Макс Дарк
Дела тридевятые. Синопсис
В Тридевятом царстве дело было. Мы тогда втроём хорошо посидели: я, один беглый чернец и кадушка дюжей браги. Чернец мне тогда много чего рассказывал, только церковнославянским сильно злоупотреблял. И бражкой тоже. Так что я от себя перескажу, своими словами, как уж запомнилось.
Правящий в то время царь-батюшка (от великого государственного ума, надо полагать) сажает свою великовозрастную дочку на выданье в терем. К окошку. На третий этаж. Нет, на пятый. И предлагает имеющим интерес богатырям туда допрыгнуть. А заодно перстень с дочкиной руки снять. Всё это одновременно, причём на коне. Дебил. Богатыри думают точно так же, поэтому претендентов не находится, а царевна томится от скуки у окошка и беспрерывно пьёт чай с круассанами и бубликами.
Через пару месяцев такого тоскливого ожидания одновременно происходят две вещи. Первое – из царского зверинца убегает раритетный заграничный кенгуру. Второе – известный всему городу Ванька по прозвищу Дурак (да и по жизни тоже) оказывается на площади в поисках ближайшего кабака.
Капризные звёзды, находящиеся в этот момент с обратной стороны земного диска, складываются таким образом, что сбежавший кенгуру и похмельный Ванька сталкиваются на площади лоб в лоб. Ванька непроизвольно хватает кенгуру за уши, кенгуру от ужаса визжит и подпрыгивает аж на уровень пятого тюремного… нет, теремного этажа. Высунувшаяся из окна дебелая царевна вцепляется в Ваньку со всей страстью истосковавшейся по свадьбе невесты, и вся эта композиция шмякается обратно на мостовую, что характерно. Кенгуру всмятку, принцесса отделывается переломом ноги, Ваньке как с гуся вода.
Царь-батюшка в качестве компенсации за загубленное животное и пострадавшую дочь (именно в таком порядке) вешает на Ваньку Долг Жизни, как высокопарно выражаются дивные ельфы. То есть фактически пожизненную службу. Ваньку официально переименовывают в Ивана (отчего тот слегка умнеет), выдают ему сапоги, старенькую кольчужку, ещё более старенькую лошадь и отправляют со сверхсекретным государственным заданием, не формулируя его смысл. На слух тайное царское поручение звучит как: «Найди то, не знаю что». Ванька, ой, извините, Иван разводит руками, произносит несколько артиклей и едет в неизвестность.
Передвигаясь на своей старенькой лошадке куда глаза глядят, Иван к вечеру оказывается на усыпанном костями огромном поле (довольно близко от столицы, вы не находите?). Посреди поля лежит огромный камень. Иван ожидает увидеть предупреждающие надписи из серии: «Налево пойдёшь – прибью!», но камень девственно чист. Пожав плечами, Иван пишет на камне несколько ёмких слов и заодно облегчается по-маленькому. Видимо, в результате этого нехитрого действия, из камня начинает прорастать рукоять меча. Иван не в курсе легенд о короле Артуре, но интуитивно понимает, что за рукоять можно потянуть. Он хватается за эфес и тянет, тянет, тянет… В результате у него в руках оказывается говорящий двухметровый фламберг. Прямо скажем – меч не шибко удобный для долгих путешествий. Но другого всё равно нет, так что Иван нарекает меч Гаврюшей и таскается с ним как с расписной оглоблей.
На следующий день Иван встречает голосующую на обочине тропинки старушку, просящую подаяние. Фламберг Гаврюша оживлённо предлагает порубить её на фарш. Иван укоряет Гаврюшу за негуманность и мощно удовлетворяет старушку. Желудочно. Отдав ей свой последний бутерброд с салом и чесноком. Старушка благодарит и, блеснув красными глазками из-под капюшона, дарит Ивану волшебный клубочек. Иван продолжает путь. Разумеется, через полверсты клубочек разматывается до конца и больше никто никуда не катится. Иван в недоумении возвращается к старушке и видит, как та под действием бутерброда с чесноком, корчась, рассыпается в прах. Рассмотрев оставшийся череп с вампирьими клыками, Иван признаёт первоначальную правоту фламберга Гаврюши и клянётся впредь быть осторожнее.
Проезжая мимо огромного дуба, Иван слышит тоненький голосок, вопящий: «Хелп ми!». Сердобольный богатырь интересуется у невидимого собеседника: «Чё надо?». Тот стыдливо признаётся, что не может слезть. Разумеется, фламберг Гаврюша тут же предлагает порубить неизвестного абонента на фарш. Иван помнит о правоте Гаврюши, но врождённая гуманность одерживает верх. Он срубает дуб (фламбергом Гаврюшей, да, несмотря на его крайнюю неприспособленность к лесоповалу), и к ногам Ивана падает говорящий енот-полоскун. В благодарность за спасение енот стирает Ивану его богатырские портянки. Восхищённый Иван нарекает енота Поликарпом и предлагает путешествовать вместе. Фламберг Гаврюша недовольно бурчит, но соглашается с решением Ивана.
Спустя две недели похода старенькая кляча Ивана становится совсем никакая. Иван торжественно вслух нарекает её Аграфеной Ипатьевной, целует в лоб и начинает готовить из неё запас бастурмы. Аграфена Ипатьевна перед смертью успевает быстренько благословить Ивана и нацарапать копытом на земле карту острова Буяна, где зарыт волшебный клад. Крестик, отмечающий точное место, она уже нарисовать не в силах, поэтому толку от карты никакого.
Богатырь Иван, енот Поликарп и фламберг Гаврюша идут дальше пешком. Бастурма имени Аграфены Ипатьевны в один неприятный день всё-таки заканчивается, и Иван понимает, что нужно искать какую-нибудь богатырскую халтурку. В придорожном трактире ему рекомендуют обратиться к царю Автандилу Гургеновичу.
