровевшее лицо. Его серые глаза полны были угрюмого негодования, черные упрямые брови сведены гневом.
– Ежели мне нельзя остаться с нею здесь, значит, она отправляется к своей родственнице, как и собиралась, а я ее сопровождаю, ибо Стурла поручил ее моему попечению, и я отвечаю за жизнь ее и честь. Негоже девушке проводить ночь в доме, где нет ни единой женщины, в то время как вас, Стюрмир, сын Борда, никто еще не признал ее опекуном.
– Так вы жених и невеста! – воскликнул Стюрмир, разведя руками так, точно собирался обнять их обоих. – Поздравляю! И что же, вы с моим родичем Стурлой уже ударили по рукам? Брачный договор составлен? Обручение произошло?
Торлейв молчал, крепко сжав губы.
– Обручения пока не было, – пробормотала Вильгельмина, покраснев как мак. – Но отец дал свое согласие, – закончила она едва слышно.
– Ну, теперь это уже не важно! – радостно воскликнул Стюрмир. – Когда я стану твоим опекуном, а это произойдет на ближайшем тинге, в среду, я еще подумаю, давать ли согласие на этот брак. Неужто Стурла так легко пошел на сговор?[95] Такая богатая невеста – и парень с Пригорков! Хотя, возможно, я и благословлю вас. Говорят, ты добрый мастер – значит, сможешь прокормить семью. Оставайся, Торлейв, так и быть. Раз уж мы с тобою скоро станем свояками.
– Стюрмир! – удивленно прохрипел Финн. – Только этого нам не хватало! Пускай убирается!
– Брось, колдун. – Стюрмир быстро переглянулся с Нилусом. – Не все ли равно?
– По мне, одним больше, одним меньше, – загадочно произнес Нилус и вновь явил желтозубый оскал, так напугавший Вильгельмину. Она смотрела на него, и ее не оставляло чувство, что этот человек уже мертв. Мертв и лежит на снегу в ельнике.
«Не схожу ли я с ума?» – подумала она, крепко держась за рукав Торлейвовой куртки.
– Иначе шуму потом не оберешься. – Стюрмир продолжал смотреть на Вильгельмину и Торлейва с тою же сладкой улыбкой. – В конце концов, недаром говорится: бери весло, как оно легло. Ну, пойдемте в дом. Созывай, племянница, слуг да представь меня им.
– Вы ведь знаете, Стюрмир, сын Борда, что у нас всего двое слуг, – отозвалась Вильгельмина. – Но их сейчас нет. Они оба на поминках Клюппа.
– Ах, да. За несчастьем, что постигло нас с тобою, племянница, я и вовсе позабыл о той беде. Да не зови меня «Стюрмир, сын Борда»! Зови родичем. Или, еще лучше, – дядюшкой. И как это вы с отцом обходились только двумя слугами?
– К чему нам больше? Мы не живем доходом с хутора.
– Это знаю, – кивнул Стюрмир. – Стурла свои богатства держал в Нидаросе.
– Его богатства плавают по морю, – сказала Вильгельмина.
– Довольно, идем в горницу! – объявил Стюрмир. – Там сядем, поговорим.
Вильгельмина отпустила Буски бегать по двору и вошла в дом вместе со всеми.
– Скажи-ка, племянница, найдется у тебя немного доброго пива для меня и гостей? Я, видишь ли, не очень-то рад, что мне приходится теперь здесь распоряжаться, но что поделаешь!
Вильгельмина вопросительно посмотрела на Торлейва.
– Я принесу бочонок, – кивнул он.
Охотники сняли теплые куртки и короткие подбитые мехом плащи. В сенях не было места для такого количества верхней одежды, поэтому всё попросту свалили на сундук. Друг за другом неторопливо перешли в гостевую горницу – здесь всегда было убрано, но с тех пор как уехал Стурла, огонь в печи разжигали редко. Покуда Торлейв ходил в кладовую за пивом, Вильгельмина принесла дров и затопила высокую изразцовую печь. Стюрмир зажег свечи, стоявшие повсюду в шандалах[96], и горница наполнилась светом.
Охотники ходили кругами, осматривали немногочисленные украшения и оружие на стенах: сарацинскую саблю, копье, два небольших тарча[97], арбалет Стурлы, его серебристый доспех; кожаный гамбезон[98], видавший виды, исцарапанный кольчужными кольцами и носивший следы их ржавчины, – в давние немирные годы Стурла надевал его под хауберк[99]; это было задолго до рождения Вильгельмины.
