Глава 2
Ближе к вечеру Треш, возвращаясь с тотемом в форт, уже топал вдоль Куцего болота. Все шло пучком: зверье не беспокоило, лес, тихий как никогда, аж ветви расставлял перед ним. Сталкер знал, что весть о пропаже тотема мгновенно обошла половину Пади. И что весь честной народ категории «следопыт Пади» бросился на поиски воров и ценного артефакта Западного форта. Поэтому, разобравшись с рейдерами, спешил сам и, увидев парочку «лесных братьев», напрягся. Почему? Интуиция кольнула мозг насчет этих двоих. «Сабля и Упс, известные следопыты из форта. Не кореша, но достаточно знакомые мне парни. Их все в Пади знают: прощелыги те еще, хитрожопые, но в деле серьезные и имеющие неплохие связи. Сабля еще и рудознатец хороший. Да, знакомые уже как год. Но… Почему они оказались именно здесь и в это время? Я специально не пошел по следам рейдеров. Что же случилось за время моего отсутствия? Сабля и Упс что-то не торопятся, прогулочным шагом через аномальные дебри топают».
Мозг скомандовал молниеносно: «Прячь хабар». И Треш сунул тотем под неприметный куст, ловко срезав кусок ягеля, спрятал под ним драгоценную диковинку. Быстро осмотрелся, поправил хвою, распушил мох, замел веткой следы. Пяти минут хватило на сокрытие схрона и признаков его присутствия здесь. Так же незаметно на корточках переметнулся к валуну, оставив тайник далеко сбоку, в глубине чащи. Присел за камнем, обросшим ярко-зеленой плесенью, и вынул вяленого чебака. За этим занятием его и застала парочка поисковиков. Побратались, пошутили, порасспрашивали, че почем. Треш состроил недоуменную физиономию, типа, ничего не видел, не слышал, сижу, ем, гулял, смолу искал да болотный багульник для лекаря форта. Типа, а что случилось? Парни почесали репы, осмотрелись, скинули рюкзаки, предложили почаевничать. «Да легко!» Треша как раз жажда одолела, а тут нате – предлагают халяву. Пока Упс сооружал кружку на горящем сухом спирту и варганил отвар, Треш с Саблей делились новостями и впечатлениями. Полмесяца они точно не виделись. Медовуху пили пару недель назад в баре на Блошинке, выгодно продав лесные находки торгашу Пузу.
Еще во время чаепития и разговоров сталкер начал смутно понимать, о чем речь. Эти двое явно пытались выведать, где тотем, особо не расспрашивая о том, встретил ли Треш бандитов, нагнал ли, нес ли эту ценность. Чай оказался на редкость вкусным отваром из пяти трав. Мелькнувшая было мысль стала тормозить и растворяться в одурманенной голове: «Зараза! Вот где собака зарыта. Настой из сонных и наркотических корешков и листьев. Писец, попался, как щенок! Ведь сразу ясно было – идут вечером, не спеша, совсем не преследованием Студня заняты. Будто чуяли, что я именно здесь пойду… и с хабаром. Ан нет… прогадали».
Дальше разум окончательно поплыл, и до смерти захотелось спать, просто лечь прямо тут, на опушке леса, на краю Куцего болота, и забыться. И ничто его не смутило и не остановило. Треш упал на бок и ткнулся щекой в пучок мха возле валуна, а двое его собеседников молча переглянулись и досадливо скривились. Но этого сталкер уже не увидел.
Как он добрался до форта, с кем и когда, Треш толком не помнил. Одурманенного и вялого его взяли под белы рученьки, предварительно изъяв оружие и снарягу, дотащили до крепости. Затуманенный взгляд и аморфный мозг по пути отмечали виды проплывающих мимо окрестностей: опушку Чащобы, широкую вычищенную просеку, Ограду. Последняя представляла собой выжженную огнем и химией полосу вокруг крепости, между речкой и кирпичной кладкой. Ко всему прочему этот участок был вырублен и перепахан, обнесен трехметровой сеткой рабицей, «егозой» и линией высокого напряжения в виде натянутых вдоль земли рядов проволоки, которые питались электротоком от ветряной мельницы в восточной части форта. Стены, покрытые плесенью, узкая спокойная речушка и Ограда не могли противостоять Чащобе и нападкам многочисленных врагов, поэтому в крепости имелась достаточно подготовленная охрана. Часовые на башне, несмотря на надвигающиеся сумерки, издалека заметили троицу и встретили путников.
Изрядно намучившись и вспотев, лжедружки доставили Треша внутрь форта и сдали охране. Сталкер пытался понять, где находится, почему его держат цепкие руки воинов форта и отчего так хмуры их лица. А ведь раньше они всегда были приветливы при его виде. «Что случилось? Что такое произошло, почему мир вокруг в одночасье изменился и окрысился? Почему все они так злы, эти гневные взгляды, жесткие дергания, грубые фразы? Звизде-ец…»
Ему устроили допрос, выдвинули предъяву. Его не пытали, никакие жестокие меры к нему не принимали, чтобы выведать тайну потери тотема. Опросив сталкера один раз, старейшина поселения громогласно сообщил, что ему грозит казнь. И причин тому имелось в избытке. Во-первых, Треш хоть вяло и нечленораздельно, но сам честно сообщил, что держал тотем и ликвидировал бандитов, только не помнил, куда подевал святую реликвию. Будучи опьяненным и частично потерявшим память, он никак не мог восстановить в голове отдельные эпизоды уничтожения банды и возвращения в поселение, не говоря уже о встрече с Саблей и Упсом. Во-вторых, в руки народных судей и дознавателей попала записка от анонима, доказывающая вину Треша. На оборванном по краям желтом листке бумаги корявым почерком значилось несколько слов: «Тотем у меня, жду бонуса согласно уговору, а пока вернусь в форт. Т.» Это сообщение неизвестному и буква «Т» в конце наглядно говорили сами за себя. Записку обнаружили в кармане куртки Треша, но сам он вяло отнекивался и не мог понять, как она попала к нему. Сравнивать натуральный почерк сталкера с образцом в записке никто не стал, видимо, понимая, что на этой стадии проверки можно намеренно смухлевать и подделать текст. Ну а в-третьих, нашлись двое свидетелей того, что Треш тащил тотем и трофеи Студня, но, почуяв опасность, запрятал народный артефакт в лесу. Это были все те же Сабля и Упс, наперебой рассказывающие про вину сталкера и его преступление. Сославшись на срочные дела, они прилюдно обвинили Треша, получили благодарность старейшин и поселенцев, а потом незаметно покинули крепость.