Его Величество Автандил Гургенович за бурдюком чачи излагает Ивану свою давнишнюю мечту, а именно – влюблённость в Елену Прекрасную. Сам он её ни разу не видел, но пожелтевшую газетную вырезку бережно хранит в тумбочке. С газетной вырезки ласково смотрит девушка поразительной красоты. Иван охотно соглашается поработать сватом, тем более что Автандил Гургенович выдаёт Ивану неплохие командировочные. Выяснив в том же самом придорожном трактире местонахождение Елены Прекрасной, наши друзья нанимаются в попутный торговый караван. Иван – охранником, енот Поликарп – стюардом, фламберг Гаврюша… ну, тоже охранником.
Прибыв через три месяца в искомое королевство, друзья начинают с крайней осторожностью наводить справки. То есть, Иван спрашивает в лоб у ближайшего лоточника, где найти Елену Прекрасную. Тот, ничуть не удивившись, советует им не заморачиваться, а прямо пойти во дворец и попросить аудиенции. Значение этого слова обидевшемуся Ивану растолковывает образованный енот Поликарп.
Во дворце к ожидающим друзьям выходит милая женщина лет сорока на вид и с улыбкой выслушивает сбивчивую речь Ивана о сватовстве царя Автандила Гургеновича. Вдоволь похихикав, она спокойно объясняет Ивану что ей пятьдесят три года, она замужем за местным королём, у неё пятеро детей, должность ректора целительско-косметической академии, и прочие семейно-государственные заботы. Так что Иван несколько запоздал со своей миссией. В завершение она рекомендует посоветовать Автандилу Гургеновичу не хранить так долго газетные вырезки да и вообще не читать газет.
Потерпев неудачу в качестве свата Иван благоразумно решает обратно к работодателю не возвращаться, тем более что задаток друзья уже получили. Кроме того, енот Поликарп своими ловкими пальчиками успевает во дворце вытащить из карманов придворных пару-тройку вполне толстых кошельков, так что на пару месяцев компания не нуждается…
Естественно, все деньги спускаются Иваном в кабаке за неделю. Не заплатив по счёту в гостинице, компания сваливает через окно и отправляется дальше в наивной надежде избежать приключений.
Разумеется, так не бывает. В каком-то мрачноватом горном ущелье дорогу Ивану преграждает здоровенный великан, в глазках которого отчётливо читаются не замутнённые культурой плотоядные намерения. Поскольку великан больше Ивана раз этак в пять, фламберг Гаврюша почему-то не выступает с предложением порубить вышеупомянутого великана на фарш. И вообще не отсвечивает.
Разумно прикинув, что против дубины великана ловить нечего, Иван намеревается решить дело спортивным соревнованием в древнееллинском духе, а попросту предлагает помериться. Великан презрительно хмыкает и с гордостью вываливает более чем впечатляющее хозяйство. Иван, хоть и бывший дурак, но не будь дурак, мгновенно хватает фламберга Гаврюшу и оттяпывает великану всё под корешок. В ответ на вопли истекающего кровью великана: «Нечестно!!!», Иван аристократически приподнимает бровь (где только научился?) и отвечает, что он имел в виду помериться длиной меча. Возразить на это умирающему великану уже нечего. Особенно ценной добычи в логове великана, кстати, тоже не обнаруживается.
Дальнейший путь богатырской компании отмечен несколькими незначительными драками, эпизодом вымогательства (вымогал Иван, как вы понимаете, а не у Ивана), противной погодой и хроническим безденежьем. Время от времени в памяти Ивана всплывают слабые воспоминания о том, что он вроде как на государевой службе и выполняет секретное задание, но он с лёгкостью эти воспоминания подавляет и вытесняет.
В очередной придорожной корчме за столик к Ивану подсаживается неопрятный длиннобородый старичок в жутких обносках и представляется великим добрым волшебником. Разумеется, подозрительный фламберг Гаврюша немедленно предлагает порубить старичка на фарш. Напротив, Иван старичку мгновенно верит, потому что старичок в качестве доказательства своей доброты и волшебности заказывает всем за свой счёт пожрать и бочонок свежего пива. После обеда, пользуясь благодушным настроением Ивана, великий добрый волшебник подписывает его на квест. Суть проста. В какой-то таинственной пещере лежит нечто. Так вот это самое нечто надо забрать и принести ему, великому доброму волшебнику. И после этого всем станет хорошо. Карту великий добрый волшебник Ивану предоставляет подробнейшую, грех жаловаться. А гонорар клятвенно обещает выплатить по завершении квеста.
Друзья отправляются в путь (довольно лёгкий, кстати). Махаловку по дороге со стаей волков ни Иван, ни фламберг Гаврюша, ни даже енот Поликарп уже за богатырское деяние не считают. Так, мелкий эпизод. Ещё одного горного тролля с лёгкостью побеждает в одиночку енот Поликарп. Одной левой. Правда, в ней было шило, и подкрался Поликарп со спины и к спящему, но это неважно. А важно то, что компания вполне спокойно добирается до искомой пещеры, где фламберг Гаврюша с удовольствием рубит в фарш каких-то синеватых умертвий, после чего, чуть не сломавшись, подковыривает собой здоровенную каменную плиту. В тайнике под плитой обнаруживается нечто. «И что это за хрень?» интересуется Иван. «А я знаю?», откликается образованный енот Поликарп.
Это действительно нечто, Иван так сразу и понимает. Оно какой-то непонятной обтекаемой формы, из неизвестного вещества, внутри него светятся и переливаются непонятные символы, оно жужжит и потрескивает. Иван задумывается – а не отнести ли это царю-батюшке? Вроде, под определение «Найди то, не знаю что» данная НЁХ очень даже подпадает. Но обещанный великим добрым волшебником гонорар перевешивает альтернативные размышления Ивана. Тем более что образованный енот Поликарп выражает сомнение – а не взрывается ли эта штука?
В общем, Иван с компанией возвращаются в ту самую корчму, и богатырь торжественно вручает нечто работодателю. Вцепившись в таинственный предмет, великий добрый волшебник пускается в пляс и вопит что-то непонятное, типа: «Трансклюкатор! Рабочий! Наконец-то я могу улететь с этой грёбаной планеты!!!» После чего великий добрый волшебник трансформируется в зелёную слегка антропоморфную лягушку, нажимает на предмете несколько светящихся символов и растворяется в воздухе. Задать вопрос о гонораре уже некому. Иван смачно плюёт на пол и на будущее зарекается иметь дело с великими добрыми волшебниками.
