Глава четвертая
Прошло несколько месяцев, жизнь Сани с матерью постепенно возвращалась в привычное, размеренное русло.
Они давно помирились, особенно после того вкусного торта, который он получил на шестнадцатилетие, но неприятный осадок от ссоры, в Саниной душе оставил неизгладимый след.
Мать тоже ходила сама не своя, как в воду опущенная. Что-то плохое происходило, но Саньке ничего не говорила.
Да если бы и сказала, то, вряд ли б он мог помочь. Ей самой нужно было справляться с навалившимися проблемами.
А неделю назад, пришла раньше обычного и сказала, что уволили по сокращению штата и теперь она безработная.
Вот уже неделю она лежит на кровати с зарёванными глазами и молчит.
Саня не знал, как помочь, но глубоко в душе переживал это горе. Не понимая всего ужаса положения, но, интуитивно чувствуя беду, сын старался помочь матери, чем только мог, выполняя все просьбы и желания беспрекословно.
Постепенно, Наталья Петровна оправилась от навалившихся на хрупкие плечи горя и невзгод. Куда деваться, жизнь продолжалась.
Надо было ставить сына на ноги, да и подумать о своей судьбе, и хотя отец помогал им материально, но долго сидеть на его шее не хотела, и не могла.
Наталья Петровна стала обходить всех своих знакомых в поисках работы, давала объявления в газетах, ходила по отделам кадров многих организаций, но всё тщетно, ни что не помогло.
Её сочувственно выслушивали, участливо кивали головами, но никакой работы предложить не могли, а если что и предлагали, то это было не для неё.
Так прошёл ещё месяц. Возвращаясь после очередной неудачной попытки найти работу, Наталья Петровна шла, не спеша по улице, в глубокой задумчивости, низко опустив голову, сосредоточенно глядя себе под ноги. Было скользко и холодно, как на улице, так и в душе. Она, старалась не упасть, с трудом сохраняла равновесие.
Зимний ветер пронизывал холодным дыханием с головы до ног, швыряя комья снега в лицо, но она не обращала на это ни какого внимания. Ей было одиноко и грустно от своего неопределенного положения, от всех этих невзгод, так неожиданно свалившихся. Печальные мысли роились в голове, будоража и терзая уставшую душу.
Всю жизнь она добросовестно работала, неукоснительно выполняя служебные обязанности, старалась изо всех сил быстро, грамотно и хорошо сделать всё, что поручали. Её хвалили, неоднократно награждали грамотами и ценными подарками за добросовестный труд.
В Советские времена она б так доработала до старости, получив кучу благодарностей за ударный труд и медаль «Ветеран труда» перед уходом на пенсию, но сейчас времена изменились, Советский Союз развалился, приказав долго жить.
В стране начались демократические преобразования, появилось много того, чего не было в своё время.
Начался бурный процесс прихватизации ранее всеобщего народного имущества с последующим первоначальным накоплением капитала и бандитскими разборками.
Всё это настораживало и пугало, она пока ни как не могла найти место в этом изменившемся мире.
Взращенная на совсем иных понятиях и ценностях, идущие перемены в обществе были чужды и дики, но надо было продолжать жить, растить сына и стараться приспособиться к изменившейся окружающей действительности.
– Привет, Наталья, ты ли это? – вдруг услышала приятный мужской голос.
Наталья Петровна подняла голову, очнувшись от своих грустных мыслей. Перед ней стоял улыбающийся мужчина, средних лет, одетый по последней моде.
Внимательно посмотрев ему в лицо, Наталья Петровна, всплеснула руками и удивленно вскрикнула:
– Ой, Васильев, какими судьбами?
– Да вот иду, смотрю, симпатичная женщина идёт мне навстречу. Подхожу ближе, ба – а – а, всюду знакомые лица. Я тебя сразу узнал, ты ни сколько не изменилась за это время.
– Врешь, Васильев, но приятно, спасибо.
– Нет, правда, правда. Ты стала еще обворожительней, чем была. Как твои дела? Как семья, дети?
– Это долго рассказывать, а я что-то немного замерзла, на этом ветру.
– Так давай, зайдём вон в то кафе, выпьем чашечку кофе, ты немного согреешься, если конечно у тебя есть время, если не спешишь, и не против этого.
– Время у меня есть, – нерешительно сказала Наталья Петровна.
Ей не очень хотелось сейчас изливать кому-нибудь свою душу, но встреча с бывшим одноклассником пробудила в ней много приятных воспоминаний и она решилась:
– Ладно, пойдём, но только на минуточку.
Они вошли в кафе, сняли верхнюю одежду. В зале было малолюдно, тепло и уютно. Сев за свободный столик, заказали кофе.
– Ну, рассказывай о себе, – сказала Наталья Петровна, решив взять инициативу в свои руки, – после школы я тебя ни разу и не видела.
– Да что рассказывать, про меня, – немного смущенно проговорил Василиев.
Он был не многословным и не любил рассказывать, но к Наталье испытывал симпатию ещё со школьной скамьи и был искренне рад случайной встречи.
– После школы я никуда не поступал и осенним призывом ушёл в армию. Служил под Москвой, а после службы остался в Москве, закончил техникум и стал работать на одном из заводов. Но в конце «перестройки» завод прекратил получать заказы, перестали платить зарплату, и я уволился. Некоторое время «челночил»….
– Это как? – перебила его Наталья Павловна.
– Ты помнишь Славку Хоменко из «А» класса, как он однажды перепродал ребятам купленный им где-то альбом пластинок?
