Зимняя война. Дипломатическое противостояние Советского Союза и Финляндии. 1939-1940. Часть первая. Переговоры (Вяйнё Таннер, 2003)

Предвестием Зимней войны оказалась серия переговоров, которые начались в 1938 году и продолжились в первой половине 1939 года. От лица Советского Союза выступил не министр иностранных дел, а второй секретарь советского представительства в Финляндии Борис Ярцев. Он уже несколько лет работал в Хельсинки и обзавелся значительным кругом знакомств, преимущественно в левых кругах. Он был яркой личностью, с ним было легко обсуждать самые щекотливые темы. О нем говорили, что он является сотрудником ГПУ[1] – такого рода люди имелись в штате всех официальных советских представительств. Его жена, миловидная женщина средних лет, тоже была хорошо известна в столице, поскольку она представляла советское туристическое агентство «Интурист» и занималась организацией экскурсионных и деловых поездок в Россию.

Ранней весной 1938 года Ярцев позвонил по телефону министру иностранных дел Рудольфу Холсти и попросил о личной встрече. Встреча произошла 14 апреля 1938 года. Ярцев предложил министру обсудить некоторые конфиденциальные вопросы, поскольку он получил для этого от правительства СССР самые широкие полномочия. Переговоры должны были проходить в обстановке секретности. Холсти согласился, и Ярцев, начав с текущих вопросов, затем перешел к общеевропейской политической ситуации и положении Финляндии в ней. Он особо подчеркнул, что советское правительство всегда уважало независимость Финляндии и ее территориальную целостность, но в Москве убеждены в том, что Германия вынашивает агрессивные планы против СССР. В соответствии с этими планами перед левым флангом германских армий поставлена задача произвести высадку на территорию Финляндии и с этого плацдарма произвести вторжение в Россию. Поэтому возник вопрос об отношении Финляндии к этим намерениям Германии. Если Германии будет позволено осуществить эти операции, то Россия не станет пассивно ожидать подхода немцев к Раяйоки[2], а введет свои вооруженные силы на территорию Финляндии.

Если Финляндия воспротивится германской высадке, Россия может предложить Финляндии всю возможную экономическую и военную помощь, приняв на себя обязательства вывести все свои силы из Финляндии после войны.

Ярцев отметил, что Россия готова предложить Финляндии очень выгодное экономическое соглашение. Россия обладает буквально неограниченными возможностями покупать финскую промышленную продукцию, среди которой он выделил целлюлозу и сельскохозяйственную продукцию, главным образом для населения Ленинграда.

Ярцев сообщил о германских планах, предусматривающих осуществление переворота, если финское правительство не пойдет навстречу германским целям, и создание правительства, поддерживающего германские устремления.

В конце беседы Ярцев предложил Холсти вести переговоры по этим вопросам именно с ним.

Холсти ответил, что в его функции входит получение информации от любых лиц, но внешнюю политику государства определяет президент республики, поэтому он не может вести переговоры без санкции президента. Холсти также упомянул о скандинавской кооперации, целью которой было сохранение мира. Он заверил Ярцева, что правительство поддерживает три четверти депутатов парламента, поэтому есть твердая уверенность, что народ одобрит мирную политику правительства.

Холсти поинтересовался, входит ли в предложенную помощь продажа оружия Финляндии. Ярцев заметил, что этот вопрос может быть рассмотрен, если Россия получит от Финляндии гарантии, что Финляндия не будет содействовать Германии в войне против России. На вопрос Холсти, о каких гарантиях идет речь, Ярцев ответил, что их можно обсудить, когда он получит заверения, что Финляндия будет противостоять германскому вторжению.

На этом первое обсуждение закончилось. Из него стало ясно, что советское правительство предчувствует скорое начало войны и ищет возможность обезопасить свой Северный фронт. Больше всего руководство СССР опасалось нападения со стороны Германии. Но дипломатический зондаж был осуществлен столь странным образом, что члены правительства, в том числе министр иностранных дел Рудольф Холсти и премьер – министр А.К. Кайяндер, поначалу не уделили ему то внимание, которое он заслуживал. Мне неизвестно, были ли консультации с другими членами комиссии по внешнеполитическим вопросам кабинета министров, но продолжения переговоров не последовало. Причина заключалась в том, что Ярцев отбыл в Москву, а затем посетил Стокгольм, где обсуждал проблему Аландских островов с министром иностранных дел Швеции Рикардом Сандлером.

Намерения Москвы становятся явными

В течение двух месяцев ничего не изменилось, поэтому неофициальные лица взяли на себя инициативу возобновления переговоров. И тогда выяснилось, что Ярцев обсуждал этот вопрос также с секретарем премьер – министра Арво Инкиля, генералом Аарне Сихво, госпожой Хеллой Вуолийоки. Инкиля организовал продолжение обмена мнениями, когда Холсти отправился в Женеву на заседание Лиги Наций с премьер – министром Кайяндером.

Кайяндер дважды принимал Ярцева. Первая встреча состоялась в конце июня 1938 года, на ней обсуждались вопросы общего характера. Вторая произошла 11 июля и продолжалась полтора часа: разговор шел о германском экспансионизме и вероятности того, что в будущей войне Германия захочет получить базы в Финляндии. Кайяндер считал невозможным такое нарушение финского нейтралитета и территориальной целостности. Когда же Ярцев спросил, может ли Финляндия в одиночку отстоять свой нейтралитет, Кайяндер ответил, что во время войны трудно гарантировать что – либо, но Финляндия сделает все возможное. Он также выразил надежду, что Советский Союз будет уважать нашу территориальную неприкосновенность. Ярцев заметил, что если СССР получит гарантии того, что Германии не будут предоставлены базы в Финляндии, то советская сторона не нарушит финский нейтралитет.

Кайяндер затронул вопрос развития торговли, упомянув прежние и безуспешные переговоры по торговым соглашениям. Ярцев признал важность развития торговли, но указал, что прежде необходимо решить все политические вопросы: два государства должны заключить договор. Однако обмен мнениями даже не коснулся его содержания.

В конце встречи советский представитель снова настаивал на абсолютной секретности переговоров. Он напомнил, что получил полномочия от своего правительства конфиденциально обсуждать все вопросы. Лишь после того, как будет достигнуто общее понимание, официальные представители смогут вести дальнейшее обсуждение условий договора.

На этом этапе переговоров Кайяндер сообщил мне о происходящем, учитывая мое участие в комиссии по внешнеполитическим вопросам кабинета министров. Он был озабочен тем, что после нескольких встреч не смог уяснить цели Ярцева. Кайяндер полагал очень важным знать их конкретно, и в связи с отсутствием министра иностранных дел он предложил мне встретиться с господином Ярцевым. Я согласился, и 30 июля 1938 года произошла наша первая встреча. Разговор шел вокруг тем, поднятых Ярцевым на предыдущих переговорах, хотя я и старался повернуть обсуждение к рассмотрению развития торговых взаимоотношений. Поскольку не было другого пути достичь прогресса в переговорах, я попросил его представить детальные предложения и получил согласие.

Наша следующая встреча состоялась 5 августа, но обещанные предложения не были представлены, поэтому разговор опять носил общий характер. Я предложил обсудить вопросы организации охраны нашей общей границы и продолжить переговоры по разработке торгового соглашения. Ярцев ответил, что сначала необходимо проработать политические вопросы, и предложил начать переговоры в Москве. Я заметил, что вести переговоры в Москве значительно труднее, потому что они привлекут гораздо больше внимания; кроме того, финские участники переговоров должны быть в постоянном контакте со своим правительством, поэтому Хельсинки гораздо более удобное место для переговоров. Я также остановился на случаях нарушений условий Тартуского мира советской стороной, в том числе приостановке транзитного сообщения по Неве и задержании парохода «Айристо».

Господин Ярцев обещал передать эти вопросы для их решения в свое правительство, он обещал также запросить, могут ли переговоры проводиться в Хельсинки.

После этого мы встретились 10 августа, но снова речь шла о незначительных вещах. Когда я сообщил об этой встрече Кайяндеру, премьер – министр набросал краткие тезисы, которые следовало устно довести до сведения советского представителя. Смысл тезисов премьер – министра сводился к следующему:

«Постоянно и твердо придерживаясь нейтральной политики северных стран, правительство Финляндии в то же самое время не допустит нарушения финской территориальной целостности, в том числе создания любой великой державой плацдарма для нападения на Советский Союз.

Правительство Советского Союза, уважая территориальную целостность Финляндии, не будет препятствовать усилиям Финляндии, даже в мирное время, осуществлению на Аландских островах таких военных мероприятий, которые наилучшим образом обеспечат нерушимость финской территории и нейтралитет Аландских островов».

