Глава 1. Остров ведьмы
1
В Вест-Индии есть немало островов, на которые не ступала нога человека. Иные весьма неприглядны и унылы – лишенные растительности клочки суши, где не найдешь ни капли пресной воды. Но некоторые так похожи на земной эдем, что редкий моряк устоит перед соблазном посетить их. Золотистые пляжи, уютные бухты, пальмовые рощицы и заросли апельсиновых и лимонных деревьев. Чайки с громкими, пронзительными криками носятся над прибрежными скалами. Огромные черепахи ворочаются на горячем песке, крабы ползают вдоль линии прибоя… Дорога к волшебно-прекрасным берегам нелегка: невидимые рифы и мели подстерегают мореплавателей, вознамерившихся при жизни попасть в этот земной рай.
Остров Ведьмы был именно таким – опасным и притягательным. Немало кораблей нашло последнее пристанище на подступах к этому коварному парадизу, где вполне могла бы жить сестра злокозненной волшебницы Цирцеи. Много лет миновало, прежде чем на картах появились отметки, свидетельствующие о том, что лучше в этих водах не задерживаться, поскольку подходящих для якорной стоянки мест здесь нет, а вот рифов и мелей – предостаточно.
Свое название остров получил благодаря темной истории, приключившейся некогда с английским торговым шлюпом, шедшим в Лондон из Джеймстауна. На борту этого корабля через неделю после того, как он покинул гавань, была обнаружена молодая и красивая индианка. Преспокойно сидя в темном трюме посреди бочек с засоленной говядиной, она почти вслепую мастерила амулеты из перьев и маленьких косточек – не то птичьих, не то крысиных.
По-английски девушка совсем не говорила, поэтому выяснить, как она попала в трюм, не удалось. Слово «Ниай», которое она часто повторяла, моряки сочли именем, и это было все, что им удалось разузнать о дикарке. Шкипер раз за разом допрашивал матросов, однако все они отрицали свою причастность к ее появлению на корабле. В конце концов было решено, что судьбу странной пассажирки определит хозяин корабля, состоятельный лондонский торговец. А пока что шкипер выделил ей для проживания чулан, где раньше хранились запасные паруса, и стал учить английскому. Последняя затея оказалась неудачной: индианка не просто не желала запоминать незнакомые слова, но всячески их коверкала, как будто дразня своего учителя. Вскоре ему удалось понять, что она называет себя «Дитя Ветра».
Не всем морякам ее присутствие на борту пришлось по нраву: женщина на корабле, шептались они, это не к добру. А ведь Ниай к тому же была колдуньей! Свои варварские амулеты она развешивала повсюду, загадочным образом проникая сквозь любую запертую дверь, и на просьбы прекратить это богопротивное дело отвечала лукавой улыбкой.
Через несколько дней недовольство матросов достигло пика: рано утром они собрались на квартердеке и потребовали, чтобы капитан посадил ведьму в шлюпку или позволил выбросить ее за борт. Дело шло к мятежу, вот-вот должна была пролиться кровь, но в этот миг в предрассветном тумане появились очертания острова, не обозначенного на картах. Увидев его, Ниай рассмеялась, что-то прокричала на своем птичьем языке и… прыгнула за борт. Несколько часов спустя испуганные моряки все еще слышали отголоски ее смеха.
Старый боцман твердил, будто девушка не утонула, а побежала к видневшейся неподалеку земле, легко переступая с волны на волну, и многие ему верили. Корабль пришел в Лондон, пройдя сквозь череду жестоких штормов. Только благодаря тому, что он не утонул по пути домой, таинственная история получила огласку, а остров обрел название.
Годы шли, легенда обрастала подробностями. Говорили о женском голосе, который звал моряков на остров Ведьмы, обещая жизнь, полную необычайных наслаждений; о странных блуждающих огнях, что парили над погруженным во тьму берегом и мигали на манер сигнальных фонарей, заманивая корабли в смертельно опасную ловушку; о ветре, который мог посвежеть, в мгновение ока превратившись в опасный шквал. Об острове Ведьмы знали все, но мало кто из мореплавателей рисковал к нему приближаться.
Солнце стояло в зените, когда дозорный на грот-мачте брига «Нимфа» закричал во весь голос: «Земля! Прямо по курсу вижу землю!» Он торопился, желая получить награду, обещанную капитаном Фрэнсисом Холфордом тому, кто первым заметит остров Ведьмы. Его крик всполошил погруженный в дремоту пиратский корабль, словно камень, брошенный в омут. Матросы побросали швабры, которыми без особого усердия возили по палубе вот уже пару часов, и сгрудились у борта, высматривая далекий берег. Юнга Кит, тощий, болезненного вида мальчишка, поднялся по трапу из трюма, держа в руках тяжелое ведро с грязной водой, и вытянул шею, с интересом поглядывая на матросов, но Толстый Томас, корабельный кок, сердито крикнул ему:
– А ну, не ленись!
Тоскливо вздохнув, мальчик выплеснул воду за борт и спустился обратно, а сам кок вразвалочку подошел к фальшборту и оперся на планшир.
Только высокий, худой, как скелет моряк, стоявший за штурвалом – квартирмейстер Билл Рэнсом, – ничем не выказал любопытства: он лишь скорчил досадливую гримасу и пробормотал что-то о грехах, которые нужно замаливать или закапывать поглубже, если уж нет желания каяться перед Всевышним.
Капитан «Нимфы» не заставил себя долго ждать. Он вышел на палубу из своей каюты, на ходу раздвигая подзорную трубу. Его темно-синий, обшитый серебряным галуном камзол сидел на худощавой стройной фигуре, как всегда, безукоризненно, а в нетерпеливых, резких движениях сквозила ярость. Матросы притихли – никому не хотелось навлечь на себя гнев вспыльчивого кэпа, и наступила недолгая тишина.
Фрэнсис Холфорд долго разглядывал в подзорную трубу остров Ведьмы. Темно-русые волосы пирата шевелил ветерок, на красивом лице с высокими скулами и волевым подбородком застыло сосредоточенное выражение. Очень придирчивый наблюдатель истолковал бы глубокую морщину между бровями Холфорда как свидетельство мучительных сомнений и размышлений о чем-то весьма неприятном. Однако такая проницательность была несвойственна окружавшим его морякам. Исключение составлял только Билл Рэнсом, однако он не торопился выяснять, что тревожит капитана.
– Подойди-ка сюда, Билл, – наконец сказал Фрэнсис Холфорд.
Квартирмейстер свистнул, и тотчас же один из матросов послушно, словно верный пес, подбежал, чтобы занять его место за штурвалом.
– Видишь эту скалу, похожую на трезубец? – продолжил капитан, передавая подзорную трубу своему помощнику. – Дальше начинаются сплошные рифы и мели, к берегу не подойти. Это местечко – как сундук, который даже запирать не нужно, все равно к нему никто подобраться не может. Ты давай погляди сам.
Билл Рэнсом и Фрэнсис Холфорд являли собой весьма странную пару. Первый – просоленный до мозга костей пират с изборожденным глубокими морщинами лицом и блестящими черными глазами – всегда казался спокойным и целеустремленным, будто акула. Второй – бывший офицер английского королевского флота, красавец и сердцеед, даже после многих лет вне закона сохранивший некоторую элегантность и любовь к изысканной роскоши, мог в любой момент позабыть о хороших манерах и впасть в неистовство. Капитан был на судне главным, но именно квартирмейстер вел абордажную команду в атаку и делил добычу между всеми пиратами, поэтому команда боялась и уважала обоих в равной степени.
– Я надеялся, что Господь услышит молитвы старого грешника и передвинет проклятый остров так, чтоб мы его не нашли… – сердито проворчал квартирмейстер, высматривая скалу, о которой говорил капитан. – Ну, вижу. Какая там глубина? Мы сумеем бросить якорь?
– Только там и сумеем, – ответил Холфорд, отрешенно глядя вдаль. – А потом спустим шлюпку и доберемся до берега, чтобы забрать то, что по праву принадлежит мне. Я обещал, что приведу вас к сокровищу, и слово свое сдержу.
Рэнсом многозначительно ухмыльнулся.