Компания бредёт под унылым моросящим дождём уже вторую неделю. Спать негде, жрать нечего и даже некому морду набить. Поэтому замеченную в лесной чаще избушку путники воспринимают как дар небес, и старательно не замечают переминающиеся под избушкой здоровенные птичьи лапы, на которых избушка, собственно, и стоит.
Баба-Яга встречает усталых странников по всем канонам фольклорного гостеприимства. Фламберг Гаврюша вычищен, отполирован, смазан и вальяжно возлежит на неизвестно откуда взявшейся японской подставке для катан. Енот Поликарп высушен, расчёсан, накормлен и дрыхнет на бархатном половичке. Богатырь Иван попарен в баньке, накормлен до отвала и сидит за столом, вяло покачиваясь, и крепко прижимая к себе полупустую четверть самогонки. Что там у них дальше происходит с Бабой-Ягой – не наше собачье дело, а их устраивает.
В избушке у Бабы-Яги Иван живёт полгода. За это время он успевает: сделать ремонт в избушке, укрепить забор, подновить сарай, построить сеновал, вычистить и углубить колодец, перестелить крышу, вскопать десять соток под картошечку. Баба-Яга на Ивана не нарадуется, называет его касатиком, балует разносолами и вообще балует во всех смыслах, о которых вы подумали, охальники.
Наконец, совестливый (а честно сказать – заскучавший) Иван вспоминает о своём тридевятом подданстве и поручении царя-батюшки. Баба-Яга, пригорюнившись и хлюпая носом, собирает ему в дорогу пирожки и советует выбрать подвиг попроще. Например, прогуляться за молодильными яблочками. Царь-батюшка, дескать, оценит (да и мне, касатик, захвати несколько штучек). Сад с яблоками, по воспоминаниям Бабы-Яги, находится где-то в направлении на юго-восток. Единственная сложность – на должности сторожа обретается небезызвестный дракон Гольденберг Полыхающий.
Попеременно сменив (и съев) за время пути трёх лошадей, одного ослика и двух верблюдов, богатырская компания прибывает к цели. Среди жаркой пустыни действительно расположен роскошный сад, в котором действительно растут яблони, на которых действительно растут самые настоящие молодильные яблоки. Поначалу Иван решает пойти скользким путём Мишки Квакина и попросту натырить полную пазуху драгоценных фруктов. Не тут-то было. Недремлющий дракон Гольденберг появляется из ниоткуда и укоризненно нависает над Иваном многотонной тушей. Енот Поликарп при виде этого зрелища моментально исчезает в неизвестном направлении. Плюнув вслед трусливому предателю, Иван переходит к деловым переговорам и интересуется у дракона за насчёт приобрести некрупную партию. По вредности характера дракон Гольденберг в этом ему решительно отказывает. Тем не менее, поскольку все драконы падки на блестящее, почтенный дракон Гольденберг согласен на следующий гешефт: одно молодильное яблоко в обмен на одного фламберга Гаврюшу. Иван хочет с негодованием отказаться, но фламберг Гаврюша усиленно прикидывается сверкающей безмозглой железкой, а сам втихаря шепчет Ивану соглашаться на предложенные условия и яростно подмигивает. Чем – непонятно.
Иван совершает обмен и уезжает на пока ещё не съеденном последнем верблюде обратно. Через двадцать минут его нагоняет енот Поликарп. Вдоволь наслушавшись обвинений в трусости и предательстве, енот Поликарп презрительно фыркает, и разъясняет Ивану, что пока некоторые мелочёвкой и фигнёй страдали, некие уважаемые еноты сбегали в драконью сокровищницу на экскурсию и чуточку приобрели там сувениров. После чего енот Поликарп демонстрирует Ивану здоровенный рубин величиной с арбуз. Потрясённый Иван искренне раскаивается и обещает еноту Поликарпу больше за него плохого не думать.
В сумерках компаньоны запаливают небольшой костерок из верблюжьего кизяка и начинают посматривать на своего последнего верблюда с нехорошим гастрономическим интересом. Внезапно слышится хлопанье крыльев. К костру подлетает дракон Гольденберг. В зубах у него целый мешок волшебных яблок. Фламберг Гаврюша летит рядом, время от времени покалывая дракона в загривок.
Дракон Гольденберг тихо и вежливо просит извинения за беспокойство, оставляет мешок, опасливо косится на фламберга Гаврюшу и бочком\бочком улетает. На безмолвный вопрос Ивана: «Что это было?» – фламберг Гаврюша злобно фыркает и бормочет, что нефиг всяким неграмотным летучим ящерицам обзывать его клеймором и указывать как правильно лежать в сокровищнице. Довольный Иван обнимает одновременно фламберга Гаврюшу, енота Поликарпа, мешок с молодильными яблоками, и друзья спокойно засыпают посреди тёплой великой пустыни, на радостях даже не став есть последнего верблюда. Утром они едут на север. Домой.
По дороге богатырская компания заезжает в гости к турецкому султану Рафику Хабибулину, которому и толкают рубин за гигантскую кучу золота. Золото Иван кладёт на хранение в представительство ганзейского банка. Одну из авосек с молодильными яблоками заначивает там же.
Вернувшись в столицу Тридевятого государства, Иван заходит во дворец, открывает дверь с пинка и торжественно вручает царю оставшуюся авоську молодильных яблок. Царь-батюшка от жадности сжирает сразу всё, и у него обнаруживается жуткая аллергия. Царь истово чихает и исходит соплями. Весь. Напрочь. Практически подчистую. Оставшаяся от царя неприятного вида лужица верноподданнических чувств вызывать ну никак не может. Иван волевым решением передаёт власть Боярской Думе. В Тридевятом государстве наступает Смутное время. Богатырь Иван, енот Поликарп и фламберг Гаврюша уезжают в глубинку, где и собираются это самое Смутное время пересидеть. Где-нибудь. Хотя бы в знакомой свежеотремонтированной избушке Бабы-Яги.