Теперь сталкеру действительно «наступила жопа». Мозг разрывался в поиске алиби и от непонимания происходящего, руки остервенело царапали и мяли голову, будто внутри нее пряталась разгадка этого ЧП. Казалось, никто уже не мог помочь ему. Треша поместили в тюремный комплекс форта, приставили охранника и определили время до обеда следующего дня. Смерть дыхнула смрадом в лицо. Так близко к отчаянию и позору он никогда еще не был.
Сестренку к нему не пустили, и, зареванная, она ютилась за стенами каземата, нервно теребя узелок со скудными продуктами. Всю снарягу и оружие Треша охрана свалила в камере напротив, досконально изучив вещи заключенного. Удивительно, но бывшие дружки Сабля и Упс не позарились на его личное имущество там, у Куцего болота, боясь навлечь на себя подозрение. Только прихватили артефакты, остатки еды, типа, их и не было вовсе, антеннулы псевдоволков да кое-что по мелочи. А затем, оклеветав сталкера, еще и свалили из форта. Видимо, имели на это серьезные причины. Но какие?!
В крепости поклонялись тотему, установленному в святом месте, на алтаре у центральной башни – тому самому, который вчера выкрали бандиты Студня и который бесследно пропал вместе с ними в дебрях леса. Артефакту, в силу которого верила добрая половина поселения, считавшая его причиной удачной защиты форта от Чащобы. И теперь в сердцах всех затаилось ожидание чего-то ужасного и неизбежного.
Совет мудрых гадал об истинном положении дел, возможном местонахождении тотема и достоверности информации, касающейся пленника. Главный старейшина, уединившись от всех, поднялся на смотровую площадку башни, сцепил на груди руки и уставился на линию безопасности перед фортом.
Ветерок трепал седую клинообразную бороду старца, морщинистое загорелое лицо было обращено к солнцу, задумчивые глаза смотрели в одну точку. Ему, похоже, одному не верилось в то, что преступником оказался этот молодой сталкер. Его неоднократная помощь форту и друзьям Совета в других поселениях тесно приблизила его к старейшинам. Да и что греха таить, Треш стал им по сердцу. «Но факты есть факты, а мнение общественности разделилось на два фронта. Теперь нужно спасать сталкера, точнее сказать, хотя бы не позволить казнить его. Понятно, что наказать, может быть, жестко, но не лишать же жизни!»
Старейшина погладил бороду, поправил обруч венка на голове. Крякнул. Выбор встал не из легких. А решение в основном зависело от него. «Что же делать? Без артефакта… гм… без святого тотема Западному форту не выжить, долго не протянуть. Оружие и защита те же, что и в других поселениях Пади: самодельные огнеметы, ловушки, самострелы, камнеметы, пращи, смоляные котлы на стенах да частокол из острых, ржавых решеток. Имеются и более серьезные меры защиты со скудным запасом БК: пара пулеметных турелей на узловых точках периметра и несколько гранатометов РПГ‑7.
Но тотем! Именно он лучше всего охраняет форт от напастей биома и мутантов. И потеря его означает скорую потерю всего поселения. Вместе с падением веры в то высокое и святое, что так усердно мы, старейшины, насаждаем все эти годы. Нет, этого никак нельзя допустить! Либо срочно достать тотем, либо казнить виновного и… все равно достать тотем. Так или иначе, но сталкера нужно судить и приговорить к определенной мере наказания. Народ решит голосованием, какую меру выбрать ему. А Совет поможет, наведет. Тогда пусть решение народа и будет предтечей скорого краха крепости. Возможно… скорого!»
Позади старца учтиво кашлянул охранник. Старик обернулся, посмотрел на него. «Ишь, стережет меня, охраняет для себя, своей семьи, всех поселенцев!» Воины форта не носили униформу и не выделялись особенностями снаряги и привилегиями. Здешние поселенцы вообще слыли единой общиной, с демократией и свободой отношений и слова, но все исполняли определенные обязанности: вели хозяйство, охотились, рыбачили, ходили на промыслы, воевали и даже рожали. Да-да, рожали, несмотря на хаос, болезни, антисанитарию, войны и постоянные угрозы природы.
Люди за три года выживания после Судного дня научились различать яды, заразу, отравы, обороняться от биома, зверей-мутантов и двуногих врагов. Да, гибли, калечились, умирали даже внутри крепости, но существовали, верили в светлое и доброе, что непременно когда-то найдется. Например, в Рай. В легенду о сказочном месте, где нет смерти и зла, где люди не носят защиты и оружия, а продуктов и воды там целое море. О Рае, в котором спокойно спят, живут и работают во благо себе и друг другу, а не для обороны от Чащобы. «Рай! Мир без боли и болезней, волшебное место жизни, а не существования. Мечта. Но где находится этот Рай, кто им управляет и есть ли он на самом деле – никто не знает. Те немногие, кто отправлялся на его поиски, не возвращались уже никогда».
Старейшина жестом показал охраннику, что идет, сам бросил задумчивый взгляд на пустой алтарь, сдвинул брови, вздохнул и стал спускаться по крутой лестнице вниз.
Сознание возвращалось мучительно. В голове гудело и стуком отдавало в виски, перед глазами все плыло. Чуть подташнивало, едким комом свербя горло где-то чуть ниже адамова яблока. «Неужели сотрясение?» – пришла первая здравая мысль, да и вообще первая.
Треш разлепил веки – шторм в голове не исчез, а усилился. «Ох, как тяжко и муторно. Однажды подобное уже было после сильной попойки в честь моего двадцатипятилетия. Дикое похмелье с утра, изжога и ватное тело. Но тогда с бодуна. А здесь-то с чего?»
Сталкер огляделся, разминая мышцы и суставы, вздыхая от тупой боли. Серое, полутемное, сырое помещение с окошком, перекрытым решеткой и старой полиэтиленовой пленкой вместо стекла. Он с трудом поднялся с нар, скривившись от боли в суставах и колокольного набата в голове. «Писец! Живой труп. Как дед ста четырнадцати лет, ей-богу. Судя по солнечному снопу, утро. Похоже, карцер форта. Хотя какой в крепости карцер с окном и нарами, застланными грязной овечьей шкурой? Но на тюремную клетку точно смахивает. Пленник? Это в родном-то поселении?!»
