Глава 4
Дети ждали дома. Настасья сама сварила суп, Васька натаскал и нарубал дров, это значит, что дома было тепло и сытно.
– Какие же вы у меня молодцы! – похвалила Ульяна, видя, что дома тепло и пахнет снедью. – А у меня для вас молоко! Только что из-под коровки!
– Молоко!!! – в два голоса прокричали ребятишки и подбежали к матери.
Ульяна отдала им бидончик, а сама стала раздеваться. Катерина разделась и поставила валенки поближе к печи.
– Тёть Кать, мам! Давайте за стол, – предложила Настасья.
– Как время летит! Вроде бы недавно на руках носили, пелёнки меняли, а теперь уже и сами печь топят и есть готовят, – задумчиво произнесла Ульяна.
– И не говори, сестрёнка! Какие уже у меня взрослые и самостоятельные племянники, – добавила Катерина.
Сёстры вымыли руки и сели за стол. Васька уселся рядом, а Настасья, как истинная хозяйка, подала на стол. Она разлила по тарелкам суп, а затем принесла блюдо, накрытое полотенцем.
– А это что? – удивилась Ульяна.
– А это… попробуйте, – смутилась маленькая хозяйка и сняла полотенце.
Это был хлеб! Самый настоящий, свежеиспечённый! Немного несуразный, как для первого раза, но очень душистый!
– Настасья!? Ты сама испекла хлеб? – спросила Ульяна, глядя удивленно на дочь.
Запасы муки ещё оставались с осени и хлеб Ульяна обычно пекла сама.
– Да… попробуйте… может не удался, – неуверенно ответила та.
– Давай его сюда, – захлопотала Катерина и порезала хлеб ножом. – Пропёкся, значит вкусный, – подбодрила она племянницу.
– Молодец, очень вкусно. Помощники, вы мои, – чуть ли не плача произнесла Ульяна, откусив кусочек хлеба и попробовав ложку супа.
– Да, очень вкусно, – согласилась с ней Катерина.
А сама взяла кусочек корочки и поднесла к губам, он был ещё тёплый и пах ароматным житом. Она закрыла глаза и ей почему- то сразу вспомнился отец. Когда его не стало, ей было всего десять лет, но тот день она будет помнить до конца жизни…
***********************************
Эти дни были самые страшные, самые жуткие в её жизни. В канун 1933 года в их доме, где кроме неё было ещё сестра и два маленьких братика, еда катастрофически заканчивалась. Ульяна была самая старшая и уже с ними не жила. Все запасы зерна, крупы и муки отобрали большевики и вывезли из их села. Отец с матерью только и успели под порогом в доме запрятать мешок зерна. Закопали, постелили дорожку, как ничего и не было.
В их селе по непонятным для десятилетнего ребёнка причинам стало голодно и страшно. Стали пропадать коты и собаки…. Два маленьких братца умерли с голоду на её глазах. Сначала Санечка, ему было всего один годик…. А потом и Матвейка…. Ему не было и четырёх лет…. Она никогда не забудет их голубые глазки, которые со временем потускнели и провалились в глубину лица…. Отец приносил из лесу домой птичек, а мама варила из них суп…. А когда и птички закончились… варили крыс…. Но те были до того тощие, что есть в них было особо нечего. А одна их соседка, вообще обезумела, стала вспоминать Катерина.
Будучи ещё ребёнком, Катерина выходила гулять на улицу с другими детьми. И вот она по обычаю, зашла за своим другом Лёшкой. Когда вошла в дом, то увидела, что его семья обедает, а Лешкина мама сидит, рыдает и ничего не ест.
– Тёть Зин, а Лёшка гулять пойдёт? – спросила маленькая Катя, высовываясь из-за двери.
Женщина сидела, обхватив руками голову. Затем обернулась к ней, глядя стеклянными глазами и спросила:
– А ты сегодня ела?
В животе предательски забурчало, что слышно стало, как показалась Катерине, всем. Она с утра съела немного проросших зёрен, но есть попросить постеснялась.
– Нет, спасибо. Я не голодна…. А Лёшка выйдет?
Женщина с запавшими скулами и исхудавшими руками тяжело вздохнула и залились слезами.
– Нет… Лёшик больше не выйдет, – тихо произнесла она, глядя в никуда.
– Он, что заболел? Тогда я завтра зайду…
– Не надо заходить…. Лёша больше не выйдет…. Его больше нет…. Он умер…, – всхлипывая, пробормотала тётя Зина.
Кате стало как-то не по себе от услышанного и, она машинально перевела взгляд на большущую кастрюлю, стоявшую на плите. Из нее торчала детская нога…. Катя завизжала и бросилась прочь….
Она не помнила, как оказалась дома. Забежав в дом, она заперла дверь на засов и, словно загнанное животное, запрыгнула на кровать, укрывшись одеялом.
– Катерина, что случилось? – спросила мама.
Девочка долго молчала, а по её щекам текли слёзы.
– Мам, я была у тёти Зины…. Лёшки больше нет! – протараторила она.
– Умер, получается. Сейчас многие мрут, как мухи, – тяжело вздохнув, произнесла мама и присела рядом с дочкой.
– Мама, а мы братиков точно похоронили? – продолжила испуганно Катя.
Агрипина задумалась.
– Конечно, а как иначе…, – с трудом ответила она.
– Понимаешь, Лёшку не похоронили, не закопали в землю…, – продолжила бормотать Катя, трясясь от страха.
– Значит, только умер, завтра схоронят. А что ж ещё… бедный мальчишка, такой озорной был, – стала вспоминать женщина.