Этот ответ был доведен до сведения Ярцева на следующий день, 11 августа. Он вновь упомянул о проведении переговоров в Москве, считая их более благоприятными.

На встрече 18 августа господин Ярцев сообщил следующее (я цитирую по своим заметкам):

«Москва готова принять финскую торговую делегацию, но ограниченный характер правительственных предложений Финляндии в их политическом аспекте дает основание полагать, что на такой основе не будут достигнуты положительные результаты. Для достижения желаемых результатов советское правительство предлагает:

1. Если финское правительство считает, что оно не может заключить секретное военное соглашение, Россия будет удовлетворена письменным обязательством, согласно которому Финляндия будет готова отразить возможное нападение и с этой целью принять советскую военную помощь.

2. Аландские острова. Москва может дать согласие на укрепление Аландских островов, если СССР получит возможность принять участие в их вооружении, а позднее осуществлять наблюдение за использованием оборонительных сооружений, причем оно будет осуществляться в строгой тайне.

3. Кроме того, Москва желает получить согласие финского правительства на оборудование на острове Суурсари укрепленной военно – воздушной и военно – морской оборонительной базы.

На этих условиях СССР готов:

1. Гарантировать неприкосновенность Финляндии в рамках существующих финских границ, в том числе ее морских границ.

2. В случае необходимости содействовать Финляндии вооруженной силой на выгодных условиях.

3. Одобрить выгодное для Финляндии торговое соглашение, которое послужит развитию как сельского хозяйства, так и промышленности». Было дано разъяснение: Советский Союз готов покупать сельскохозяйственные и промышленные товары, в основном продукцию машиностроения, резину, бумагу и целлюлозу. Короче говоря, Москва была готова предложить Финляндии исключительно выгодное торговое соглашение.

О «советской военной помощи» Ярцев пояснил, что это не означает посылку советских вооруженных сил в Финляндию или какие – то территориальные уступки. Москва не желает осложнять положение финского правительства, поэтому здесь имеются в виду снабжение оружием и охрана морских границ.

Когда я заметил, что продажа оружия относится к коммерческим вопросам и зависит от качества и стоимости товара, Ярцев заверил меня, что оружие будет продаваться на выгодных условиях.

На мой вопрос, что понимается под «участием в вооружении» Аландских островов после возведения на них оборонительных сооружений, последовал ответ, что это означает оснащение их необходимым вооружением (артиллерией и т. п.). Это не было бы финансовым содействием. Присутствие советского наблюдателя на месте возведения фортификационных сооружений является обязательным, так как Россия имеет право знать, что там происходит, и быть уверенной, что оборонительные сооружения не попадут в руки немцев.

Я отметил, что, с моей точки зрения, это предложение вряд ли будет одобрено финским правительством. Тем не менее я обещал довести его до сведения премьер – министра.

На это Ярцев ответил, что сейчас Москва сообщает Финляндии о своих пожеланиях, а формальная сторона договора может быть проработана позже. Сначала нужно выяснить, возможно ли достичь удовлетворяющего обе стороны соглашения. Если это не удастся сделать, то лучше не начинать официальные переговоры. Их провал поставил бы в неудобное положение оба государства.

Я обещал сообщить ему точку зрения финского правительства.

После почти пяти месяцев переговоров мы наконец поняли, чего добивается Советский Союз этими переговорами. Самым важным представлялось оборудование укреплениями острова Суурсаари как бастиона, прикрывающего Ленинград. С целью добиться этой уступки Советский Союз был готов согласиться на строительство фортификационных сооружений на Аландских островах (под своим присмотром), а также начать торговые переговоры, что мы безуспешно пытались сделать до сих пор. По сравнению с этим вопрос о продаже оружия был куда менее важным: его можно было приобрести и в другом месте. Но основой всего должен был стать военный договор между двумя странами. Финляндия должна дать заверения, что в случае угрозы войны она обратится к Советскому Союзу и попросит о военной помощи. Это означало оборонительный пакт, на который Финляндии, ограниченной политикой нейтралитета и скандинавской ориентацией, было бы трудно согласиться. Статус Суурсаари обсуждался во время переговоров по подготовке проекта Тартуского мирного соглашения. В то время Советский Союз занимал позицию, по которой остров должен остаться невооруженным, а финское правительство требовало, чтобы в мирном договоре не содержались ограничения на этот счет. Значение, которое стороны придавали этому вопросу, наглядно иллюстрирует тот факт, что мирное соглашение едва не пошло прахом из – за этой разницы в позициях; финское правительство отказалось от своей позиции только на одиннадцатом часу переговоров. Теперь, напротив, Советский Союз настаивал на строительстве оборонительных сооружений на острове, но уже для своих собственных целей.

Во всяком случае, позиция Советского Союза теперь стала ясна, можно было начинать обсуждение по существу в правительстве и выработать наше отношение к выдвинутым предложениям. В результате правительство заняло по отношению к советским предложениям отрицательную позицию, которую премьер – министр Кайяндер сформулировал следующим образом:

«Предложение СССР направлено на попрание суверенитета Финляндии и противоречит политике нейтралитета, которой Финляндия следует совместно с государствами Скандинавии.

Принципиальным является расширение торговых связей в качестве основы для улучшения добрососедских отношений.

Улучшение отношений на общей границе также будет выгодным для обеих сторон».

Я передал этот ответ Ярцеву 29 августа, он обещал передать его в Москву.

Но вопрос не был этим закрыт: в советской прессе началась атака против Финляндии, поскольку финское правительство отрицательно отнеслось к советским предложениям. Не пришлось прохлаждаться и господину Ярцеву; он хотел получить более обстоятельный ответ. Когда мы снова встретились с ним 15 августа, то еще раз просмотрели изложенные им предложения, и мне пришлось объяснять, что имеет в виду правительство в ответе на каждый конкретный пункт. Пользуясь случаем, я объяснил, что отношение правительства к созданию военных баз было негативным; мы готовы покупать оружие, которое может нам потребоваться, если его качество и цена устроят нас; что касается строительства оборонительных сооружений на Аландских островах и Суурсаари, то правительство отвергает все предложения СССР, не выдвигая никаких контрпредложений. Именно контрпредложения Ярцев хотел получить.

Я полагал ответ правительства исчерпывающим и ясным, но если Ярцев хотел получить более подробный ответ с возможными контрпредложениями, то его нужно ждать до возвращения министра Холсти, так как составление таких документов не входило в сферу моих полномочий. Поэтому было решено дождаться возвращения Холсти. Это была моя последняя встреча с господином Ярцевым.

Когда в начале октября Холсти вернулся из Женевы, Ярцев возобновил свои визиты к нему. В середине октября Холсти вручил Ярцеву подробный аналитический ответ, в котором было изложено отношение правительства к предложениям СССР. По поводу укрепления Аландских островов Холсти заметил, что во время своего пребывания в Женеве он и шведский министр иностранных дел Р. Сандлер обсуждали этот вопрос с советским комиссаром по иностранным делам Литвиновым, которому они сообщили о совместных планах Финляндии и Швеции в отношении этих островов. Ярцев еще раз обрисовал положение Финляндии в войне, которая может разразиться. Поскольку Финляндия окажется не в состоянии защитить себя, то ей следует положиться на военную помощь Советского Союза. Очертания военного союза стали более ясными, чем прежде. Будущая ситуация с Суурсаари также прояснилась: в случае войны Советский Союз возьмет на себя ответственность за его оборону.

После отставки Холсти 16 ноября 1938 года Ярцев переговорил с исполнявшим обязанности министра иностранных дел Вяйнё Войонмаа. Встреча состоялась 21 ноября. В ее ходе Ярцев практически повторил все, что он говорил раньше другим членам правительства, но ближе к концу Ярцев предложил направить в Москву делегацию для обсуждения развития торговли, включив в ее состав представителей для обсуждения политических проблем. В качестве удобного повода он предложил воспользоваться тем обстоятельством, что 6 декабря 1938 года в Москву направится делегация для открытия нового здания финского посольства. Министр Войонмаа обещал представить эти предложения правительству.

Дальнейшие переговоры действительно состоялись в Москве, но в весьма скромном масштабе. Войонмаа сообщил Ярцеву, что в Москве посол А.С. Ирьё – Коскинен, а также руководители аппарата посольства У. Тойвола и А. Пакаслахти уполномочены представлять финское правительство. На церемонии открытия нового здания посольства Ярцев сообщил Тойволе, что члены делегации смогут на следующий день, 7 декабря, встретиться с высокопоставленным членом советского правительства, имя которого он, однако, не назвал. Когда члены финской делегации прибыли в назначенное место, выяснилось, что членом правительства, который принял их, оказался народный комиссар внешней торговли Микоян. Народный комиссариат по иностранным делам не участвовал в этой встрече. Поэтому Ирьё – Коскинен решил, что его положение министра иностранных дел обязывает его уклониться от переговоров. Финляндию в кабинете Микояна представляли Тойвола и Пакаслахти.

