Крылов Иван Андреевич 1769 – 1844
«Чёрт возьми всех девок в свете,
От которых столько бед!
От которых в зиму, в лете
Никогда покоя нет!
От которыих крестьянам,
Управителям, боярам,
Словом, людям в свете всем
Беспокойств живут тьмы тем!»
Будущий классик написал эти стихи в пятнадцать лет. Угадаете его фамилию?
Никто из тех, кому я задала эту загадку, не угадал. Ни одного предположения! Но самое забавное, что услышав отгадку – Крылов! – не смеялись, а замирали в недоумении… Как?! Кто же не знает, что Крылов писал басни? А главное, он же – ДЕДУШКА! Неужели ему тоже когда-то было пятнадцать?!
А ведь и меньше было… Каждому ли удаётся в четыре года оказаться в списке кандидатов на виселицу? Сын офицера, вызвавшего сильнейшую «личную неприязнь» Пугачёва.
75 лет, прожитые Крыловым – не бог весть какой Мафусаилов век. Но в эти годы вместилось столько событий в жизни России, со столькими замечательными людьми свела Крылова судьба, столько великих успели при его жизни родиться и умереть… Младший современник Фонвизина, Державина, Радищева, сверстник Карамзина. На младшее поколение – декабристов, Пушкина, Лермонтова, Гоголя он смотрел уже, как на детей и внуков. На его веку заявила о себе молодая поросль великой литературы: Герцен, Тургенев, Достоевский, Толстой. Для них Крылов был не то, что «дедушкой», а патриархом, живой реликвией прошлой эпохи. Все они Крылова не просто ценили – любили. Но ведь странно, что острый ум, острый язык и острое перо не создали этому человеку врагов? Правда, не создали и друзей. Никто не мог похвастаться доверительными отношениями с Иваном Андреевичем, никто не мог опровергнуть или подтвердить те анекдоты про Крылова, которые так охотно пересказывали «в свете». Которые возможно, сам Иван Андреевич и сочинял…
Совсем не случайно Пушкин, в полной растерянности перед феноменом, записал: «Мы не знаем, что такое Крылов».
Первый русский поэт, слава которого далеко перешагнула границы России… не имел образования. Никакого. Даже начального. Отец его, Андрей Прохорович, возможно, послужил Пушкину прототипом капитана Миронова. Общего очень много: честный служака, почти вся служба которого прошла в маленькой крепостице на краю света. Более чем скромное жалование, на которое однако его жена, Мария Алексеевна, сумела создать семейное благополучие. Но вот что в этой семье было совершенно необычно – это любовь к Книге. Это сейчас мы можем наивно полагать, будто в век без интернета все самозабвенно читали. Ничего подобного, «нормальные люди» не занимались глупостями, за которые не платят! На капитана Крылова сослуживцы смотрели, как на блаженного, когда с каждого жалования он выкраивал рубли на книжки! Поначалу общее мнение разделяла и жена, но Андрей Прохорович просто… стал читать вслух. Увлеклась. Да так, что попросила мужа и её обучить грамоте! Ванюшу уже научили вместе – на пятом году от рождения. Выдавали книжки по одной, и терпеливо расспрашивали, что он там понял, и как. Книга стала для сына святыней.
Казалось, судьба улыбнулась скромному семейству – отец получил назначение в Тверь. Председателем уголовной палаты. «Хлебная» должность, на которой иные сколачивали состояние. Иные… но не капитан Крылов.
А для его сына Тверь открыла такие возможности, о которых и мечтать было нельзя под Оренбургом! Здесь Ванюша впервые увидел театр. Пусть самодеятельный, семинарский, но всё же – театр! Здесь он впервые услышал профессиональное исполнение стихов, попал на концерт заезжего скрипача – итальянца… В домах местной знати, куда изредка случалось попадать вместе с отцом, висели настоящие картины, и оказалось, что ТАК рисовать тоже можно научиться… И что российская азбука – не единственная в свете, есть ещё и «латинская» – ключ к иноземным языкам!
Где он находил себе учителей? Как, получив от них лишь самые начальные сведения, двигался дальше сам? Этого Иван Андреевич не рассказывал. Упоминал лишь о таком происшествии: отец был приглашён князем Львовым, и явился вместе с сыном.
Дети Львова заинтересовались гостем – ровесником: что он знает, что умеет? Ванюша покорил их… чтением забавного рассказа «на голоса, как в театре». Потом прочёл стихи на итальянском. Принесли скрипку – сыграл и на скрипке. Несколько песенок.