– Я тут как-то вспоминал о человеке, которому «Нимфа» принадлежала три года назад, – медленно проговорил он, глядя капитану прямо в глаза. – Ведь три года прошло, верно? Ходили слухи, что ты бросил его на необитаемом острове где-то к востоку от Сент-Киттса. Впрочем, один парнишка, с которым мне как-то раз довелось поболтать, твердил, что «Нимфа» в тот раз к Сент-Киттсу и не приближалась, а ее бывшего капитана высадили на какой-то проклятой земле, которая исчезла в тумане, едва подняли якорь. Я подумал, может, парень говорил правду? Вот «Нимфа», вот ее капитан, а проклятый остров – до него рукой подать…
Холфорд выхватил у квартирмейстера подзорную трубу, развернулся и рявкнул на матросов так, что все они тотчас же очутились на своих местах, словно не было ни земли на горизонте, ни внезапной передышки в работе. Холфорд вновь обратил тяжелый взгляд на Билла Рэнсома. Тот, ничуть не испугавшись вспышки капитанского гнева, спросил:
– Не пора ли объяснить, что мы тут потеряли?
– Я же говорил… – начал Холфорд с раздражением, но Рэнсом перебил его, укоризненно качая головой:
– Постыдился бы кормить меня теми же байками, что и остальное братство, Фрэнсис. Клад, сокровища… Чушь! Ты постарался замести следы и преуспел, но я-то не дурак, я понял, куда ты на самом деле определил Джона Руби. Вот чего я никак не возьму в толк, так это причины, по которой мы сейчас здесь, а не на пути к Большому Кайману. Неужто нашего славного капитана замучила совесть и он явился к своему заклятому врагу смиренным, будто агнец? Что-то не верится. – Рэнсом замолчал и перевел дух. – Так что, Фрэнсис? Скажешь правду или мне придется ее из тебя выбить?
Подзорная труба в руках Холфорда сложилась с громким щелчком, на загорелом лице мелькнула гримаса сомнения. Наконец он решился – вздохнул, огляделся, будто желая убедиться, что их никто не подслушивает, и произнес вполголоса:
– Не здесь. Пошли в каюту, Билл, я поведаю тебе интересную историю…
Большую каюту Холфорда заливали солнечные лучи, проникавшие сквозь квадратные окна в кормовой галерее судна. Помещение казалось неуютным и даже слегка загроможденным из-за нескольких тяжелых сундуков и шкафов, стоявших вдоль стен. Массивный стол из красного дерева располагался посередине, его некогда блестящую полированную столешницу покрывали царапины, пятна и потеки воска; рядом стояли два стула, один из которых занял Рэнсом. Квартирмейстер держался уверенно, однако Холфорд заметил его настороженный взгляд – пират словно прикидывал, что делать, если капитан вдруг решит расправиться со своим чересчур проницательным помощником. Криво усмехнувшись, Холфорд полез в один из сундуков за бутылкой рома.
Прошлое и настоящее странным образом перемешались: когда-то он сам сидел на месте Рэнсома, а пират Джон Руби решал его судьбу. Бриг, на котором раньше служил Холфорд, назывался «Нептун», и капитаном его был некто Джозеф Магготт, редкостный пьяница, мерзавец и тугодум. На борту не было ни одного человека, который бы испытывал к Магготту что-то, кроме презрения и ненависти. Дисциплина держалась непонятно на чем, субординация тоже хромала, а постоянная задержка грошового жалованья только подливала масла в огонь. Когда наступил решающий день, оставалось только поднять факел мятежа и повести за собой команду, что Холфорд – на тот момент помощник капитана – и сделал с превеликим удовольствием.
Магготта и нескольких недоумков, в последний момент вознамерившихся его защищать, отправили прогуляться по выставленной за борт доске, после чего бриг «Нептун» на всех парусах ушел в Вест-Индию, где новоявленных пиратов, как им казалось, ждала богатая жизнь, полная опасности и развлечений.
За две недели в Карибском море «Нептун» четыре раза успел взять на абордаж мелкие торговые суда – испанские, французские и португальские. Первая добыча оказалась невелика, но приятна сама по себе – сахар, кампешевое дерево и небольшое количество золотого песка. А вот последний корабль, шлюп французских контрабандистов «Перл», вез, помимо всего прочего, пятнадцать бочонков отличного рома.
Едва ром очутился на борту, с трудом налаженная дисциплина полетела к морским чертям и матросы перепились быстрее, чем Холфорд успел понять, что происходит. Через несколько часов после начала веселой попойки им встретился бриг, чей несколько потрепанный вид вызвал у матросов «Нептуна» непреодолимое желание подраться. Холфорд, и сам к тому времени весьма нетрезвый, отбросил дурные предчувствия и приказал поднять все паруса, чтобы догнать жертву. Как же он потом винил себя за этот необдуманный поступок!..
Удача отвернулась от «Нептуна»: незнакомый бриг оказался пиратским, и его хозяева были очень разозлены неудачной стычкой с английским конвоем, сопровождавшим три торговых корабля. Им не составило труда обезоружить команду пьяных наглецов, после чего Фрэнсис Холфорд был препровожден в каюту капитана, которого звали Джон Руби.
«Весьма прискорбно, – сказал он, – что вы нарушили законы братства. Мы не нападаем друг на друга. Во исполнение долга вынужден наказать вас и вашу команду со всей возможной строгостью».
Холфорд пренебрежительно рассмеялся, но капитан Руби остался серьезным и лишь слегка приподнял бровь… Он и не думал шутить…
Внешность Руби с первого взгляда привела Холфорда в недоумение. Пират оказался полноватым человеком неполных тридцати лет, похожим скорее на молодого учителя или клерка из какого-нибудь лондонского торгового дома, чем на джентльмена удачи, грозного морского разбойника. Лицо у него было круглое и добродушное, а голос звучал так мягко и спокойно, что поверить в серьезность сказанного Холфорд сумел далеко не сразу. И этот тюфяк, этот рохля намеревался отправить на корм рыбам всю команду «Нептуна» во главе с капитаном! И при этом еще осмеливался выражать сожаление по поводу того, что обстоятельства сложились столь неудачно для побежденных!
Много позже Холфорд узнал о капитане Руби много интересного – особенно о дерзких набегах на испанские колонии. Он сам неоднократно становился свидетелем его отваги и решительности под огнем противника и на суше, и на море, но в тот момент вчерашний офицер королевского военно-морского флота впервые почувствовал себя сторожевым псом, который, удрав от свирепого хозяина в лес, обнаружил там целую стаю не менее свирепых волков, обладавших к тому же еще более острыми клыками.
Пристыженный, он рассказал Руби свою историю так, словно был на исповеди, и опытный пират по какой-то необъяснимой причине передумал устраивать казнь.
Матросам «Нептуна» предложили перейти на «Нимфу» под начальство Джона Руби, и все до единого согласились. Сам бриг был две недели спустя продан в пиратском порту Нассау за кругленькую сумму, которую впоследствии разделили между всеми пиратами, не обидев и новичков.
Холфорда Руби сделал своим помощником…
«Ты, наверное, не раз успел об этом пожалеть, Джон, – подумал Холфорд, вспомнив ту старую историю, и ощутил необычайное удовлетворение. – Как я тебя понимаю!..»
Он выпрямился и помахал бутылкой, будто бы невзначай демонстрируя Биллу пистолет за поясом. Самоуверенного квартирмейстера следовало приструнить, заставить немного поволновался за свою драгоценную шкуру, и момент выдался подходящий.
– Билл, ты был знаком с Джоном Руби?
Рэнсом заиграл желваками на скулах и после долгой паузы проговорил с неохотой:
– Видел его всего один раз, лет пять назад.
– И что ты можешь о нем сказать?
Квартирмейстер пожал плечами.
– Самоуверенный. Добродушный, но только с виду. Шумный, что твой итальяшка. Каков он в драке, я не видел, но люди говорили, что очень хорош.
– А что ты еще слышал о нем? – Холфорд с многозначительной улыбкой принялся разливать ром по стаканам. – О его делах… хм… до острова Ведьмы? Я подскажу: с кем он знался лет этак десять – двенадцать тому назад?
Рэнсом нахмурился, его губы зашевелились – пират считал года.
– Двенадцать лет назад Руби был совсем юнцом и плавал вместе с Генри Дэвисом, которого нынче жарят черти в аду. Говорят, старик его любил ну прям как родного сына… – Заметив одобрительный кивок капитана, он внезапно изменился в лице и спросил совсем другим голосом: – Ты на что намекаешь, Фрэнсис, разрази меня гром? При чем тут Генри Дэвис?
Холфорд, продолжая улыбаться, отсалютовал квартирмейстеру стаканом рома и выпил.
– Провалиться мне на этом месте… – растерянно пробормотал Рэнсом. – Ну-ка, рассказывай!