Члены финской делегации предложили обсудить меры, которые можно предпринять для развития торговых отношений, что было вполне уместно, поскольку они встретились с народным комиссаром по внешней торговле. Комиссар Микоян выразил свое удовлетворение тем, что он имеет возможность обсудить этот вопрос с представителями финского министерства иностранных дел. Тем не менее он заметил, что для поднятия оборота внешней торговли на сколько – нибудь значительный уровень должны быть созданы политические предпосылки. С этого момента обсуждение снова пошло так, как это было в Хельсинки. Особо была выделена важность Суурсари как оборонительного форпоста для Ленинграда. У финских участников переговоров сложилось впечатление, что вопрос Суурсаари был для Советского Союза самым важным. Лишь к концу двухчасовой встречи стороны вернулись снова к торговым вопросам. Было решено, что ряд лиц, представляющих финские торговые и промышленные интересы, вечером того же дня получат возможность высказать Микояну свои предложения. Вопросы политического характера во время этой встречи не должны были затрагиваться. С точки зрения Микояна, политические вопросы следовало обсуждать после выработки мер по поощрению торговли, решения приграничных и других текущих вопросов практического характера.

Такие торговые переговоры состоялись вечером того же дня в кабинете Микояна. Финляндию на них представляли Ирьё – Коскинен, министр путей сообщения и связи Вяйнё Саловаара, а также несколько человек из финских торговых и промышленных кругов. В разговоре с ними Микоян снова отметил важность политических отношений как предпосылки для торгового обмена. Естественно, никаких решений принято не было.

Эта встреча может рассматриваться как конечный пункт, достигнутый на первом этапе переговоров.

Второй этап переговоров открылся только несколько месяцев спустя. 5 марта 1939 года Литвинов, народный комиссар иностранных дел, пригласил к себе Ирьё – Коскинена и передал ему меморандум, содержание которого представляло собой следующее.

Два важных вопроса – улучшение торговых отношений и строительство оборонительных сооружений на Аландских островах – по – прежнему ждут своего решения. С целью создания благоприятной атмосферы Советский Союз предлагает Финляндии сдать в аренду СССР острова Суурсаари и Лавенсари, архипелаг Тютерс и остров Сескар сроком на тридцать лет. Советский Союз не предполагает возводить на них оборонительные сооружения и будет использовать как прикрытие на подступах к Ленинграду. Если финское правительство даст свое согласие, то отношения между нашими странами значительно улучшатся, что скажется и на торговых отношениях. Советский Союз рассчитывает на скорый ответ финского правительства.

Ответ финского правительства был направлен Литвинову уже 8 марта. Правительство, в котором портфель министра иностранных дел с декабря 1938 года принадлежал Эльясу Эркко, заявило, что не может рассматривать сдачу в аренду этих островов иностранному государству, поскольку они представляют неотъемлемую часть финской территории, что закреплено мирным договором, заключенным в Тарту. Острова получили статус нейтральной зоны именно по настоянию Советского Союза, и на них не ведется никаких оборонительных работ. Финляндия могла бы изменить их нейтральный статус только после специального обсуждения этого вопроса.

Литвинов был весьма разочарован таким ответом. Как он заметил, Советский Союз предложил сдачу в аренду этих островов без нарушения их нейтрального статуса, поскольку не предполагается строительства на них оборонительных сооружений. Теперь он предложил обменять острова на соответствующую территорию в Восточной Карелии.

На новое предложение Финляндия дала отрицательный ответ 13 марта, но Литвинов заявил, что не может рассматривать этот ответ в качестве окончательного.

Обмен мнениями состоялся очень быстро, в течение одной недели.

Получив последний ответ Финляндии, Литвинов заметил, что посол Штейн, назначенный представителем в Рим, а до этого посланник в Хельсинки, посетит Финляндию с целью обсудить эти вопросы с финским правительством. Штейн вступил в переговоры с министром иностранных дел Эркко и предложил заключить соглашение об аренде островов, в течение срока которой Финляндия будет иметь право разрабатывать лесные угодья в Восточной Карелии.

Эркко ответил, что, коль скоро территория Финляндии согласно ее конституции является неотчуждаемой, вопрос не подлежит обсуждению. Германия тоже могла бы претендовать на некоторые острова в качестве наблюдательного поста, и Финляндия также не может на это пойти.

На просьбу Штейна еще раз обдумать этот вопрос 20 марта Литвинову через Ирьё – Коскинена было сообщено:

«Финское правительство не может вести обсуждение вопроса, результатом решения которого окажется отчуждение тем или иным образом части территории в пользу другого государства. Настоящий отрицательный ответ не следует понимать в том смысле, что министр иностранных дел не намерен продолжать обмен взглядами с целью достижения решения вопросов, поднятых Советским Союзом с целью гарантий его безопасности».

Литвинов выразил сожаление в связи с получением отрицательного ответа и сказал, что советская сторона ожидает конкретных предложений по вопросу гарантий. Но Эркко был тверд в своей позиции. Он показал Штейну проект ноты, в которой утверждалась решимость Финляндии отстаивать свой нейтралитет при любых обстоятельствах. Штейн объяснил, что советское правительство не может придать такому документу существенного значения, если не предпринимаются шаги по выполнению дополнительных мер. Пользуясь случаем, он показал на карте область, которую Советский Союз предлагал в обмен за острова, общая площадь которых составляла всего 183 квадратных километра.

Перед отъездом из Финляндии посол Штейн сказал Эркко, что Советский Союз не может принять отрицательный ответ Финляндии, как не может и отказаться от притязаний на острова в Финском заливе, поскольку они имеют громадное стратегическое значение для безопасности Советского Союза.

Это был последний этап длившихся около года переговоров о гарантиях Финляндии в укреплении безопасности Советского Союза; переговоры о торговом соглашении также были прерваны. Кроме того, Советский Союз не дал своего согласия на возведение оборонительных сооружений на Аландских островах.

Эти переговоры продемонстрировали, что Советский Союз настойчиво требует от Финляндии согласиться на определенное ограничение ее прав в использовании своей территории, а Финляндия с равным упорством противится выдвинутым предложениям. После войны, когда Финляндия была обязана, на основании нового договора, уступить гораздо большую территорию, финская позиция 1938–1939 годов была подвергнута критике. И все же в тот период другой подход к проблеме вряд ли был возможен. Пока существует вера в международное право и обязательный характер подписанных договоров, не допускается возможность того, что великое государство станет притязать под угрозой применения силы на обладание территорией другого государства. Финский парламент не позволил бы себе принять предложения такого рода, если бы правительство вынесло их на его рассмотрение. Неизвестно, предотвратили бы уступки, сделанные на этой стадии, предъявление новых требований. В самом деле, в ходе переговоров советские притязания увеличивались, а не сближались с финской позицией.

Требования СССР, предъявленные в ходе этих переговоров, не были представлены на рассмотрение парламенту. Возможно, долгом правительства было сделать такой шаг, поскольку переговоры имели решающее значение для будущего страны, а также определяли состояние войны или мира. Но советские участники постоянно делали акцент на том, что переговоры должны оставаться конфиденциальными и секретными. Это мнение было еще раз подчеркнуто народным комиссаром внешней торговли Микояном. Финское правительство не считало возможным нарушить условие о конфиденциальности переговоров, и по этой причине они не были вынесены на рассмотрение парламентской комиссии по внешнеполитическим вопросам.

Таким образом, финское правительство отклонило предложения, выдвинутые Советским Союзом, которые могли нарушить политику нейтралитета, которой она следовала. Описанный ниже инцидент, который произошел весной того же 1939 года, наглядно демонстрирует, что правительство соблюдало те же принципы и в отношении предложений, полученных от других стран.

Фон Риббентроп, германский министр иностранных дел, предложил 28 апреля финскому послу в Берлине Аарне Войонмаа заключить между нашими странами пакт о ненападении. Несколькими днями позже посольство получило проект такого пакта. Тогда Германия сделала аналогичные предложения целому ряду стран, включая три скандинавских государства. По инициативе шведского правительства министры иностранных дел Скандинавских стран собрались в Стокгольме, чтобы обсудить эти предложения. В процессе взаимных консультаций 9 мая была выработана резолюция, в которой констатировалось, что Скандинавские страны желают остаться в стороне от любых блоков, которые могут возникнуть в Европе. Министры иностранных дел особо подчеркнули надежду своих стран, что все государства будут уважать их нейтралитет так же, как они уважают неприкосновенность других государств.