И снова бременские музыканты
В Тридевятом царстве дело было. Сидели мы как-то вчетвером: я, два брата-академика, да ящик шнапса. Много интересного мне те братья тогда рассказали, да всё не упомню. А вот одну байку, как в черепе отложилось – перескажу.
Шумел себе в окрестностях славного города Бремена зелёный лес. Много он на своём веку повидал: и тевтонских рыцарей мрачных, и ганзейских купцов тороватых, и миннезингеров сладкоголосых да озорных. Но вот такой компании видеть ему не приходилось. Насторожился лес, дупла любопытные навострил, слушать стал.
А вышло так, что встретились одновременно на лесной полянке овчарк сурьёзный, жизнью, как молью, траченный, да котейка тощий – манерами, что приказчик галантерейный, да петух полуощипанный с нехорошей сумасшедшинкой в глазах. А последним, не поверите, на ту полянку здоровенный ишак вывалился. Решили они подружиться.
– Вай-мэ, – говорит ишак, – сам не знаю, как я в этом Дойчланд оказался. Я раньше Душанбе жил, урюк кушал, инжир, хурма спелий. А потом мине хозяин какому-то гяуру продал. У вас тут в Дойчланд холодно, снег идёт, слюшай, ненавижу! Решил домой на юг идти, может по дороге тюбетейка найду и халат тёплий.
– Доннерветтер, – хрипло тявкает овчарк, – а у меня не хозяин был, а самый настоящий швайне! С утра до вечера я на него арбайтен, а кормил он меня – как мелкого той-терьера позорного. В общем, решил я – ну и дер тойфель с ним, с таким хозяином. Полляжки у него отхватил да и шнелле в бега. Ляжку, извините, вчера доел, поделиться не могу.
– А я, – говорит кот, – гувернёром был. Французскому детишек хозяйских обучал. У нас, у котов, произношение от природы поставлено. Вот, вслушайтесь: «мяусье, же не мяунж па сис жю-ю-ю-юр!».
– Круто, – говорит овчарк. – А чего из гувернёров ушёл?
Тут кот смутился немножко и говорит:
– Да я, кроме этого, и не знаю больше ничего… Вот и выгнали…
– А ты чего бомжевать пошёл? – спрашивают петуха остальные.
– Всё от усердия моего! – говорит петух. – Вечером как-то вижу – хозяйка прядёт. А лучина у ей того и гляди погаснет. Ну, я клок сена подхватил, от трубы соседской зажёг, да хозяйке на крышу бросил. Ох, и светло стало! А меня, вместо того, чтобы похвалить, чуть не прибили.
– Гм, – говорят кот с овчарком. – Да ты, брат, поджигатель какой-то.
– Вот и хозяева мои, когда на пепелище прыгали, то же самое говорили, – подтверждает петух. – И ещё словами меня разными обзывали. Я потом от обиды всю деревню сжёг. А чё они?
– А и в самом деле, чё они? – согласились ишак, овчарк да котейка.
И пошли они далее вчетвером.
Полчаса идут, час идут, ещё больше идут. А дело к вечеру. А тут им не Африка. Да и стрёмно в лесу-то.
– Эх, нам бы домишко какой-нить найти, – мечтает кот.
– Да хоть дер сарай задрипаный, доннерветтер, – бурчит овчарк.
– Вай-мэ, – говорит ишак, – у мине дома рядом такой караван-сарай был! В стойле сена многа-многа, а во дворе под деревом курага спелий валяется, ешь, сколько дотянешься! Зачем я в этот холодний Пруссия попаль?
Тут глядь – огонёк окошечный в чаще мелькнул. Переглянулись наши приятели, да не сговариваясь, пошли посмотреть – может, чего спереть получится?
А в лесу том действительно избушка стояла. Только жили в ней не злые разбойники, а наоборот, добрые хиппи. В то время слова-то такого ещё не было, а хиппи уже были. Тошно им было на средневековую жестокость мира глядеть, вот собрались они маленькой коммуной, да и ушли в лес. Огородик развели. Опять же деляночку травки посадили, той, что на доброту да хиханьки прибивает.
И вот сидят, значит, добрые хиппи в той избушке, да и не ведают, что четверо друзей наших свежескорешившихся вовсю оттофонбисмарковые планы против них строят.
– Давайте я у них покушать попрошу, – говорит котейка. – Вежливо этак зайду, жалостливую мордочку сделаю, да и скажу: «Мяусье, же не мяунж па сис жю-ю-ю-юр!». Зря я, что ли, французский знаю?
– Да ну его к дер тойфель! – хрипит овчарк. – Дверь с разгону вышибаем, первому клыками в горло, остальным кричим: «Млеко, курка, яйки! Шнелле, а не то фойер!»
А ишак и сказать ничего не успел. Петух как про фойер услышал, тут же факел прикрылечечный схватил и с лёту в окно!
А хиппи в избушке сидели добрые, расслабленные. А тут вдруг влетает нечто, по комнате носится и хрипло кулдыкает! И факелом во все стороны. Ломанулись хиппи в дверь, а там лай хриплый, да вой низкий мяукальный, как из самого нутра. А уж как чужеродное «Иа!!!» донеслось, тут и поняли хиппи, что пришёл по их душу глюк нехороший. Бросились они бежать далеко-далеко, а спустя двое суток (с перерывами на отдых) остановились и зареклись больше травку сажать. А то вон до чего докатиться можно.
А друзья наши первым делом у петуха факел отобрали, начавшийся пожар потушили, да и спать легли.
Так и стали они в той избушке жить. Ну, на большой дороге пошаливали, не без того. Кушать-то надо что-то? Ишак перед проезжающими путниками деревья валил, овчар клыки скалил да из мушкета шмалял, котейка из арбалета в спину бил. А петух так, психическую атаку осуществлял. В общем, хорошо жили, пока их курфюрстова стража не поймала. Да и повесили наших друзей за душегубство на главной площади славного города Бремена. Очень добрые бюргеры этому зрелищу радовались и пива тогда выпили немерено. С тех пор, говорят, Октоберфест своё начало и ведёт.
