Глава 4
От горизонта до горизонта
На получение шенгенских виз ушла неделя. Все это время ребята усиленно готовились к путешествию. Александра и Глеб почти все время проводили в библиотеке. Правда, каждый вечер Глеб садился на мотоцикл и ехал в Москву. Все знали, куда, вернее, к кому он ездит, но раз уж Евгений Михайлович позволил это фактически официально, кто же возразит.
Динка в эти дни тоже занималась сбором информации и вяло отбивалась от Саши, которой вдруг вздумалось заняться ее культурным образованием. А начиналось все совершенно безобидно.
Динка сидела в любимом WarCraft’е, когда в ее комнату постучали.
– К тебе можно? – послышался из-за двери голос Александры.
– Проходи, не заперто, – откликнулась девочка, даже не потрудившись закрыть окно с игрой. Все равно Саша, во-первых, и так знает о Динкином увлечении, а во-вторых, не поймет тайного смысла производимых Динкой операций. Понять их может только тот, кто знает секретный код, а знает его, кроме Дины, лишь один-единственный человек, сидящий сейчас за компьютером в одном из спальных районов Москвы.
Тем не менее гостья неодобрительно взглянула на монитор.
– Я поняла, что мы не правы в отношении тебя, – сказала Александра, подойдя к столу и загородив от девочки экран.
Динка напряглась. Ей очень не понравилось начало и прозвучавший в нем намек.
– Ты о чем? – спросила она беспечно, инстинктивно немного отъехав на своем кресле от стола.
– О том, что у тебя выходит очень однобокое образование. Конечно, ты превосходный специалист, и Евгений Михайлович позволяет тебе делать что угодно. И ты целыми днями сидишь в виртуальном пространстве, а когда не занимаешься делами, то играешь.
Ну, это не страшно. Динка с облегчением перевела дух.
– Каждый отдыхает как ему нравится, – заявила она, накручивая на палец кончик косички. – Даже в казармах можно выбирать для себя занятие в свободное время. А у нас, надеюсь, не казарма и не концлагерь. Ты вот тоже читаешь, вместо того чтобы тренироваться на беговой дорожке или упражняться в стрельбе.
– Ну, этим я тоже занимаюсь…
Динка мысленно приняла боевую стойку: Саша начала оправдываться, а значит, находится в слабой позиции. Это хорошо. И, конечно, приятно.
– И вообще, – продолжила девочка, желая ошеломить собеседницу и одержать окончательную сокрушительную победу, – как у тебя с математикой? Мне кажется или для всестороннего развития твоей личности тебе нужно больше времени уделять точным наукам?
Она ожидала, что Александра смутится, но та вдруг улыбнулась.
– Вижу, наш психолог Светлана может быть тобой довольна, – Саша осторожно присела на край стола. – Но не старайся, со мной этот номер не пройдет. Я решила, что сама возьмусь за тебя. Завтра же, пока еще есть время до отъезда, идем в музей.
Лицо у Динки вытянулось.
– В какой это музей? Зачем? – подозрительно спросила она.
– Для начала – в Музей изобразительных искусств имени Пушкина. Для воспитания в тебе художественного чувства.
Динка присвистнула.
– Ну, чтобы воспитывать это самое чувство, не обязательно куда-то идти. Ну-ка подвинься, – велела она Александре.
– Зачем? – удивилась та.
– Сейчас увидишь!
Динка пару раз щелкнула мышью и загрузила новую страницу.
– Вот! – заявила она с гордостью. – И зачем куда-то идти в наш век прогрессивных технологий? Все музеи давным-давно обзавелись виртуальными галереями. Вот тебе, пожалуйста, 3D-моделирование. Виртуальная прогулка, как будто на самом деле по залам ходишь. Хочешь ты, скажем, посмотреть искусство Италии семнадцатых-восемнадцатых веков – пожалуйста! Вот тебе «Мадонна со святыми ангелами» Андреа Бонаюти, вот «Бичевание Христа»! Иди куда угодно, смотри что хочешь, приближай и разглядывай каждую картину сколько тебе влезет. И при этом не вылезая из кресла, не платя за вход и не толкаясь в толпе! По-моему, сплошные достоинства!