Финское правительство ответило на германское предложение 16 мая, выразив свое удовлетворение тем, что Германия намеревается уважать неприкосновенность и независимость Финляндии. Поскольку Финляндия стремится быть в стороне от блоков, чтобы избежать втягивания в возможную войну, она считает предложенное соглашение излишним, поскольку не сомневается в заинтересованности Германии в сохранении сложившихся отношений с северными странами.

Швеция и Норвегия также не приняли германское предложение. Дания заключила с Германией пакт о ненападении, но это не остановило Германию от вторжения в Данию ровно год спустя.

Война стучится в двери Финляндии

Переговоры, которые были описаны в предшествующей главе, не были отдельным феноменом; они были самым тесным образом связаны с общей напряженностью в европейской политике.

В то время как переговоры между Финляндией и Советским Союзом шли то в Хельсинки, то в Москве, европейский политический горизонт быстро темнел. Политика гитлеровской Германии стала принимать куда более угрожающий характер, чем когда – либо ранее. В марте 1938 года ее войска вступили в Австрию, где был установлен национал – социалистский порядок. Затем Германия взбудоражила мир чехословацким вопросом. Это был вопрос этнических немцев, проживавших в западной и северной областях Чехословакии, так называемых судетских немцев. В ходе пропагандистской войны Германия заявила, что они подвергаются репрессиям, и потребовала, чтобы эти области были присоединены к Германии. Англия и Франция вмешались в конфликт. Британский премьер – министр Невилл Чемберлен совершил три поездки в Германию со своим неизменным зонтиком: в Берхтесгаден[3], Родесбери и, наконец, в Мюнхен, чтобы урегулировать вопрос лично с Гитлером. Во время последней встречи, на которой также присутствовал французский премьер Эдуард Даладье, 30 сентября 1938 года было подписано злополучное Мюнхенское соглашение. Регион, населенный судетскими немцами, был включен в состав Германии без единого выстрела. Но «умиротворение» сработало на короткий промежуток времени. Полгода спустя Германия выдвинула требование ликвидации всей Чехословакии. После драматичных полночных переговоров между Гитлером и президентом Чехословакии Эмилем Гахой Германия 15 марта 1939 года вторглась своими танковыми дивизиями в Чехословакию, которая прекратила свое существование как независимое государство. Теперь стало ясно, что начало войны представляет собой только вопрос времени.

Угроза войны усилилась, и великие государства осознали, что Советский Союз может занять важную позицию в раскладе сил. Не позднее марта 1939 года Франция и Англия начали переговоры с Советским Союзом о сотрудничестве против Германии. Не очень много сведений об этих переговорах доходило до нас из Москвы. Но кое – что удалось узнать: Советский Союз требует включить в договор положение, в соответствии с которым малые страны, и среди них Финляндия, должны получить гарантии союзных великих государств на случай нападения. В случае таких «гарантий» резко возрастала вероятность вмешательства во внутренние дела малых государств, вплоть до оказания военной помощи без их просьбы (то есть оккупация); и это предложение вызвало большое беспокойство в Финляндии и в других странах. В конце концов договор о союзе между западными государствами и Советским Союзом не был заключен; возможно, именно вопрос о гарантиях и стал одной из причин срыва переговоров.

Тогда произошло изменение в советском руководстве иностранными делами. Вместо Литвинова народным комиссаром по иностранным делам стал Молотов. Это было воспринято как сдвиг во внешней политике Советского Союза.

В то самое время, когда страны Запада участвовали в переговорах в Москве, Советский Союз вел переговоры с Германией. Для всего мира стало полной неожиданностью, когда он узнал 23 августа 1939 года, что Германия и Советский Союз подписали пакт о ненападении и процедуре улаживания разногласий. Мне случилось в тот момент быть в Осло, где я участвовал в конференции лейбористских партий Скандинавских стран. Первоначальное отношение к этой новости у всех было почти ироническим. Бывшие заклятые враги, коммунисты Советского Союза и национал – социалисты Германии, стали союзниками! Это казалось поводом для многочисленных насмешек; никто представить себе не мог, какие зловещие последствия принесет это соглашение. Возвращаясь поездом в Стокгольм, я разговорился с Густавом Мёллером, в то время министром труда Швеции, и мы не нашли никакого рационального объяснения такому поразительному шагу. В Финляндии же публикации о пакте поначалу никого не озаботили. Напротив, господствовало мнение, что теперь сохранение мира дело решенное, если два могущественных соседа заключили союз.

Но не прошло и недели после подписания, как стало ясно, что является целью этого пакта. Пакт открыл перед Германией возможность начать войну против Польши, не опасаясь ведения войны на два фронта. Предметом разногласий стал Данцигский коридор[4]. Страны Запада гарантировали Польше неприкосновенность, но 1 сентября германская армия перешла польскую границу. Третьего сентября Англия и Франция объявили войну Германии, хотя не обладали реальной возможностью оказать помощь Польше. Сопротивление Польши было сломлено за несколько недель.

Сразу после начала войны финское правительство опубликовало декларацию о нейтралитете, утверждая, что намерено следовать политике полного неучастия в войне. Декларация была сначала выпущена от лица Финляндии, а затем совместно со Скандинавскими странами.

Советский Союз хранил нейтралитет две недели, но 17 сентября он направил войска в восточную часть Польши. В тот же день народный комиссар иностранных дел Молотов вручил Ирьё – Коскинену, финскому послу в Москве, уведомление о том, что в своих отношениях с Финляндией Советский Союз будет следовать политике нейтралитета. По этому случаю министр иностранных дел Эркко заявил через финское агентство новостей, что это уведомление воспринято в Финляндии «с большим удовлетворением», «оно находится в гармонии с духом мирного и дружественного обмена мнениями, который Финляндия проводит с народным комиссаром иностранных дел». Финляндия надеялась избежать войны.

В качестве доказательства атмосферы доверия, которым была наполнена финская жизнь даже в конце лета 1939 года, следует упомянуть тот факт, что я готовился представить на рассмотрение парламента проект бюджета на следующий год, составленный обычным образом. Правительство пребывало в уверенности, что в Европе сохранится мир, будет продолжаться только «война нервов», которая велась уже в течение целого года. Но 8 сентября, когда я произносил перед парламентом бюджетное послание, ситуация полностью изменилась. В своей речи я сказал о том, что из – за разразившейся войны и резкого сокращения в связи с этим объема внешней торговли государственные доходы значительно сократятся, а поэтому и расходы должны быть соответственно сокращены. Я выразил надежду, что сокращение будет осуществлено по договоренности с правительством. Но оппозиция открыла по правительству огонь из всех орудий, обвинив его в некомпетентности при составлении бюджета. Правительство, по ее мнению, не приняло во внимание то, что мы находимся на пороге войны – как будто момент ее начала можно заранее определить! На это можно было возразить, что если оппозиция была в этом уверена, то ей следовало предупредить правительство заранее. Но теперь проект бюджета должен был быть пересмотрен. Вместе с Дж. В. Минни, советником министерства финансов, курировавшим вопросы бюджетной политики, мы посвятили две недели переработке всех статей бюджета. Нам удалось найти возможность сократить государственные расходы более чем на 700 миллионов марок. Эти предложения по сокращению были представлены на рассмотрение финансовой комиссии парламента. С целью компенсации уменьшившихся таможенных поступлений правительство обязали представить предложения по увеличению налоговых поступлений.

Тот же дух самоуверенности, если не сказать беззаботности, царил в отношении наших оборонных мероприятий. Не далее как в 1935 году, насколько я помню, была одобрена программа закупок, призванная заполнить самые вопиющие пробелы в армейском имуществе. Согласно этой программе начиная с 1938 года предполагалось израсходовать общую сумму в 1158 миллионов марок для приобретения армейского имущества. Но скоро стало ясно, что эта сумма недостаточна, поэтому в 1937 году была образована новая комиссия по делам армейского имущества для разработки специальной программы. По рекомендации правительства парламент в мае 1938 года одобрил новую программу приобретения имущества для армии, согласно которой должна была быть ассигнована общая сумма в 2710 миллионов марок на приобретение в 1938–1944 годах армейского имущества и другие оборонные нужды. Из этой суммы 460 миллионов марок приходилось на 1938 год; на 1939–1943 годы выделялось по 400 миллионов ежегодно; а на 1944 год – 250 миллионов. Проект был принят и стал законом. Но из предусмотренных им сумм лишь небольшие средства были использованы к сентябрю 1939 года, так что армия была лишена совершенно необходимого ей имущества в то время, когда она в этом особенно нуждалась.

Но все же были сделаны попытки принять во внимание неопределенную политическую ситуацию: весной 1939 года парламент принял несколько законов, вызванных предвидением возможного начала войны. Среди них следует упомянуть законы о национальной безопасности, об обязательном труде, о гражданской обороне и об интенсификации оборонной готовности в военное время.