Трёхногий окорок. Синопсис
Преданный и проданный своим наставником Винни-Пухом, предназначенный на убой обитателями таинственного дома в Простоквашино, сидящий в сарае на цепи Пятачок решает избежать печальной участи. Он отгрызает себе ногу и варит из неё холодец, обильно сдабривая его галюциногенными поганками, которые растут в сарае прямо на стенах.
Привлечённые аппетитным запахом, дядя Фёдор с компанией упоённо наворачивают холодец, и через полчаса отчётливо понимают, что пасторальное пейзанское существование не для них. Гены мифического адмирала Ивана Фёдоровича Крузенштерна просыпаются не только в дяде Фёдоре, но даже в Матроскине (адмирал был затейник) и настойчивыми пинками зовут друзей в море. Шарик и галчонок Хватайка подписываются с ними за компанию и просто от безысходности простоквашинского существования.
Пятачок по рассеянности тоже откушивает холодец из самого себя. Соответственно, его накрывает особенно сильно. Он объявляет себя капитаном, чёрт побери, медузу вам всем в глотку, а кто не согласен, того он утопит в гальюне! Мрачная громада угрюмого одноочкового простоквашинского нужника во дворе оказывает на компанию подавляющее действие, и Пятачка единогласно выбирают капитаном по кличке Трёхногий Окорок.
Галчонок Хватайка теперь постоянно сидит на плече Пятачка, крича «Доллар-р-р-ры! Доллар-р-р-ры! По кур-р-рсу Центр-р-робанка!». Для верности Хватайка ещё окунается в бочку с зелёной краской, найденной им на заброшенной машинно-тракторной станции, и теперь любой прохожий со зрением минус девять и ниже ни за что не отличит его от попугая.
Проехав зайцами на перекладных электричках сто пятьдесят километров, они добираются до Осташкова. Здесь контролёры-загонщики, наконец, вышвыривают их на перрон, и перед взорами наших героев разворачивается величавая панорама Селигера. Но в душе у них слышен зов моря («Таласса! Таласса!» – выкрикивает каждые пять минут галчонок Хватайка), и под покровом зловещей осташковской ночи дядя Фёдор угоняет речную баржу с грузом высокообогащённого навоза, на которой компания через узкие протоки Селижаровки выбирается в Волгу. Идут они по звёздам, разумеется, а поскольку максимум, на что они способны в астрономии – это кое-как найти Ковш Большой Медведицы, то неудивительно, что они благополучно минуют населённую ушкуйниками коварную дельту Волги и вместо опасных нефтяных песков Каспийского моря непонятным образом оказываются в Ялте.
Груз высокообогащённого навоза отдыхающим курортникам совершенно не нужен, и толкнуть его некому. Жизненные силы наши герои поддерживают исключительно дешёвой чачей, покупаемой ими из-под прилавка на ялтинском рынке у Рафика Чамгабердыева (кстати, очень рекомендую), что в сочетании с недовыведенными из организма токсинами галлюциногенных поганок уносит крыши друзей вааще в необозримое прекрасное далёко. Пятачок, он же Трёхногий Окорок, он же свинья и капитан, внезапно вспоминает, что где-то здесь его английский дедушка, лорд Вильям Посторонним, засоси его минога, зарыл клад с фамильными драгоценностями. Начав копать в первом попавшемся месте, друзья моментально натыкаются на сундук. В сундуке они обнаруживают прекрасно сохранившуюся мумию Рамзеса II, которая настолько прекрасно сохранилась, что начинает немедленно гоняться за кладоискателями, клацая прекрасно сохранившимися зубами. Нашим героям грозит гибель, но в самый тяжёлый момент Шарик вспоминает, что он не хрен собачий, а целая собака. С рычанием он вцепляется мумии в глотку и с удивлением обнаруживает под слоем бинтов вполне приличные косточки. Ужином в этот вечер Шарик обеспечен. Остальные члены экипажа ему здорово завидуют, но не претендуют, тем более что Матроскин делает открытие – чачу можно вполне закусывать оконной замазкой, отколупывая её с ближайших домов.
Увы, пожирание древнеегипетских костей не проходит Шарику даром. На следующее утро друзья обнаруживают его молящимся солнцу. На вопрос: «Какого хрена?» Шарик кротко отвечает, что нет бога кроме великого Ра, и вообще уйду я от вас, злые вы. И действительно уходит. Жить. В пещеру. На Мангуп-Кале. Пыхтящие от жары экскурсанты охотно слушают рассказы Шарика о способах бальзамирования покойников и диете священных крокодилов, делятся с ним бутербродами и пивом, и беспрекословно позируют для шариковского фоторужья. К началу зимы Шарика официально берут в штат Крымтурбюро экскурсоводом, и он забывает проведённые в Простоквашино годы, как страшный сон.
Тем временем оставшиеся члены экипажа продолжают свою безумную кладоискательную деятельность. Увиденные дядей Фёдором на рекламной фотографии развалины старинной генуэзской крепости дают им новое направление поисков. Баржа с грузом высокообогащённого навоза (кот Матроскин не теряет надежды кому-нибудь его продать) перебазируется в Судак. Позавтракав тремя стаканами чачи и закусив оконной замазкой, друзья приступают к исследованию замка Чобан-Куле. Обшарив развалины сверху донизу, команда единогласно постановляет начать поиски клада в северо-западном углу башни, так как галчонок Хватайка обнаружил там на стене подозрительного вида крестик, а рядом – полупустую бутылку портвейна. Из смеси прокисшего на жаре портвейна и оконной замазки дядя Фёдор изготавливает невероятной силы взрывчатку. Дождавшись покрова зловещей судакской ночи (чтобы не привлекать к себе излишнего внимания), друзья взрывают остатки крепостной стены, рассчитывая обнаружить там подземный ход, ведущий к заначке с сокровищами. Происходит трагедия. Находящаяся в желудке дяди Фёдора оконная замазка резонирует от взрыва, и дядя Фёдор распределяется тонким слоем по оставшимся стенам крепости, в результате чего продолжать поиски клада не может. Более того, никакого тайного хода во взорванной стене не обнаруживается, а обнаруживается лишь замурованный скелет тогдашнего прораба, причём по характерной форме черепа видно, что работал он без каски. Очевидно, такое пренебрежение правилами техники безопасности и послужило причиной его замуровывания. Разочарованная и поредевшая команда кладоискателей возвращается на баржу, где устраивает скромную тризну по дяде Фёдору, сопровождаемую этническими плясками и ритуальными песнопениями. Не выдержав вокальных экзерсисов Матроскина, баржа с грузом высокообогащённого навоза, наконец, тонет, что приводит к экологической катастрофе. Разозлённые владельцы частных пляжей разыскивают наших друзей с целью разбития им, вышеупомянутым друзьям, морды. Смелые кладоискатели под покровом зловещей судакской ночи бегут обратно в Ялту.