– Четыре месяца назад, когда мы стояли в Нассау, я пошел навестить Рыжую Амалию, – начал Холфорд. – Ее мадам, как увидела меня, чуть не отдала Богу душу от испуга. Оказалось, девчонка умерла еще в начале лета – простудилась, и лихорадка ее сгубила всего за каких-то два дня. Старая дуреха вбила себе в голову, что я из-за этого сровняю с землей все заведение. Честно говоря, мне и впрямь захотелось его спалить к чертовой матери! Неужели ей трудно было проследить, чтоб Амелия не шастала по улицам в дождь? – На лице пирата появилась гримаса недовольства, но почти сразу исчезла, сменившись выражением необычайного блаженства. – Но я не стал ничего делать, потому что передо мной предстала Лили. О-о, Лили, нежное дитя! Весной ей будет семнадцать. Знаешь, Билл, я до сих пор не понимаю, отчего не заметил ее раньше…
– Если ты собираешься разглагольствовать о прелестях своей новой девчонки, то я, пожалуй, пойду, – нахмурился Рэнсом. – Она шлюха, а для меня все шлюхи на одно лицо. Для тебя, похоже, эта простая истина когда-нибудь станет откровением.
Холфорд прищурился:
– Что ж, уходи, если не хочешь услышать про Золотой город.
Квартирмейстер в сердцах стукнул кулаком по столу так, что стакан подпрыгнул, перевернулся и покатился к краю стола. Запахло ромом. Холфорд резко наклонился, поймал злополучный стакан почти у пола и продолжил, добродушно посмеиваясь:
– Как-то ночью мы лежали с ней в постели и болтали. Точнее, Лили болтала – трещала без умолку, а я слушал, особо не вдумываясь. И вдруг в какой-то момент прозвучало имя, хорошо мне знакомое, – Генри Дэвис. Моя Лили что-то сказала о сокровищах Дэвиса. «Сокровища? – переспросил я, еще не зная в тот момент, что мне вот-вот откроется удивительная тайна. – Тот самый Золотой город? Малышка, да что ты можешь о нем знать, тебя ведь еще на свете не было, когда Дэвис сорвал свой первый куш…» Лили поняла, что я не верю ей, и рассердилась. «Конечно! – воскликнула она. – Разве можно верить проститутке? Ей и думать-то не положено». В общем, мне пришлось здорово постараться, прежде чем маленькая стерва сменила гнев на милость и соизволила-таки поделиться своим секретом.
Холфорд сделал паузу, чтобы глотнуть рома, и продолжил:
– Оказалось, за полгода до нашей встречи к Лили несколько раз заходил Джимми Джонсон… Да-да, ты верно понял – тот самый Джонсон, капитан «Шарлотты». Лили пришлась по нраву старому бродяге, и он даже пообещал, что заберет ее из борделя после того, как вернется из последнего плавания. Да не просто заберет, а женится на ней! Не смотри на меня такими глазами, Билл, ты не видел Лили, ты не понимаешь. Так вот, Джонсон расписывал ей в красках, как они будут жить в собственном доме, сколько у них будет прислуги и так далее, и тому подобное. В конце концов у малышки лопнуло терпение, и она спросила – а деньги-то где взять? Неужто у него припрятан клад, которого хватит на долгие-долгие годы спокойной и богатой жизни? С первого раза Лили ничего не узнала, Джимми просто отшутился, но женщина, если ей что-то взбрело в голову, своего все равно добьется. Вот и Лили добилась – Джонсон рассказал правду. Жаль только, не всю. Я знаю, что ищу, но понятия не имею, где оно спрятано.
– И что дальше?..
– Оказывается, ты не поверишь, у старого пройдохи Генри Дэвиса нашлись приятели, которым он доверил свою тайну. Трое их было. Известный тебе Джеймс Джонсон, капитан брига «Шарлотта»…
– Ныне покойный, – хриплым голосом проговорил Рэнсом. – «Шарлотта» пошла ко дну в начале весны, когда «Сан-Габриэле» всадил ей пару ядер ниже ватерлинии. Мир праху твоему, Джимми. Это хорошо, что Золотой город Дэвиса теперь тебе без надобности, но тайну ты унес с собой. Кто второй?
– Ричард Гринсэйл.
– Пират-джентльмен?
– Он самый. Его шхуна называлась «Смуглая принцесса». Как ты прекрасно знаешь, он уже полтора года на том свете – схвачен красными мундирами, осужден и повешен в Чарльз-Тауне. Незавидная судьба, верно? Владеть ключом к самому большому кладу из всех, когда-либо спрятанных от чужих глаз, и кончить жизнь на виселице!
– Каждый из нас может там оказаться, если на то будет воля Господа, – с набожным видом произнес квартирмейстер.
Холфорд хмыкнул – он давно выучил назубок все излюбленные выражения Рэнсома и перестал обращать на них внимание. Зато он видел, что в глазах старого плута появился алчный блеск. Еще бы, ведь речь шла о поистине уникальном сокровище…
– Так третий приятель Дэвиса – Джон Руби? – с огнем в глазах спросил Рэнсом.
Холфорд кивнул.
– И ты собираешься просить своего бывшего капитана о небольшом одолжении? – Рэнсом обнажил в ухмылке редкие зубы. – Знаешь, Фрэнсис, тут есть одна неувязка: по-моему, ты у него и так в неоплатном долгу, поэтому он не обязан тебе ни о чем рассказывать. Что ты можешь ему предложить взамен?
Холфорд уже не раз задавал сам себе этот вопрос. Гринсэйл, Джонсон и Руби для всего мира были потеряны – два трупа и один пропавший без вести. Но на самом деле Руби не пропал, он был на острове, да к тому же не один.
Воспоминания трехлетней давности напоминали поношенный камзол, местами покрытый дырами и пятнами, а кое-где добела выцветший на солнце. Фрэнсис позабыл имена и лица матросов, погибших во время мятежа на «Нимфе», но зато отлично помнил, как стоял в удалявшейся от острова Ведьмы шлюпке и с каким-то почти мальчишеским восторгом кричал Джону Руби и троим морякам, которые предпочли последовать за ним: «Счастливо оставаться, капитан!» Ответную фразу бывшего капитана и бывшего приятеля, почти друга, словно ветром унесло. Или, может, ее и вовсе не было? Нет-нет, о Руби не зря твердили, за глаза, разумеется, что он способен до смерти заболтать и самого дьявола. В этом были его сила и слабость, а значит, он не мог промолчать.
«Что же ты тогда сказал мне, Джон?» – спросил сам себя Холфорд.
Нет, он не жалел о случившемся, и представься ему возможность прожить все заново, он не стал бы ничего менять. Джон Руби всегда казался ему слишком легкомысленным, самоуверенным и простодушным для капитана такого прекрасного корабля, как «Нимфа». И разве не была лучшим доказательством его правоты непростительная оплошность, допущенная Руби сразу же после того, как его люди захватили «Нептун»? Пират не мог не знать, что тот, кто уже совершил одно предательство, легко пойдет и на второе. Какими бы соображениями он ни руководствовался, такой грубый просчет не мог быть оправдан ничем.
Руби ведь сам любил повторять, что капитан пиратского судна живет от мятежа до мятежа!
Фрэнсису Холфорду понадобился год, чтобы расколоть команду «Нимфы» на две части. И хотя поначалу численный перевес был на стороне противника, он ни дня не сомневался в успехе. Нет на свете силы страшней, чем зависть, и Холфорд, на собственном примере поняв это, сообразил, как обернуть такую силу себе во благо…
Холфорд словно очнулся от забытья. Он поднял глаза на Рэнсома и с расстановкой произнес:
– Я пообещаю Руби вернуть корабль.
– Думаешь, он такой дурак, что поверит тебе? Налей еще.
– Поглядим. – Капитан плеснул рому в стакан Рэнсома.
– Нет, ты мне скажи, разве он может снова поверить… предателю?
– Эй, полегче, Билли, не зли меня.
– Хорошо-хорошо! Ладно, ты лучше вот что мне объясни: предположим, Руби с превеликой радостью согласится рассказать и показать тебе, где находится Золотой город. Что дальше? Ты объяснишь ребятам, что мы ищем на самом деле, или сочинишь новую байку?
– Я расскажу правду. И делить сокровище мы будем, как принято у джентльменов удачи.
– Хм. Это радует.
– А чего ты ждал? Я ведь не Генри Дэвис. И не Руби…
– Что верно, то верно! – На обветренном лице квартирмейстера появилась едва заметная ироничная улыбка. – Выпьем, Фрэнсис, за наш… за твой успех!
2
«Нимфа» бросила якорь у скалы, похожей на трезубец, и матросы ловко спустили на воду шлюпку. Холфорд наблюдал за командой и видел, что пираты изнывают от нетерпения и любопытства: они считали, что на Острове Ведьмы спрятан клад, и уже прикидывали, как будут его делить. Он знал, что рассказать правду будет непросто, однако не боялся вызвать их недовольство. Золотой город оказывал на любого искателя приключений почти магическое воздействие, и беседа с Билли Рэнсомом была тому наилучшим подтверждением: моряк совершенно потерял голову. Глаза его теперь блестели не от выпитого в капитанской каюте рома, а от алчности и предвкушения богатой добычи.