Он встал и подошел к двери, приложился ухом. Ничего, кроме стука своего сердца, не услышал. И снаружи окна в двух метрах над грязным мокрым полом тоже никаких звуков. Онемевшие ноги подкашивались и ныли, набат в висках упорно не затихал. Кисти рук сжимались и снова расправлялись, массируя шею и плечи. Треш обошел камеру по периметру. Три на два. «Точняк, тюряга. Как же так? Перехватил бандитов Студня, покоцал их всех, тотем вернул, а сейчас… Стоп, мои лыжи. Тотем? Нужно было вернуть его, а ведь не получилось. Он же…»
Треш тряхнул головой, пытаясь восстановить порядок мыслей и воспоминаний, но только усилил боль в висках и затылке. Отчего застонал и плюхнулся на нары, сдавив голову руками. «Проклятые головняки! И подташнивает. С чего хоть? Не пил же. Стопудово не пил ничего такого… А, нет. Пил же! Отвар этот проклятый, будь он неладен».
Сталкер прислушался. Лязг засова, но не его камеры, чуть подальше. Снова тишина. Еле слышный клич петуха. «Точняк, местный петух Жорж закукарекал. Берегут его в роли будильника, не жарят, не варят. Да и кур треплет за здорово живешь… Утро-о. Блин, а был же вечер! Тотем был в рюкзаке, и снаряга, да и очертания крепости вдалеке. И эти двое. Как их? Сабля и Упс. Точно. И допрос проводили старейшины. Суд устроили прилюдно. Вот блин, позорище-е на мой чайник пустой! Та‑а‑к…»
Сидя на нарах в позе «зю», обхватив руками взъерошенную голову, Треш не сразу услышал шорохи, возню и скрип засова. А когда дверь отворилась, он и не сразу увидел в сумерках вошедшего. Сфокусировав зрение, сталкер обомлел – перед ним стоял старик с седыми космами, бородой и усами. Загорелое обветренное лицо, льняная ряса, перехваченная в поясе кушаком, походная сумка на боку с ремнем через плечо и вместо посоха… нунчаки. Колотушки для зерна, зачастую служащие оружием в умелых руках. Пленник разогнулся и непонимающе уставился на незнакомца. Впрочем, он не раз видел его в форту да и на Блошинке. Старик, на вид лет семидесяти, приложил заскорузлый коричневый от самосада и работы с землей палец к губам, призывая к тишине. Оба прислушались. Услышали лай дворовой собаки снаружи каземата и бульканье капель с потолка подвала.
– Я Гур, твой друг. Хочу помочь тебе. Уходим отсюда. Живей, – произнес хриплым, приглушенным голосом старик и жестом позвал пленника на выход.
– Друг? – Треш вскинул брови и не шелохнулся. – С каких таких щей? У меня нет друзей. Больше нет… Были два приятеля, да и те вышли… Нет дедули, да и бабули давно нет. Очередная проверка на вшивость? Я еще раз говорю… я невиновен. Я не крал тотем и не собирался…
– …Слышь, сынок, ноги в руки и валим на хрен отсюда! – перебил старик зловещим шепотом. – Никаких проверок, никакой лажи. Понял?!
– Дед, ты, видать, обознался. Может, тебе соседняя камера нужна, а, ниндзя косматый?
– Я так и знал, ексель-моксель! – Незнакомец сменил шепот на повышенные тона, прищурив в потемках глаза. – Весь в папку, точняк! И рожей, и кожей. Да и характерец такой же, ешкин кот.
Треша будто молотом по башке стукнули. Он вскочил с нар, одним прыжком очутился возле старика, схватил его за плечо (заметил еще крепкие мышцы) и пронзил строгим проницательным взглядом:
– Что-о? Что ты сказал, дед?
– Гур я. От производного ГРУ. Когда-то так величалось Главное управление разведки или Главное разведуправление. Щас не важно. Ты не помнишь меня, Данилка? Нет? Я генерал армейской разведки. Гм… бывший. И бывший начальник твоего бати, майора Топоркова. Никиты Сергеевича. Семь лет тебе было, когда отец твой пропал. Ты с матерью и сестрой в часть к нам приезжал. Не помнишь?
Старик мягко, но сильно разжал захват сталкера на своем плече, продолжая смотреть в его удивленные глаза, затем взял его руку в свои ладони и легко надавил. Треша словно током шибануло. Он вздрогнул как тогда, возле дома офицеров, в Хасавюрте, когда слегка пожилой угрюмый генерал присел на корточки возле него и двумя руками пожал маленькую ручку семилетнего сироты. За спиной плакала мать, держа на руках сестренку Данилы, а позади генерала стояли два офицера с печальными бледными лицами.
– Генерал? Вы-ы?! – Треш сглотнул комок в горле и подавил желание присесть, согнуть ватные ноги и унять клокочущее сердце.
– Я, Данила, я-а, – шепнул старик и, взяв сталкера под локоть, потянул из камеры. – Потом… все потом, а сейчас надо уходить. Самому тебе уже не выкарабкаться отсюда. После обеда должна состояться казнь, скоро хватятся часового. Тогда обоим вышка. Пошли, боец.
– Гур, воды не найдется? Совсем трубы сухие…
– Есть кое-что другое, – бывший генерал достал из сумки маленький бурдюк, взболтнул, протянул пленнику, – на вот, настойчик полезный, болеутоляющий.
– Самоделка, что ли? – Треш с недоверием зыркнул на емкость, затем на старика. – Меня уже подобными бражками вчера поили, е‑мое.
– Пей живей и уходим!
Треш сделал глоток. Вроде ничего, глаза не лопнули, понос не случился, мозги остались на месте. Приложился еще. Даже вкусно. Настой со вкусом цитруса и бергамота. Отдал кожаную фляжку Гуру, поблагодарил.
– Тише! За мной, паря.
Треш лихорадочно огляделся, кивнул и вслед за стариком юркнул из сумерек камеры наружу. У влажной стены на грязном полу сидел в отрубе охранник. Рядом стоял карабин, прислоненный к дверному проему.
– Помоги.
Сталкер вместе с Гуром подняли вырубленного часового, затащили в камеру, ловко связали его же ремнем от штанов и рукавом потной рубашки, сделали кляп, закрыли дверь на засов. Карабин хотел прихватить Треш, но старик забрал его себе со словами:
– Твоя снаряга вон за той дверью. Забирай живо. И тихо давай. Кажись, кто-то идет. Вот мля-а!
Сталкер на цыпочках метнулся в указанном направлении, а Гур прокрался вдоль стены к лестничному проходу и замер за углом.