– Ты не права, – Саша упрямо покачала головой. – Смотреть с монитора вовсе не то же самое, что видеть вживую. У таких шедевров есть мощная энергетика, ее не передадут никакие фотографии.
– Подумаешь! – Динка засмеялась. – «Энергетика»! Это ты у Яна таких словечек набралась? Какой энергетики тебе захотелось? У Софии Китежской тоже была своя мощная энергетика. Вещей с такой энергетикой мало, они называются артефактами, и мы за ними охотимся для Евгения Михайловича!
– Не для Евгения Михайловича, – строго поправила ее Александра. – Помнишь, мы смотрели передачу, где президент сказал спасибо молодым и отважным исследователям и изыскателям за их работу, важную и полезную для всего государства?
– Как же не помнить! – хмыкнула девочка. – Вы все после нее едва коленки не порасшибали – так носы задирали, что и вовсе перестали под ноги смотреть. И вовсе не факт, что он говорил именно о нас! Ты слышала свое имя? А может быть, имя Северина или Глеба?..
– Дина! – Саша от возмущения встала. – Ты знаешь, что мы работаем под большим секретом и никто не стал бы называть наши имена в эфире!
– Конечно, под большим секретом, – Динка закинула косу за спину. – О котором все, кто хочет, и без того знают! А что мы знаем о том, что в действительности происходит с найденными нами предметами? Давно ты видела Велесову книгу? А секиру Перуна? А Брюсов календарь? Вот их-то ни в каком виртуальном музее не увидишь!
– Ты болтаешь чушь, – проговорила Саша очень сухо.
– И что? Пойдешь доложишь директору? Скатертью дорожка! – Динка скорчила рожу.
Саша не ответила. Только смерила ее внимательным взглядом и вышла из комнаты.
«Так, первый раунд сыгран», – подумала девочка.
Она встала из кресла, подошла к полке и достала из-за книг маленькую плюшевую собачку, очень старую, со свалявшейся грязной шерстью. Эта игрушка – единственное, что сохранилось у нее из детства. С той поры, когда у Дины еще было детство. Эта игрушка оказалась с ней и в тот день, когда произошла катастрофа, ее Динка прижимала к груди, лежа в больнице и оправляясь от посттравматического шока. О, эта собачка знала очень, очень много.
Сейчас Динке уже пятнадцатый год, пора позабыть про игрушки. Но в том-то и дело, что Щенок не был игрушкой – он давным-давно стал символом. Того, что она потеряла… Нет, не так. Того, что у нее жестоко отняли.
– Мы с тобой сильные, – Динка поцеловала своего самого близкого друга в потертый кожаный нос. – А еще умные и умеем ждать.
Все еще прижимая игрушку к себе, девочка запустила программу, подключилась к записывающей камере и аккуратно заменила кусок разговора с Сашей на другой, совершенно безобидный. Все школьные системы записи и охраны она знала лучше чем свои пять пальцев, даже те хитрые ловушечки, что появились здесь уже после того, как Евгений Михайлович давал ей повозиться с системой.
За остающееся до отъезда время Александра еще пыталась повлиять на Динкино саморазвитие, но так же тщетно. Однажды даже подослала к ней Яна, и, когда тот не вернулся с этого ответственного задания через два часа, обеспокоенная, заглянула в комнату и застала воистину ужасное зрелище: Динка и Ян самозабвенно резались в Lineage[8].
– Саша?.. – с явным неудовольствием оторвался от компьютера Ян. – Будешь с нами?
– Не понимаю, что с Диной, – жаловалась потом Александра Глебу. – Ей уже почти пятнадцать, пора бы повзрослеть, а она ведет себя словно маленькая девочка. Как специально!
– Синдром младшего в группе, – пробормотал Глеб, не отрываясь от разглядывания карты – Саша нашла его в библиотеке, где Глеб, подходивший ко всему ответственно, проверял маршрут движения группы и изучал Балтийское побережье.