Нилуса Ягнятника особенно заинтересовали несколько серебряных кубков и два веницейских кувшина синего стекла со светлыми прожилками. В ясную погоду, когда свет щедро лился сквозь зеленоватые ячейки окон, эти кувшины, пронизанные солнечными лучами, точно сами источали сияние. В такие моменты Вильгельмина любила затаив дыхание следить, как внутри стекла загораются, вспыхивают и гаснут голубые огни.
«Есть такой город, – говорил отец, – город Венеция, который построен на воде. Жители его никогда не ездят на повозках – потому что вместо улиц и переулков там каналы, в которых плещется вода. И ни на лыжах, ни на коньках там тоже не ездят, даже не знают, что это такое, потому что у них всегда тепло. Снег там выпадает очень редко, а если выпадет, то на другой день уже растает. Зато они плавают на лодках – на чудесных лодках, что похожи на огромных лебедей. А вода в каналах полна синевы и света. Когда веницейцы выдувают из стекла свои кувшины и кубки, они вдыхают в них эту синеву и блики солнца. Если ты приблизишь к уху горлышко синего кувшина, ты услышишь, как шумят волны теплой веницейской лагуны и как кричат чайки над водой». И Вильгельмина послушно наклоняла ухо к большому гулкому кувшину – и сперва просто слышала шум волн, а потом начинала различать и крики чаек.
Три шпалеры, которые Стурла привез из Нидароса в прошлом году, также привлекли внимание охотников. На одной из них, навесив копья и крепко упершись ногами в стремена, летели друг другу навстречу два рыцаря. За их спинами высился замок с зубчатой башней и прекрасной, хотя несколько косоглазой желтоволосой принцессой. Две другие представляли сцены охоты. Остановившись против них, охотники закивали головами. Оживился даже мрачный Весельчак Альгот, и они вдвоем с Дидриком Боровом принялись обсуждать стати палевой выжлы и ошибки в изображении травли кабана.
Торлейв, вернувшийся с бочонком в руках, отметил, что Стюрмир не сел на Высокое кресло – хозяйское место, на котором всегда сидел Стурла, – а опустился рядом на скамью. Весельчак, Дидрик и Нилус Ягнятник расселись кто где. Слуги встали у двери – оба они были крупные плечистые молодцы, и Торлейв не мог отделаться от мысли, что они заняли это место не из почтительности к своим хозяевам, а чтобы перекрыть выход.
Вильгельмина села на поперечную – женскую скамью, неторопливо перекинула за спину распущенные по плечам волосы и внимательно оглядела всех, кто находился в горнице. Ее подбородок был упрямо вскинут, губы строго сжаты, глаза прозрачны, точно ледяной ручей.
Люди Стюрмира открыли бочонок, кто-то уже снял с полки большие кружки, и Дидрик принялся цедить в них пиво. Торлейв присел на край скамьи боком, так чтобы в любой момент он мог обернуться к Вильгельмине или выхватить меч.
– Славное пиво! – сдув пену и пригубив, сказал Стюрмир. – Сама варила, племянница? Вижу, будет из тебя добрая хозяйка.
– Это не я, это Оддню, – равнодушно ответила Вильгельмина.
– Не важно. Давай о главном, племянница. Собираюсь я предложить тебе переехать отсюда в мою усадьбу, что на Вороновом мысе. – Стюрмир покосился на Торлейва. – Там много женщин, и будет кому присмотреть за тобой. По мне, не пристало такой девушке, как ты, богатой невесте, жить на хуторе одной с двумя слугами. Будь у меня дочь, я никогда бы не оставил ее в таком небрежении.
– Благодарю вас, – отвечала Вильгельмина. – Меня вполне устраивает та жизнь, которую я веду здесь.
– Теперь я твой опекун, – покачал головой Стюрмир. – Мне и решать.
– Пока еще нет, – заметил Торлейв.
– Это вопрос нескольких дней.
– Пока тинг не признал вас опекуном, Стюрмир, сын Борда, вы не можете указывать Вильгельмине, как ей себя вести, и не вправе распоряжаться ею как вам угодно.
– Ах, как я понимаю тебя, парень! – сказал Стюрмир, откинувшись назад на скамье. – Ты бы, конечно, сам хотел поскорее распорядиться этой девицею… Но придется подождать! На хуторе наверняка есть ценные вещи, деньги, золото – неужто ты, племянница, не боишься, что в один прекрасный момент придут лихие люди из лесу и все это заберут?
Вильгельмина пожала плечами.
– Здесь ничего нет. Отец оставляет мне немного денег, когда уезжает, но мы с Оддню и Кальвом ничего не тратим. У нас нет никакого золота, кроме старинной Библии в золотом окладе, она принадлежала еще нашему пращуру, Орму Лодмунду. Никто не станет грабить нас ради такой малости, да и редко такое случается у нас в округе.
Конец ознакомительного фрагмента.