Вы здесь

Злой гений Нью-Йорка. Глава II. На стрельбище (Стивен Ван Дайн)

Глава II

На стрельбище

Суббота, 2 апреля, 12:30

Маркхэм медленно окинул взглядом своего друга.

– Это же сумасшествие, просто безумие какое-то! – заметил он тоном человека, которому пришлось наяву столкнуться с воистину непостижимым ужасом.

– Что я слышу?! – с притворной обидой в голосе воскликнул Вэнс. – Это уже плагиат – я первый это сказал. (Подобными шутками он пытался отделаться от недоумения и растерянности, которые всех нас застали врасплох.) – Кстати, здесь должна участвовать еще и возлюбленная несчастного птенца малиновки. Помните, какое там было продолжение? – И он зачитал еще одну строфу:

Кто же будет горевать?

«Я, – ответила голубка, —

Без него мне просто жутко,

Буду плакать и страдать».

Маркхэм, вздрогнув, принялся барабанить пальцами по столу.

– Боже мой, Вэнс! – воскликнул он. – Девушка в этом деле, разумеется, тоже присутствует. Кстати, я не исключаю и того, что причина всего – ревность.

– Вот это да! Подумать только, теперь преступление становится живой иллюстрацией глупого детского стишка! Впрочем, нам от этого не легче. Кстати, придется поискать еще и муху.

– Какую муху?

– Если быть точным, то по-латыни это насекомое зовется так: «Musca domestica». Милый мой Маркхэм, неужели вы все забыли?

Кто же видел все, друзья?

Муха закричала: «Я!

Я все видела сама,

Чуть я не сошла с ума!»

– Ну-ну, спуститесь с небес на землю, – резко заметил прокурор Фило. – Это не детская игра, а вполне серьезное дело, черт возьми.

Рассеянно пожав плечами, Вэнс ответил:

– А вам известно, что зачастую детская игра – это как раз и есть самое серьезное дело всей жизни? – Голос его звучал как-то глухо и отстраненно, будто он думал совсем о другом. – Не нравится мне все это, ой как не нравится! Здесь чувствуется присутствие ребенка или выжившего из ума старика. – Он затянулся сигаретным дымом и в отчаянии махнул рукой. – Ну что ж, давайте перейдем к деталям. Нужно же мне узнать, что за почва у нас под ногами, раз вокруг творится непонятно что.

Маркхэм, снова устроившись на стуле, сообщил следующее:

– К сожалению, мне известно не так-то много. Практически все это я уже успел сообщить вам по телефону. Профессор Диллар позвонил мне незадолго до того, как я связался с вами.

– Диллар? Профессор Бертран Диллар?

– Он самый. Трагедия произошла в его доме. Так вы с ним знакомы?

– Только заочно. Мне он известен как великий ученый-физик. У меня в библиотеке есть почти все его научные труды. Так это он вам позвонил?

– Да, мы с ним знакомы уже двадцать лет. Он преподавал у меня математику в университете, а потом я некоторое время работал на него. Когда обнаружили тело Робина, он сразу же позвонил мне, примерно в половине двенадцатого. Я связался с сержантом Хитом из отдела по расследованию убийств и передал дело ему, добавив, что чуть позже сам лично подключусь к работе. Ну, а потом я позвонил вам. Сейчас сержант вместе со своими людьми ждет меня в доме Диллара.

– Как там обстановка?

– Вы, наверное, и сами знаете, что профессор отошел от дел примерно десять лет назад. С тех пор он живет в западной части города на семьдесят пятой улице, как раз возле Драйва. Тогда же с ним начала жить племянница – девушка пятнадцати лет. Сейчас ей уже исполнилось двадцать пять. Еще вместе с ними живет его протеже, Сигурд Арнессон. Мы вместе с ним учились в колледже. Профессор усыновил его, когда тот учился на первом курсе. Сейчас Сигурду около сорока, он преподаватель математики в Колумбийском университете. Его семья переехала в Америку из Норвегии, когда ему исполнилось три года, а еще через пять лет он осиротел. Этот парень – настоящий математический гений. Диллар сразу заметил его способности и усыновил мальчика.

– Я много слышал о нем, – заметил Вэнс, одобрительно кивая. – Он недавно опубликовал новую версию теории Мая по электродинамике о движущихся телах… Значит, они так и живут втроем – Диллар, Арнессон и девушка?