Ждать пришлось секунды три. Из-за пролета показался бородатый толстяк в черной рясе и кожаной безрукавке поверх, в мокасинах, с портупеей через плечо, в каких раньше носили маузеры. Жирные пальцы в золотых перстнях, в мочке левого уха серьга с рубином, на мощной шее тату в виде штрих-кода. Странный мужик. Золото давно обесценилось, а выглядеть таким упитанным в голодные времена – большая роскошь, равняющаяся приверженности к высшему сословию. Либо к лидерству в какой-либо группировке.
Тюкнув по лысой голове новоявленного, Гур тихонько свистнул сталкеру, а сам помог обмякшему толстяку сползти вдоль серой стены. Обшмонав его, подхватили за конечности, оттащили увальня в одну из камер и проделали с ним то же, что и с первым охранником. Треш, водрузив свою родную снарягу на себя, привычным движением закинул «Вал» на спину, затем на секунду впал в ступор. Задумался, глядя, как Гур копошится с толстым мужиком. В глаза бросились первые три цифры на штрих-коде татуировки охранника. «666». Этого толстяка кило под сто двадцать и лет так под пятьдесят ни Гур, ни Треш раньше не видели. Поди, кто-то из недавно пришлых. Хотя странно, уже в охранниках? Еще тогда двум беглецам стоило задуматься над этим вопросом…
Вдруг осенила мысль: «А что, если оставить записку поселенцам?» Сталкер бросился искать уголек, мел или кусок извести, но безрезультатно. Потом вспомнил, что в подсумке с картой Пади имеется огрызок карандаша. Нашел, стал осматриваться в поисках листка бумаги; бумагу дал Гур, догадавшись о намерениях сталкера. Треш благодарно кивнул, бесцеремонно присел на тушу толстяка (нар в этой камере не было) и принялся писать. Начеркав три строчки, оглядел сырое помещение и вышел наружу. Записку воткнул в засов своей камеры, повернулся к старику посмотрел вопросительно: «Ну что, куда и как дальше?»
Гур хмыкнул, теребя седой ус, вздохнул и прошептал:
– Придется тебе немного пообниматься со стариком. Уж не обессудь, сынок. Есть только один способ выбраться отсюда незаметно и без жертв. Нам ведь они не нужны в крепости, так?
– Так.
– Вот поэтому наверху, когда дам сигнал, прижмешься ко мне сзади покрепче и плотней, и быстрым темпом минуем площадь и запасной выход из форта. Пойдем через северную башню, там лодка ждет. Понял?
– Так точно, мой генерал! – улыбнулся Треш. – А ты точно генерал?
– А то. Бывший, правда. Вопросы еще не по теме есть? – Старик вынул из сумки на боку какую-то вещь.
– Генералов бывших не бывает! Кажись, так? Думаешь, сольемся тандемом, так никто не заметит? – ухмыльнулся сталкер, приводя на себе в порядок снарягу и подгоняя лямки, опутывающие тело.
– Обожди чуток, увидишь. Не зря по лесу и горам хожу. Кое-что имеется, – с этими словами Гур достал комок фольги, развернул, и взору сталкера предстала слегка сияющая желеобразная субстанция. – Артефакт «медуза». Слышал про такую?
– Ё‑мое‑е! Артефакт-невидимка. Способный…
– Он самый, – оборвал старик восторженный возглас Треша и шикнул на него, – тс-с, тише ты, парень. Так всю братию форта сюда накличешь, ексель-моксель. Короче, дуем наверх, там в сцепку и валим отсюда. И что бы ни случилось, какие бы ни встретились помехи, соблюдай тишину и полную маскировку. Иначе сам знаешь.
– Ясно. Не пацан, – шепнул Треш и тронул за плечо отвернувшегося было деда. – Гур, спасибо тебе! Скажи, ты правда что-то знаешь про отца?
Старик смотрел в строгие зеленые глаза сталкера секунд пять, кивнул и улыбнулся:
– Как там у вас, молодежи, говорят? По чесноку? Так точно, сынок. Знаю, что жив, где примерно сейчас находится и… все расскажу. Потом. Давай для начала выберемся отсюда. Лады?
Треш радостно кивнул, протер кулаком повлажневшие глаза, глубоко выдохнул и на манер спецназовцев тронул плечо старика – знак двигаться вперед.
Солнечное утро ослепительным светом бросилось в глаза. Свежесть близкого леса и влажность крепостных стен, покрытых плесенью и стелющимся вьюном, остро ударили в нос, закрались за отвороты одежды, вызывая волны мурашек по спине. Звонкая трель жаворонка прерывалась редким лаем собаки да мычанием коровы в хлеву. Пока беглецы, прижавшись друг к другу, невидимками брели по краю площади и крались вдоль стен и казематов к дубовым воротам, обитым чугунными пластинами, громкость звуков усилилась. Бряцание цепей и скрежет тросов, скрип деревянных орудий труда, звон кувалды, голоса, детский плач, мат, резкий шум циркулярки и удары топора о бревно – все сливалось в разномастную гамму шумовых эффектов, таких привычных для крепости да и для любого поселения Пади. Просыпающийся народ заполнял крепость, занимаясь ежедневными делами. Гвалт и гул нового дня разрастались, выходя за пределы поселения, эхом блуждая по катакомбам форта и ложбинам недалекого леса.
Возле огромной бочки-накопителя дождевой воды оба внезапно остановились. Гур хотел было цыкнуть, но понял причину внезапного ступора. Треш заметил сестру, сидевшую в позе «лотоса» на куске бетонной плиты недалеко от зарешеченного окошка камеры, в которой остался связанный охранник. Длинный грязный сарафан закрывал половину тела, легкая жилетка из тонкого войлока, косынка, бусы из сушеной рябины, лапти. Сердце сталкера сжалось при виде бедняжки, дежурившей у стен тюрьмы. Как-то раньше он и не придавал значения ее облику, старой потасканной одежонке, печальному взгляду родной девочки. Блин!
Гур терпеливо ждал жеста напарника, с пониманием глядя на бедняжку.
И ведь никак не сообщить ей о себе! Треш проглотил ком, облизнул губы и сжал кулаки, отпустив ткань рясы поводыря. Так захотелось броситься к милой сестре, схватить ее в охапку и бежать, бежать прочь, сквозь стены, лес, аномалии и невзгоды. Но… Этого делать сейчас никак нельзя. Нужно терпеть, ждать. И ей, и ему. А пока бежать. Подальше. Но елы-палы, как же дать знак, как помочь ей скрасить печаль?!