Когда настал черед решать, кто поедет на Остров Ведьмы, Холфорд без особых раздумий выбрал самых сильных матросов. Таких на «Нимфе» было четверо: Тобиас, добродушный великан с широким, изуродованным оспой лицом; рыжеволосый здоровяк Джереми, еще недавно промышлявший ловлей черепах у Большого Каймана; широкоплечий крепыш Густав, способный одним ударом кулака свалить кого угодно; долговязый и сутулый Ловкач, бывший вор из Джеймстауна, чья внешность была весьма обманчива – своими тонкими пальцами он с легкостью гнул подковы. Поразмыслив, Холфорд велел молчаливому выносливому метису, которого пираты, не утруждая себя запоминанием труднопроизносимого имени, называли просто индеец Бен, также присоединиться к отряду. Выбор капитана никого не удивил – ведь предполагалось, что сокровище нужно будет выкапывать, а для этого нужны сильные руки и заступы, которые он, продолжая играть в свою игру, велел погрузить в лодку. Истинная причина происходящего была понятна только Рэнсому, и квартирмейстер, улучив момент, спросил:
– Значит, ты все-таки страшишься встречи со старыми друзьями?
– По-твоему, четверка одичавших островитян представляет какую-то опасность? – язвительно поинтересовался Холфорд. – За три года порох отсырел, ножи затупились. Что эти несчастные могут с нами сделать – закидать кокосами?..
Ответ Рэнсома не заставил себя долго ждать:
– Если спросишь меня, то я скажу прямо: в умелых руках и кокос превращается в грозное оружие.
Капитан, раздраженный насмешливым тоном квартирмейстера, стиснул зубы и ничего не сказал.
В последний момент перед погрузкой в шлюпку квартирмейстер вдруг попросил взять его на остров, и Холфорд не стал возражать. Путь оказался нелегким: шлюпке приходилось все время лавировать между покрытыми белой пеной прибоя рифами, которые словно вырастали из ниоткуда. Выйдя на более тихую воду, пираты дружно налегли на весла. Шлюпка быстро приближалась к поросшему пальмами берегу. Он выглядел безмятежно, однако тревога Холфорда росла.
Квартирмейстер на самом деле был прав: решение вернуться далось нелегко. Три года назад Холфорд покинул этот обманчиво прекрасный клочок земли, желая навсегда зачеркнуть прошлую жизнь, начать все заново… И это ему почти удалось! К настоящему моменту из старой команды оставалось всего два человека – сам Холфорд да корабельный врач Джон Коул, тихий пьяница, который вот уже год жил на корабле, не пытаясь сойти в каком-нибудь порту даже просто для того, чтобы ощутить под ногами твердую землю. Коула можно было не бояться, а значит, первый капитан «Нимфы» был хоть и жив, но спрятан надежно, как в могиле. «Мертвые не кусаются…» – говаривал не раз Джейкоб Холфорд, поучая своего маленького сына. Фрэнсис не забыл наставлений отца, однако убить своего бывшего капитана все же не смог, ведь это навсегда испортило бы его репутацию в глазах берегового братства.
Однако если бы не Золотой город, Холфорд никогда бы не вернулся на остров Ведьмы!
Уже несколько дней он гнал из головы навязчивую мысль: а что, если Руби и матросы, оставшиеся с ним на Острове Ведьмы, сошли с ума и перебили друг друга? Неписаный пиратский закон требовал выделять тем, кого высаживали на необитаемый остров, ружье или пистолет, пули и порох. Холфорд не помнил точно, сколько пистолетов и ножей оставили морякам Руби, но в любом случае, если они возненавидели бывшего капитана, возможность расквитаться с ним была у каждого.
«Руби – живучая сволочь, – сказал Холфорд сам себе. – Его так просто не убьешь».
Впрочем, верилось в это с трудом…
Глядя на застывшего с мрачным видом капитана, квартирмейстер неожиданно для себя догадался, о чем тот думает:
– Уверен, что они не подохли?
Рэнсом, сам того не зная, подлил масла в огонь.
– С какой стати? – раздраженно произнес Холфорд. – Клянусь всеми святыми, обойдись мы с Джоном по справедливости, его кости лежали бы сейчас на голой скале, окруженной голодными акулами. Но мы проявили милосердие и оставили его в раю, где есть все что нужно – вода, еда…
– А как же женщины? – перебил Рэнсом, ехидно ухмыльнувшись. – И выпивка? Без этого рай не рай, а юдоль страданий.
Холфорд недовольно поморщился, не оценив шутки:
– Зато отличный шанс стать праведниками. Мы еще и друзей с ним высадили, чтоб от скуки не свихнулся. Да в старой доброй Англии многие мечтают о такой жизни!
Квартирмейстер со скептическим видом покачал головой:
– Не думаю, что капитан Руби оценил твои благие намерения по достоинству.
До сих пор матросы-гребцы, если и слышали их разговор, не понимали, о чем идет речь, но тут рыжий Джереми взглянул на квартирмейстера с плохо скрываемым удивлением: «Уж не ослышался ли я?»
Да, упоминать имя капитана Руби не следовало – еще слишком рано открывать все карты. Холфорд отвернулся, давая Рэнсому понять, что разговор окончен. Но внутренний голос унять было не так просто: «А если Руби не захочет, чтоб его нашли?..»
Остров недостаточно велик, чтобы на нем можно было спрятаться. Конечно, поиски займут немало времени, но всемером они сумеют перевернуть там каждый камень, причем еще до наступления темноты. Да и зачем островитянам прятаться? Они и сами понимают, что такая игра лишена смысла: через три года никто бы не вернулся за ними только ради того, чтобы убить. Они понимают, если не сошли с ума.
Есть много способов покончить с собой, не так ли? О-о, да! Если порох отсырел, можно, к примеру, утопиться. Впрочем, нет. Здешние воды кишат акулами, чья беспримерная кровожадность не позволит самоубийце-утопленнику довести дело до конца, решив его проблему совсем иным способом – болезненным, но действенным. Еще можно уморить себя голодом, разбить голову о камни, перерезать жилы на руках…
Холфорду показалось, что Золотой город – прекрасный, манящий! – удаляется, растворяясь в густом тумане. Он грязно выругался и стиснул челюсти так, что заболели зубы. Билл Рэнсом покосился на своего капитана, но ничего не сказал. Так, в молчании, они и прибыли на остров.
Когда шлюпка мягко ткнулась носом в желтый берег, матросы сноровисто попрыгали в воду; Холфорд последовал за ними. Ветер всколыхнул кроны пальм, и те зашуршали, словно приглашая неожиданных гостей войти в рощу, насладиться тенью, отдохнуть и, может быть, остаться здесь навсегда.
Внезапно поблизости раздался женский смех. Пираты, схватившись за оружие, принялись озираться по сторонам. Никто не вышел им навстречу из прибрежных зарослей, никто не попытался напасть, однако райский пейзаж теперь вовсе не казался таким уж безоблачно прекрасным. Холфорд по лицам своих людей догадался, что они позабыли о золоте и вспомнили о том, какая у острова Ведьмы темная репутация. Сам капитан «Нимфы» не считал себя суеверным человеком. Да к тому же он бывал на этом острове раньше и отлично знал, что никакой индейской колдуньи тут и в помине нет. И все-таки ему стало не по себе: смех прозвучал слишком отчетливо, чтобы быть криком какой-нибудь птицы или порождением ветра.
– Тут кто-то есть, капитан, – встревоженно сказал Ловкач. – Человек или… призрак…
Холфорд понял, что пришла пора отвлечь пиратов от мыслей о ведьме, и сделать это следовало единственным возможным способом – рассказать правду о том, зачем они прибыли сюда. Он набрал воздуха в грудь, придал лицу спокойное, уверенное выражение… И вдруг краем глаза увидел нечто лежавшее на песке в нескольких шагах от того места, где они стояли.
Если бы в этот момент смех раздался опять, Холфорд повернул бы обратно.
– Никого… – Индеец Бен выступил вперед, повел носом, будто собака, вынюхивающая след. Он был, как обычно, немногословен. – Здесь никого нет…
Пираты посмотрели на капитана, который как раз успел взять себя в руки.
– Я должен вам всем кое-что объяснить, – проговорил он и увидел, как лица моряков – у всех, кроме Рэнсома, вытянулись от изумления. – Мы сюда прибыли, чтобы забрать не сам клад, а того, кто знает, где этот клад находится.