Но вернемся к событиям на поле внешней политики.

После поражения Польши государства Балтии направили своих министров иностранных дел в Москву для переговоров, все они заключили договоры о дружбе и взаимопомощи с Советским Союзом. Эстония заключила такой договор 28 сентября 1939 года, гарантировав предоставление Советскому Союзу морских и авиационных баз. Латвия подписала подобный договор 5 октября, а Литва – 11 октября. По этому договору Литва обрела вожделенный ею город Вильнюс, который Советский Союз только что захватил у Польши; но взамен Литве пришлось гарантировать Советскому Союзу предоставление военных баз.

Требования, предъявленные странам Балтии, быстрое их подчинение вызвали большое беспокойство в Финляндии. Были основания полагать, что Финляндии не удастся избежать аналогичных требований; у Советского Союза, после заключения пакта с Германией, руки оказались развязаны, а другие великие державы погрязли в войне. Недолго оставалось ждать стука в дверь Финляндии. Пятого октября народный комиссар иностранных дел Молотов позвонил Ирьё – Коскинену, финскому послу в Москве, и сообщил ему, что Советский Союз получил ноту финского правительства, свидетельствующую о его желании развивать отношения между нашими странами, как политические, так и экономические. Поскольку международная ситуация с началом войны изменилась, советское правительство хотело бы обменяться взглядами с правительством Финляндии на некоторые политические вопросы. Он выразил надежду, что финский министр иностранных дел сможет посетить Москву для их обсуждения или финское правительство уполномочит другое лицо для этих целей. На вопрос Ирьё – Коскинена, не может ли народный комиссар более конкретно определить, какие политические вопросы он имеет в виду, Молотов не ответил, но добавил, что советское правительство надеется на организацию таких переговоров как можно быстрее, поэтому просит дать ответ в течение нескольких ближайших дней.

Когда 6 октября это заявление дошло до правительства, оно вызвало озабоченность, потому что никакой информации о «некоторых политических вопросах» не было. Читающая газеты публика также была встревожена маловразумительной заметкой, опубликованной 7 октября:

«Как сообщил министр Эркко в своем заявлении финскому агентству новостей 18 сентября, имели место переговоры между Финляндией и Советским Союзом по дипломатическим каналам относительно различных вопросов политического и экономического характера. В настоящее время Советский Союз предложил финскому правительству направить специального представителя в Москву для обсуждения вопросов текущего характера; финское правительство рассматривает этот вопрос».

С самого начала было ясно, что придется принять это приглашение. Было решено действовать как можно осторожнее, не обращая внимания на требование немедленного ответа. Очень скоро стало ясно, что Советский Союз и в самом деле считает вопрос крайне срочным. Седьмого октября Молотов стал настаивать на ответе. На следующий день Деревянский, советский посол в Хельсинки, позвонил Эркко, чтобы сказать, что у него есть весьма важная информация для министра. Он сообщил, что Москва буквально «кипит от негодования», поскольку ответ до сих пор не получен; что отношение Финляндии к приглашению разительно отличается от реакции на него стран Балтии: это может отрицательно влиять на двухсторонние отношения. Эркко ответил, что не знает, как вели себя страны Балтии, но финское правительство не затягивает подготовку ответа; оно ведет себя в соответствии с ситуацией. Из разговора стало понятно, что Советский Союз намеревается поднять во время переговоров такие же вопросы, что и со странами Балтии. Советский Союз желал установить в Балтийском регионе такое положение дел, чтобы защитить себя и своих соседей от превратностей войны.

Молотов выразил пожелание, чтобы в Москву приехал сам министр иностранных дел. Но Эркко не был расположен к поездке, поскольку, как он сказал иностранным журналистам, «место министра иностранных дел – в правительстве страны». Для этой миссии он полагал назначить государственного советника Паасикиви[5], который в то время был послом в Стокгольме. Тот согласился ехать, и это стало началом его деятельности в сфере советско – финских отношений.

Необходимо было подготовить инструкции для делегации, которую предстояло направить в Москву. В соответствии с общим смыслом этих инструкций делегация должна была отметить, что проблемы между Финляндией и Советским Союзом урегулированы заключенным между нашими странами договором о мире; в дополнение к нему договор о ненападении, к разработке которого обе страны приступили, создаст основу для наших политических взаимоотношений. Целью и главным смыслом финской внешней политики является поддержание дружеских отношений со всеми своими соседями. Финляндия находилась и продолжает находиться в теснейших отношениях взаимопомощи с другими Скандинавскими странами, которые занимают такую же позицию, как и она. Для Финляндии важны два принципа фундаментального характера: укрепление мира и безусловное стремление сохранять ясную позицию во время всех дебатов. В доказательство своей приверженности политике нейтралитета Финляндия всегда уведомляет обо всех своих решениях, что позволит ей защищать свой нейтралитет даже силой оружия.

Такие принципы вынуждали участников переговоров с финской стороны с самого начала переговоров к отрицательному отношению к тем предложениям, которые нарушили бы политическую позицию Финляндии или ее политику нейтралитета. Если бы Советский Союз сделал предложения, затрагивающие территориальную неприкосновенность Финляндии или ее суверенитет, участники переговоров должны были бы заявить, что не уполномочены решать вопросы, которые противоречат национальной конституции; в соответствии с парламентской системой, существующей в Финляндии, прерогативой парламента и правительства является принятие или отклонение соглашений, на которых настаивает Советский Союз.

Участники переговоров не имели полномочий вступать в дискуссию по поводу предоставления военных баз или предложений, касающихся изменения линии границы на Карельском перешейке. С другой стороны, уступка некоторых островов в Финском заливе при территориальной компенсации в другом месте могла быть рассмотрена. Соглашение о взаимной помощи между Финляндией и Советским Союзом также не могло обсуждаться.

В час ночи 9 октября в Москву было сообщено, что Финляндия направляет Паасикиви в качестве своего представителя. Днем 9 октября президент республики утвердил инструкции, которым должны были следовать участники переговоров.

На случай возможного внезапного нападения, через день, 10 октября из резерва были призваны военнообязанные для прохождения «чрезвычайного обучения». Это означало частичную мобилизацию.

Были приняты и другие меры. Министр внутренних дел Кекконен сделал 10 октября заявление, в котором обратил внимание своих сограждан на серьезность ситуации и призвал городское население перебраться на жительство в менее опасные местности. В тот же день была проведена учебная воздушная тревога и затемнение в Хельсинки.

Эти мероприятия имели значительное влияние на общественное мнение. Люди осознали, что им угрожает одна и та же опасность. Разница во мнениях, которая разделила нацию во время июльских выборов, была забыта перед лицом мрачных обстоятельств. Расширился социальный состав правительства – 13 октября два члена Шведской народной партии вошли в социал – демократическое правительство Кайяндера: доктор Дж. О. Сёденхьелм в качестве министра юстиции и барон Эрнст фон Борн, ставший министром без портфеля. Позднее, когда ситуация стала более серьезной, социальный состав правительства стал еще шире.

Когда я выступал в Рабочем доме в Хельсинки 8 октября по случаю сороковой годовщины социал – демократической партии, большая часть моей речи была посвящена самым последним событиям; нужно было донести до собравшихся мысль о необходимости единодушия. Поэтому я сказал:

«В наши дни перед лицом грядущих событий чрезвычайно важно для всех людей обрести единодушие. Разница во мнениях, которая, вплоть до настоящего времени, была основной чертой нашей общественной жизни, должна быть отложена до лучших времен. Разница эта, в свете последних событий, чересчур незначительна, когда перед нашей страной может стать вопрос о ее независимости и будущем существовании. Когда нам всем угрожает опасность, мы не можем позволить себе подобных разногласий».

Паасикиви отправился в свою первую поездку в Москву вечером 9 октября. В своем портфеле он вез инструкции, утвержденные президентом. Й. Нюкопп, начальник отдела министерства иностранных дел, и полковник А. Паасонен сопровождали его в качестве советников. На место назначения они прибыли 11–го числа. На этот день, однако, никаких переговоров запланировано не было.