– Что ты сказал? – переспросила девушка, остановившись перед ним и загородив другу свет.
Глеб с некоторой досадой поднял на нее взгляд.
– Ну как ты не понимаешь, – он пожал плечами, – она привыкла быть среди нас младшей – спонтанной, безответственной – и это ей очень нравится. То есть Дина, конечно, возмущается, кричит, что она не маленькая, а на деле… Ты же видишь!
Александра задумалась. Похоже, Глеб совершенно прав. Динка культивировала роль младшей и вела себя как девчонка, несмотря на собственное возмущение и крики про возрастную дискриминацию.
– Она не желает принимать решения. Хочет казаться маленькой и безответственной, – сообщил Глеб. – Мол, с меня взятки гладки.
– И зачем она это делает? – Саша подвинула тяжелый деревянный стул и села рядом с Глебом.
– Затем же, зачем и ты старательно держала себя в руках. Потому что, несмотря ни на что, еще не могла доверять людям. А еще она почти демонстративно боится ответственности. Но я надеюсь, что со временем это пройдет. У тебя же проходит.
Александра усмехнулась. Чтобы измениться, ей пришлось пройти через смерть. Оставалось надеяться, что Динке не придется столкнуться с подобными испытаниями.
– Она, на самом деле, сильная. Она справится. И все эти игры, инфантилизм пройдут. Я знаю, надо только дать ей время, – произнес Глеб, глядя на Сашу.
Она кивнула. Дай бог. И дай бог, чтобы случилось это как можно безболезненнее.
Тем временем Глеб серьезно готовился к экспедиции. Наверное, в сотый раз перечитывал уже отобранные материалы, проверял и перепроверял списки необходимых вещей и оборудования. Он обещал Евгению Михайловичу и, что самое главное, себе, и не должен допустить промаха.
Как-то вечером он вернулся в свою комнату едва не падая с ног от усталости и сразу повалился на кровать, но вздрогнул от деликатного покашливания, доносящегося из угла комнаты.
Парень поспешно вскочил и, наконец, заметил темный силуэт. Старый шаман! Вот уж не ждали! Что-то его давно не было!
– Ай-ай-ай, – покачал головой старик, и Глеб услышал, как стукнулись костяные фигурки у него на косичках… странно, призрак стал как будто еще более материальным, – не жалеешь ты себя, молодой шаман, совсем не жалеешь! Так и все, пока живые, спешат, бегут куда-то. А куда бегут? Свое дело ли делают? Тех ли слушают? Нет времени! Бегут, бегут…
Философствования призрака – это, наверное, последнее, что был готов слушать сейчас Глеб.
– Это все? – спросил он, зевая.
– Кто закрывает свой слух, тот не слышит, сколько ему ни говори, однако, – сказал шаман, поднимаясь с корточек. – Попрощаться я пришел.
– То есть как попрощаться? – удивился Глеб. Он уже привык к появлениям старого шамана, порой едва выносимого из-за вечного брюзжания и непонятных полунамеков, однако иногда весьма полезного.
– А так, молодой шаман, что не дело мне за тобой все время ходить-бродить. У тебя своя дорога, и сейчас стоишь ты прямиком на развилочке. Сам и решай, куда путь держать.
По крайней мере, манера изъясняться у старика осталась прежняя. Только нарочитого косноязычия поубавилось.
– Не хочешь объяснить нормально, не объясняй, – пожал плечами парень. Если старик хочет, чтобы Глеб принялся его умолять, то он просчитался. – Но как же ты сам? Ян говорил, что тебе моя энергия нужна для существования.
– Эх! – Шаман хлопнул себя по коленям, закрытым длинной вышитой бусинами и сложными узорами паркой[9]. – Сильный он шаман, но еще молодой, глупый, раз не знает, что течет, течет себе река, а потом, глядишь, и морем станет.
– В общем, – подвел итог Глеб, опять зевнув, – тебе больше моя энергия не требуется, и ты решил сам по миру поскитаться.
