3
– Надо что-то придумать, – сказал Андерс. – Не можем ведь мы вот так болтаться без дела всё лето. Что бы это изобрести?
Он запустил руку в свою густую чёрную шевелюру и стал напряжённо думать.
– Пять эре за хорошую идею, – объявила Ева-Лотта.
– Цирк… – неуверенно произнёс Калле. – Мы устроим цирк?
Ева-Лотта спрыгнула с качелей.
– Пятак твой! Давайте сразу и начнём!
– А где? – спросил Андерс.
– Да в нашем саду, – решила Ева-Лотта. – Где ж ещё?
Сад булочника и вправду годился для всего на свете, так почему же не устроить в нём цирк?
Перед домом Лисандеров красовались роскошные клумбы и расчищенные дорожки. Зато позади дома, где сад постепенно спускался к реке, он рос сам по себе. Лучшего места для игр и не придумать! Ровная площадка, поросшая короткой травой, отлично подходила и для футбола, и для крокета, и для всяких спортивных упражнений. Здесь же поблизости находилась пекарня. Над этой частью сада постоянно витал волшебный запах свежеиспечённого хлеба, который удивительно приятно перемешивался с ароматом сирени. И если терпеливо и настойчиво крутиться возле пекарни, то можно было дождаться, пока папа Евы-Лотты высунется в окно в своём белом колпаке и спросит, не хочет ли кто свежую булочку или крендель.
А поближе к реке росли два старых вяза, словно созданных для того, чтобы на них лазить. Можно было без особого труда забраться на самую макушку, откуда открывался отличный вид на город. Вот речка серебряной лентой вьётся меж старых домов, вон сады и маленькая деревянная часовенка, а там вдали, на холме, – развалины замка…
Речка служила естественной границей сада булочника. Над самой водой простирала свои ветви корявая ветла, с которой очень удобно было удить рыбу. Друзья часами сидели здесь, и Ева-Лотта, разумеется, захватывала самое лучшее место.
– Цирк должен быть возле пекарни, – сказала Ева-Лотта. – У задней стены.
Калле и Андерс одобрительно кивнули.
– Найдём брезенты, отгородим площадку, поставим на ней скамейки для зрителей, и можно начинать! – выпалил Андерс.
– А может быть, прежде всё-таки приготовить несколько номеров? – насмешливо заметил Калле. – Думаешь, стоит тебе выйти, как все зрители помрут со смеху! Впрочем, такому шуту и готовиться не надо! Но ведь в настоящую программу надо включить акробатику и ещё что-нибудь.
– Я буду наездницей! – воскликнула Ева-Лотта. – Возьму нашу лошадь, которая хлеб возит. Красота! – И она послала воздушный поцелуй воображаемой публике. – Высшая школа верховой езды, наездница Ева-Шарлотта! Звучит? – сказала она.
Калле и Андерс смотрели на неё с обожанием. Ещё бы, конечно, звучит! И цирковые артисты со всем пылом и рвением взялись за работу.
Да, лучше места, чем то, которое предложила Ева-Лотта, и не найти! Южная стена пекарни вполне подходила как фон для цирковых номеров, а размеры площадки, покрытой травой, вполне позволяли разместить и зрителей, и арену. Недоставало только брезента, который служил бы им занавесом.
Хуже обстояло дело с артистическими уборными. Но находчивая Ева-Лотта быстро нашла выход. Над пекарней тянулся чердак, большой люк под самой крышей позволял подавать туда вещи прямо со двора.
– А раз можно туда подавать, значит, можно оттуда и выгружать, – сказала Ева-Лотта. – Вот мы и будем выгружаться. Привяжем верёвку наверху и будем съезжать по ней, когда подойдёт очередь выступать. А когда номер кончится, убежим тихонечко, чтобы зрители не заметили, вернёмся по внутренней лестнице на чердак и будем ждать следующего выхода. Это же страшно оригинально, разве нет?
– Да, страшно оригинально, – согласился с ней Андерс. – А если ты ещё и лошадь сумеешь уговорить съезжать по верёвке, тогда уж будет просто жутко оригинально. Но это, пожалуй, потруднее. Она хоть и укрощённая и послушная, но есть же, в конце концов, и для лошади предел!
Об этом Ева-Лотта не подумала. Так или иначе, она не собиралась совсем отказываться от своей блестящей идеи.
– Когда будет мой выход, один из вас станет конюхом, проведёт лошадь через зрительный зал на арену и поставит её под чердачным люком. А потом – хлоп! – я съеду ей на спину.
Подготовка развернулась полным ходом. Калле одолжил у отца брезенты. Андерс съездил на велосипеде за город на дровяной склад и купил там мешок опилок, чтобы посыпать арену. Затем привязали верёвку на чердаке, и трое артистов принялись съезжать вниз. Они так усердно упражнялись, что чуть не позабыли обо всём остальном. В самый разгар вдруг появился дядя Эйнар.
– Как это он целых полдня пробыл один? – шепнула Ева-Лотта мальчикам.
– А ну-ка, кто сбегает с письмом на почту? – крикнул дядя Эйнар.
Ребята переглянулись. Ни у кого из них не было особой охоты. Но тут в Калле заговорило чувство долга. Дядя Эйнар – личность подозрительная, а переписка подозрительных личностей требует контроля.
– Я сбегаю! – крикнул он.
Ева-Лотта и Андерс были приятно удивлены. Калле схватил письмо и помчался. Скрывшись из виду, он тотчас взглянул на адрес.