Теперь они удивились по-настоящему, однако не так сильно, как ожидал Холфорд. Это был хороший признак. Даже подозрительный Ловкач глядел на него с любопытством, но без тени волнения: по глазам было видно, что бывший вор капитану верит и не ждет подвоха.
– Почему вы нам сразу не сказали? – спросил верзила Тобиас.
– Потому что в тот день, когда я предложил отправиться на остров Ведьмы, меня поддержала едва ли половина команды, – с расстановкой произнес Холфорд, глядя пирату прямо в глаза. – Вы испугались колдуньи, которая давно уже умерла, если вообще жила на этом свете. А сколько людей осталось бы на моей стороне, признайся я сразу, что собираюсь вернуться туда, где три года назад высадил предыдущего капитана «Нимфы», Джона Руби?
– Руби, – пробормотал Джереми. – Значит, я не ослышался там, в лодке…
– И что же? – Рука Холфорда потянулась к абордажной сабле. – Это что-нибудь меняет, дружище?
Рыжеволосый тотчас же расплылся в улыбке и примирительно поднял руки вверх:
– Мистер Холфорд, вы мой капитан! А Руби? Просто слыхал о нем еще до того, как попал на «Нимфу».
– Отлично. Еще вопросы есть?
Пираты переглянулись и отрицательно замотали головами.
– А этот Руби, он вооружен? – поинтересовался Густав, кладя руку на рукоять длинного ножа, заткнутого за пояс. – Он один или тут есть еще кто-то?
– Три года назад их было четверо, – честно ответил Холфорд. – И у них есть ножи и пистолеты, но порох за это время должен был отсыреть, потому что его не в чем хранить. В любом случае, не стоит расслабляться, парни. Если на плечах голова, а не пушечное ядро, всегда можно что-нибудь сообразить из подручных средств, без пороха.
– Это все? – иронично улыбнулся Рэнсом. – Или есть еще секреты?
«Ах ты старый черт, – мысленно выругался Холфорд. – Рано раскрывать все карты!» Повинуясь какому-то странному предчувствию, он решил пока не рассказывать о том, что за сокровище было истинной целью их путешествия. Золотой город был почти легендой, слишком богатой добычей, чтобы пираты в него поверили сразу и безоговорочно. К тому же здесь, на берегу проклятого острова, им могло прийти в голову, что капитан сошел с ума.
– Всему свое время, – сказал он вслух. – Но одно могу сказать точно: у тех, кто пойдет за мной, до конца жизни будут большие трудности с растратой золота, которое мы добудем.
– Так чего же мы ждем?! – воскликнул Густав, и остальные пираты поддержали приятеля – все, кроме индейца.
Метис, как теперь заметил Холфорд, глядел не на товарищей, а на ту самую вещь на песке, что привлекла его собственное внимание, – короткую веточку, к которой были привязаны три светло-серых пера и еще что-то… Может быть, птичья косточка? Он не мог рассмотреть издалека, а приближаться опасался, потому что матросы, завидев эту штуковину, вновь могли преисполниться суеверного страха.
Ведь это был индейский амулет – точь-в-точь такой, как в истории про ведьму… Колдовская безделушка могла помешать Холфорду удержать моряков на своей стороне. Ведь он даже толком не рассказал, что они ищут на самом деле. Стоило вовремя поманить джентльменов удачи блеском золота, и они забыли про все остальное! Пряча смятение под напускной веселостью, Холфорд велел Тобиасу остаться возле шлюпки на тот случай, если кто-то из одичавших островитян вознамерится ее присвоить. Пират согласился, и в его глазах мелькнуло облегчение, как будто великан опасался идти в джунгли искать Джона Руби и его товарищей.
Остальные моряки ринулись в тропические заросли, обмениваясь на ходу сальными шуточками по поводу того, что они сделают с красоткой-ведьмой, если только ее найдут на острове. Задержался только индеец Бен, чтобы подобрать ведьмин амулет и почтительно вручить его капитану. Смуглое, широкоскулое лицо метиса при этом оставалось таким же невыразительным, как обычно.
Холфорд шел позади своих матросов. Некоторое время он продолжал сжимать в кулаке злосчастную вещицу, размышляя о том, откуда только она могла взяться на пустынном берегу? А потом с отвращением ее выбросил, но все равно с каждым шагом его настроение становилось все хуже. Ничего не происходило: из густых зарослей не летели самодельные стрелы или кокосовые снаряды. Обросшие волосами и одичавшие моряки не бросались навстречу нежданным гостям, умоляя забрать их отсюда. Поблизости пели две птицы, будто разговаривали друг с другом, да шумела где-то наверху, в вечнозеленой листве, стайка обезьян. Тихо шуршали на ветру пальмовые ветви.
Царившее вокруг умиротворение показалось Холфорду затишьем перед грозной бурей, и пират приостановился, чтобы оглядеться по сторонам. Нечто зловещее таилось в густой растительности этого тихого острова. Видимо, в прошлый свой визит он оказался слишком занят собой, чтобы почуять неладное. «Неужели Господь очистил это место от грешников? – саркастически вопросил Холфорд сам себя. – Тех грешников, которых я вознамерился отыскать спустя три года? Что ж, затея оставить их в живых была дурацкая. Однако надежда найти Руби в добром или недобром здравии все-таки есть… И плевать на ведьму!»
– Разделимся! – приказал он своим матросам. – Джереми, Бен, вы со мной, остальных поведет мистер Рэнсом!
Втроем они продолжили путь и углубились в заросли так, что шум прибоя сделался почти не слышен. Хотя до берега было совсем недалеко, здешние пальмы приглушали звуки. Солнечные лучи плохо проникали сквозь листву, и пираты продвигались вперед в таинственном полумраке, ступая по упругой земле, вдыхая густой воздух, насыщенный ароматами тропического леса. Холфорд исподволь подмечал какие-то мелочи, не представлявшие особой важности, но привлекавшие к себе внимание, – ярко-красная лягушка на зеленом листе, лиана с бледными, неприятными на вид орхидеями, мелькнувшая впереди птица.
Зацепившись полой камзола за колючую ветку куста, усыпанную мелкими красными ягодами, он остановился… И в этот момент опять услышал женский смех, раздавшийся откуда-то сверху.
От зловещего звука мороз пробежал по коже. Одного взгляда хватило, чтобы понять: Джереми и индеец Бен тоже его услышали. Они не выглядели испуганными, однако Холфорд чувствовал, что его бесстрашные бойцы оробели, столкнувшись с чем-то, что не поддавалось разумному объяснению.
– Это ветер, – сказал он, потому что тишина была пугающей. – Только и всего…
Индеец покачал головой и, присев на корточки, поддел острием ножа что-то лежавшее на земле. Это оказался еще один амулет – опять перья, только на этот раз черные и длинные, обвязанные не веревкой, а тонким кожаным ремешком. Холфорд закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь унять постыдное волнение.
Бывалые моряки рассказывали ему об островах, где ветер плачет и шепчет, а порою даже разговаривает, и все из-за вполне естественных причин вроде деревьев или особым образом расположенных скал. Но здесь происходило что-то иное… Что-то противоестественное! Этот жуткий смех, эти амулеты, и самое главное – отсутствие Руби! Холфорд терялся в догадках, чего следует ждать и к встрече с каким врагом стоит приготовиться.
Они пошли дальше, не сказав друг другу ни слова, и через некоторое время обнаружили пень, рядом с которым лежал ствол поваленной пальмы. Внутренняя часть пня оказалась выдолблена, и в получившейся чаше скопилась дождевая вода – она потемнела и зацвела от времени. «Вот так же на острове, где я жил, делают пальмовое вино, – сказал Джереми. – Кто-то его уже выпил… Только это было очень давно…» Больше никаких следов пребывания людей вокруг не было.
А потом пираты, продравшись сквозь густые тропические заросли, попали на поляну, посреди которой было то, что Холфорд меньше всего ожидал найти на острове Ведьмы. Он остановился и в бессильной злобе ударил кулаком по стволу дерева.
– Вот оно как вышло… – пробормотал Джереми. – Не повезло…
Три длинных, невысоких холмика.
Три могилы…
Золотой город в последний раз мелькнул перед внутренним взором Холфорда и навсегда исчез в густом тумане разочарования. Руби, Руби, проклятый болтливый сукин сын! Как он мог сдохнуть здесь, на этом острове, унеся с собой тайну Генри Дэвиса?