В попытках заработать немножко денег на покупку жизненно необходимой чачи кот Матроскин поёт на рынке под гитару классические романсы. К несчастью, он попадает в поле зрения шаурмовой мафии. За Матроскиным начинается целенаправленная охота. Находящиеся в штате мафии профессиональные ассасины непрерывно преследуют его, размахивая бейсбольными битами, пузырьками с валерьянкой и мешками для котов. Спрятавшись на фонарном столбе, кот Матроскин предлагает им вместо себя свинью и капитана Пятачка по кличке Трёхногий Окорок. Убийцы соглашаются на обмен и, поменяв бейсбольные биты на обоюдоострые шампуры, идут штурмовать берлогу Пятачка. Но терпят сокрушительное поражение. Вооружённый пластмассовым костылём свинья и капитан Пятачок страшен в бою, порви вас всех ланцетник! Из трёх десятков профессиональных убийц успевают убежать пять-шесть самых умных. Остальным убитым и раненым ассасинам галчонок Хватайка выклёвывает мозг в самом прямом смысле этого слова.
Предательство Матроскина не приносит ему спасения. Оставшиеся в живых ассасины возвращаются и начинают сбивать его со столба тапками. После шестнадцатого попадания кот Матроскин падает вниз, ломая себе позвоночник, а затем по нему стремительно проезжает подосланный шаурмовой мафией гоночный асфальтовый каток. Из последних сил, цепляясь когтями за жизнь и асфальт, Матроскин ползёт через двор, дотягивается до спасительной темноты подвального окошка, переваливается через него и падает в кипяток, вечно хлещущий из трубы, которую ЖЭК обещает заварить уже четвёртый месяц. Этого кошачий организм уже перенести не может, и Матроскин чувствует, как летит навстречу светлому пятну по угольно-чёрному тоннелю, а приятный женский голос сообщает откуда-то сверху: «Game over!»
Галчонок Хватайка, на свою беду, случайно залетает в Ялтинский зоопарк, где встречает прекрасную белую курицу-бентамку. Страсть мгновенно хватает Хватайку (оцените каламбур, господа, ха-ха-ха!) своей мозолистой рукой за горло и оставшиеся части тела. Галчонок больше не мыслит себе жизни без прекрасной бентамки. Он бросает к её ногам пакет семечек, хлебную горбушку и собственное сердце. Очарованная невероятным зелёным колером Хватайки, прекрасная бентамка охотно соглашается на свидание. Увы. Не вовремя вернувшийся из командировки петух (мужлан, сатрап и эгоистичный ревнивец!) нарушает эту идиллию и забивает галчонка Хватайку до полусмерти. Утром недоклёванное тельце галчонка подбирает смотритель зоопарка, и Хватайку сдают в поликлинику на опыты. Больше двух суток он этих опытов не выдерживает и умирает от разрыва клюва. Так сбывается старое проклятие простоквашинского чёрного колдуна Печкина (в жизни косящего под мирного почтальона).
Оставшийся последним Пятачок, он же Трёхногий Окорок, он же свинья и капитан, уплывает на лопате в море, где натыкается на действительно необитаемый никем остров. Размеры острова пять на три метра, что, собственно, вполне объясняет его необитаемость. Допив на жаре остатки чачи, Пятачок яростно вгрызается (лопатой, в смысле) в каменистую почву островка. Он копает безостановочно двое суток, совершенно не обращая внимания на повышающуюся температуру. Углубившись в литосферу на шесть километров (куда он девает вырытую землю, остаётся загадкой), Пятачок теряет сознание от стоградусной жары и неторопливо превращается в буженину с хреном (хрен был при Пятачке всё это время). Достать её, к сожалению, нет никакой возможности. Даже спустя многие годы, случайно проплывающие мимо на катере туристы утверждают, что до сих пор на острове чувствуется аппетитный запах.
Сын древа. Синопсис
Во время извержения Везувия в бедной неаполитанской семье рождается странный длинноносый мальчик, от рождения обладающий древесноволокнистой структурой тела. Ему дают имя Буратино, что характерно. Случайно он попадается на глаза Петру I, который прибыл в Неаполь по делам, касающимся покупки нового компаса. Собирающий всякие забавные кунштюки Пётр забирает Буратино с собой в Петербург, где и сажает его в Кунсткамеру. Отсидев в Кунсткамере около двенадцати лет, Буратино знакомится с аббатом Фариа, который перед смертью открывает ему секрет золотого ключика. Сделав подкоп с помощью украденной ложки работы Фаберже, Буратино падает прямо в Неву, но, разумеется, не тонет, а просочившись сквозь канализацию на десяток лье, прячется на чердаке Адмиралтейства.
Лёжа целыми неделями в мансарде, Буратино непрерывно медитирует в потолок и мучительно размышляет на тему: «Тварь он древесная или право имеет?» Наконец, он решается выяснить этот вопрос экспериментально и убивает топором черепаху Тортилу, ростовщицу, известную всему кварталу. Это преступление оказывает на него сильнейшее психическое воздействие… Буратино бежит из Петербурга в Марсель, преследуемый духом убитой черепахи-процентщицы, которая постоянно нашёптывает ему призрачным голосом: «Тройка, семёрка, туз…» «Проклятая старуха!», – кричит Буратино и нанимается на драккар Эрика Рыжебородого, который как раз плывёт открывать Америку.