Первая встреча с участниками переговоров с советской стороны состоялась в кабинете народного комиссара иностранных дел в Кремле в 17 часов 12 октября. С финской стороны присутствовали Паасикиви, Ирьё – Коскинен, Нюкопп и Паасонен; Советский Союз представляли Сталин, Молотов, Потемкин и Деревянский. Финские участники переговоров услышали устное заявление о том, чего Советский Союз ожидает от Финляндии. Советские представители сослались на состояние войны в Европе и заявили, что жизненные интересы Советского Союза требуют, чтобы никакой враг не мог проникнуть в Финский залив. На юге залива эти интересы Советского Союза обеспечены договором с Эстонией, но подобной гарантии на севере залива не существует. Было предложено, чтобы Финляндия согласилась заключить локальный договор о взаимопомощи в обеспечении безопасности Финского залива. Потом разговор коснулся необходимости военной базы на побережье Финляндии, в связи с чем был упомянут полуостров Ханко в качестве возможного места ее дислокации. Кроме того, Финляндию призвали уступить полуостров Рыбачий вплоть до Мааттииуоно. С целью защиты Ленинграда граница между странами должна быть отодвинута до линии Куолемаярви – Кююрола – Муолаа – Липола. Финляндия также должна была уступить острова в Финском заливе, в том числе Суурсари и Койвисто[6]. В качестве компенсации Советский Союз был готов предоставить территорию в Восточной Карелии, по площади много большую, чем уступаемые районы. Чтобы избежать лишних трудностей, советская сторона решила не поднимать вопрос об Аландских островах.

Финские представители заявили, что они категорически против заключения договора о взаимопомощи, а по поводу территориальных уступок сообщили, что Финляндия не может отказаться от неприкосновенности своей территории.

Когда первая встреча закончилась, Паасикиви по телеграфу известил правительство в Хельсинки о советских требованиях, запросив дальнейшие инструкции. В ответ он получил директивы, смысл которых сводился к следующему.

Финляндия не может согласиться на договор о взаимопомощи и не может предоставить какие – либо базы. Полуостров Рыбачий чрезвычайно важен для Финляндии, поскольку Петсамо является единственным незамерзающим портом страны, в развитие которого она вложила громадные средства. По этой причине Финляндия хотела бы запросить у Советского Союза принадлежащую ему половину полуострова Рыбачий в качестве компенсации за возможные уступки с ее стороны. Что касается острова Суурсаари, то следует вывести его за рамки обсуждения, чтобы решить его судьбу после определения судьбы других островов в Финском заливе. Острова Сомеро и Нарви имеют важное значение для финского судоходства, но не представляют военного интереса для Советского Союза. Новая линия границы на Карельском полуострове, предложенная Советским Союзом, неприемлема с финской точки зрения, поскольку ставит Финляндию в весьма опасное положение.

Следующая встреча была назначена на 14 октября. За это время Паасикиви получил из Хельсинки дополнительные инструкции. Встреча началась в 16.30 и закончилась в 19.00.

Паасикиви начал с того, что зачитал меморандум, проект которого подготовил полковник Паасонен. В нем он постарался показать, что Финскому заливу не угрожает никакая опасность. Согласно условиям этого меморандума он готов обсуждать статус островов, ближайших к советскому побережью, а именно Сескар, Лавенсари и Пенинсаари. Советский Союз мог бы, после соответствующей компенсации, включить их в свою оборонительную систему.

Предложение было встречено так холодно, словно не представляло интереса для обсуждения. С точки зрения СССР граница между странами проходила чересчур близко к городу Ленинграду: ее отделяли лишь тридцать два километра. У Красной армии уже были на вооружении орудия, стреляющие на расстояние от пятидесяти до шестидесяти километров; вполне возможно, что и Финляндия получит такие орудия, и Ленинград мог оказаться в пределах их досягаемости. Но советские участники хотели говорить не о военных моментах, а о политических. Расширяющаяся война требует, чтобы они обеспечили безопасность своей страны. Если бы они пошли навстречу требованиям своих военных, то стали бы претендовать на границы, существовавшие во времена Петра Великого. (Граница эта, позднее установленная по мирному договору, обсуждалась на такой ранней стадии переговоров.)

Паасикиви. Граница, которую имеет в виду ваше военное командование, совершенно невозможна из экономических соображений.

Сталин. Солдаты никогда не исходят из экономических соображений.

Ниже приводятся замечания Сталина, которые он сделал во время встречи. Их записал финский переводчик, присутствовавший при встрече.

«Никто из нас не виноват в том, что обстоятельства географического порядка таковы, как они есть. Мы должны иметь возможность перекрыть вход в Финский залив. Если бы фарватер, ведущий к Ленинграду, не проходил вдоль вашего побережья, у нас не было бы ни малейшей причины поднимать этот вопрос. Ваш меморандум односторонен и чересчур оптимистичен. Мы должны иметь в виду вероятность самого плохого развертывания событий. Царская Россия располагала крепостями Порккала и Найссаар с их двенадцатидюймовыми орудиями, а также военно – морской базой под Таллином. В то время врагу было невозможно пробить брешь в нашей обороне. Мы не претендуем ни на Порккала, ни на Найссаар, так как они расположены слишком близко к столицам Финляндии и Эстонии. С другой стороны, эффективный заслон может быть создан между Ханко и Пальдиски.

В соответствии с законом морской стратегии этот проход в Финский залив может быть перекрыт перекрестным огнем батарей, находящихся на обоих берегах у входа в Финский залив. Ваш меморандум исходит из предположения, что враг не сможет проникнуть в Финский залив. Однако если вражеский флот уже находится в заливе, то залив не может быть защищен.

Вы спрашиваете, какая страна могла бы напасть на нас: Англия или Германия? Сейчас мы находимся в хороших отношениях с Германией, но в этом мире все может измениться. Юденич нападал на нас через Финский залив, позднее такую же атаку предприняли британцы. Все это может случиться снова. Если вы боитесь предоставить нам базу на материке, мы можем прокопать канал через основание полуострова Ханко, и тогда наша база не будет находиться на материковой части Финляндии. При нынешнем раскладе сил как Англия, так и Германия могут послать крупные военно – морские силы в Финский залив. Я сомневаюсь, сможете ли вы противостоять нападению. Англия сейчас оказывает нажим на Швецию, чтобы та предоставила ей базы. Германия делает то же самое. Когда война между этими двумя странами закончится, флот страны-победителя войдет в залив.

Вы спрашиваете, зачем нам нужен Койвисто? Я скажу вам зачем. Я спросил Риббентропа, зачем Германия вступила в войну с Польшей. Он ответил: «Мы должны были отодвинуть польскую границу дальше от Берлина». Перед войной расстояние от Познани до Берлина составляло около двухсот километров. Теперь граница отодвинута на триста километров к востоку. Мы просим, чтобы расстояние от Ленинграда до линии границы было бы семьдесят километров. Таковы наши минимальные требования, и вы не должны думать, что мы уменьшим их. Мы не можем передвинуть Ленинград, поэтому линия границы должна быть перенесена. Относительно Койвисто: вы должны иметь в виду, что, если там были бы установлены шестнадцатидюймовые орудия, они могли бы прекратить любое передвижение нашего флота на всей акватории залива. Мы просим 2700 квадратных километров и предлагаем взамен более 5500 квадратных километров. Какое государство поступало таким образом? Такого государства нет».

Когда финские представители согласно своим инструкциям указали, что никакая часть материковой территории Финляндии не может быть отчуждена, советские представители заметили: подобные уступки имели место в прошлом. Россия продала Аляску Соединенным Штатам, а Испания уступила Гибралтар Англии.

Паасикиви сделал принципиальное заявление от лица финской делегации. Он держался строго в рамках полученных им инструкций и приводил доводы исключительно юридического порядка. Для Финляндии, сказал он, принципиально важно, чтобы никакая часть ее территории не могла быть отчуждена, а впоследствии преобразована в военные базы другой страны. Не говоря уже о реакции внутри страны, у Швеции, Норвегии и Дании возникли бы серьезные подозрения, появись на нашей территории иностранные армии. Это никак не согласуется с нашей политикой нейтралитета. А мы желаем оставаться нейтральными.

Сталин поднял вопрос о том, что Финляндия объявила мобилизацию и эвакуирует жителей городов. Советская сторона также подтягивает свои силы к границе. Такое положение не может продолжаться долго, необходимо прийти к какомуто решению. В то время это заявление не получило достаточного внимания. Позднее, в связи с обстрелом в Майниле, оно приобрело зловещее значение.

Поскольку во время переговоров было поднято много новых фактов и проблем, Паасикиви заявил, что должен проконсультироваться с правительством. Было решено, что переговоры продолжатся 20 или 21 октября. Советская сторона обещала представить свои предложения в письменном виде до отбытия финской делегации.

На следующей встрече, состоявшейся в 21.30 вечером того же дня, финские представители получили советские предложения в форме письменного меморандума. Последующие переговоры велись на основе этого важного документа, который я привожу здесь во всей полноте. Он гласит:

«Принципиальную озабоченность Советского Союза в его переговорах с Финляндией вызывают следующие две проблемы:

1) гарантирование безопасности Ленинграда;

2) уверенность в том, что Финляндия, основываясь на дружеских взаимоотношениях, решит поддерживать тесное сотрудничество с Советским Союзом. Оба пункта имеют самое важное значение для обеспечения безопасности советского побережья Финского залива, а также эстонской части побережья, независимость которой гарантирована Советским Союзом от нападения иностранного государства.

