11
Если в первые дней десять-двенадцать пути дорога не казалась совсем безжизненной, то к началу третьей недели полностью обезлюдела. Перестали встречаться тамбо – постоялые дворы, – городки, деревни и энкомьенды. Корикойлюр объяснила это близостью юнки, сельвы, джунглей, которых инки, до того как отступить в них, боялись как огня и которых испанские завоеватели тоже не жаловали. В Империи, бывало, сюда приводили народ на миту – выращивать коку, но жить постоянно – не жили.
Климат и впрямь ощутимо изменился: с каждым днем повышалась влажность и становилось теплее. Где-то здесь, уже недалеко, проходила условная граница между новоявленными испанскими владениями и тем, что сами же испанцы называли королевством Вилькабамба. После того, как в 1566 году Инка Тито Куси Юпанки подписал с колониальными властями мирное соглашение, королевство считалось вассальным по отношению к испанской короне, но реальное положение дел заставляло колониальные власти относиться к нему с опаской. Даже когда – пару лет спустя – Инка принял христианство, никто без нужды на территорию последнего независимого индейского государства старался не проникать. Только миссионеры постоянно проживали в его столице, но поступавшие от них известия были редкими и не очень-то обнадеживающими. Как говорится, в воздухе отчетливо попахивало войной, к которой, впрочем, не стремилась ни одна из сторон, но которая могла разразиться при малейшем поводе и от любого пустяка. Миссионеры доносили, что сделать из Инки настоящего католика не получалось: он явно и открыто поощрял язычество своих подданных, а его брат так и вовсе абсолютно официально занимал должность жреца и хранителя при мумии их общего отца18. В Вилькабамбе не было ни одного христианского храма, ни одной церквушки, зато – по сообщениям всё тех же миссионеров – имелся великолепный храм Инти, бога солнца, за малым не аналогичный по роскоши, а то и превосходивший в ней разрушенный в Куско Кориканча.
Путешествие подходило к концу. Дон Пабло и Корикойлюр, оба одинаково неуверенные в том, что ожидало их по его завершении, нарочно медлили, сокращая дневные переходы и останавливаясь на ночлеги задолго до наступления темноты. Корикойлюр больше не читала «лекции» о верованиях своего народа, а дон Пабло отбросил мысли о последствиях своего отступничества. Они просто наслаждались друг другом: психологически – от того, что были вместе, и физически – каждый день и каждую ночь открывая друг в друге всё новые и новые, присущие только им, особенности и желания. Они наполнялись друг другом и вместе с тем истощали друг друга до предела и даже больше предела: когда у обоих иссякали силы, они просто лежали рядышком, смотрели друг на друга и не могли насмотреться. Губы что дона Пабло, что Корикойлюр распухли от бесчисленных поцелуев. Иногда казалось, что целоваться больно, но они продолжали целоваться и не могли остановиться.
– Я тебя никому не отдам, – повторял и повторял дон Пабло.
– Только попробуй! – отвечала Корикойлюр.
– Я умру без тебя, – повторял и повторял дон Пабло.
– Просто не отдавай, – отвечала Корикойлюр.
– Если я не смогу быть с тобой, я убью сначала тебя, а потом себя, – повторял и повторял дон Пабло.
– Убей! – отвечала Корикойлюр.