– Еще в доме есть двое слуг. У Диллара солидные доходы, и отшельниками это семейство никак не назовешь. Их дом, скорее, похож на своеобразный храм математиков, у них образовалось свое общество. У девушки тоже компания, она любит спорт. Я несколько раз бывал у них в доме и постоянно встречал там гостей. Это либо студенты-математики, либо ученые, оккупирующие библиотеку профессора, либо шумная молодежь, весело проводящая свободное время в просторной гостиной.

– А что же Робин?

– Этот принадлежал к компании самого профессора. Уже не слишком молодой господин – ученый, сумевший несколько раз побить рекорды по стрельбе из лука.

– Да, мне это известно. Я встречал его имя в книге об этом виде спорта. Похоже, на нескольких последних чемпионатах мистер Робин действительно добился серьезных успехов. Кроме того, я обратил внимание, что мистер Сперлинг являлся одним из его главных соперников на крупных турнирах. Но неужели и мисс Диллар тоже занимается стрельбой из лука?

– Да, и преуспевает в этом деле. Именно она организовала клуб стрелков в Риверсайде. У них имеется одно стрельбище в доме Сперлинга и еще одно, во дворе дома самого профессора на семьдесят пятой улице. Именно там и погиб Робин.

– Понятно. И, как вы уже говорили, последним его видел Сперлинг. И где же сейчас наш воробышек?

– Не знаю. Незадолго до трагедии он был вместе с Робином, но, когда обнаружили тело, он куда-то исчез. Наверное, у Хита должны быть какие-то сведения о нем.

– Ну, а в чем же вы усмотрели мотив ревности? – поинтересовался Вэнс, прикрыв глаза и с удовольствием покуривая сигару.

Я знал, что такое его поведение означало, что сейчас он полностью сосредоточился на информации, которую намеревался получить от собеседника.

– Профессор Диллар отметил, что Робин и его племянница испытывали привязанность друг к другу. Когда же я спросил его о том, кто такой Сперлинг и каков его статус в доме у профессора, он также сообщил мне, что тот добивался расположения девушки. По телефону я, конечно, не стал уточнять подробностей, но у меня сложилось такое впечатление, что Робин и Сперлинг были самыми настоящими соперниками и Робин в конце концов пострадал.

– Значит, получается, что воробей подстрелил малиновку. – Вэнс покачал головой, выражая таким образом свое сомнение. – Нет, так дело не пойдет. Слишком уж все просто. Да и чересчур подходит под сюжет в стишках. Тут все должно быть гораздо сложнее… Ну, хорошо, а кто же обнаружил тело Робина?

– Сам профессор. Он вышел на небольшой балкон в задней части дома и увидел, что на стрельбище со стрелой в груди лежит Робин. Она попала ему прямо в сердце. Старик спустился вниз по лестнице, хотя ему это стоило больших трудов, ведь он давно страдает подагрой. Когда профессор убедился в том, что Робин мертв, то тут же позвонил мне. Вот, пожалуй, и все, что я могу рассказать.

– Что ж, это все же лучше, чем ничего, – произнес Вэнс, поднявшись с кресла. – Дорогой мой друг, приготовьтесь к тому, что это дело окажется не только странным, но и ужасающим по своей сути. Думаю, что совпадения и несчастные случаи мы можем отвергнуть с самого начала. Вряд ли обстоятельства сами по себе сложились так, что малиновку убил воробей, и не как-нибудь, а с помощью лука и стрелы. Здесь должен быть мотив, и достаточно серьезный. Пойдемте, пора уже навестить и само место преступления, – предложил Фило, двинувшись к двери.

Мы отправились к дому Диллара в машине Маркхэма. Когда мы приехали по нужному адресу, то заметили, что особняк профессора располагается рядом с пятнадцатиэтажным домом, как бы охраняющим его и укрывающим своей тенью.

Особняк Диллара был выстроен из потемневшего от времени известняка в те далекие годы, когда дома возводили на совесть, рассчитывая на то, что они будут служить своим хозяевам веками. От дома веяло стариной и уютом. Трудно было даже представить, что страшное убийство произошло именно здесь. Рядом стояли две припаркованные полицейские машины. На улице толпились ротозеи.

У входа нас встретил пожилой дворецкий и проводил в просторный зал первого этажа, где нас уже поджидал сержант Эрнест Хит и двое его коллег из отдела по расследованию убийств. Увидев Маркхэма, сержант шагнул ему навстречу, и мужчины обменялись дружеским рукопожатием.

– Я рад, что вы здесь, сэр, – начал он. – Это дело мне кажется весьма подозрительным.