На конверте было написано: «Фрёкен[3] Лола Хельберг, Стокгольм, до востребования».
«До востребования» означало, что адресат сам должен получить письмо на почтамте, это Калле знал.
«Подозрительно, – подумал Калле. – Почему он не пишет ей прямо на дом?»
Он достал свою записную книжку и раскрыл её. В верхней части страницы был «Список подозрительных лиц». Раньше этот список охватывал немалое количество «лиц», но потом Калле скрепя сердце вынужден был повычёркивать их одного за другим. Ему так и не удалось ни одного из них уличить в чём-либо преступном.
Теперь в списке числился всего один человек – дядя Эйнар. Его имя было подчёркнуто красным, а ниже аккуратно перечислялись приметы. За приметами следовал раздел: «Особо подозрительные обстоятельства», где значилось: «Имеет отмычку и карманный фонарик». У Калле, разумеется, тоже был карманный фонарик, но это же совсем другое дело!
Выудив из кармана огрызок карандаша, Калле прислонился к забору и дописал: «Ведёт переписку с фрёкен Лолой Хельберг, Стокгольм, до востребования». Затем он добежал до ближайшего почтового ящика и через минуту уже вернулся в «Калоттан» – так по зрелом размышлении решено было назвать новый цирк.
– А что это значит? – спросил дядя Эйнар.
– Неужели непонятно? «Ка» – Калле, «Лотт» – Ева-Лотта. «Ан» – Андерс, – ответила Ева-Лотта. – Кстати, вам нельзя смотреть, как мы репетируем.
– Очень жестоко с вашей стороны. Что же я буду целый день делать?
– Пойдите рыбку поудите, – предложила ему Ева-Лотта.
– Ты что, хочешь, чтобы у меня сделался нервный припадок?
«Чрезвычайно беспокойная натура», – подумал Калле.
Но Ева-Лотта была неумолима. Она безжалостно выпроводила дядю Эйнара, и репетиция цирка «Калоттан» продолжилась полным ходом. Андерса, как самого сильного и ловкого, выбрали директором цирка.
– Но и я тоже хочу немножко распоряжаться, – объявила Ева-Лотта.
– Ну уж нет. Раз я директор, значит, всё.
Директор Андерс твёрдо решил создать действительно хорошую акробатическую труппу и заставил Калле и Еву-Лотту тренироваться несколько часов подряд.
– Ну вот, – удовлетворённо сказал он под конец.
Ева-Лотта, одетая в голубой спортивный костюм, с гордой улыбкой выпрямилась. Она стояла одной ногой на плече Андерса, а другой на плече Калле. Мальчики в свою очередь упирались широко расставленными ногами в зелёную доску качелей, и Ева-Лотта очутилась на такой высоте, что ей даже стало немного не по себе. Но она бы скорее умерла, чем призналась, что у неё душа уходит в пятки, когда она смотрит вниз.
– Было бы здорово, если бы ты хоть немного постояла на руках, – выдавил из себя Андерс, силясь удержать равновесие. – Зрителям бы это понравилось.
– Было бы здорово, если бы ты посидел на своей собственной голове, – сухо ответила Ева-Лотта. – Зрителям бы это понравилось куда больше.
Внезапно в саду послышался ужасающий визг, душераздирающий вопль существа, попавшего в величайшую беду.
Ева-Лотта вскрикнула и с риском для жизни спрыгнула вниз.
– Ой, что это? – сказала она.
Все трое опрометью выбежали из цирка. В следующее мгновение навстречу им, сопровождаемый страшным грохотом, выкатился серый клубок. Это он издавал такие невероятные вопли. Так ведь это же Туссе, котёнок Евы-Лотты!
– Туссе, Туссе, что же это? – всхлипывала Ева-Лотта. Она схватила котёнка, хотя тот царапался и кусался. – Смотрите… Как не стыдно! Кто-то привязал эту штуку, чтобы напугать его до смерти!
К хвосту котёнка была привязана бечёвка, на которой болталась консервная банка.
Ева-Лотта разрыдалась.
– Если бы я только знала, кто это сделал, я бы…
Она подняла глаза. В двух шагах от неё стоял дядя Эйнар и весело смеялся.
– Ох, вот умора! – сказал он. – В жизни ещё так не смеялся!
Ева-Лотта шагнула к нему:
– Это вы сделали?
– Что – сделал? Нет, вы видали когда-нибудь такие прыжки? Зачем ты отвязала банку?
Ева-Лотта закричала и кинулась на него. Заливаясь слезами, она дубасила дядю Эйнара кулаками куда попало.
– Это ужасно, подло, я вас ненавижу!
Смех прекратился, лицо дяди Эйнара исказилось от злобы. Странная перемена испугала Калле и Андерса, неподвижно стоявших в стороне. Дядя Эйнар схватил Еву-Лотту за руки и прошипел:
– Потише, девчонка! Не то я из тебя яичницу сделаю!
Ева-Лотта прерывисто задышала. Руки её бессильно упали – так крепко стиснул их дядя Эйнар. Она смотрела на него со страхом. Он отпустил её и немного смущённо пригладил свои волосы. Потом улыбнулся и сказал:
– Что это на нас нашло? Схватились, точно боксёры! И вообще, о чём речь? По-моему, первый раунд ты выиграла по очкам, Ева-Лотта!
Ева-Лотта не произнесла ни слова. Она взяла котёнка, повернулась и ушла.