– Мам, его не похоронят…. Тётя Зина его сварила и, они его съели…, – чуть слышно произнесла Катя.
Лицо Агрипины на мгновенье застыло в ужасе. Она знала, что все односельчане голодают, едят, а точнее уже съели всех собак и кошек, даже птички и крысы и те исчезнут скоро…. Но что б такое!
– Это страшно! – произнесла она, наконец. – Очень страшно. Это непередаваемый ужас… когда твой ребёнок просит кушать, а дать ему нечего…. Никогда не забуду глазёнки Санечки, я ему грудь даю, а там ничего… Посмокчет, поплачет и уснёт…. Ослаб от голода…. А Матвейка… берёт своими худенькими пальчиками зёрнышки и просит ещё… Хлеба, дай хлеба!!! А его нет…. Вижу, что с каждым днём всё пухнет с голоду…. почти не спит…. во сне хлеба просит и плачет…. Страшнее нет ничего на свете, чем видеть смерть своих детей…
Мать стала всхлипывать и по впавшим скулам покатились слёзы.
– А у Зинки то, шестеро ещё осталось. Вот у неё от горя и безысходности рассудок помутился и решила мёртвого Лёшку сварить, что б остальные с голоду не померли…. Я бы так не смогла, упаси Господь…, – стала разъяснять она дочери, что б та хоть немного успокоилась.
– Мам, мне страшно. Когда это всё закончится? – спросила девочка.
– Не знаю, доченька. Но ты больше к тёте Зине не ходи. Весна скоро, глядишь, что в лесу и отыщем, – ответила мама, гладя Катю по голове.
После этих событий, Катя и Нюрка, из дому сами не выходили, только с матерью или с отцом. Боялись, что и их изловят и съедят…
Наступила весна, но снег еще не сошёл. Стало очень голодно. Зерна мать оставила две жмени, чтобы посадить. И то каждый день давала детям оттуда по проросшим зёрнышкам, что б хоть как-то утолить постоянное чувство голода. Катерина брала зернышко в рот и долго его держала, переворачивая языком, потом жевала, долго, долго, представляя, что это настоящий хлеб. Суп Агрипина варила из вишнёвых веток и мышей, которые худы были не меньше их самих…
После того, как снег сошёл и появилась первая зелень, стало немного легче. Отец приносил из леса дикий щавель. Катерина и Нюрка накидывались на него, глотая почти целиком. Мать варила из него щи, который потом ели всей семьёй. Катерина была еще маленькой и не замечала, что мать с отцом почти ничего не едят. Агрипина так себе держалась, а вот отец Даниил всё больше слаб и пух с голоду.
Как-то утром он собрался идти в колодец по воду и Катя напросилась пойти с ним.
– Пап, а можно я с тобой пойду. Покажешь мне, где щавель растёт? – спросила она.
– Конечно, пойдём, – ответил отец и, взяв коромысло и вёдра, вышел во двор.
Отец шёл медленно, то и дело останавливаясь.
– Вон видишь поле, а посреди него два дерева, – показал он рукой вдаль, тяжело дыша.
– Да.
– Вот между этими деревьями щавель и растёт, а ещё дальше земляника есть, но ягод пока нет… подождать придётся, – с трудом выговорил он.
– Хорошо, пап. Давай, мне вёдра. Я понесу, – предложила Катя.
Отец отдал вёдра, а сам медленно, ступая по земле не подчиняющимися ногами, побрёл следом.
До колодца, где они набирали воду, оставалось метра три-четыре. Катя подошла первая и поставила вёдра рядом. Отца всё не было. Она оглянулась и увидела его лежащим на земле.
Катя со всех ног бросилась к нему.
– Папа! Папочка! – закричала она.
Но отец уже её не слышал, а ему ещё не было и пятидесяти…. От постоянных недоеданий он совсем ослаб и замертво упал на землю…
***********************************************************
Этого Катерина никак не могла вычеркнуть из своих детских воспоминаний.
– Кать, ты чего? – спросила Ульяна, видя, что из глаз сестры потекли слёзы.
Та оторвалась от своих воспоминаний. Вытерла ладонью мокрые щёки и ответила:
– Это я об отце вспомнила…. Вот бы тогда ему хлеба…. да и братикам…. Живы б были….
Ульяна на мгновенье задумалась, вспомнив братьев и отца. Младшенького, она так и никогда не видела. Не довелось. Да и Матвейка совсем маленький был, когда она из дому уехала. Она тяжело вздохнула и, перекрестившись, произнесла:
– Царство им Небесное!
Настасья и Васька замолчали. Они помнили, как мать рассказывала им про дедушку.
– Мам, а война – это страшно? – неожиданно спросил Васька.
Ульяна удивилась такому вопросу.
– А почему ты спрашиваешь?
– У нас в школе рассказывают, что в соседнем государстве уже несколько лет война идёт, – ответил сын.
– Страшно …. Очень страшно, милый…, – задумчиво произнесла Ульяна.
Катерина заметила, что ужин становится каким-то через чур печальным.
– Настенька, а хлеб и суп у тебя очень вкусными получились. Ты, молодец!
Настасья застенчиво улыбнулась и посмотрела на брата.
– Что я…. Если б не Васька…. Дров не нарубил, печь не натопил, ничего бы не было, – сказала она, поглаживая младшего брата по плечу.
– И ты, Васька, молодец! Настоящий мужчина! – похвалила Катерина племянника.
– Хватит болтать. Вот молоко и давайте спать. Завтра рано вставать кому в школу, кому в совхоз, – напомнила Ульяна, ставя на половину налитые стаканы с молоком на стол.
Поужинав, семья легла спать.