Глава 3. Терра инкогнита
По семейной традиции Мишка Суриков должен был стать лесником. Да не простым, а дипломированным. Уже не одно поколение старших сыновей Суриковых поступала после школы в Воронежскую лесную академию – одну из двух, оставшихся на Земле. Почему именно это заведение, расположившееся на окраине совсем не лесного Воронежа, готовило специалистов лесного дела для Земной федерации, не мог сказать никто. Вторая была далеко – в очень даже лесной бразильской Амазонии. А Михаил этот секрет знал, потому что еще в шестом классе проследил родословную рода Суриковых – от первого, тоже Михаила – закончившего академию в далеком одна тысяча семьдесят четвертом году. Здесь он остановился в своих изысканиях. Не потому, что до профессора Михаила Тихоновича Сурикова предков у него не было. Нет – в седьмом классе его сердцем завладела другая страсть. На беду семейной традиции их класс попал на строящийся недалеко от Воронежа на месте бывших отвалов Курской магнитной аномалии космодром. Суриков заболел космосом. Космодром достроили, и одним из первых космолетчиков, поднявших корабль в необозримый океан Вселенной, был Михаил Суриков-младший.
Примерно в том же возрасте он вместе с одноклассником – Толькой Лазаренко – пришел в секцию спортивных единоборств. Они так и шли рядом по жизни – из класса в класс; из секции в секцию; из высшей космошколы – на борт космолета. Очень быстро они стали командирами кораблей, а еще раньше – признанными мастерами боевых искусств. Причем даже опытный тренер не смог бы сразу сказать, к какой именно школе единоборств принадлежал их стиль. А он был их собственным, собранным из множества других. Они редко принимали участие в соревнованиях. Почитатели классических айкидо или боевого самбо весело ухмылялись, наблюдая их «неправильные» движения на татами. А потом обескуражено потирали спины, припечатанные к жесткому ковру. Сурикова и Лазаренко не объявляли чемпионами, но истинные ценители боевых искусств знали их имена. Потому что равных им на ковре не было.
А в космофлоте Федерации знали – для этой пары нет невыполнимых заданий. Поэтому когда были построены «Белка» и «Стрелка» – космолеты, несущие на борту установки ноль-перехода – кандидатуры их командиров даже не обсуждались. Проект молодого академика Сергея Котовского, открывателя ноль-пространства, был в завершающей стадии, когда сам академик неожиданно пропал. Один из самых охраняемых в федерации людей просто исчез из своей квартиры, которая находилась под плотным негласным контролем. В пробный полет «Белка», а потом «Стрелка» ушли без своего создателя. И вернулись с триумфом, совершив сразу по два ноль-перехода. Кстати, названия для кораблей предложил Михаил, так и застрявший в исторических изысканиях в двадцатом веке. Чем-то ему та пора безумно нравилась.
Командором вновь образованной эскадры был назначен старый космолетчик Владимир Булгаков. Увы – в эскадре так и не появилось новых кораблей. Без бородатого гения Котовского точные копии «Белки» и «Стрелки» никак не хотели прыгать в ноль-пространство. А потом случилось невероятное! Один из самых охраняемых в федерации космических кораблей угнали! Угнали белым днем, пробравшись неведомо как в «Стрелку», и проведя туда же ее командира Лазаренко. И последовать вслед ей мог только двойник под управлением Михаила Сурикова.
В отличие от беглянки, «Белка» была полностью укомплектована экипажем. Больше того – кроме постоянных членов команды был один прикомандированный – полицейский. И Суриков от такого сопровождения никак не смог отвертеться.
– С вами летит комиссар полиции Бонго, – невозмутимый Булгаков словно не замечал, как недовольно кривит лицо Михаил.
Командор и сам знал, что в сложном полете не место новичку. Он поднял глаза к потолку:
– Это приказ оттуда. Вы поосторожнее с ним. Слышал о нем не очень хорошее. Кстати, он боксер. Выступает под именем Кассиус Клей.
Суриков присвистнул. Об этом парне, чемпионе последней олимпиады федерации в тяжелом весе он тоже слышал. Более того, Михаил – один из немногих живущих на Земле – мог сказать, откуда взялось такое имя. Он вспомнил первого Клея – великого Мохаммеда Али; символа единоборств двадцатого века. Его экстравагантные выходки в молодости, поистине гениальные поединки и трясущиеся лицо и руки в старости. В двадцать третьем веке о таких болезнях, как Паркинсон, давно забыли.
– Разберемся, – пообещал он, крепко пожав ладонь командора.