– Решил, однако, – хитро прищурился старый шаман. – Надо мир смотреть. Большой он, широкий, однако! Всегда глаза открытыми держать стоит. И молодому шаману тоже!
Сказал – и пропал, словно его и не было.
Ну вот, навел мути, усердно намекал на что-то, а на что – непонятно.
Ладно, не в этом сейчас дело. Сперва – задание, а потом, может, и прояснятся странные намеки. Нет, сперва – спать!
И вот, наконец, пришло время собирать чемоданы.
Динке особо и собирать было нечего – инструменты и всякие примочки, в отличие от одежды, всегда хранились в идеальном порядке – бери и пользуйся, «take&play» называла эту систему сама Динка. Из сменных вещей ей потребовалась одна футболка, белье и купальник. Оглядев огромный рюкзак с техникой и крохотный полиэтиленовый пакет с вещами, помещенный наверх этого рюкзака, девочка осталась довольна. Единственной вещью без ярко выраженного функционального назначения в ее багаже была все та же плюшевая собачка.
– Посмотрим, что за Аркона такая, – сказала девочка плюшевому другу, поудобнее устраивая его в рюкзаке. – Забавно, если там и вправду прямая линия с богами. Звонишь какому-нибудь богу на мобильник и говоришь ему все, что тебя не устраивает.
Щенок не ответил, глядя на Динку разноцветными пуговичными глазками. Была у него такая особенность – один глаз из светло-коричневой пуговицы, другой из черной. Когда Динка заметила это, после того как Щенок был вручен ей в качестве дополнения к плейстейшену, мама порывалась отнести игрушку обратно в магазин. Девочка ее остановила, но не потому, что сразу привязалась к смешному и немного ущербному существу, скорее из равнодушия. Игрушка не произвела на нее никакого впечатления и некоторое время пылилась на полке.
– Ты меня не любишь, гав-гав? – спрашивала мама за собачку дурашливым голосом. – Я такая хорошая, умная собачка! Правда? Гав-гав!
Динка, поднимая взгляд от очередной игры, смотрела на это представление со сдержанной снисходительностью.
– Мам, – не выдерживая, напоминала она наконец, – я уже большая.
В тот день, когда произошла авария, собачка оказалась в салоне машины случайно. Вернее, благодаря особенности своей конструкции – большому мягкому брюшку. Оно послужил подушечкой в Динкиной сумке при перевозке хрупких деталей.
Уже потом, в больнице, девочка, глядя на игрушку, вдруг с пугающей ясностью осознала: этот щенок – единственное, что связывает ее с прошлой жизнью. Именно он дает ей силы открывать глаза, потом вставать, есть безвкусное больничное пюре, выполняя строжайшее предписание врачей. Именно он давал ей силы жить.
У щенка не было имени. Сначала Динка не считала его достойным этой чести, вернее, она даже не задумывалась о необходимости дать имя, затем стало уже слишком поздно. В общем, он так и остался Щенком.
В последний день перед выездом Динка заглянула в кабинет к Евгению Михайловичу.
– Входи, – директор улыбнулся и сделал приглашающий жест.
– Я бы хотела отлучиться из школы. Ненадолго… – попросила она.
– И куда же? Наверное, по магазинам? Всякие сарафаны-купальники? Все-таки на море едете. – Он понимающе подмигнул.
– Нет, – девочка покачала головой. – Хочу побывать на могиле. Можно?
Евгений Михайлович сразу стал очень серьезным.
– Конечно. Давай отвезу тебя. – Он встал из-за стола и потянулся за пиджаком на спинке стула.
– Вы же заняты. Я бы сама… – Динка наклонила голову набок, искоса поглядывая на директора.
– И не думай, – отрезал тот. – Вы – моя самая главная забота. Едем.
Старый уголок кладбища был зелен и неплохо ухожен. Ровная трава, благонравные кустики, высаженные рядком деревья… Могильная плита с именами Динкиных родителей – чистая, гладкая, холодная даже в самый солнечный день.