С целью претворения этого в жизнь необходимо:

1) чтобы Советский Союз был в состоянии перекрыть вход в Финский залив артиллерийским огнем с обоих берегов, тогда вражеские военноморские и торговые суда не смогут войти в воды Финского залива;

2) чтобы Советский Союз был в состоянии предотвратить доступ врага на те острова Финского залива, которые лежат вдоль западного и восточного фарватеров, ведущих к Ленинграду;

3) чтобы финская граница на Карельском перешейке, которая в настоящий момент проходит в тридцати двух километрах от Ленинграда (в пределах досягаемости дальнобойной артиллерии), была отодвинута дальше к северу и северозападу.

Отдельно следует решить вопрос о полуострове Рыбачьем в районе Петсамо, где граница определена искусственно, поэтому должна быть пересмотрена в соответствии с прилагаемой картой.

Действуя на основании вышеизложенных предложений, необходимо урегулировать следующие вопросы по взаимному согласию и к обоюдной выгоде:

1. Предоставление в аренду советскому правительству на тридцать лет порта Ханко и прилегающей территории в радиусе от пяти до шести морских миль к югу и востоку, вооружение ее береговой артиллерией, способной своим огнем совместно с огнем базы в Пальдиски на южном берегу перекрыть доступ в Финский залив. Для обороны морской базы Финляндия позволит Советскому Союзу разместить в порту Ханко следующий персонал:

1. Пехотный полк

2. Батареи ПВО

3. Эскадрильи ВВС

4. Танковый батальон

– общей численностью не более пяти тысяч человек.

2. Предоставление Советским ВМФ права использовать залив Лаппохья в качестве якорной стоянки.

3. Уступка Советскому Союзу следующих районов с соответствующей территориальной компенсацией: островов Суурсаари, Лавенсари, Большой Тютерс и Малый Тютерс и Койвисто, части Карельского перешейка от поселка Липола до южной окраины города Койвисто, западной части полуострова Рыбачий общей площадью 2761 квадратный километр в соответствии с прилагаемой картой.

4. В возмещение районов, упомянутых в пункте 3, Советский Союз уступит Финляндской Республике советскую территорию около Репола и Пориярви общей площадью 5529 квадратных километров в соответствии с прилагаемой картой.

5. Усиление пакта о ненападении, действующего в настоящее время между Советским Союзом и Финляндией, дополнением его условием, по которому страны – участницы обязуются воздерживаться от участия в таких группировках или союзах стран, которые могут прямо или косвенно представлять собой угрозу для другой страны – участницы.

6. Разрушение обеими сторонами укрепленных районов вдоль финско – советской границы на Карельском перешейке, оставляя вдоль линии границы обычную пограничную стражу.

7. Советский Союз не будет препятствовать укреплению Финляндией Аландских островов ее собственными вооруженными силами, при условии, что никакое иностранное государство, включая Швецию, не будет участвовать в их укреплении».

Пункт о договоре о взаимопомощи был в меморандуме опущен, его место заняло дополнение к пакту о ненападении, упомянутое в пункте 5.

По этому меморандуму были проведены краткие переговоры, во время которых члены финской делегации пытались получить разъяснения по отдельным пунктам.

В заключение произошел обмен мнениями.

Паасикиви. Мы должны представлять все вопросы такого рода парламенту для его одобрения. Более того, почти все вопросы, затронутые в этом меморандуме, должны рассматриваться как вопросы конституциональной важности, что требует решения их квалифицированным большинством в пять шестых голосов.

Сталин. Вы наверняка будете иметь поддержку девяноста пяти процентов.

Паасикиви. Сдача в аренду полуострова Ханко и уступка территории на Карельском перешейке являются исключительно трудными вопросами.

Сталин. На самом деле это не так страшно. Посмотрите на действия Гитлера. Граница в районе Познани проходила, по его мнению, слишком близко от Берлина, и он отодвинул ее на триста километров.

Паасикиви. Мы хотим продолжать жить в мире, оставаясь в стороне от всех конфликтов.

Сталин. Это невозможно.

Паасикиви. Каким образом ваши предложения согласуются с вашим знаменитым лозунгом: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим»?

Сталин. Я скажу вам. В Польше мы не захватывали иностранную территорию. И теперь речь идет только об обмене. Так что мы ждем вас обратно двадцатого или двадцать первого.

Молотов. Мы подпишем соглашение двадцать первого, а на следующий день устроим обед по этому поводу.

Паасикиви. Когда мы вернемся, зависит от правительства.

Встреча закончилась в 22.00.

Финские участники переговоров отправились в обратный путь на следующий день, 15 октября, и прибыли в Хельсинки 16 октября.

Требования Москвы рассматриваются в Хельсинки

В тот же самый день, 16 октября, в Государственном совете было организовано совещание в узком кругу для обсуждения требований, выдвинутых правительством СССР. Присутствовали члены Совета премьерминистр Кайяндер, министр иностранных дел Эркко, министр обороны Ньюкканен и я в качестве члена комиссии кабинета министров по внешнеполитическим вопросам, определяющего направление этих переговоров. Военные были представлены маршалом Маннергеймом, главнокомандующим вооруженных сил генераллейтенантом Остерманом и начальником Генерального штаба генераллейтенантом Ошем. Также участвовали послы Паасикиви и ИрьёКоскинен и полковник Паасонен.

В начале совещания Паасикиви представил со своими комментариями меморандум, переданный советской стороной. Предстояло обсудить три конкретных вопроса, на которые надо ответить «да» или «нет» либо выдвинуть компромиссные предложения, поскольку следующий раз необходимо дать наш окончательный ответ.

Министр иностранных дел Эркко решительно возражал против дальнейших уступок. Ханко ни в коем случае не должен сдаваться в аренду, а граница на Карельском перешейке не должна передвигаться. Уступка островов может быть рассмотрена.

Министр обороны Ньюкканен разделил позицию Эркко. Парламент, сказал он, никогда не примет требования Советского Союза.

Посол ИрьёКоскинен полагал, что, если мы удовлетворим разумные оборонные требования правительства СССР, как это сделали другие, война не вспыхнет.

Премьер – министр Кайяндер спросил, могут ли маршал Маннергейм и Генеральный штаб подготовить встречные требования. Маршал Маннергейм заметил, что если Россия удовлетворится границей в семидесяти километрах от Ленинграда, то военные смогут разработать контрпредложения. Если признать, что тяжеловооруженные великие державы имеют право предъявлять обоснованные требования о корректировке линии границы, то есть основание предполагать, что СССР удовлетворится приобретением крепости Ино, которая так же важна, как и Ханко. Располагая батареями береговой артиллерии Ино и Красной Горки на противоположном берегу, можно перекрыть доступ к Кронштадту. Между Ханко и Ино разница в том, что перекрытие Финского залива на его входе выгоднее для русских. В отношении Ханко и Карельского перешейка он разделил позицию Эркко.

Генерал Ош заметил, что существующая линия границы является кратчайшей из возможных и очень выгодна для нас с точки зрения военной географии. Если граница будет передвинута так, как это предлагают русские, длина ее удвоится и приграничный район предоставит возможному агрессору куда более выгодные условия для нападения. Всю оборонительную линию Финляндии придется передвинуть глубже, а значительная часть наших укреплений, которая еще не завершена, останется по другую сторону границы.

Я сказал, что вполне разделяю мнение военных о том, что защита финского побережья не является заботой СССР. Что касается Финского залива, здесь дело обстоит иначе. Острова в восточной части залива, находящиеся в ста пятидесяти километрах от Ленинграда, должны способствовать его безопасности. Поэтому можно вести о них разговор, а также обсудить уступку Ино, полосы земли вокруг крепости, незначительную корректировку линии границы на Карельском перешейке. Народ Финляндии безусловно поймет, если мы начнем переговоры об этом на основе, которую я предложил. Вопрос о Ханко, напротив, обсуждению не подлежит.

Ирьё – Коскинен заметил, что было бы весьма важным выяснить позицию Швеции. Окажет ли Швеция нам эффективную помощь, если мы попадем в трудную ситуацию? Он высказал мнение, что подобная декларация могла бы иметь значительный вес для Москвы.

Паасикиви заметил, что по зондажу, проведенному от нашего имени через представителей Скандинавских стран, такое впечатление не складывается.

Премьер – министр Кайяндер не высказал собственного мнения, посвятив себя руководству дискуссией.

Мы решили подождать до разработки возможных контрпредложений нашими военными.