Он спешил на корабль. Даже сверхчуткие приборы «Белки» имели свой предел, а о свойствах ноль-пространства было известно так мало.
Экипаж ждал его у корабля. Владимир Мыльников, бортинженер и – по совместительству – непревзойденный компьютерщик, мастер на все руки и просто хороший парень, сунулся к нему с новостью:
– Слушай, командир! Тут нам какого-то здоровенного негра подсунули.
– Знаю, – недовольно оборвал его Михаил.
Мыльников с удивлением посмотрел на командира; его обиженная физиономия тут же разгладилась. Володя понял, что недовольство Сурикова к экипажу никакого отношения не имеет. Скорее – вон тот темнокожий дылда, что с нескрываемым пренебрежением поглядывает сейчас на них и есть причина такого нелюбезного тона командира.
– Да ты еще не видел его, – попробовал задержать товарища Мыльников, – если бы не фамилия – вылитый Кассиус Клей.
– А это он и есть, – внезапно успокоился, и даже слегка улыбнулся командир, потрепав по плечо бортинженера, открывшего рот, – эх ты, темнота. Сколько раз говорил – учи историю. Сейчас бы знал, что один Кассиус Клей уже выступал на ринге.
– Ага, – сообразил совсем не обидевшийся Володя, – в твоем любимом двадцатом веке.
– Точно, – кивнул Суриков, – это настоящее имя Мохаммеда Али – великого чемпиона. А Клей – его псевдоним… Ну что – пойдем посмотрим на нынешнего чемпиона? На комиссара Бонго.
– Это я, – подошедший неслышно здоровяк широко улыбнулся, показав белоснежные зубы.
– Михаил Суриков, – официально представился космолетчик, – командир «Белки».
– Понял, – еще шире улыбнулся комиссар, – ты командир; твое слово на корабле закон. А я всего лишь должен поймать беглеца и привести его за шкирку назад – в тюрьму.
Однако глаза его, цепко и профессионально обшаривающие крепкую, хоть и не такую высокую фигуру командира, совсем не смеялись. Сурикову почему-то не захотелось заглядывать в них поглубже. Словно там могло обнаружиться что-то совсем нелицеприятное. А Бонго уже тянул руку. Теперь его улыбка стала хищной, предвкушающей. Михаил без сомнения сунул в эту громадную ладонь свою. Рядом затоптался на месте Мыльников. Очевидно он уже познакомился с Бонго, и ему первое рукопожатие комиссара не понравилось.
Брови на темном лице вздернулись; белоснежные зубы непроизвольно прикусили толстую нижнюю губу.
– Может я и не выдержу твоего знаменитого прямого правой, но ладошка-то у меня будет покрепче, – подумал командир, с невозмутимым видом наблюдая, как комиссар едва сдержался, чтобы не подуть на полураздавленные пальцы.
Злая искорка в глазах негра тут же погасла, и улыбка опять наползла на губы. Комиссар оттопырил большой палец – молодец, командир. А Суриков коротко кивнул и скрылся в корабле, уже не видя, как Бонго знакомится с последним членом экипажа. Рука Анны Кондуровой, врача и космобиолога, задержалась в огромной ладони совсем недолго. Комиссар отпустил неуклюжий комплимент:
– В космофлот отбирают только красавиц?
– Да, – ладошка девушки ловко выскользнула из его руки, – а еще умных, образованных, скромных и тактичных.
Анна, в придачу к ученой степени доктора биологии имевшая (Бонго не ошибся) звание «Мисс космофлота», тоже поспешила занять свое место. Комиссар последним поднялся в корабль. Неизвестно, понравился ли ему прием, оказанный экипажем «Белки», но в овальную дверь он шагнул, стирая с лица выражение лютой ненависти. Он скорее всего не знал, что командир со своего кресла мог видеть все – и в корабле, и непосредственно за его пределами…
«Белка» отлично держала след двухчасовой давности и в ноль-пространстве, и в обычном – там где царили ньютоновы законы. Впрочем, земля, которая проносилась под крыльями корабля, могла принести столько сюрпризов, что сэру Ньютону и не снилось. Суриков чувствовал это. Не потому, что вслед за «Стрелкой» они оказались над обитаемой планетой, жители которой мало чем отличались от людей – по крайней мере внешне. Нет – Михаил чувствовал, пролетая над огромными безжизненными пространствами, что эта земля дышит по-другому; встречает гостей не так, как их родная Земля, и – главный вопрос – захочет ли отпустить их?