Князь восхитился тем, что капитан Крылов даёт своему сыну такое образование, каким может похвастаться не всякий юный аристократ. А Андрей Прохорович только смущённо разводил руками: таких талантов в своём отпрыске он сам не подозревал!
Предложение заниматься у настоящих учителей вместе с детьми Львовых было принято с благодарностью. Но счастье оказалось очень недолгим. Отец прихварывал давно, а умер внезапно. И двенадцатилетний Ванюша стал Иваном Андреевичем, главой семейства, единственным кормильцем матери и трёхлетнего братишки. Ведь всё наследство, оставшееся от отца – заветный сундук с книгами.
Три года, битых три года чиновник Крылов переписывал казённые бумаги в магистрате. И хотя сам он считал это время потерянным, служба обогатила его такими наблюдениями за «жизнью», каких просто не могло быть у обычного, «нормального» дворянского недоросля. Да и у взрослого дворянина с более-менее благополучной судьбой. Не потому ли с самого начала Крылов презирал «сентименталистов», издевался над ними в своих пародиях? Не потому ли настороженно – недоверчиво относился и к «новым поэтам» – романтикам?
Но литературные баталии были ещё впереди, а пока… если в бумагах чиновника Крылова попадались рифмованные строчки – взыскание. Если под ворохом чужих «уголовных дел» пряталась книга – немудрено было и получить этой книгой по голове…
И к пятнадцати годам Иван Андреевич уже отлично понимал – нет большего зла, чем покорность судьбе.
«…Препятство злом напрасно мы зовём.
Препятством в нас желанье возрастает,
Препятством вещь сильней для нас блистает!»
В этих незрелых стихах – мысль, которая сделала бы честь и зрелому автору. Но как переломить ход событий? Петербург!
И начинающему поэту (уже поэту!) удаётся уговорить мать переехать в столицу. К дальней родне. Пусть первое время придётся пользоваться добротой родственников и сослуживцев отца, но скоро, очень скоро свет узнает нового драматурга! Крылова!
Но дирекция театра, куда Крылов явился с комедией «Кофейница», не пожелала даже поговорить с пятнадцатилетним драматургом…
Литературная известность, а вместе с ней и слава, всё же пришли. И пришли довольно скоро – остроумного, языкастого, неистощимого на выдумки поэта охотно приглашали сотрудничать в журналах. Объектами его насмешек были светские нравы, модные лавки, помешательство на всяческой «иностранщине»… всё это было забавно и совсем не безобидно. Однако то, о чём Крылов действительно хотел поговорить с соотечественниками… Образ правления – об этом по условиям цензуры нельзя было и заикаться ни устно, ни тем более, в печати.
Идеалом казалось просвещённая монархия, но Екатерина – случайностью на троне. От главы государства всегда ожидают больше, чем он может сделать. Больше, чем в человеческих силах.
И вот, из номера в номер с продолжениями печатается переписка… эльфов и прочих созданий фантазии обо всём, что касается жизни странных существ – людей. О «кривосудии» и повальных взятках, о воспитании, результат которого – развращённость, о способе преподносить развращённость, как добродетель – для этого надо всего лишь вступить в гвардию…
И как же люди любят обманываться, приукрашивая свою нелепую жизнь! Какие сочиняют сентиментальные пасторали о жизни прелестных пастушек и добродетельных пейзан! Далее следует картинка с натуры о русском крестьянине и его «любезной пастушке-подружке», занятых неравной борьбой за существование…
А кого люди почитают полезнейшим? Великим? Думаете, земледельца – всеобщего кормильца? Нет. Того кто, не выходя из своего царского дворца, истребит больше всего народа!