После открытия Америки Эрик Рыжебородый меняет Буратино у индейцев чероки на двести бобровых шкурок и вышвыривает его с драккара. Чероки прибивают Буратино к тотемному столбу, кормят просроченным пеммиканом и время от времени пляшут вокруг него танец дождя. Спустя какое-то время Буратино бежит из индейского плена и долго странствует в одиночку по прериям, питаясь корневищами чапараля и дохлыми бизонами. Затем он, сидя в каком-то дешёвом салуне, случайно ввязывается в трактирную драку между ковбоями и золотоискателями, и без малейшего для себя вреда принимает в грудь около трёх десятков револьверных пуль и четыре томагавка. Так он знакомится с Чингачгуком, и дальше они вместе идут добывать сокровища ацтеков. По дороге они знакомятся с принцессой Покахонтас, которая, к счастью, выбирает Чингачгука. Впоследствии принцесса Покахонтас рожает будущего Авраама Линкольна, но по бесстрастному лицу Чингачгука совершенно нельзя прочесть – имеет ли он к этому отношение. Впрочем, это побочная линия повествования. Пересекая мексиканскую пустыню, наши герои становятся свидетелями ритуала пожирания пейотного кактуса, который проводит для своей группы нагваль дон Хуан. Поняв, что появились ненужные свидетели, дон Хуан элегантным движением руки смещает им точку сборки, и наши герои оказываются прямиком в священном городе ацтеков. Попав в руки жрецов Кецалькоатля, Буратино с лёгкостью предаёт своего спутника, и Чингачгук в одиночку сражается на арене против стаи диких кугуаров, отчего и умирает, что характерно. Тем не менее, жрецы решают принести Буратино в жертву во время праздника летнего солнцестояния. После того, как жрецы обломали об его древесный торс все свои обсидиановые ножи, пытаясь вырезать ему сердце, дендроидного пришельца провозглашают посланником богов. Монтесума отдаёт ему в жёны свою дочь, и Буратино возглавляет восстание ацтеков против кучки конкистадоров, которые поддерживают режим Сомосы и Пиночета на грязные доллары ЦРУ. Повстанцы одерживают победу, после чего, благодаря своей в прямом смысле несгибаемости, дон Буратино становится крёстным отцом колумбийской мафии, рабовладельцем и наркобароном. Специально приехавший с Кубы Че Гевара пытается поднять восстание против диктатуры Буратино, но гибнет от удара отравленного копыта дрессированной ламы, подосланной британской разведкой. К тому же наёмники, преданно служащие деревянному тирану, обнаруживают в сердце колумбийских джунглей тайное бунгало Мартина Бормана, где тот проводит свою старость, купаясь в роскоши. Мартин Борман заключает с Буратино союз и охотно делится с ним золотом партии и самыми таинственными секретами третьего рейха. Буратино втайне лелеет мечту о сверхчеловеке, имея в виду, конечно же, себя. Он послушно следует указаниям Бормана, применяя самые различные эзотерические психотехники для развития в себе сверхспособностей. Но тут в колумбийских джунглях появляется сухонький старичок, который на самом деле шаолиньский монах, а если ещё более на самом деле – эмиссар таинственной Шамбалы. Он вызывает Буратино на поединок и ломает его ребром ладони на щепки. В стране объявляется карнавал! Останки Буратино пылают в праздничном аутодафе! Все пляшут и поют песни! Главы государств Карибского бассейна, собравшись на саммит, едят шашлыки, хлещут виски с колой и втихаря договариваются насчёт того, чтобы съездить в сауну с девочками. Появляется седой папа Карло, который узнает в Фиделе Кастро своего пропавшего в детстве брата-близнеца…
А в это время надвигается Карибский кризис…
Как сообщают наши корреспонденты, в Голливуде начаты съёмки сиквела. Рабочее название – «Восставший из пепла»
Сказка о почти мёртвой царевне, храбром (но тормозном)
королевиче Елисее,
и семи богатырях, которые, в сущности, совершенно в сюжете не участвуют
Пасторальная картина. Хочешь – куй, а хочешь – сей. Было у царя три сына. Младший звался Елисей. Быстро пролетело детство. Елисей в расцвете лет где-то там нашёл невесту. Начинается сюжет.
Неприятности порою (будь ты принц или король) настигают и героя. Тут свою сыграла роль злая мачеха царевны. У неё ночной порой (был и так характер скверный) разыгрался геморрой. И она, в припадке злобы, источая яд и слизь, не казалась мёдом чтобы ейной падчерице жизнь (ситуация знакома?), швабру взяв наперевес, падчерицу вон из дома погнала в ближайший лес.
Избалованной царевне в чаще, ясен пень, не рай. Не видать вблизи деревни, и не ездит здесь трамвай. Проще раком до Китая, чем добраться до села. Мышь летучая порхает в небе мутного стекла. Непролазное болото, хрень и срань со всех сторон. Филин, врезавшись в кого-то, трёхэтажный выдал стон. Словно гопы, волки рыщут. Труп птенца в дупле пустом. С жутким звуком зайчик дрищет под ракитовым кустом. Слышен хруст костей (наверно) на нечищеных зубах. На душе царевне скверно, в панталонах липнет страх. Словно вертухай на вышке, ворон матерно кричит. Догрызают лося мышки, лось погрызенный молчит. Тихо подползает сзади неприятной формы тень. Дятел, обдолбавшись за день, рухнул с дуба клювом в пень. С брачным рёвом прутся жабы озабоченно на брег. С непонятным скрипом ржавым лезет из земли побег. Тупо в позе водолаза спит утопленник на дне. Лишь луна подбитым глазом озирается одне.
В общем, палочкой потыкав полудохлого ежа, поскребла царевна тыкву, озираясь и дрожа. От раздумий, словно в трансе, в муках выбора пути. И пошла. Стоять на трассе (а куда ещё идти?)
Тили-тили, трали-вали, шишел-мышел, взад-вперёд. Толком расскажу едва ли, что с ней было в этот год. Истекают грустью строчки, зарастает ряской пруд. Говорят, жила на точке с семерыми… Может, врут… Долго ль оболгать девицу? Кто их видел, семерых?