Треш залез рукой в карман. Пусто. Пощупал отсек худого рюкзака, где держал кое-какие ценности. Ничего. Все стырили эти лже-дружки Сабля и Упс. Сволочи. Блин, что же делать? И Гур мнется, нервничает.
Старик заерзал, вынул из сумки «рубин» – редкий и красивый артефакт в виде кристалла, способный частично отводить пули, стрелы и сглаз, дорогой товар на Блошинке. И молча, без колебаний, сунул его в ладонь сталкера. Треш на миг обомлел, поняв, зачем и почему дед отдал ему такое сокровище, и благодарно сжал предплечье старика. Не сговариваясь, они мелкими шажками перебрались поближе к девочке, постояли несколько секунд, наблюдая за ней, и, выронив артефакт на полы сарафана, так же спешно ретировались прочь. Треш успел заметить недоумение сестры, перешедшее в радость и молитвы. Она сжимала «рубин» в кулачке и вертела головой вверх и по сторонам, пытаясь понять, откуда свалилось такое богатство.
«Не дура, смекнет, как правильно использовать вещь», – подумал сталкер и, увлекаемый попутчиком, скрылся за углом.
Медленно, чтобы не разъединиться и не стать видимыми, они с трудом перебрались через кучу щебня и сваленные балки, обошли высокий истукан бога плодородия, вырезанный из бревна, и тихонько миновали наблюдательный пост на смотровой площадке. Двое охранников не услышали шороха ног и не заметили легкой взвеси пыли у крепостной стены. Проблема заключалась в другом.
Почуяв их присутствие, залаял шелудивый пес, скитающийся по дворам форта. Норовя укусить за ноги странных безликих существ, он бесновался и метался вокруг парочки, чем привлек внимание поселенца, вырезающего из веток орешника стрелы.
– Эй, Чмо, вали на хер отсюда. Задолбал гавкать, – бросил недовольный мужичок, но, поняв, что впустую, заорал на дворнягу громче: – Слышь ты, псина облезлая, кончай тявкать! Вот зараза! А ну, пошла отседова, божья тварь!
«Ну и кликуха у собаки!» – мелькнуло в голове Треша, отчего он даже улыбнулся. А на самом деле просто на душе стало легче. От того, что он вместе с другом отца идет прочь от тюремных подвалов. Что с его же помощью удалось скрасить существование бедняжки-сестры на ближайший месяц, и скоро там, на свободе, он узнает от попутчика все о своем отце. Наконец-то!
Собаку прогнал брошенным камнем поселенец. Та, взвизгнув, исчезла. Беглецы пролезли в огромное отверстие разрушенного блокгауза, перебрались через остов масловарки и, оставшись наедине, «размедузились». Теперь их могли увидеть только случайно, поэтому преодолеть оставшееся препятствие – стену за северной башней – нужно было еще осторожнее и тише. Пять метров вверх, разбитые ступеньки, затянутые ползущим лишаем, и еще три метра в синее, как сапфир, небо. Часовой на башне на особом счету. Осмотр двора, отход к боковому поручню. Гур, несмотря на возраст, легко и ловко подтянулся и жуком пополз наверх. Приклад «Сайги» болтался за спиной, дабы не брякнуть по кирпичам выщербленной стены. Треш осмотрелся, убедился, что бородатый охранник обозревает округу за фортом, и повторил действия старика. Преодолев стену за какие-то минуты, отметив про себя факт, что так поступить может и враг, решивший проникнуть в крепость, беглецы по сухим лианам спустились наружу. Вскоре они бесшумно гребли на плоскодонке вниз по течению, отчалив от заросшего ивняком берега.
Вроде бы пронесло…
– Можно представить, какой переполох сейчас в крепости! – усмехнулся Треш, орудуя единственным веслом с левого борта лодки, в то время как старик использовал тычку.
– Да-а, шухер там не слабый. – Гур искоса посмотрел на сталкера. – Но рано или поздно тебе придется туда вернуться.
– А тебе? Ты вообще с каких краев, Гур?
– С Северного форта. С Костромского.
– А здесь какими судьбами? Путь же не близкий от Северного…
– Считай, что тебя искал. И дельце есть одно, – пробурчал дед, отталкиваясь шестом, погруженным в реку.
– И за этим аж с Северного шагал?! Не хило.
– Если бы ты знал зачем, то не удивился бы. Сам вприпрыжку поскакал.
– Ясно. Вопросов больше нет… пока.
Некоторое время они гребли молча, любуясь местными красотами. Густой ивняк скрывал берег, гигантские камыши и рогоз создавали вдоль него частокол, чернея сигарообразными набалдашниками. Пацаном Треш любил собирать их и, распушив, носиться по деревне, кидаясь в приятелей. Беззаботное детство. Яркие воспоминания. Куда все это делось?..
Думы и грезы прервал сильный всплеск метрах в тридцати позади. Треш тотчас напрягся и уставился на испуганного Гура, лицо которого приобрело синеватый оттенок. Когда бульканье повторилось ближе, сталкера и самого пробрало не на шутку. Он слышал о речных мутантах, водившихся в глубоких полноводных озерах и реках, но здесь, в небольшой речке…
– Греби живей! – крикнул Гур и сильнее налег на шест.
Они остервенело рвали веслами гладь реки, ощущая затылками и спинами опасность.
– Сюда… с разгону в камыш!
Вода невдалеке пару раз взбурлила, давая понять, что враждебное существо приближается. От страха у обоих беглецов затряслись поджилки и предательски ослабли конечности. Мощными рывками они вогнали лодку в гущу камыша и торопливо спрыгнули в нее, по колено увязнув в тине, ряске и жиже. Паутина залепила потные лица и одежду, в воздух взвилась огромная стрекоза, тарахтя метровыми полупрозрачными крыльями. В корму суденышка с глухим стуком ударила подводная тварь, лодка вздыбилась передком и, пролетев по воздуху пару метров, перевернутая шлепнулась на камыш, едва не накрыв людей. А те, напуганные до смерти, не оборачиваясь, без сговора, побежали прочь.
Оцарапав веткой лицо, Гур зигзагообразными прыжками устремился на ближайший холм. За ним неотрывно следовал Треш, тяжело дыша и хрустя сухостоем под ногами.
Твердь. Слава богу, успели!
– Что за хрень… там… нас?.. – задыхаясь, выпалил сталкер.
– Лучше б нам не знать, – буркнул старик, упав спиной на покрытый травой откос пригорка, и сложил трясущиеся руки на груди. – Сколько их… за время Хаоса наплодилось… уродов… мать их за ногу.