В эту секунду Хит заметил Вэнса, замешкавшегося в дверях, и расплылся в дружелюбной улыбке.

– Как поживаете, мистер Вэнс? А я ведь втайне надеялся, что и вы захотите принять участие в расследовании этого дела. Чем же вы занимались все эти дни?

Вэнс протянул ему руку и ответил на приветствие сержанта такой же теплой улыбкой.

– Правда заключается в том, – сказал Фило, – что я пытался восстановить славное имя одного из жителей Афин по имени Менандр. Довольно глупо с моей стороны, вы не находите?

Хит лишь презрительно хмыкнул:

– Ну, если у вас это получается так же лихо, как и со здешними жуликами, вы наверняка добьетесь обвинительного приговора.

Маркхэм почувствовал неуверенность сержанта и счел нужным вступить в беседу.

– Ну, и какие же сложности обнаружились в нашем сегодняшнем деле? – спросил он.

– А я не говорил про сложности, – парировал Хит. – По-моему, птичка практически у нас в клетке. Хотя я вовсе не удовлетворен этим… Черт! Мистер Маркхэм… все это как-то неестественно… Бессмыслица какая-то получается, вот что я вам скажу.

– Мне кажется, я понимаю, о чем вы, – кивнул Маркхэм, бросая на сержанта оценивающий взгляд. – Значит, вы склонны полагать, что Сперлинг все же виновен?

– Разумеется! – тут же подхватил Хит. – Но меня беспокоит не это. Не нравится мне фамилия того парня, которого замочили стрелой… – Он замялся, но все же продолжал: – А вас это не удивляет, сэр?

Маркхэм рассеянно кивнул.

– Похоже, вы тоже не забыли детские считалки, – ответил он и отвернулся.

Вэнс озорно взглянул на Хита:

– Вот вы только что назвали мистера Сперлинга птичкой, сержант. А вам известно, что вы попали в яблочко? Видите ли, «сперлинг» по-немецки значит «воробей». И, если вы помните, как раз воробей и подстрелил малиновку в нашем стишке… Удивительно все получается, не правда ли?

Глаза сержанта округлились. Он уставился на Вэнса, но не смог вымолвить ни слова.

– Дело это очень уж подозрительное, – наконец, выдавил он. – И надо еще разбираться, где собака зарыта.

– Да тут не о собаках речь, а о птичках. Неужели вы успели забыть? – отшутился Вэнс.

– Давайте уже перейдем к деталям, – дипломатично заметил прокурор. – Как я понимаю, сержант, вы уже успели поговорить с жильцами дома?

– Только в общих чертах, сэр. Я ждал вас, ведь вы хорошо знакомы с хозяином. Я, конечно, провел опрос, но, скорее, формальный. Возле трупа я оставил своего человека, чтобы к телу покойного никто не подходил, пока не прибудет доктор Дорем. Он обещал приехать сразу после ланча. Кроме того, я уже оповестил экспертов по дактилоскопии, они должны быть здесь с минуты на минуту. Правда, я не совсем понимаю, чем они могут быть нам полезны…

– А как же лук, из которого пустили стрелу? – вставил Вэнс.

– Как раз на это мы и рассчитывали. Но профессор Диллар сказал, что сам поднял оружие и принес его домой. Скорее всего, отпечатки пальцев, если таковые и были на луке, теперь уже смазаны или затерты.

– Как вы поступили со Сперлингом? – поинтересовался Маркхэм.

– Я узнал его адрес и послал за ним двоих ребят. Он живет за городом, и, как только его схватят, тут же доставят сюда. Еще я разговаривал со слугами – тем стариком, что впустил вас в дом, и его дочерью, женщиной средних лет, здешней кухаркой, – но никто из них не сообщил мне ничего интересного. Они действительно ничего не знают или делают вид, что не понимают серьезности ситуации. Потом я попытался допросить юную леди, хозяйку дома. – Тут сержант молча воздел руки к небу, подчеркивая свое бессилие. – Она только плачет и никак не может прийти в себя. Я подумал, что, может быть, вы сами захотите поговорить с ней. Сниткин и Бэрк, – продолжал он, махнув рукой в сторону окна, где стояли эти двое полицейских, – прочесали подвал, улицу и двор в надежде отыскать хоть какие-нибудь улики, но все безуспешно. Вот, пожалуй, и все, что мне известно на данный момент. Однако, как только сюда прибудут судмедэксперт и специалисты по дактилоскопии и когда мы допросим Сперлинга, я полагаю, все пойдет как по маслу и работа будет закончена.