Результатом был обыск в типографии, и… вызов Крылова во дворец. Для личной беседы с императрицей. Беседы, после которой Иван Андреевич счёл за благо исчезнуть из столицы на несколько лет. В Петербурге его не держало более ничто – мать умерла, брат определён в полк, типографии нет, вольное слово придушено из страха перед «французской заразой»…
Но – «не имей сто рублей, а имей сто друзей»! Товарищи по литературному цеху охотно приглашали Ивана Андреевича в свои имения. Гостить в дворянских гнёздах было принято подолгу, по два – три месяца. И живя поочерёдно то у одного, то у другого литератора, Крылов работал то секретарём, то домашним учителем. Играл на любительской сцене, рисовал… и обдумывал возвращение в столицу. С чем? Три его пьесы не приняты театрами. Можно прочесть и убедиться, что они не хуже того, что в театрах тогда имело успех. Но, пожалуй, и немногим лучше. Это ещё «не Крылов». Сатира? Преподнесённая иносказательно, она бы имела успех…
БАСНЯ?! Низкий жанр, который никто не принимает всерьёз… но читают все! Более того, нет поэта, который не попробовал свои силы именно в этом «презренном» жанре. Тредиаковский на этом поприще успеха не снискал, но Херасков писал басни хорошо, а Дмитриев даже очень хорошо. Вступить с ним в соревнование надо было решиться! И Крылов решился…
«Переводы из Лафонтена» – так преподнёс Крылов свои первые басни. Скромность? Осторожность? Или что-то ещё? Несложно убедиться, что от переводов, довольно точных («Лиса и виноград», «Лягушка и вол»), Крылов очень скоро перешёл к весьма вольным интерпретациям, а затем и к сюжетам, полностью оригинальным. Но и тогда он не возражал, когда его басни называли «переводами»! Лукавство поэта стало очевидно публике лишь в 1812 году, когда в «листках» – листовках разошлась басня «Ворона и курица».
«Когда Смоленский князь,
Противу дерзости искусством воружась,
Вандалам новым сеть поставил,
И на погибель им Москву оставил»…
Неслыханная вольность – в басне не должно быть конкретного указания на время и место, и уж тем более недопустимы собственные имена! Но чего не мог себе позволить тот, кого уж три года считали лучшим русским поэтом?! Ведь первый же сборник из 20 басен, выпущенный в 1809 году, сделал автора не «одним из лучших», а – бессмертным.
Злободневная басня – такого литература ещё не знала. Но цикл 1812 года… Робкая Курица уехала от наступающих врагов – и как же глупо это показалось Вороне! Это же европейцы цивилизованные, чего от них можно ждать плохого? Наоборот облагодетельствуют!
И вот – «сама к ним в суп попалась».
Карикатура «Вороний суп» – прямая иллюстрация к этой истории. Но те, кто могли бы узнать себя в Вороне, вряд ли это прочли… Это московские проститутки остались в Москве. В полном составе. Уверенные, что на французах можно хорошо заработать. А повезёт – так и во Францию заберут!
Когда пришельцы уходили с московского пепелища, девки толпой бежали за ними потому, что знали: свои их УБЬЮТ. Но и «цивилизаторы» их не могли кормить – мёрли от голода сами…
Ни одна не дожила и до Смоленска. Ни одна.
«Кот и повар», «Обоз», «Щука и кот» – отклики на события войны и шаржи на героев и «антигероев» этой войны.
Но басня «Волк на псарне» – именно та, после которой имя Крылова стало известно действительно «всей России». Не только читающей, но и не умеющей читать! Эту словесную карикатуру на неудачливого захватчика, «непобедимого» Наполеона, прочёл сам Кутузов перед строем солдат. И объяснил, что басенку ему прислал «стихотворец Крылов». Солдатское воображение тут же нарисовало воображаемый портрет седого мудреца – ровесника и друга «дедушки Кутузова». Вот так поэт в свои сорок с небольшим стал «дедушкой». Навсегда.
Девять книжек басен Крылова – кладезь мудрости для любого возраста и для любого века. Особое очарование его в «простодушии» – ведь каждый рассказ выглядит частным случаем «из жизни». Проводить параллели, делать выводы, обобщения, искать мораль – задача читателя. Вот, например, как двести лет назад, так и сегодня считается, что учить детей за границей – это «круто». Или дома нанять им в учителя «носителя языка». А перечитаем – ка басенку «Крестьянин и змея»…
Змея пытается наняться в няньки. В воспитатели. Уверяет, что она добрая и преданная. Может, и так, но разве вслед за доброй змеёй не вползёт сотня злых? А главное, чему она может научить человеческих детей? Вот крестьянин и рассудил: «По мне и лучшая змея ни к чёрту не годится!»