– Надеюсь, Джонни, твоя жалкая душонка будет тысячу лет гореть в аду, – пробормотал Холфорд и на негнущихся ногах двинулся вперед. Он шел, как незрячий, сам не понимая, зачем и куда. Он не слышал, как поодаль зашуршала листва и на прогалину вышли Рэнсом, Ловкач и Густав. Увидев могилы, потрясенные пираты остановились. Лишь спустя несколько минут Рэнсом кашлянул и невыразительным голосом сообщил капитану, что они нашли неподалеку отсюда хижину из пальмовых листьев – опустевшую, судя по всему, давно.
– Где? – хрипло спросил Холфорд. – Я хочу ее осмотреть.
Убогое жилище едва ли заслуживало называться «хижиной», это был просто очень низкий и широкий навес, под которым устроившие его люди, должно быть, прятались от дождя, заползая внутрь, как змеи в нору. Холфорд острием сабли разворошил листья и сухую траву: в дальнем углу обнаружился ворох тряпок – одежда, пришедшая в негодность, покрытая дырами, плесенью… и темными пятнами крови.
Под тряпками лежали два разряженных пистолета и нож. Это убедило капитана, что оставленные им на острове пираты погибли все до единого, поскольку если бы уцелевший вдруг получил шанс спастись, предположим, на каком-нибудь корабле с командой, достаточно отважной для того, чтобы бросить якорь возле проклятого острова, то он не оставил бы здесь ничего ценного.
Холфорд в сердцах пнул одну из подпорок, и крыша хижины с треском рухнула.
Были поблизости и другие следы пребывания людей: некое подобие огорода, где кто-то пытался выращивать местные овощи, похожие на дыни. Сложенный из камней очаг, подле которого валялись несколько больших раковин и панцирь черепахи, – должно быть, они заменяли островитянам посуду. На всем лежала печать запустения и заброшенности, хотя никто бы не смог точно сказать, когда именно остров обезлюдел.
– Вернемся к могилам, – сказал Холфорд. – Джереми, Ловкач, вы принесете из шлюпки заступы.
Я хочу понять, отчего умерли эти бедолаги… И, кстати говоря, не мешало бы осмотреть северную часть острова, где-то там должен быть еще один труп.
Раскапывание могил в планы пиратов не входило, однако перечить капитану все же никто не осмелился. Он отправил Густава и индейца в джунгли, а потом вместе с Рэнсомом вернулся на поляну, ставшую маленьким кладбищем.
– Зачем тебе знать, как они умерли? – спросил квартирмейстер, когда тишина сделалась невыносимой. – Разве это что-то меняет?
Холфорд хмуро посмотрел на своего помощника и ничего не сказал.
– А-а, я понял! – Рэнсом невесело рассмеялся. – Ты хочешь понять, угодил ли Руби в яму или пропал без вести. Может, его ведьма к себе забрала и он попал прямиком в индейский ад? Я готов поверить во что угодно после этого проклятого смеха и дьявольских игрушек с перьями… – Тут он увидел, как изменилось лицо Холфорда, и покачал головой. – Значит, вы их тоже находили? Фрэнсис, послушай старого друга: давай уйдем отсюда и…
– Нет! – перебил Холфорд. – Ты разве не слышал, какой был приказ?
Рэнсом многозначительно прищурился.
– Слышал, разумеется. Только сдается мне, что это был не самый умный из твоих приказов.
Ответить квартирмейстеру Холфорд не успел, потому что наверху вдруг раздался шум и треск, а потом по распростертым над поляной ветвям пронеслись обезьяны. Их как будто что-то спугнуло, и пираты схватились за оружие. Но никто не попытался напасть из зарослей, зато одна из хвостатых тварей внезапно развернулась и швырнула вниз что-то темное и большое. Рэнсом еле успел увернуться от снаряда, просвистевшего в опасной близости от его головы, и разразился ругательствами в адрес мерзкого существа. Пока он отводил душу, Холфорд нагнулся и поднял с земли то, чем бросилась обезьяна, – это была половинка скорлупы кокосового ореха, покрытая узором из закорючек. Он показался пирату слишком ровным для следов жизнедеятельности древесных жучков.
Закорючки при ближайшем рассмотрении оказались… буквами!
Мелкие буквы, выцарапанные не то ножом, не то обломком ракушки, почти сливались друг с другом, но написанное все-таки можно было разобрать. Прочитав короткую фразу, Холфорд почувствовал что-то вроде леденящего прикосновения и вздрогнул от ужаса. Его охватило оцепенение, и он не сразу осознал, что Рэнсом пытается с ним говорить.
– Фрэнсис! Фрэнсис, да что с тобой, черт побери, такое?!
– Ничего, – проговорил он сквозь зубы. – Я просто… задумался.
В следующую секунду скорлупа кокоса полетела в кусты, и никто, кроме капитана, так и не узнал, что на ней было нацарапано жутковатое послание, отправленное не то мертвецом, не то пропавшим без вести и нашедшее адресата весьма странным способом:
«Увидимся в аду, Фрэнсис Холфорд!»
Примерно в это же время Индеец, отделившийся от Густава и забравшийся глубоко в густые заросли, вдруг услышал странный звук – не смех, а негромкий мелодичный перезвон, который то затихал совсем, то становился громче. Метис поднял голову и увидел, что высоко на ветвях деревьев развешаны ведьмины амулеты, не меньше трех десятков. Перья, тонкие кожаные ремешки, пучки сухой травы, птичьи косточки… А еще целые гроздья маленьких раковин с просверленными дырочками. Они покачивались на ветру, ударяясь друг о друга, и таким нехитрым способом рождалась музыка.
Индеец смотрел на них и улыбался.
3
Холфорд собирался сразу же по возвращении на «Нимфу» поднять якорь и поскорее убраться подальше от острова Ведьмы, однако удача отвернулась от него, и, видимо, надолго. Стоило капитану подняться на борт корабля, как на море воцарился полный штиль. Такое случалось и раньше, но именно сейчас Холфорд расценил каприз погоды как очередную шуточку индейской колдуньи и, не в силах справиться с нарастающей яростью, наорал на метиса за то, что тот блуждал по острову до самого отплытия шлюпки, но так ничего полезного и не нашел. После этого настал черед объясниться с остальными пиратами, которые с нетерпением ждали товарищей вместе с выкопанным кладом.
Холфорд не был уверен, что сумеет избежать бунта, для которого у моряков были все основания – ведь капитан их провел, обманом заманил к проклятому острову, где на самом деле не было никаких сокровищ, а всего лишь тайна, чей единственный хранитель изволил отправиться на тот свет. Он говорил и говорил несколько часов, пока окончательно не охрип. Палуба под ногами казалась ему сковородой на адском огне, который разгорался все сильнее. Своими руками вымостить дорогу к богатству и славе, пусть даже богатство чужое, а слава добыта путем разбоя, и своими же руками все разрушить – что ж, он мог признать, в этом была справедливость, хоть и несколько извращенного толка.
Еще немного, и остров Ведьмы удостоился бы чести принять второго капитана «Нимфы» в качестве постояльца на неопределенный срок. Должно быть, Джон Руби на том свете смеялся над своим обидчиком: «От мятежа до мятежа, дружище Фрэнсис, от мятежа до мятежа!»
В конце концов, Холфорд откупился от команды, дав своим людям честное слово найти сокровища и пообещав выпивку в первый день по возвращении в Нассау. За его счет, разумеется. Все еще сердитые, пираты разбрелись кто куда, а сам он ушел к себе в каюту. Впереди была бессонная ночь, полная бесплодных размышлений.
На острове, раскопав три неглубокие ямы, они нашли истлевшие скелеты давно умерших людей, и только после этого имена тех, кто решил последовать за Руби, всплыли в памяти у Холфорда: Вилли Пирс, Джон Бишоп и Джек Блейк. Последний так и вовсе был одним из лучших друзей капитана, они несколько раз спасали друг другу жизнь. Двоих Холфорд сумел опознать – Пирса и Бишопа. Первый был самым низкорослым из всей четверки, настоящим коротышкой; его скелет оказался совершенно целым, и причину смерти никто не понял. Бишоп еще до того, как Фрэнсис Холфорд попал на «Нимфу», потерял в портовой драке два пальца на левой руке, мизинец и безымянный. Перед смертью он лишился и правой ноги ниже колена – должно быть, решил поплавать и встретился с акулой.
У третьего покойника был разбит череп, и Холфорд не знал, кто это такой: Руби или Блейк. Оба были темноволосыми, примерно одного роста и одинакового телосложения, а все особые приметы мертвеца давно уничтожили могильные черви.
Один из брошенных на острове Ведьмы моряков словно растворился в воздухе, и Холфорд видел лишь три обстоятельства, которые могли послужить тому причиной.