Отдышавшись, путники успокоились, проверили оружие, огляделись, выбрали ориентир и зашагали к лесу. Сбоку, тревожно дребезжа колючими ветками, напомнил о себе аномальный куст шиповника, будто предупредил: «Сюда не ходи, туда ходи, снег башка попадет…» Опытные сталкеры Пади знали, как хреново попасть в зону досягаемости такого кустика и оказаться нашпигованным его стреляющими иглами. Гур вел сталкера по лесу аккуратно и быстро. Выбирал опушки, просеки, распадки, максимально избегал завалов и густых зарослей. Да Треш и сам знал премудрости Чащобы и мог бы без особых сложностей пробираться один – на его стороне был многолетний опыт и своеобразная «дружба» с аномальным лесом. Именно так, иначе эту необычайную связь и не назовешь. Обычно подходя к лесу, чтобы преодолеть тот или иной участок, Треш без особого труда выискивал на опушке одинокое деревце – «лапку», как он называл его. Такая имелась всегда, ютилась на отшибе, будто бы специально придуманная во времена эпидемии для контакта добра и зла, света и тьмы, человека и Чащобы. Для связи с природой, восставшей в борьбе за право на существование. И Треш, познавший некоторые секреты друидства, научился общаться с «лапкой», находить ее среди множества растений и устанавливать взаимосвязь. И тогда путь через Чащобу был почти безопасен. Ну… Если не нарушать спокойствия растений.
Вот такая фишка, и о ней знал только он.
Гур, судя по всему, пользовался иными методами прохождения лесных дебрей, не любящих шума, огня и топора. Они могли и пропустить человека, внимательно следя за ним, но если тот не нравился Чащобе, в ход шло ее оружие: зверье, ядовитые растения, аномалии. Все использовалось для уничтожения неугодного. И лес Пади всегда побеждал!
Шли долго. День клонился к концу. Почти не разговаривали, молча брели сквозь обширные заросли.
По знаку Гура присели, прислушались. Относительно тихо и спокойно. Естественные звуки не отвлекали и не пугали слух путников, но они умели различать среди всей этой какофонии те сигналы, которые могли стать угрозой, предвестниками беды.
Треш почуял присутствие зверя. Видимо, Гур тоже – тронул руку сталкера и пальцем указал направление. Следующим жестом дал понять, чтобы напарник занимал позицию слева и бдительно следил за левым флангом. Справа тянулся овраг с достаточно крутыми отвесными краями, так что оттуда опасности не предвиделось. А вот заросли дикой малины впереди на одиннадцать часов привлекли внимание и старика, и молодого сталкера.
Треш, помня неписаное правило нахождения в Чащобе, то бишь соблюдение абсолютной тишины, даже не притронулся к огнестрелу, тем более старик, показав на автомат, отрицательно покачал головой. Треш медленно и плавно перетек на корточках влево от Гура, расстегнул ремешок ножен. Скоротечно огляделся и приник плечом к стволу осины. Дед перебрался к краю оврага и заглянул туда. Прокачал окрестности, поросшие мелкими елочками и молодыми осинками, визуально профильтровал недалекий куст боярышника.
Что-то живое было рядом. И это «что-то» следило теперь и за ними. Треш чувствовал чужака, зло, давление извне. Интуиция до сих пор никогда не подводила опытного сталкера. Краем глаза он заметил движения старика, готовящего свои нунчаки и при этом не сводящего взгляда с малинника. Левая рука Гура нащупала ствол осинки, перебрала его пальцами вверх и притянула к себе, наклонив деревце.
Зачем? Что он собрался делать, Трешу было невдомек. Но следя за пожилым проводником, сталкер не терял контроля и за своим сектором. И вскоре дождался разгадки…
Треш пристально всматривался в очертания деревьев и кустов. Сердце тревожно и громко застучало. Глаз у спортсмена и опытного сталкера Пади – алмаз, но пока ничего опасного он не замечал. А вот Гур точно кого-то узрел. Сделав стойку, подоткнул излишки рясы за пояс и, лихорадочно соображая, медленно попятился к самому обрыву, дно которого скрывалось в пелене серого тумана и зарослях высокой травы. Угодив туда, надеяться на скорое спасение не стоило, настолько крутыми казались склоны без единой тропки наверх.
Ступая назад, Гур вдруг замер, даже обильная растительность на его лице не скрывала бледности и крайней степени испуга. И эти эмоции передались Трешу, до рези в глазах уставившемуся в стену леса. Но ничего, кроме сухого обгорелого деревца с торчащими черными сучками в малиннике он не видел. Сталкер перевел было взгляд дальше, но интуиция заставила подобраться, напрячься, твердя: «Внимание! Сейчас…»
Лес, не тронутый пожарами и кострами, чистый в этой окрестности от человеческого вмешательства и действия частых молний, выделялся одним-единственным сгоревшим деревцем. Странно… Треш раздумывал, как среди живого зеленого кустарника, затесалось лишь одно отмеченное давним огнем дерево. Будто оно здесь лишнее, чужое, и это вовсе… не дерево!
– Парень, черный сук на одиннадцать! – крикнул Гур и взмахнул руками над головой, словно приветствовал издалека товарища. Или привлекал его внимание. Но зачем?
– Вижу… Это… это что еще за… – Треш до боли сжал в руке штык-нож, понимая, что данное оружие против этого чуда явно слабо. – Гур, бойся-я!
Черное деревце вдруг ожило, неестественно дернулось, согнулось и выскочило из малинника. Теперь его ничто не скрывало. Корявое, обгорелое из-за давнишнего пожарища растение зашевелило сучками и издало низкий скрипящий звук, не предвещавший людям ничего хорошего. Ни одного листочка, ни хвоинки, сгусток черных веток и корень вместо головы. Страшилище будто явилось из ужасных сказок или кошмарных снов. Треш отпрянул и плюхнулся задом на траву, выпучив глаза и открыв рот. Живой обгорелый древо-корень вскинул конечности-сучки, сделал кривыми ходулями-палками шаг и, ускоряясь, бросился в их сторону.