Благородная публика могла снисходительно посмеяться: где уж мужику оценить змеиную мудрость… Но смех тут же замирал на устах: вот басня про Льва, который доверил воспитание сына Орлу: хоть и птичий, а всё же – царь. Научит править. Но Орёл научил Львёнка… вить гнёзда! Кто же не понимал, что речь идёт про императора Александра, которого самое лучшее европейское воспитание-образование, данное швейцарским педагогом Лагарпом, не научило ни любить Россию, ни понимать её. Но попробуй, придерись к басенке…
А вот старая Кукушка горько жалуется на равнодушие своих детей. Горлинка уточняет, всегда ли её дети были такими? А Кукушка и не знает, какими они были прежде: свои яйца она кому только не подкидывала. Не тратить же на детей свою единственную молодость!
«Квартет» – это шарж на Государственный совет, а «Лебедь, рак и щука» – на департамент Просвещения. Современники могли назвать фамилии этих «мартышки, осла, козла»… но разве теперь всевозможные законодательные собрания выглядят как-то иначе? И разве сценки про горе-музыкантов и горе-извозчиков не забавны сами по себе?
«Ягнёнок» – басенка, написанная в подарок Анюточке – дочке друзей. Подрастёт – поймёт…
Ягнёнок сдуру напялил волчью шкуру – и собаки его «потрепали» так, что бедняга «простонал весь век свой без умолку». Встречают по одёжке! И если «одёжка» девушки намекает на её доступность – с ней и обойдутся, как с особой доступной. Мода?! При чём тут мода, если твоё здоровье, как и твоя репутация – это забота твоя и только твоя! Почему это не читают в школе?
Впрочем, басни Крылова в школе читать не перестанут, пока существует русская школа. И «детские» «Демьянова уха», Кот и повар», «Мартышка и очки», «Волк и ягнёнок», «Две собаки», «Любопытный» – словно нарочно созданы для мультфильмов, диафильмов и школьных спектаклей.
Библиотекарь Публичной библиотеки, член Петербургской Академии наук, обласканный царской семьёй и бесконечно любимый читающей публикой, Иван Андреевич словно играл роль лентяя, обжоры, чудака, добродушного увальня, стороннего наблюдателя за «жизнью». Библиотечный фонд был им фактически создан (количество книг за тридцать лет службы выросло втрое). А знаменитые басни, словно рождённые на одном дыхании, известны в разных вариантах – они переписывались по нескольку раз. Тщательно вычищались из текста все штампы, все книжные обороты, все галлицизмы, пока даже щука, кот или полевой цветок не станут вполне русскими по языку и характеру.
Кипучий ум и кипучая энергия! Но маска медведя – лежебоки, случалось, обманывала даже тех, кто знал Крылова не один год. Так Гнедич уверял, что выучить что-нибудь новое в годы Ивана Андреевича уже невозможно. Иностранные языки надо учить в детстве! Крылов поспорил, что через два года он будет знать… древнегреческий язык, в котором Николай Иванович, переводчик «Илиады», был едва ли не единственным специалистом. Через два года, когда об этом споре уже никто не помнил, Крылов предложил Гнедичу проэкзаменовать его. При целом собрании знатоков.
Поначалу вопросы задавали с осторожностью, словно боясь оконфузить уважаемого Ивана Андреевича, но постепенно увлеклись и экзаменаторы, и экзаменуемый. Забрались в такие дебри…
Гнедич проиграл спор, но признать это не пожелал: «Я говорил, что не может человек»… но Крылов – сверхчеловек!
Вот так и получилось, что жизнь Ивана Андреевича разделилась на «до» и «после». «До» – безвестность, вынужденные скитания, бедность на грани нищеты и настойчивые поиски своего единственного призвания. Крылов был поэтом, драматургом, журналистом, актёром, педагогом, музыкантом, художником… учился всему и хватался за всё. Ему было так интересно жить!
«После» – всенародная слава, положение в обществе, достаток… Более, чем достаток – почти богатство! А по – настоящему близкий человек был только один – младший брат Лёвушка.
Военная карьера Льва Андреевича была самой обычной для служаки без денег и связей. Походы, сражения, переход с Суворовым через Альпы, провинциальный гарнизон. Возможность пожить своим домком. Попросил у брата денег на обзаведение, и конечно, получил сверх ожиданий – Иван Андреевич был так рад, что может теперь помогать не только добрым словом! Но через два года отстроенный с любовью хуторок… сгорел. Лев Андреевич, похоже, унаследовал и характер своего отца, и его вечную неудачливость. И некрепкое здоровье его было окончательно подорвано.