Во-первых, он мог сойти с ума и утопиться, оказавшись в полном одиночестве после гибели товарищей. Это было вероятнее всего, и именно такую версию предложил Ловкач, с которым согласились остальные пираты.
Во-вторых, его мог взять на борт проходивший мимо корабль, хотя Холфорду все-таки казалось сомнительным, что капитан этого корабля отважился бы послать шлюпку к берегам проклятого острова, не зная наверняка, кто и зачем подает сигнал бедствия.
В-третьих, о кокосовой скорлупе он так никому и не рассказал…
«Зря мы сюда явились, – пробурчал Джереми, когда они, подавленные и злые, плелись к шлюпке, возле которой сгорал от нетерпения Тобиас. – Этот остров принадлежит ведьме вместе со всем, что на нем есть. Теперь она нам обязательно отомстит за то, что мы явились без приглашения».
Холфорду наконец-то представилась возможность выместить на ком-то свое раздражение и злость. Он остановился и коротким, резким движением ударил матроса под дых. Рыжий упал на песок, скорчившись и хватая воздух ртом, словно рыба, которую вытащили из воды и бросили на палубу. Ловкач, сам недавно присоединившийся к пиратам, шагнул было вперед, чтобы вступиться за приятеля, но остановился, заметив, что Билл Рэнсом неодобрительно качает головой. Слова Джереми могли спугнуть удачу. Рэнсом, как и многие другие пираты, на месте капитана сделал бы то же самое. Джереми и сам это понял: он молча поднялся на ноги и за весь вечер после этого не произнес ни слова.
Обезьянье послание не шло у Холфорда из головы, он мерил каюту шагами, повторяя про себя: «Руби или Блейк? Руби или Блейк? О-о, господи, я же так с ума сойду…»
«Нимфа» между тем медленно погружалась в сон. По вечерам пираты обычно доставали кости, карты или развлекались как-то иначе, но поблизости от острова Ведьмы, чья безмятежная красота теперь казалась зловещей, ни у кого не было подходящего настроения для таких занятий. Ночная темнота окутала бриг, будто густой туман. Свет палубных фонарей сделался каким-то тусклым, несмелым, а через некоторое время один из них и вовсе погас. Скала, в тридцати футах от которой находилась «Нимфа», потерялась во мгле, и только человек, обладающий зрением совы, заметил бы тень, отделившуюся от уступа.
Без единого постороннего звука тень преодолела расстояние, разделявшее скалу и корабль; так же тихо она поднялась по якорной цепи, а потом с ловкостью обезьяны взобралась на полубак. Вахтенные, искренне уверенные в собственной бдительности и готовности не спать до самого утра, мирно дремали, поэтому тень прокралась мимо них и, спустившись в люк, скрылась из вида. Когда пираты очнулись и продрали глаза, ничто не говорило им о присутствии на судне постороннего человека.
Да и человек ли это был?..
Толстый Томас забрался в шкаф и, стараясь не греметь посудой, вытащил из дальнего угла жестяную банку с ржаными сухарями. Это были особые сухари – свежие, не тронутые ни плесенью, ни червяками, – и предназначались они капитану.
Кок вытащил один и захрустел.
Он чувствовал себя на камбузе – да и на корабле как таковом! – вольготно, словно кот в амбаре, полном жирных, откормленных мышей. Команда его не жаловала, но задираться в открытую никто не осмеливался: пираты прекрасно знали, что у кока есть возможность отомстить. Толстому Томасу ничего не стоило выварить свои штаны вместе с похлебкой из солонины, которая варилась в большом котле чаще всего, и порой он это делал даже просто так, без повода – ведь надо было где-то стирать одежду. Капитан, чья еда готовилась отдельно и с куда большим уважением, на все жалобы матросов отвечал одинаково: «Не нравится – бросьте его за борт, только чтоб в тот же день нашли другого кока, иначе его место займет кто-нибудь из вас!» Пираты начинали обсуждать кандидатуру нового кока, но вскоре бросали это дело, потому что не могли прийти к согласию.
Томаса череда приговоров и помилований едва ли волновала.
Он спал, ел, наслаждался теплом от очага и, когда приходило время, варил в котле пойло, которое могла вызвать у человека со слабым желудком адские колики. Однажды самонадеянность сыграла с коком злую шутку – в стряпню попало что-то совсем несъедобное, и вся команда сутки напролет маялась животом. В тот раз Билл Рэнсом врезал-таки коку от всей души, чуть не выбив ему челюсть. Через несколько недель, когда все уже забылось, квартирмейстер сломал зуб – в его порции каши обнаружилась пуля. Как она туда попала, разобраться не удалось, а кок на этот раз оказался ни при чем – ведь кашу разливал юнга Кристофер, которого вся команда называла Заморыш Кит. Юнге и досталось за попадание в пищу постороннего предмета.
Толстый Томас знал, что месть – это блюдо, которое надо есть остывшим. Когда у двери камбуза раздались шаги, Томас спрятал банку под стол, но, увидев на пороге юнгу с башней деревянных тарелок в руках, расслабился. Посуда на камбузе «Нимфы» всегда была относительно чистой из-за того, что тощему Кристоферу приходилось ее постоянно мыть: Томасу нравилось издеваться над Заморышем, заставляя того иголкой вычищать объедки из каждой трещины в тарелке. Юнга иногда перемывал все по три раза, не пытаясь взбунтоваться; он лишь поглядывал на кока исподлобья, со страхом и ненавистью.
Вот и сейчас в его взгляде был страх.
– Я все хорошенько вымою, сэр! – крикнул Кит по-мальчишески звонким голосом. – Вам нет нужды сегодня за мной наблюдать.
– Ставь туда. – Кок слизнул оставшиеся на ладони крошки и попытался шлепнуть юнгу; тот с трудом увернулся, чуть не уронив свой тяжелый и хрупкий груз. – Ты сегодня трудишься без усердия, Кит. Нехорошо.
– Я стараюсь…
– Плохо, значит, стараешься! – Толстый Томас, изловчившись, поймал мальчишку за шиворот. – Я тебя учу-учу, а все без толку! Вот выложу капитану как на тарелочке твой маленький секрет, и наш добрейший мистер Холфорд выкинет тебя за борт. Рассказать?
– Не надо, – пролепетал юнга. – Я буду делать все, что прикажете!
– Не верю я тебе… – сказал кок, сально улыбаясь. – Ну-ка, иди сюда.
Мальчишка задрожал. Он сейчас больше всего на свете хотел бы оказаться где-нибудь в другом месте, потому что здесь не приходилось рассчитывать на чью-то помощь, и бежать от Толстого Томаса было некуда. Шуметь он тоже не мог, поскольку, в конце концов, это привело бы к ужасным последствиям.
– Иди сюда, – повторил кок, нахмурившись, но в этот миг кто-то постучал в дверь… И юнга перевел дух. Он по опыту знал, что у толстяка резко меняется настроение, стоит кому-то вмешаться в спектакль, чье действие разворачивалось на камбузе. Вот и сейчас Томас, мгновенно преобразившись, напустил на себя серьезный вид и повернулся к столу, будто бы собираясь что-то готовить. «Ночью-то! – подумал Кит и еле сдержался, чтоб не фыркнуть. Искушать судьбу в любом случае не стоило. – Но кто же стучал? И почему не вошел?..»
– Кто там? – раздраженно спросил Толстый Томас. – Это что еще за шутки?
Он бросил на юнгу суровый взгляд, и Кит послушно приоткрыл дверь; как мальчик и подозревал, за ней не было ни души. Случайно опустив взгляд, он увидел у самого порога нечто интересное – пять плоских ракушек, нанизанных на кожаный ремешок так, что их цвета чередовались. Розовый, черный, снова розовый… Подобрав забавную безделушку, юнга отправился мыть тарелки, насвистывая веселую мелодию и больше не обращая внимания на ворчание Толстого Томаса.
Тень, отлепившись от переборки, продолжила свое путешествие по кораблю.
В ту ночь на «Нимфе» осталось лишь одно помещение, где она не побывала, – каюта капитана. Тень постояла некоторое время возле двери, прислушиваясь к доносившимся изнутри звукам – шаги, скрип ножек стула, снова шаги, звяканье и бульканье льющегося в стакан рома. Тень слушала и улыбалась, ее огромные глаза блестели в темноте.
Под утро она скрылась в трюме, затаившись до следующей ночи.
Поскольку охота за сокровищами временно прекратилась, Фрэнсису Холфорду надлежало вернуться к насущным делам, важнейшим из которых было исполнение договора, заключенного месяц назад с одним из самых опасных пиратов Вест-Индии – Эдвардом Тэтчем по прозвищу Чернобородый. В условленный день «Нимфа» должна была встретиться возле острова Большой Кайман с кораблем Чернобородого под названием «Немезида». Их дальнейший путь лежал к самому крупному порту Южной Каролины, Чарльз-Тауну, чье богатство притягивало морских разбойников всех мастей.