Динка помнила, как директор привел ее к могиле впервые. Это случилось почти через месяц после катастрофы, когда девочку, наконец, выпустили из больницы. Лил дождь, и Дина, в розовом дождевике, прижималась к мокрой плите и плакала. Слезы мешались с дождевыми каплями, и ей казалось, что даже природа плачет вместе с ней.
Евгений Михайлович не окликал, не просил поберечь неокрепшее здоровье – просто стоял рядом, такой взрослый и такой надежный. Когда Динка устала плакать, он прижал ее к себе, так же молча, без пустых слов, а потом отвез в школу…
С тех пор он привозил ее к могиле каждый год, и они обязательно клали на плиту две белые лилии…
Вот и сейчас…
– Возьми, – директор протянул ей душно пахнущие ветки с бело-розовыми полураспущеными бутонами.
Динка взяла, подошла к плите и положила цветы.
Она уже давным-давно знала, что там, внизу, никого нет, но сама процедура стала своеобразной церемонией. Могила была еще одним доказательством. И символом, как плюшевый Щенок.
– Я найду вас, – прошептала девочка, склонившись к плите. – И я отомщу за то, что с нами сделали. Обещаю.
Ей не требовалось притворяться – слезы сами собой набежали на глаза.
Дина встала, медленно отерла их ладонью и повернулась к Евгению Михайловичу, как всегда, терпеливо ожидающему немного в отдалении, в теньке молодого клена.
– Спасибо. Это все, что мне было нужно. Можем ехать.
Они вылетели в Германию. Сначала до Гамбурга три с лишним часа перелета. Далее – скоростным поездом, потом электричкой. Переезд оказался длинным и довольно тяжелым.
Все чувствовали себя не в своей тарелке, словно были немного виноваты друг перед другом. Даже Глеб не подбадривал друзей, все и без того понимали, что это задание разительно отличается от прежних. Раньше, даже когда они вели войну с принятым в штыки Яном, они все же оставались командой. А теперь… Можно ли сказать о них так сейчас, когда в каждом зреет зерно сомнения.
На место прибыли уже к вечеру, когда над морем пламенел закат и солнце стремительно опускалось в воду, словно желая поскорее остудить разгоряченное за день тело.
Их поселили в небольшом одиноком бунгало на берегу. Место оказалось очень красивым и словно даже немножечко ненастоящим. По крайней мере, у Динки возникло чувство, что она смотрит на картинку, рука даже потянулась в поисках мышки, чтобы увеличить плывущий вдали корабль и разглядеть его во всех подробностях.
– Чудесно, – выдохнула Александра. Поставив сумку на песок, она смотрела на деревянный домик под огромным старым каштаном.
– Да, только деревьев маловато… – вставил Северин, который всем видам пейзажа предпочитал лесной.
– Зато тихо. Никто работать не помешает, – добавил практично Ян. – Если не ошибаюсь, чуть дальше начинаются типично туристические места с популярными пляжами.
– Эти места всегда пользовались популярностью, – подтвердил Глеб. В отличие от друзей, он внимательно осматривал окрестности вовсе не на предмет красот – его беспокоила возможность слежки. – Их любили Томас Манн и Эйнштейн, а Гитлер велел построить на Рюгене огромный курорт, чтобы здесь отдыхала элита лояльных ему войск. А в советское время…
– Может, не надо лекции? – прервала его Динка. – Не знаю, как вы, а я устала, а еще мне срочно необходимо искупаться!
– Рисковая ты! – заметил Ян.
– Это почему? – Девочка подозрительно на него покосилась.
– Купаться на закате в священном месте, не договорившись с местными богами… – Он осуждающе покачал головой. – Знаешь, был обычай: приносить жертву, бросая ее в воду. Вдруг они примут тебя за жертву? Молодая девушка, и время самое подходящее… Кстати, может, и нам на пользу пойдет – после жертвы легче будет обо всем договориться.
Динка, сначала серьезно прислушивающаяся к его словам, хмыкнула, буркнула на ходу «шутник» и потащила рюкзак к крыльцу.