Все в рубке корабля словно забыли о главной цели пребывания здесь. Экипаж оживленно обменивался впечатлениями, пока холодный голос комиссара не прервал Сурикова:
– Мы не потеряли их, командир?
– Нет, – ответил Михаил, переводя взгляд с огромного обзорного экрана на приборы, – они только что приземлились на другом континенте. Через два часа мы будем там же…
Увы – его прогноз был слишком оптимистичным. Мерный, едва слышный шум планетарного двигателя вдруг умолк совсем. Мало того – погасли и все экраны на огромном табло. Последнего не могло произойти никак – энергии в запасных батареях корабля могло хватить даже на первый ноль-прыжок. Но это было. Корабль стремительно скользил вниз, и Михаил поблагодарил тех неведомых конструкторов, которые предусмотрели даже такой неслыханный случай.
«Белка» не рухнула камнем вниз. Пусть ее крылья не были такими широкими и длинными, как у планера, но воздух планеты держал ее. И Суриков даже управлял кораблем – благодаря запасам сжатого воздуха. Механические рули были безумно тугими, но «Белка» послушно снижалась туда, где командир уже наметил аварийную посадку. Он так и объявил всем, первым надевая герметичный шлем:
– Приготовиться к аварийному катапультированию… Спецнаборы…
Впрочем спецнаборы (вспомнил он соответствующий пункт инструкции) всегда были при космолетчиках. Он на минутку отвлекся и от руля, и от инструкции:
– Ребята, хватайте, что вам дорого и…
«Белка», направляемая его уверенной рукой, неожиданно легко заскользила по огромной льдине, выросшей вдруг посреди каменистой пустыни. Перед панорамным окном выросла ледяная стена, и нос корабля клюнул вниз – в глубины воды. Михаил не раздумывая нажал на кнопку общего катапультирования. Уже в полете он увидел, как его «Белка» скрылась под той самой льдиной, вернувшейся на место.
Трое космолетчиков отрабатывали экстренное катапультирование не один раз, но и Бонго не подкачал – приземлился лишь немного в стороне от экипажа. Суриков не успел скомандовать даже один раз. Терра инкогнита встретила их довольно негостеприимно. Первой землян «приветствовал» огромный хищник, в котором Михаил признал самую обыкновенную львицу.
Может, это Африка, – мелькнула в голове командира мысль, – может, сделав по кругу двенадцать ноль-переходов, мы вернулись на Землю?
Подумать о том, почему на родной планете царит безлюдье и разруха, он не успел. Потому что хищница прильнула телом к земле, явно собираясь прыгнуть на космолетчиков. Шлем был в одной руке Сурикова; другая тут же навела космобластер на зверя. Палец нажал на курок раз, и второй, и третий… Бесполезно! Оружие тоже лишилось энергии. А рядом вдруг сухо треснул выстрел, и еще, и еще… Пять патронов было в пистолетике, практически утонувшем в громадной ладони комиссара, и все они поразили так и не прыгнувшую львицу. Впрочем нет – она все таки прыгнула – неловко и недалеко. И принялась крутиться на месте, словно маленький котенок. Увы – для нее – это было последним движением огромной хищницы.
Командир быстро перевел взгляд на комиссара. Тот стоял, довольно разглядывая оружие в руке.
– Пистолет! – воскликнул Суриков, имея в виду, что появление на борту человека с оружием (кроме экипажа, конечно) было вопиющим нарушением всех инструкций. Бонго лишь усмехнулся. Ухмылка вдруг пропало, и самодовольное лицо комиссара посерело. Рядом с командиром испуганно вскрикнула Анна. Михаил резко повернулся. Издав грозный рык, с другой стороны каменистого холма навстречу людям неторопливо шагнул еще один хищник – гривастый и опасный. Пока он тянулся телом, словно наслаждаясь произведенным впечатлением, следом вышли еще четыре зверя – безгривые.
Львицы первыми начали атаку. Командир сделал единственное, что мог – прикрыл собой Кондурову. Мысль о том, что он мог успеть надеть на голову непробиваемый шлем, даже не успела оформиться. А вот Бонго позади, грязно выругавшись, торопливо пристраивал на шее прозрачный колпак. Земляне в изумлении замерли, когда и эти хищницы без всяких выстрелов тоже закружились на месте, обхватив лапами огромные головы. А в самого крупного – льва – врезался не менее опасный хищник, человек! И его такая невеликая по сравнению с царем зверей масса заставила зверя промахнуться. До Сурикова, и до Анюты с Володей за его спиной донесся лишь резкий запах хищника, и его удивление и ярость. Все спутницы грозного зверя уже замерли на камнях, не подавая признаков жизни, а добыча не понесла еще никакого урона! Лев напружинил тело и рванулся к Михаилу. И опять незнакомец сумел поразить землян. Он оказался проворнее зверя – схватил последнего за хвост, подобно героям Бэрроуза. А когда хищник, не отказавшийся от своих намерений, поднял тело в очередном прыжке, человек скользнул к его туловищу – и тут же отскочил, остановившись за пределами грозных когтей. Лев рухнул, обрызгав камни кровью, толчками бившей из пробитой каким-то клинком груди. Вместе с кровью из тела льва истекала жизнь. Вот он в последний раз вытянул из огромных лап острые когти и застыл чуть в стороне от своих поверженных подруг.
