II
Самосуд
С днем рождения, сынок, я еще жива.
Сердцем ты навек продрог, принесу дрова.
Разожгу-ка костерок в каменке-душе.
Защипал глаза дымок, слезы льют уже…
Недавно Зойка познакомилась с соседкой из частного дома, необыкновенной женщиной, похожей на Зойку и взглядом на природу, и душевной открытостью. Они разговорились. Евдокия жила одна, а ее единственный сын Влад находился в заключении, в колонии строгого режима, причем мать сама и способствовала быстрому суду, не позволила сыну рвануть в бега, уговорив сдаться. И тот послушался.
А на суде Евдокия призналась, что собиралась даже в отношении сына учинить самосуд. Все как на духу рассказала.
Всю ночь тогда Евдокия не спала, а под утро, закладывая в топку дрова, поднося спичку к рогалику бересты и глядя на обнявшее поленья пламя, окончательно утвердилась в своем намерении: око за око, зуб за зуб… «Я тебя породил, я тебя и убью…» – вспомнилось ей из гоголевского «Тараса Бульбы».
В голове снова возникла картина: лежащий на кровати в клинике молодой мужчина в «вегетативном состоянии», как говорят о коме.
Евдокия посмотрела в окно, задернутое ветвями двух старых лип. В расщелине одной из них по весне пара синиц выводила птенцов – до четырех штук. Иногда она заглядывала в облюбованное птицами укрытие и видела пушистые головы, раскрывающие клювики в ожидании пищи – мошек, комаров, добытых родителями, без устали летавших по очереди за кормом в сад. Она подсчитала, наблюдая: ровно минута уходила у «родаков» на этот маршрут в оба конца.
Она всегда поражалась мудрости природы, ее заботе, живому реагированию на человеческие действия. Когда возле их деревянного дома строилось четырехэтажное здание, установленный рядом с липами строительный кран, разворачиваясь в разные стороны, начисто обкорнал ветви, а местами повредил ствол. Кора на покалеченных ветвях грубела, утолщалась, и они уже обламывались просто от снега, от малейшего порыва ветра. «Выздоравливайте», – умоляюще глядела Евдокия на деревья. Но даже спустя три года липы выглядели болеющими, но при этом все равно какими-то умными и жалующимися на свою участь.
Этот юноша в клинике не выглядел даже так разумно, как дерево.
Накануне на всю страну показали снятый уличной камерой ролик, в котором по силуэту Евдокия опознала собственного сына. Какой-то неведомой силой ее подбросило в кресле. Это же ее Влад, ее родной сын довел несчастного до такого состояния: держась за парапет, он прыгал на голове парня, превращая его мозг в желеобразную массу, в которой нарушились все связи между органами, частями тела. Там, в голове, непоправимый кошмар. Там ничто ни с чем не сообщается, ни целостности, ни смысла, ни земли, ни неба. Ничего. Искусственное питание, искусственное дыхание. Боже мой! Как же страшно! Что же делать?!
В глазах стояла выплакавшая все слезы мать юноши, гладившая своего ребенка по волосам:
– Сыночек мой, ты чувствуешь мамины руки? Ты же всегда говорил: «Мама, какие у тебя нежные руки…»
Конец ознакомительного фрагмента.