Похоронив брата, Иван Андреевич, казалось, потерял всякую связь с людьми, кроме служебной. Апатия, или как тогда говорили, хандра… Безразличие к тому, что скажут люди. К этому периоду его жизни и относятся светские анекдоты о сказочной неряшливости, безалаберности, лени поэта, и о его легендарном обжорстве. Навернёт индюка с целым блюдом кулебяк, отвалится от стола, да и скажет:
– Ну много ли человеку надо?!
Гости хохочут. Видят своими глазами, что как раз Ивану Андреевичу надо много.
А как-то Крылов поразмыслил вслух, что бы ему такое надеть на маскарад, чтобы не сразу узнали? Одна из дам подсказала:
– Да вы, Иван Андреевич, причешитесь – вас никто и не узнает!
Не сразу, далеко не сразу заметило «общество» человека, любящего Крылова верно и преданно, безо всяких мыслей о его величии. Уж очень человек-то был неприметный – кухарка. Фенюша. Если в доме был порядок и распорядок – то только благодаря ей.
Почему Иван Андреевич так и не женился? Кто знает… Очень может быть, что этого не желала сама Фенюша – какая из неё барыня? Крылов даже просил её не наводить порядок в его кабинете после того, как она разожгла печку рукописью, «самой старой». Сочла её самой ненужной!
Свой гражданский брак Иван Андреевич не афишировал, но особо и не скрывал. Случалось друзьям заставать его с ребёнком на руках. Дочка. Сашенька. И вот о будущем девочки позаботиться было совершенно необходимо. Официально Саша числилась «мещанкой», как и её мать. А Крылов был ей всего лишь «крёстным». Даже наследство по закону оставить не мог… Но его хлопотами Сашенька выучилась в пансионе, а затем Крылов сумел выдать её замуж за честного человека. Дворянина. Разумеется, Калистрат Савельев знал, почему о его невесте так заботится «крёстный», почему даёт за ней такое большое приданое.
Последние свои годы Иван Андреевич прожил в семье – при молодых. Много занимался внуками, обучал их грамоте и музыке, гордился «настоящим актёрским талантом» внучки Наденьки. И завещание оставил на «друга, который покоил мою старость». На зятя.
Кем был поэт в России в год рождения Крылова? Чиновником по делам литературы, придворным чином, которому всегда можно заказать хвалебную оду. И по трудам и заплатить. И всего одну человеческую жизнь спустя поэт в России стал властителем дум, соперником государя в своём влиянии на современников. Высшим моральным авторитетом.
Первый в нашей истории литературный праздник – это помпезное торжество в доме Энгельгардта, где было собрано всё, чем могла потрясти столица: зелень, фрукты, цветы, невиданные блюда и вина. Столица чествовала Поэта!
«На радость полувековую
Скликает нас веселый зов:
Здесь с музой свадьбу золотую
Сегодня празднует Крылов…
Весь мир в руках у чародея,
Все твари дань ему несут,
По дудке нашего Орфея
Все звери пляшут и поют.
Забавой он людей исправил,
Сметая с них пороков пыль;
Он баснями себя прославил,
И слава эта – наша быль.
И не забудут этой были,
Пока по-русски говорят:
Ее давно мы затвердили,
Ее и внуки затвердят.
Чего ему нам пожелать бы?
Чтобы от свадьбы золотой
Он дожил до алмазной свадьбы
С своей столетнею женой.
Длись судьбами всеблагими,
Нить любезных нам годов!
Здравствуй с детками своими,
Здравствуй, дедушка Крылов!»
Вот какими стихами почтил юбиляра Пётр Андреевич Вяземский.
Поэт был увенчан лавровым венком. Но кто-нибудь знает, что делать с венком после того, как он возложен на почтенную главу (а точнее, надет на шею)? Сколько его на шее держать? Когда снять и что с ним делать после?
Иван Андреевич распорядился венком весело и по-доброму: расщипал его на листочки и раздал тем, кто пришёл его поздравить. Поклонникам своей музы. И эту память о Поэте друзья хранили. Как святыню.
Да есть ли ещё хоть один русский писатель, памятник которому установили бы всего через 10 лет после смерти? Скульптура в глубине Летнего сада в Петербурге – задумчивый баснописец в окружении героев своих басен – вызывает восторг детей и самые тёплые воспоминания у взрослых вот уж скоро два столетия!
– Мартышка и очки! А вот лев! И медведь! И осёл! – не смолкают детские голоса. И непременно найдётся тот, кто с удовольствием прочтёт знакомые с детства басни тем, кто узнал их только недавно.