Суриков опять вспомнил древнего писателя.
– Тарзан! – непроизвольно воскликнул он, словно ожидая, что герой подойдет сейчас к мертвому льву, поставит на поверженного зверя ногу и окрестность заполнит дикий крик победителя, бьющего кулаками по обнаженной груди!
Но нет – грудь героя не была обнаженной. К удивлению Сурикова, только что наблюдавшего, как незнакомец стремительной тенью бросался к зверю и от него, тот был облачен в длинную кольчугу и шлем. Если эти доспехи были железными, абориген должен был ходить, едва передвигая ноги. Сам командир только что почувствовал на своих плечах груз лишних ноль два «же», которыми бортовой комп успел порадовать экипаж.
А незнакомец так же легко и стремительно оказался у львиц – тех, что (догадался Суриков) лишились жизни не без его участия, и принялся выковыривать что-то из их черепов. Это что-то оказалось сюрикенами непривычной формы, покрытой иероглифами. Михаил и сам когда-то баловался восточной эзотерикой – в ее боевой форме – но подобных таким конечно видеть не мог.
Незнакомец сказал несколько слов, явно представляясь, и протянул командиру ладонь. Во второй и был зажат один из сюрикенов. Михаил осторожно, но крепко пожал руку аборигену и представился в свою очередь:
– Михаил Сериков.
Незнакомец мягко повторил имя командира, и снова ударил ладонью по собственной груди:
– Свет.
Удивительно, но в русском языке такое слово тоже было, и оно означало именно то, о чем подумал Суриков, заглянув в бездонные глаза нового знакомого. Он утонул в них, словно купаясь в небе в лучах солнечного света, так удивительно похожих на волосы героя, сейчас ласково обдуваемых ветерком.
Командир повернулся к товарищам, и первым представил бортинженера.
– Володья, – мягко повторил за ним Свет; а потом – за Кондуровой – еще мягче, с придыханием, – Аньюта.
Сурикова даже кольнула иголка ревности, но в речи, и взгляде Света не было ничего интимного; он искренне любовался русской красавицей – и не более того. Михаилу даже показалось, что в его взгляде промелькнула грусть; словно он вспомнил кого-то близкого. Однако это промелькнуло, и исчезло – как только свою ладонь протянул комиссар. Михаил чуть поморщился – понял, что непобедимый Кассиус сейчас продемонстрирует фирменный трюк – растирание костей руки стоящего против него человека. И неприятный скрип действительно раздался! Быстрый взгляд на улыбающегося по прежнему Света показал – с его ладонью все было в порядке. А комиссар посерел – казалось он сейчас грохнется в обморок.
– Бонго, – словно выплюнул Свет, и разжал ладонь.
Комиссар отошел, растирая руку, и шепча что-то под нос. Это наверняка были проклятия – на неизвестном Михаилу языке. А вот Свет насторожился. Казалось, он понял негра! Но это длилось неуловимое мгновение; вот что-то другое привлекло его внимание и его ноздри смешно зашевелились. А Суриков и сам ощутил божественный аромат мяса. Экипаж обедал еще на земле. Бутерброды на скорую руку в полете лишь раззадорили аппетит, и сейчас он взывал – обратите на меня внимание.
Свет махнул всем рукой, и повел их к другому холму; там их встретил огромный пес неизвестной породы, который «улыбнулся» им страшной улыбкой. Сурикову показалось, что в сторону комиссара, так и державшегося поодаль, улыбка эта была совсем уж свирепой. А Свет уже отодвигал в сторону едва тлевшие угли, и разгребал слой земли, которой были засыпаны под костром два внушительных размера бурдюка. Непонятно откуда в руке хозяина этих мест оказался нож, и вот один бурдюк вспорот. Вырвавшийся из него аромат был настолько сильным и аппетитным, что его содержимое уже исчезло в желудках пяти человек, когда Мыльников, поглаживая себя по животу, вдруг вспомнил:
– Вообще-то надо было проверить анализатором…
Увы – анализатор, как и все остальные приборы, был «мертв». А Володька, махнув рукой, подхватил медный котелок, и отправился к луже, которую недавно выплеснул на берег тонущий космолет. Суриков заметил, как весело сверкнули глаза охотника, и приготовился наблюдать цирковое представление.