– Ну, как же, конечно, ещё было проведено комсомольское собрание; говорили, что это позорит честь комсомольца, называли его спекулянтом. Много было тогда шума и крику….
– Так вот, раньше были спекулянты, а теперь перекупщики – челноки. Люди ездят за товаром, покупают его по одной цене, а продают по другой, конечно, чуть выше, чтобы окупить свои расходы, да чтобы на жизнь между поездками оставалось.
– Ты тоже так делал?
– Не совсем так. Я возил в Польшу отходы от резинового производства, там они эти отходы в асфальт, для лучшей износостойкости добавляли. Так вот, наценку делал всего на один рубль, но возил туда отходы КАМАЗами, примерно по одному КАМАЗу в неделю, и мне хватало.
– А сейчас продолжаешь?
– Нет, перестал.
– Почему?
– Обстоятельства так повернули дело, что пришлось прекратить этим заниматься. К тому времени поднакопил деньжат, вернулся в наш город и открыл дело, на паях с другом. Сейчас у нас свой киоск и думаем открыть ещё один.
– Молодец, а как жена, дети?
– С женой мы расстались, а детей я не забываю. Регулярно навещаю, даю деньги, делаю подарки. Вот и сейчас иду от детей, ходил, навещал их.
– Молодец, правильно делаешь, что не забываешь детей. Дети ни при чём, они не виноваты, что вы расстались с женой.
– Но мы всё про меня, да про меня, а как ты сама? Я ведь тоже ни чего про тебя не слышал с тех пор, как мы закончили школу.
Наталье Петровне не очень хотелось распространяться о себе, но теплая, уютная обстановка, да ещё горячий кофе изменили намерения, и она сказала:
– У меня ничего особенного. Окончила училище, была за мужем, но брак был не удачным, мы расстались с мужем. Сейчас одна воспитываю сына, ему уже шестнадцать лет.
– А где работаешь, кем?
– Сейчас безработная, меня недавно уволили по сокращению штата.
– Жаль, слушай, у меня есть один друг, он работает руководителем какой – то организации, я у него узнаю, может, чем поможет.
– Может неудобно к нему обращаться?
– Удобно, удобно. У тебя есть телефон?
– Есть.
– Дай – ка я запишу, а дня через два я перезвоню.
Наталья Петровна назвала свой номер телефона, и на всякий случай, записала номер его. Потом они начали вспоминать одноклассников, где кто живет и кем работает. Время пролетело не заметно.
– Ой, уже поздно, – первой опомнилась Наталья Петровна, посмотрев на часы, – Санька уже давно меня ждёт.
– А кто такой Санька?
– Сын мой. Ну ладно, Вить, – впервые за весь вечер она назвала Васильева по имени, – мне пора идти.
– Давай, я тебя провожу.
– Нет, спасибо, мне тут не далеко.
Наталья Петровна встала из – за стола, взяла вещи, оделась и вышла из кафе.
На улице уже было темно, снег прекратил идти, но ветер не утихал. Она быстро перешла дорогу и тем же торопливым шагом пошла домой.
– Мам, ты, где была? – взволнованным голосом спросил Санька, когда она только успела переступить через порог квартиры.
– Встретила бывшего одноклассника, вот и проболтала с ним.
– Могла б и раньше прийти, – недовольно пробурчал сын.
– Ну что делать, так получилось, – извиняющимся тоном проговорила мать.
– Так получилось, так получилось, – продолжал недовольно бурчать сын, – тут за неё волнуются, переживают, беспокоятся, а у неё так получилось.
– Ладно, не ворчи, – примирительно сказала мать, – давай, садись ужинать и тебе пора спать.
Они поели, убрали со стола, помыли посуду и отправились спать. Санька лег в кровать и быстро заснул, а Наталья Петровна ещё долго не могла заснуть в кровати, вспоминая сегодняшнюю, случайную встречу.
Виктор Васильев сильно изменился: из худого, лопоухого, прыщавого подростка, он превратился в солидного, уверенного в себе, даже можно сказать красивого мужчину, который явно нравится женщинам.
Лёгкая седина волос говорила о том, что много невзгод успел испытать Виктор на своём пути, но явно не сломался, а наоборот стал преуспевающим бизнесменом.
Наталье Петровне было приятно его внимание, но это её меньше всего интересовало и заботило. Ей важнее была помощь в трудоустройстве, на эту помощь она сильно рассчитывала, но боялась, что ничего хорошего не получится.
Она ещё повспоминала приятные эпизоды из их встречи, но усталость постепенно взяла верх над мыслями, и чувствами, и её сморил тревожный сон, в котором снился Санька.
Вот он в каком – то полуразрушенном, средневековом замке, поднимается по винтовой лестнице.
Лестница узкая, без перил, с выщербленными ступеньками.
Один край ступенек соединён с каменной стеной башни замка, а другой – опасно свисает над черной бездной пропасти.
Санька упорно лезет вверх, цепляясь руками за неровности ступенек, стараясь не сорваться в бездну.
Вдруг, одна из ступенек обламывается и крошится под руками.
Он начинает падать, но успевает уцепиться за другую, более прочную ступеньку. Ступеньки крошатся, ломаются под тяжестью. Санька несколько раз срывается с них, но продолжает настойчиво лезть вверх.
Но вот, картина сна изменилась и она уже видит Саньку, в каком – то подвале, где Санька расхаживает по каким – то комнатам, лабиринтам, но не может выйти наверх, но вот начал появляться туман, который всё скрыл, от взора и она провалилась в полное забытьё.