Вэнс, чуть слышно вздохнув, проговорил:

– Вы такой оптимист, сержант! Только будьте готовы к тому, что все может пойти вовсе не по маслу, как вы выразились, а, скорее, по наждачной бумаге. У меня не выходят из головы эти причудливые детские стишки. Если предчувствие меня не обманывает, то вам еще долго придется разыскивать преступника вслепую.

– Неужели? – удивился Хит, и по выражению его лица можно было понять, что он и сам не слишком верил в быстрый успех расследования.

– Не давайте мистеру Вэнсу сломить вашу волю и дух, сержант, – приободрил его Маркхэм. – Он позволяет воображению властвовать над своим рассудком. Я предлагаю исследовать территорию, пока мы дожидаемся приезда остальных, – сказал прокурор, повернувшись к двери. – А позже я сам опрошу и профессора, и других домочадцев. Кстати, сержант, почему вы ничего не рассказали нам о мистере Арнессоне? Разве его нет в доме?

– Он пока в университете, но скоро подъедет.

Маркхэм, кивнув, направился вслед за сержантом в холл. Когда мы проходили по коридору, устланному коврами, то услышали женский голос сверху, доносившийся откуда-то из полумрака лестничного пролета.

– Это вы, мистер Маркхэм? Дядюшка узнал вас по голосу. Он ожидает вас в библиотеке.

– Я подойду к нему через несколько минут, мисс Диллар, – по-отечески добродушным тоном отозвался прокурор. – Пожалуйста, оставайтесь там, нам надо поговорить.

Девушка, невнятно пробормотав «да, конечно», быстро ушла.

Мы спустились в подвал, в ту его часть, что располагалась в западном крыле особняка. Дверь была чуть приоткрыта, и рядом с ней, выполняя приказание Хита, дежурил полицейский из отдела по расследованию убийств.

В прошлом это помещение, видимо, выполняло роль склада, но теперь его переоборудовали под клуб. На стенах висели картины, изображающие стрелков из лука самых разных исторических эпох. Тут же стояло фортепьяно и фонограф, несколько удобных плетеных кресел и диван. На столе лежала целая стопка спортивных журналов. Рядом с ним примостился книжный шкаф с литературой, также, разумеется, посвященной искусству стрельбы из лука.

В углу располагались несколько мишеней, а рядом с ними на стене висели луки. В шкафчике нашлись и специальные перчатки для стрельбы, и запасная тетива, и наборы инструментов. На большой деревянной панели была собрана удивительная коллекция самых разных стрел. Именно она и привлекла внимание Вэнса.

– Здесь есть и спортивные, и боевые стрелы, – заметил он. – Чудесно! Ой, посмотрите-ка, один экспонат, похоже, отсутствует. Да и забрали его отсюда явно второпях. Видите, даже вот этот маленький медный штырек чуть погнулся…

На полу стояли несколько колчанов со спортивными стрелами. Фило нагнулся, вынул одну и протянул ее прокурору.

– На первый взгляд эта безобидная вещица, кажется, не способна пробить тело человека, но, поверьте, ей легко можно застрелить оленя с восьмидесяти ярдов… Почему же из коллекции пропала именно охотничья стрела? Очень интересно.

Маркхэм нахмурился. Было видно, что он все же надеется на то, что данное дело обернется самым обыкновенным несчастным случаем. Он бросил стрелу в кресло и зашагал к двери, ведущей на стрельбище.

– Давайте осмотрим двор и, наконец, само тело, – мрачно предложил он.

Мы вышли из дома на небольшую мощеную площадку и оказались на дне каньона, окруженного крутыми каменными стенами. Площадка располагалась на четыре или пять футов ниже того уровня, по которому проходила улица. Глухая стена без окон, принадлежащая соседнему дому, вздымалась вверх на 150 футов. Дом Диллара хоть и имел всего четыре этажа, но по меркам современного строительства мог бы равняться по высоте шестиэтажному зданию. И хотя сейчас мы стояли в самом центре Нью-Йорка, нас могли увидеть только из нескольких боковых окон профессорского дома и единственного эркера дома по 76-й улице, задний двор которого граничил с территорией Диллара.

Этот дом, как мы вскоре выяснили, принадлежал некоей миссис Драккер, и ему было суждено сыграть немаловажную роль в разгадке убийства Робина. Несколько высоких деревьев закрывали окна этого дома, и, как я уже заметил, нас можно было увидеть только из одного-единственного эркера. Я заметил, что и Вэнс внимательно изучает этот эркер, а чуть позже я узнал, что же именно так привлекло его внимание в тот момент.