Мыльников ограничился громкими проклятиями – вода, как уже понял Михаил, была соленой. А толстый прозрачный пласт на озере – слой выпаренной жарким солнцем соли. Он тут же восхитился чудесному умению Света передвигаться неслышно, невидимо и стремительно. Охотник только что сидел, скармливая псу последние куски мяса – и вот он уже рядом с Володькой, и в руке у него котелок, полный соленой воды. А в другой – длинный меч, в первый раз показавший землянам свое хищное лезвие.
Кончик оружия окунулся в котелок, и та вдруг забурлила. А когда Свет вынул из него меч, кончик оружия был покрыт белыми кристаллами соли. Охотник протянул котелок Володе, и тот, отпив, с удивленным восхищением крикнул друзьям:
– Вода! Дистиллированная вода!
Теперь рядом с ними оказалась Анюта с Михаилом – не так стремительно, конечно. Суриков осторожно дотронулся до лезвия пальцем, защищенным перчаткой, и громко вскрикнул. Громко не от боли – умел терпеть – а от удивления. Прочнейший материал перчатки, который не пробила бы пуля, легко разрезал допотопный клинок. К Михаилу тут же подскочила Анюта – штатный врач экипажа. Она привычно достала из полевого рюкзачка все от же анализатор, который легким нажатием пальца превращался в компактного лекаря. Ее голова тут же поникла – у прибора не горела даже красная кнопка, показывающая на полную разрядку батареи.
Тогда в дело вступил Свет. Он осторожно снял перчатку с руки Михаила (и как только разобрался в хитром креплении?), и спрятал рану, сочащуюся кровью, в своих ладонях. Окрестности непонятным образом заполнили тягучие слова, который Свет вроде бы шептал себе под нос. Михаил и так не сильно страдал от раны, а тут боль стала уходить – с каждым словом. А когда охотник отнял руку от ладони командира, тот удивленно вскрикнул – вместе с товарищами. На ладони не было даже шрама от раны!
Суриков ошеломленно переводил глаза со своей ладони на улыбающегося Света, когда тот вдруг насторожился. Взгляд его стал серьезным и напряженным. Он вдруг потащил сразу всех под наклонившуюся рядом с костром скалу. Затолкав четверых землян и собаку под каменный козырек, он метнулся обратно, стремительно уничтожая следы трапезы. Под камнями скрылись и остатки обеда, и угли, и что-то еще, невидимое Михаилу.
Комиссар Бонго, очевидно возмущенный подобным обращением, выскочил наружу и открыл рот, готовый выплеснуть на охотника водопад проклятий. Свет вроде не глядя махнул рукой, и негр скорчился на камнях без сознания. Охотник зашвырнул его обратно под скалу и бросил несколько слов псу. Когда олимпийский чемпион очнулся, перед его лицом нависла оскалившаяся морда пса. Ничего доброго эти зубы комиссару не обещали, и он снова закрыл глаза, притворившись беспамятным. Однако обмануть Михаила – да и Света тоже – ему не удалось. Охотник как раз занял место рядом с землянами, когда на землю обрушился гром подлетавшего космолета. Вот «Стрелка» остановилась над озером и зависла, медленно совершив оборот на месте. Она словно пыталась разглядеть «Белку» под толстым слоем соли. Вот теперь командир корабля был рад, что его космолет недоступен. Правда, он не доступен и собственному экипажу, но Михаил почему-то был уверен – он еще возьмется за штурвал «Белки». А если не сможет достать ее сам, то поможет… Свет!
Охотник тем временем весь обратился во внимание. Вот он опять распростер руки, словно пытался обнять сразу всех – и действительно обнял. А за его спиной загорелось новое солнце – это «Стрелка» обрушила вниз, на ни в чем не повинные трупы львиного прайда, море огня. Космолетчики ошеломленно прижались к каменной стене. Михаил едва разглядел, как «Стрелка» рванулась прочь от озера, исчезая в голубой дали. Волк первым выскочил из под скалы, словно собираясь догнать противника. А Суриков успел заглянуть в глаза охотника. Он так и не определил, чего сейчас в них было больше – вызова, гнева, или ожидания близкой беды.