– Сиди смирно, не дергайся! – бросил старик, заметив шок растерянного сталкера, заорал и замахал руками, собираясь бежать. – Сюда-а! Я тут! Лови меня-а…
Сухостой (иначе его и не назовешь) без заминки кинулся за беглецом, не разбирая дороги, ломясь сквозь кусты и громко скрипя куцыми кривыми конечностями. Треш быстро окинул себя оценивающим взглядом, выискивая нужное оружие против невиданного врага, но ни нож, ни бумеранг, ни «Вал» за спиной не годились для борьбы с этим существом. Чем можно было победить или хотя бы остановить свирепый оживший корень, сталкер никак не мог сообразить. Он вскочил на ноги, хватая заточенную палку, и выставил ее как копье, приняв боевую стойку римского воина. Но его помощь не понадобились – Гур справился сам. Причем легко и просто – вот что значит профи, спец и знаток леса! Не чета молодняку.
Старик специально позволил сократить дистанцию между собой и страшным преследователем, почти разрешив схватить себя жуткими щупальцами-сучьями, с разбега зацепился у оврага за самую толстую ветку крайней молодой ивы и… высоко прыгнул вперед. Почти настигший его сухостой-обгорелок бросился за жертвой, протягивая острые обугленные ветки. Благодаря крепкому гибкому стволу дерева Гур, как грузило на леске удилища, повис над огромной ямой, описал дугу и, спружинив, вернулся к краю обрыва, удачно плюхнувшись на колени рядом с подоспевшим сталкером. Страшилище же по инерции рухнуло вниз и пропало в туманных сумерках обширного оврага. Его возня и шелест долго слышались внизу, но попытки вскарабкаться наверх не увенчались успехом – склоны действительно оказались слишком круты и к тому же осыпались.
– Вот примерно так я еще недавно охотился на зверей, – пояснил Гур, отпустив ивовую ветвь и отряхивая колени, – пока не стал вегетарианцем и не перешел на растительную пищу.
Он улыбнулся одними глазами, положил крепкую ладонь на плечо Треша и, кивнув в сторону темной низины, сообщил:
– Это огарк, дерево-мутант. Не иначе как под Дугу попал, бедняга. Издалека же его занесло в наши края! Эдак скоро и другие гости пожалуют, если эта кочерыжка смогла сюда добраться.
– Огарк? Что за хреновина такая, откуда? – нахмурился Треш, вглядываясь в темень за обрывом. – Какая еще Дуга? Не та ли огромная аномалия далеко на юге, в районе Больших Луж, про которую ходит молва, что она выросла незадолго до Судного дня и плодит дорогие артефакты и дары? И якобы служит местом паломничества оставшихся в живых, а еще является указателем к Раю.
– Ого! Как много инфы в одном вопросе, – удивился Гур, поправляя льняную рясу с грязными полами, – и как много дезы в ней. Вечерком расскажу… если захочешь, а сейчас нужно идти. Не хотелось бы ночлег устраивать в Чащобе, где уже появились обитатели Дуги.
– Мне не впервой ночевать здесь. Я могу.
– А я нет. Спать нужно спокойно, а не дергаться и спички вставлять в глаза на кроне высокого дерева.
– И где же это безопасное место? Здесь на многие кэмэ одна натура, – усмехнулся Треш, отходя вслед за стариком от оврага вглубь опушки. – Я-то уж эти дебри знаю хорошо. Да и ты, думаю, здесь не первый раз.
– Ну да, ну да… Огарка тоже видел уже? И знаешь, кто он, откуда и как с ним бороться? – ехидно ухмыльнулся Гур, похлопывая сталкера по рюкзаку на спине. – Может, прям тут, у обрыва, заночуем?
– Да щас-с! Не-е, чего-то не хоцца… – пробурчал Треш, шагая по поляне в сторону малинника и нервно озираясь. – Давай уж лучше до твоей ночевки двинем. Не видел до сих пор такого чудища и очень надеюсь не увидеть его больше никогда. Если по чесноку, поплыл я маленько, завидев его, да еще и бегущего за тобой аршинными скачками. Вдруг подумалось, что вряд ли чем его завалишь, а ты вона как разделался с этим сухостоем… деревяшкой, блин!
– Эта деревяшка легко на свои сучки жертву насаживает, как перепелку на шампур. Или душит в секунду, аж глаза вываливаются у добычи. Так что лучше с огарком нам больше не встречаться, сынок.
– И чем же его можно свалить?
– Ну, не пулей точно. И не ножиком. И даже не твоим летающим плоским бананом! – Гур хохотнул. – Огнем можно, он боится пламени. Все деревья не дружат с огнем, и этот – не исключение. Возможно, и артефактом каким-нибудь отпугнуть можно. Не знаю. Нужно изучать и экспериментировать.
– Не-е… – Треш хмыкнул и отрицательно замотал головой. – Мне такие эксперименты с риском для жизни на хрен не нужны. А как ты узнал, что его можно сбросить в овраг?
– А я и не знал. Первое, что пришло в голову – бежать. А потом сообразил, что обрыв – хорошая западня для любого зверя. И решил действовать так, как раньше охотился. Факел сооружать уже времени не было, сам понимаешь. А мой способ хорош во всех смыслах. – Довольный собой, Гур улыбнулся, топая по еле заметной в траве и опавших листьях тропинке.
– Ха. Ну ладно, если овраг такой есть, так ведь не везде он имеется. Не-е, нужен более действенный способ. Полагаться на одно лишь везение и удачу не стоит, – заметил Треш, упираясь взглядом в спину старика.
– Так и есть. Только кому, как не тебе, знать, что такое удача?!
– Сбацаю-ка я факелок, вдруг этот огрызок… огрелок… огарок… тьфу!.. Огарк за нами припустит. Да и темнеть начинает, все равно свет нужен. Долго еще идти? Может, на сосну залезем?
– Стар я лазать по деревьям. И смолой мараться не больно хочется… Да и перекусить нужно, костерок развести. Потерпи малость. Скоро будем.
– Может, я первым пойду? Я Чащобу знаю… и она меня тоже.
– Это хорошо, что дружишь с ней, но давай лучше я ведущим буду. А то за тобой не поспеть, припустишь еще, только одышку схлопочу да совесть замучает, что отставать от тебя буду. Расскажи лучше про себя, сынок: чем занимался эти годы, как выживал, где уму набирался? – Дед вполоборота подмигнул сталкеру, не сбавляя темпа.
Так, за разговорами, на ходу срезая слеги и заготовки для факелов, петляя по сумеречному лесу, они прошли пару километров и очутились на опушке. Впереди раскинулось небольшое болото, за которым снова начинался куцый смешанный лес, по сторонам тянулось редколесье из сухих осин и чахлого кустарника. Вид трясины говорил о названии сам за себя – Куцее болото. Белесый туман уже поднимался от болота, норовя застелить непроглядным покрывалом всю низину.