Территория стрельбища простиралась от стены дома Диллара на 75-й улице до похожей стены, но уже на 76-й улице, возле дома миссис Драккер, где на валу из песка виднелись мешки с соломой. Расстояние между стенами составляло 200 футов, что позволяло устроить стрельбище длиной в 60 ярдов, а это как раз соответствовало требованиям, установленным для спортивных состязаний.

Вдали, возле участка миссис Драккер, на углу Риверсайд-Драйв и 76-й улицы, стоял еще один жилой дом. Между этими двумя многоэтажками проходила узенькая улочка, заканчивающаяся возле стрельбища высоким забором с небольшой дверцей на замке.

Хочется обратить внимание, во-первых, на маленький балкон в доме Диллара, который нависает над стрельбищем, во-вторых, на эркер в доме миссис Драккер, в-третьих, на маленькую улочку, соединяющую два жилых дома, которая проходит между Риверсайд-Драйв и задней частью двора на участке, принадлежащем профессору.

Тело Робина оставалось возле двери, ведущей в стрелковый клуб. Погибший лежал на спине, вытянув руки и слегка подобрав ноги, головой в сторону 76-й улицы. Робин оказался мужчиной лет тридцати пяти, среднего роста, плотного телосложения. Одет он был в светло-серый спортивный костюм и голубую рубашку, обут в спортивные туфли на резиновой подошве. В ногах лежала фетровая шляпа.

Рядом с трупом разлилась лужица крови, но не это ужаснуло нас, а тонкая стрела, торчавшая из груди несчастного. Она выступала примерно на двадцать дюймов, и рубашка в месте ранения также окрасилась кровью. Особенно неуместным казалось ярко-красное оперение и две бирюзовые полосы на самой стреле, что придавало ей, скорее, праздничный вид, нежели трагический.

– Безусловно, эта стрела из той самой коллекции, что мы видели в клубе, – прокомментировал Вэнс. – И вот что еще удивительно: она попала точно в сердце, ни на дюйм не улетела в сторону. Простой смертный вряд ли может похвастаться таким мастерством… Случайное попадание спортивной стрелой я еще мог бы понять, но здесь убийца не оставил жертве ни малейшего шанса! Эту мощную охотничью стрелу выдернули из панели в клубе. Кстати, выемка для тетивы повреждена, вряд ли ее вообще можно было использовать для стрельбы, – подметил Фило, рассмотрев орудие убийства поближе. – Скажите, сержант, а где наш профессор обнаружил лук? – обратился он к Хиту. – Рядом с окном клуба, верно?

Тот, вздрогнув от неожиданности, ответил:

– Именно там, мистер Вэнс. Он лежит на фортепьяно.

– Боюсь, что эксперты не найдут на нем ничего, кроме отпечатков самого профессора. Уверен, что и на стреле не осталось никаких следов.

Хит, не сводя с Вэнса испытующего взгляда, спросил:

– Но как вы определили, что лук нашли именно у окна, мистер Вэнс?

– Это предположение само напрашивается, если учитывать положение тела.

– Значит, его застрелили почти в упор?

Вэнс, покачав головой, произнес:

– Нет, сержант. Посмотрите на ноги умершего. Они смотрят в сторону двери подвала и в то же время немного подобраны под себя. Разве так бы упал человек, если бы ему прострелили сердце?

– Нет, – проговорил Хит, немного подумав. – Ноги уж точно были бы выпрямлены.

– Вот именно. И еще обратите внимание на шляпу. Если бы он упал на спину, она оказалась бы за головой, а не возле ног. Все это и заставляет меня думать, что лук и стрелы тут могут быть вовсе ни при чем.

– Тогда зачем… – начал было прокурор, но Вэнс тут же прервал его:

– Вы хотели спросить, зачем понадобилась эта чудовищная постановка, на так ли, Маркхэм? Это непростое дело: кто-то тщательно все продумал и инсценировал убийство. Или несчастный случай.

В это время в дверях подвала показались прибывшие на место доктор Дорем и детектив Бэрк. Поздоровавшись со всеми присутствующими, Дорем тут же приступил к делу и принялся ловкими пальцами ощупывать тело.

Маркхэм повернулся к Хиту и сказал:

– Ну, пока доктор осматривает тело, сержант, я отправлюсь в дом и поговорю с профессором.