Оп-па! Где-то там, в столице, вспомнил про неё жених!
Где невеста? Ах, пропала? Оседлав коня скорей, на рассветной зорьке алой в путь пустился Елисей. Он спешит обняться с милой. Конь под ним не отстаёт. Елисей жуёт уныло предпоследний бутерброд. Под кольчугой в потном теле радостно плодится вошь. Вот геройство в самом деле: долго шаришь – хрен найдёшь.
Аты-баты, пни горбаты. Где вы, двое из ларца?. Вспомним деву, что когда-то вышвырнули из дворца. Трасса – всё-таки, не дело. Сколько ж можно бомжевать? В общем, так: царевна смело в лес отправилась опять. То ли в ведьмы собиралась, то ли в тати… Кто поймёт сердце женщины? Тут, кстати, возникает поворот. А за этим поворотом угольный пещеры зев. Хрипло помянув кого-то, героиня, оборзев, лезет прямо в подземелье. Сырость, мох и тишина… Темноты тягучей зелье действует сильней вина. Путь царевны скрыт во мраке. Ни просвета, ни огня. Думаете, сгинет? Враки и полнейшая фигня.
Елисей и худ и бледен (шутка ль – целый год плутать?) Верный конь давно им съеден. Запасного – не видать. Бьёт царевич из рогатки куропаток и мышей. (Сказка, знаете ль, ребятки – не совсем для малышей). Бывшее когда-то белым тело жадно гложет гнус. Елисей бормочет смело: «Без царевны не вернусь!» Шёл и шёл через овраги, пробираясь по лесам. (Это быстро на бумаге, а попробуй, братец, сам). Километр за километром под подошвами листва… Вёл беседы с солнцем, с ветром (видно, кушал вещества). Шёл за дальнею звездою и пришёл в дремучий лес. (Не иначе, был с собою навигатор GPS).
Мрачной стала атмосфера, потянуло сквозняком. Вход в глубокую пещеру перепачкан кизяком. Елисей надел обвязку, нацепил на лоб фонарь, натянул поглубже каску (вдруг какая прыгнет тварь?). Приготовил два жумара, карабины пристегнул (основняк, конечно, старый), плюнул и во тьму шагнул.
Пушкин-Чушкин, Шиллер-Миллер, эх, труби, победный горн! Пьеса переходит в триллер. Кстати, где-то был попкорн…
Ход наклонный чёрной пастью разверзается пред ним. Вот ведь не было напасти… Елисей, тоской гоним, вниз ползёт по шкуродёру. Не свалиться бы в обрыв… Эх, нанять бы каскадёра! Впрочем, слабости порыв Елисею мы прощаем. Он царевич, не спортсмен. И в дальнейшем обещаем избегать подобных сцен.
Сталактиты (справа яма!) гроздью спелою висят. Он башкой их бьёт упрямо (штук, наверно, пятьдесят). Каску судорогой сводит. Светятся во тьме глаза. Финиш. Елисей находит слабо освещённый зал.
Разлюли моя малина, раззудись, моё плечо. Кто-то в ряд суконный длинный со своим влез калачом. На далёкой на Аляске прорвало вчера трубу. Это присказка. А сказку все мы видели в гробу…
Всё, царевич, хватит шляться! Я ж про гроб тебе не зря… Весь из дымчатого кварца (дефицит был хрусталя), он качается на ржавых обезумевших цепях. Сталактит внезапный справа! Бу-м-м-м-м! В пещерах второпях не снуют, царевич, помни! Тихо к гробу подойди. Да не дёргайся, спокойней! Все проблемы впереди…
Елисей подходит к гробу, каменный пиная хлам. Постучал разок для пробы (вдруг послышится: «Кто там?) Крышку приподнять не может (ослабел же, говорю. Автор здесь ему поможет. Фомку на, возьми. Дарю). Крышка со зловещим скрипом поднимается, дрожа. Елисей, готовый с криком быстро-быстро убежать, всё же, вспомнив про невесту, пересиливает жуть. И потом – ведь надо ж квесту завершиться как-нибудь?
Во саду ли, в огороде шустро ползает червяк. При честном при всём народе козы пляшут краковяк. В небо с бранью откровенной устремляется душа. А в гробу лежит царевна, не особенно дыша. И к тому же бледновата… Ну да гроб, чай, не курорт. Волосы мягки, как вата, щёчки кремовы, как торт.
Елисей, штанами треснув, смачно раскатав губу, начал целовать невесту (ну, пока лежит в гробу).
Тут царевна потянулась и, отчаянно зевнув, Елисею улыбнулась, как-то странно подмигнув. Взгляд бездонный полон ночи, пальцы тонкие легки. Только вот… внезапно… очень удлиняются клыки.
Положенье безотрадно, говорю как на духу. С интересом плотоядным подбираясь к жениху, улыбается царевна, зубом цыкает, молчит. Слюни капают (наверно). В животе вовсю урчит. «На поверхности, чай, полночь? Это очень хорошо. Не зови, дружок, на помощь – ты ведь сам сюда пришёл. Не дави, еда, на жалость и не требуй отпустить. Что-то я проголодалась… Надо бы перекусить…».
Чёрный ворон, ты не пой мне серенады при луне. Пусть я вор, но коль не пойман – значит, буду на коне. Поворачивайся, дышло, натянитесь-ка, гужи. Сказки добренькой не вышло. Что там дальше, расскажи?
Осенив себя знаменьем, Елисей кричит: «Банзай!». Долго тянется мгновенье. Содрогнулся мрачный зал. Серебро, чеснок, осина… Брему Стокеру – ура! Вмиг царевну подкосило. Всё. Закончена игра.
Елисей вздохнул устало, вытер грязный пот с лица (чище, в общем-то не стало). Не судите молодца. Он отнёс её обратно. В гроб остаточки поклал. И на стенке (всем понятно) мелом надпись написал. Вот заранее бы знать бы, как дорожки разошлись…
Конец ознакомительного фрагмента.