– Ах, вот для чего слеги понадобились! Ясно. Понял. Ты хочешь сказать, мы в центре Куцего болота будем ночевать? – состроил недоуменную мину Треш.
– Догадливый, парень. Дров нарубишь? – Гур осклабился, поглаживая усы и бороду.
– Так… где ж я топор возьму? Да и зелень тут одна, какие дрова, блин? Чащобу только обозлим…
– Гы‑ы, а говорил, лес знаешь! Пошли уже, следопыт ты наш, знаток природы. – Старик жестом пригласил вперед, в обход тучи комаров, прямо в пузырящуюся болотину.
Треш почувствовал неловкость и легкий стыд за глупые вопросы. Сколько раз в жизни он корил себя за необдуманные слова и поспешные возгласы… Собравшись с духом, осмотрелся и смело шагнул вслед за напарником. Но так и не понял насчет дров для костра и вообще места ночевки, поэтому просто решился довериться пожилому проводнику, уже не раз за сегодняшний день спасшему его жизнь. Раз Гур спокоен и уверен, значит, все будет хорошо.
Не зная, можно ли до конца довериться новому знакомому, он вспомнил наставления старейшины форта, что в Пади вообще никому и никогда нельзя верить. Замер на мгновение, а потом решительно махнул рукой и громко хмыкнул, привлекая внимание старика. Тот обернулся, вопросительно глядя на сталкера.
– Это… гм… тут недалеко нужно забрать кое-что… ну… хабар кое-какой имеется… заначка, – пролепетал сталкер, не сводя с лица проводника пристального взгляда.
– А-а, так ты тотем здесь заныкал, возле болота?
– Хм… догадливый ты! Прям полиграм.
– Полиграф, – поправил с усмешкой Гур и хлопнул перед собой комара, хрустнувшего в ладонях сдавленным хитином. – Давай сходим, заберем. Только живо, сынок, а то темнеет и скоро любое движение в этом лесу может закончиться большой бедой…
На месте недавнего злосчастного чаепития обнаружили труп Упса. Вроде бы этого следовало ожидать, но Треш насторожился и с испугом бросился изучать округу. Гур тоже стал высматривать следы, отмечая про себя некоторые нюансы и рисуя в уме воображаемую картину убийства. Бедолагу прикончили после недолгих пыток, оставив на съедение зверью, которое недалеким воем уже напоминало о себе. Сломанные пальцы, отрезанные уши и кровавая дыра в подреберье убедительно доказывали это. Что мог сообщить бедняга, ничего не знающий о тотеме и схроне, непонятно, поэтому причина его убийства тем более была неясна. Плюнув на расследование, Треш быстро отыскал тайник, достал спрятанную драгоценность и с грустной улыбкой вернулся к старику.
– Зачем было его убивать? Он, конечно, заслужил наказания, и, может быть, жесткого, но не убивать же за подлость…
– А его и не сразу кончили, – пояснил Гур, тыкая слегой тело мертвеца, – помучили, попытали. И явно зря, раз тотем у тебя. Обобрали и, похоже, сюрпрайз оставили, поэтому трогать мы его не будем. Пошли быстрее отсюда, а то псевдоволки уже учуяли труп.
– Какой сюрпрайз? Новый артефакт объявился?
– Нет, граната объявилась под телом на боевом взводе. Среди палачей есть кто-то из военных, как пить дать!
– Ого. Вот сволочи!
– Призывной возраст, смотрю, кончился у тебя, сынок. Не служил. Но такие штучки должен знать, обитая в Пади. Запоминай и впредь, шмоная трупы в поисках хабара, не торопись. Ясно?
Треш кивнул, отряхивая завернутый в тряпье тотем. Со стороны эта бандура выглядела обыкновенной дубиной.
– Уходим. С тотемом позже разберемся. – Старик на ходу поднял длинную двустволку Упса. – Без патронов, но пригодится.
– А чего с ним разбираться? Его однозначно в форт доставить нужно, и дело с концом! Не хочу под следствием у своих же ходить и в бегах числиться.
– Потом поговорим, сказал. Уносим ноги, живее! А то я по темному лесу бегать не такой мастак как некоторые. Сайгак, блин, ишь нарезал, не успеть за ним…
Вскоре оба достигли Куцего болота и, не медля, ринулись через топь. Они достаточно быстро пробирались по чавкающей, булькающей, местами похожей на растительный ковер жиже. Кто-кто, а Треш знал, что такое трясина и чем она чревата. Приходилось ходить по болотам Пади и раньше, но чтобы на ночлег устраиваться среди топи – это казалось немыслимым и диким. Выделяющийся метан, бездонные омуты, гадюки, отсутствие дров для костра, тепла и света, отпугивающего всякую нечисть, – все это противоречило здравому смыслу при выборе ночлега. Да еще и комары! Не те лесные комарики размером со скрепку, которых люди привыкли хлопать, замечая лишь по характерному писку. Болотный гнус абсолютно беззвучно роился столбами, ареалом охоты выбирая каким-то образом помеченную территорию в несколько квадратных соток. Самцы размером с колибри, кровососущий аппарат которых достигал длины сапожного шила, кусали не слабее самок. С десяток таких насекомых мог высосать из человека кровь за считанные минуты!
Вот это и являлось основной проблемой для шатающихся вокруг болот сталкеров и бродяг, чьи высохшие и обескровленные трупы находили порой в таких местах. Гур будто почувствовал тревогу молодого попутчика, повернулся на очередной травяной кочке и протянул Трешу кожаный мешочек с какой-то жидкостью внутри:
– Намажь немного на одежду. Аккуратно, чтобы не попало на тело. Это желчь лисоеда – очень сильное средство от гнуса, но и ядовитое одновременно. Запах его не опасен для человека, но пагубен для москитов. А при попадании на кожу сжигает ее и надолго оставляет шрамы. Возможно, навсегда.
– Ну, спасибо. Надолго хватает этой фигни? – Треш боязливо выдавил сгусток народного средства на кончик боевой перчатки, продолжая отмахиваться от выныривающих из сумерек кровопийц.
– До утра точно хватит. Дай и мне мазнуть. Глядишь, одной проблемой будет меньше.
Брели в молчании еще с полчаса. Комары разом пропали, чему Треш немало удивился, изредка оглядываясь и выискивая надоедливых насекомых. Мускусный, чуть приторный запах ощущался, но абсолютно не мешал. Удивленние долго не сходило с лица сталкера. Но он не знал, что это не последний сюрприз опытного проводника и старого знатока природы!