Холфорд рассчитывал, что «Нимфа» успеет добраться до места встречи в срок, даже принимая во внимание стоянку у Ведьминого острова. Однако уже на следующий день после того, как бриг снялся с якоря, стало ясно, что в его расчеты вкралась ошибка: на море вновь, как и накануне вечером, наступил штиль. Паруса брига обвисли, и «Нимфа» остановилась посреди бескрайнего океана.
До полудня Холфорд не беспокоился, но потом его стали терзать тревожные предчувствия. Что, если штиль продлится несколько дней? В этих широтах такое случалось. Он обещал Чернобородому не опаздывать, а характер Тэтча давно уже стал притчей во языцех: тех, кто осмелился его обмануть или подвести, пират наказывал с дьявольской жестокостью. До сих пор, правда, это распространялось лишь на подчиненных и пленников, но Холфорду очень не хотелось стать исключением из правила.
Не только он опасался, что «Нимфа» не успеет прибыть к Большому Кайману вовремя. Рэнсом тоже ходил мрачный и от любого неосторожного слова взрывался, так и норовя сорвать злость на ком-нибудь. Кит, чтобы не испытывать судьбу, старался не показывать носа из камбуза. Однако один раз мальчишке все же не повезло: отправившись за водой к бочкам, стоявшим в трюме, он носом к носу столкнулся с Рэнсомом на трапе и чуть было не упал, потеряв равновесие.
– Стоять! – Квартирмейстер схватил его за шиворот, помог удержаться на ногах, а потом отвесил хороший подзатыльник. – Парень, ты пьян? Если нет, то почему шатаешься?
– Простите, сэр, – пробормотал юнга, потирая голову. – Я нечаянно.
– Нечаянно ты можешь только… – Рэнсом осекся, изумленно уставившись на ремень с ракушками, который мальчик нацепил на руку. – Это что такое? Откуда ты взял эту штуковину?..
Юнга честно рассказал, что нашел ее на полу возле камбуза, но не стал уточнять, какие обстоятельства этому предшествовали. Квартирмейстер заставил его снять украшение и отпустил, хотя Кит уже готовился получить взбучку.
Холфорд, увидев очередной амулет ведьмы с острова, болезненно поморщился и тут же нашел разумное объяснение:
– Кто-то из наших подобрал его, – предположил он. – А потом уронил.
Квартирмейстер вопросительно поднял брови:
– Ты бы подобрал, Фрэнсис, после всего, что мы там видели?
– Не знаю! – раздраженно бросил Холфорд. – Сообщи мне, если найдешь что-нибудь еще в этом роде, а я пока подумаю.
Он не был уверен, что на этом все закончится. И действительно, уже через час нашлись еще два амулета, причем в таких местах, где вряд ли кто-то мог обронить их случайно. Один ремешок с пучком перьев висел на кормовом фонаре, а другой был прицеплен к кабестану, с помощью которого поднимали якорь. Допрос, устроенный Рэнсомом, привел к тому, что вскоре пираты поняли: на «Нимфе» происходят странные вещи! И поскольку легенду об острове Ведьмы знали все, моряков охватило тревожное предчувствие.
На горизонте показалось облачко – сначала одно, затем откуда ни возьмись выросли еще три. Подул норд-вест, крепчавший с каждой минутой, а на волнах появились белые барашки. Начинался шторм, и на «Нимфе» все пришло в движение. На ближайшие несколько часов пиратам предстояло забыть обо всем, кроме борьбы за свой корабль и свои жизни. Холфорд даже немного обрадовался шторму, словно тот мог смыть неудачи и ошибки последних месяцев.
Но вышло наоборот: когда буря утихла, оказалось, что грот-мачта «Нимфы» треснула. Поломка была несерьезной, и все-таки из-за нее бриг сильно замедлил ход, что делало угрозу опоздания еще более реальной, чем раньше. Понаблюдав какое-то время за работой корабельного плотника и его подручных, Холфорд вдруг почувствовал, что его трясет от холода. А ведь солнце светило так же ярко, как и перед штормом…
Он посмотрел на свои руки и увидел, что они дрожат.
4
Холфорд скрывал свое состояние еще трое суток и признался во всем Рэнсому, только когда стало совсем невмоготу. Таинственный попутчик все это время не знал отдыха: еще семь связок из перьев, косточек и раковин обнаружились в разных местах, и с каждым новым амулетом пираты мрачнели все сильнее. Молодой Мэтью Уотсон, отстоявший ночную вахту, клялся потом, что видел идущую по волнам женщину с длинными распущенными волосами, которые развевались по ветру, как пряди паутины.
Над Мэтью даже не пытались шутить, потому что втайне многие верили, что у событий последних дней нет и не может быть иного объяснения, чем колдовство. Как-то утром прямо возле штурвала нашлась даже глиняная индейская трубка, чей хозяин так и остался неизвестным. Рэнсом рвал и метал; он устроил обыск, хотя сам точно не знал, ищет ли ведьму или шутника, который мастерит все эти штуки; он стал подозрительно поглядывать на индейца Бена, но метис был, как всегда, невозмутим, и догадки квартирмейстера о его возможной причастности к происходящему не подтвердились.
У капитана не было сил следить за всеми этими удивительными событиями. Его бросало то в жар, то в холод; руки так дрожали, что он не мог удержать стакана, не пролив при этом половины содержимого. Однако хуже всего был смех – тот самый смех ведьмы, что раздавался на проклятом острове. Пират слышал его в шуме ветра, в скрипе корпуса и мачт, а еще иногда смех раздавался в его каюте, причем в совершенной пустоте.
– Дай руку, – попросил Рэнсом, выслушав сбивчивый рассказ капитана.
Холфорд, немного удивленный такой просьбой, повиновался – и через секунду обнаружилось, что он не может пожать ладонь квартирмейстера. Пальцы не слушались, не желали сгибаться, а саму руку и немногим позже все тело охватила странная слабость.
– Что со мной такое? – спросил Холфорд, стуча зубами от холода. – Я умираю?..
Рэнсом вместо ответа позвал юнгу и велел привести врача. Коул, вопреки обыкновению, оказался трезв. Так, Холфорду показалось сначала, что это была удача, но вскоре выяснилось, что старый доктор, даже не будучи пьян, не способен разобраться в симптомах, которые не похожи на то, с чем ему уже приходилось сталкиваться за годы морской жизни. Раны, колотые и резаные, ампутация конечностей, даже трепанация черепа – с этим он мог справиться, но желтая лихорадка и ей подобные хвори, вызванные невидимыми причинами, повергали доктора в отчаяние. Он приложил черную трубку стетоскопа к груди Холфорда, долго прислушивался к хрипам в его легких, вздыхал. На его бледном, похожем на непропеченный блин лице застыло выражение покорности и страха. В конце концов, капитану это надоело; он приказал Коулу сделать хоть что-нибудь – и хирург не нашел ничего лучше, как отворить ему жилу и пустить кровь.
Что было дальше, Холфорд не запомнил: он потерял сознание еще до конца процедуры. Рэнсом потом рассказал ему, что Коул сидел рядом, с унылым видом размышляя о чем-то своем, пока не убедился, что на лице больного вновь появился румянец, а дыхание сделалось ровным и глубоким. После этого доктор сообщил квартирмейстеру, что больше ничего не может сделать, и ушел к себе в каюту.
Утром выяснилось, что он исчез.
Случись такое неделю назад, пираты не сомневались бы в том, что Коул допился до чертиков и выпал за борт, потеряв равновесие, или даже сам сиганул в воду, вообразив спьяну, что находится где-нибудь на берегу, а не на корабле посреди открытого моря. Но теперь все они окончательно уверились в том, что индейская ведьма действительно пробралась на «Нимфу» и намерена от безобидных шалостей перейти к мести тем, кто потревожил ее покой. Сохранять спокойствие пиратам становилось все труднее; предчувствие надвигающейся беды овладело всеми без исключения.
Таинственный попутчик, согнувшись в три погибели, лежал в потайном отсеке трюма, прислушиваясь к потрескиванию корпуса, плеску воды и крысиному писку. Он не чувствовал ни голода, ни холода и готов был вытерпеть что угодно ради достижения своей цели… До этого было далеко, но с каждым мгновением она становилась чуть-чуть ближе. На посиневших от холода губах играла мстительная улыбка…
Холфорд слабел на глазах. «Нимфа» на всех парусах летела к месту встречи с Чернобородым.