На следующий день не удалось продолжить обсуждение, поскольку на 18 и 19 октября было назначено совещание глав государств Скандинавских стран в Стокгольме. Президент Каллио вместе с министром Эркко принимали участие в этом «конгрессе королей» от имени Финляндии. Это совещание глав государств – трех королей и одного президента – было прекрасно организовано. Нет необходимости много говорить о его плодах. Финская делегация отправилась в Стокгольм, намереваясь обсудить на этих переговорах позицию Финляндии. Это не было предварительно согласовано в Хельсинки, поэтому никакой информации не было после возвращения финских представителей. Много позже мне случилось узнать от шведского премьер – министра Ханссона, что этот предмет был затронут в разговоре с ним. Эркко спросил его, можно ли ожидать помощи от Швеции. Он получил отрицательный ответ. К сожалению, финский кабинет министров ничего не узнал о позиции Швеции до того, как переговоры возобновились. Когда Эркко задали вопрос об отношении Швеции на заседании парламентской комиссии по внешнеполитическим вопросам, он дал осторожный ответ. Ясный ответ мог повлиять на точку зрения парламента.

В стране переговоры, которые велись с Советским Союзом, начали привлекать внимание и вызывать беспокойство. Хотя ни одно слово о советских требованиях не стало достоянием общественности, тем не менее все только и говорили о них, высказывая разные точки зрения. Представители различных кругов принялись названивать в Государственный совет, выражая свое категорическое неприятие этих требований. Премьер – министр принял большую делегацию представителей всех приходов Карельского перешейка, которые требовали не уступать даже малейшей части территории Карельского перешейка.

Спустя день Паасикиви и Ирьё – Коскинен заехали в министерство финансов, чтобы переговорить со мной. Будучи старыми финскими националистами, шутливо замечено ими, они хотят использовать опыт, полученный еще во времена царизма: переговоры должны дать результаты ценой уступок. Но оба отказывались уступить Ханко.

Лишь после возвращения президента Каллио и министра иностранных дел Эркко из Стокгольма стало возможным начать подготовку к следующему раунду переговоров в Москве. Государственный совет был созван 20 октября на секретное совещание в кабинете премьер – министра Кайяндера. На этом совещании весь кабинет министров был ознакомлен с советскими требованиями. В результате обсуждения Эркко было поручено подготовить проект письменного ответа, который должен был быть передан советской стороне, а также новые инструкции для участников переговоров.

Эркко закончил свой проект на следующий день, после чего Государственный совет собрался, чтобы рассмотреть его. В проекте ответа, как и в инструкциях, на этот раз была выражена готовность к большим уступкам. Мы были готовы, как и ранее, уступить острова; обсуждать вопрос о Суурсаари, оставляя за собой определенные права; согласиться на передвижение границы на Карельском перешейке. В соответствии с проектом ответа граница должна проходить от селения Раяйоки, к востоку от Хаапала, к Финскому заливу, восточнее церкви Келломяки. Таким образом спрямлялся так называемый «выступ Куоккалы», о чем СССР просил нас еще во время мирных переговоров в Тарту. Что касается аренды Ханко и бухты Лаппохья, ответ был, как и раньше, отрицательным. Про полуостров Рыбачий у Петсамо речь даже не шла.

Окончательно ответ был сформулирован в духе проекта, подготовленного Эркко.

Когда работа над ответом была закончена, мы перешли к обсуждению инструкций для участников переговоров. Они должны были содержать указания, как далеко могли зайти участники переговоров по вопросу сдачи в аренду территории, если бы наш ответ не удовлетворил советскую сторону. Эркко предлагал отклонять любые предложения об уступках Ханко и Лаппохья. Могла быть предложена в аренду только южная часть острова Суурсаари, хотя в качестве последнего средства спасения Ханко позволялось принести в жертву весь Суурсаари. Но никакого смягчения позиции в отношении полуострова Рыбачий не должно быть. Все договоры о взаимной помощи следовало отклонять. Касательно границы на Карельском перешейке были указаны три альтернативы. Альтернатива А: выступ у Куоккалы может быть выпрямлен, и тем самым граница будет отодвинута на расстояние сорок пять километров от Ленинграда. Этого будет достаточно, чтобы устранить теоретическую вероятность, на которую ссылались русские, что Ленинград может стать предметом артиллерийского обстрела с территории Финляндии. Альтернатива В: Ино может быть уступлен в качестве отдельно взятой крепости, тогда устраняется всякая опасность с моря. Альтернатива С: если русские потребуют, чтобы Ино был присоединен к их территории, это можно сделать посредством соединительного коридора, ограниченного линией Ино – Ваммельйоки – Линтуланйоки – Йёппинен и Финским заливом.

В этот раз споры разгорелись только о Карельском перешейке. Ньюкканен был готов поступиться Ино, поскольку он не представлял собой значения для Финляндии. Эркко, фон Фиандт и Кекконен противились такой уступке. Кекконен уступил участникам переговоров только по вопросу выпрямления «выступа Куоккалы». Если этот шаг не удовлетворит представителей СССР, участники переговоров должны затребовать новые инструкции.

Поскольку большинство членов кабинета не желали предоставлять участникам более широкие полномочия, в инструкциях разрешалось лишь устранение выступа у Куоккалы.

Споры продолжались довольно долго, с 12.30 до 15.30. В официальном заседании, которое состоялось сразу после этого, принял участие президент. Он сказал, что, болея за Карельский перешеек, отдает предпочтение первой из альтернатив. По его мнению, может быть уступлена только южная часть Суурсаари и северная часть полуострова Рыбачий. Кроме того, прежде, чем начинать переговоры, следует обратить внимание советской стороны на многочисленные нарушения линии границы. (Советские самолеты нарушали линию воздушной границы все чаще.)

Затем президент утвердил инструкции.

Паасикиви выдвинул требование, чтобы вместе с ним поехал один из членов Государственного совета; он отказывался ехать один. Он предложил мою кандидатуру. Вероятно, потому, что раньше мы часто работали вместе.

Предложение нашло поддержку среди членов Совета. Поскольку коллеги по моей партии также поддержали это предложение, я счел своим долгом согласиться. По ходатайству Эркко президент назвал меня вторым участником переговоров наряду с Паасикиви.

Поскольку превентивные меры военных поглощали изрядные средства, было решено обратиться к народу. На сессии 21 октября Совет решил выпустить внутренний заем в размере 500 миллионов марок для покрытия этих расходов. Против всех ожиданий, он оказался весьма успешным. Уже до конца ноября сумма приобретенных облигаций превысила первоначальную на 200 миллионов марок. Стали поступать добровольные взносы в правительство и министерство обороны, а также в Красный Крест и другие гуманитарные организации. Был проведен сбор теплой одежды для резервистов. Многие промышленные предприятия и торговые фирмы начали платить пособие своим сотрудникам, призванным в армию из резерва, – как правило, половину обычной заработной платы плюс доплаты в зависимости от числа детей. Жертвенный энтузиазм оказался весьма высоким.

Став участником московских переговоров, я возложил на себя ответственность за отстаивание позиции Финляндии на самом высоком уровне. Я отчетливо представлял себе, как сложна эта задача.

Мы отправились в путь 21 октября на поезде, отошедшем от перрона в 18.30. Кроме официальных участников переговоров (Паасикиви и меня), ехали наш московский представитель Ирьё – Коскинен, полковник Аладар Паасонен и Йохан Нюкопп. Свидетельством интереса общественности к нашей поездке была тысячная толпа народа, пришедшая на хельсинкский вокзал, чтобы проводить нас букетами цветов и пением. Члены кабинета министров, которые пришли проводить нас, все наши друзья желали удачи и успеха в переговорах. Такой же интерес мы видели на многих остановках. На вокзале Риихимяки большая толпа народа собралась, чтобы приветствовать нас пением. После этого мы начали готовиться ко сну. Но в Лахти нас снова приветствовали. Поскольку Паасикиви не хотелось вставать, я набросил свое зимнее пальто прямо на пижаму и вышел на платформу перед вагоном, чтобы поблагодарить собравшихся за приветствия и добрые пожелания.

Поезд двигался довольно медленно, поскольку все пути были забиты военными эшелонами, шли сборы призванных из запаса резервистов. По этой причине мы добрались до Виипури[7] только в 7.30 утра 22 октября. Затем движение еще больше замедлилось, а в Раяйоки и в Валкеасаари пришлось сделать длительные остановки для прохождения пограничных формальностей. В Валкеассаари наши молодые спутники сходили обменять для нас деньги и принесли рубли, которые могли понадобиться в дальнейшем. Из – за всех простоев мы добрались до Ленинграда лишь в пять часов вечера.

С чувством изрядного любопытства я смотрел на старый Петербург; город, в котором я раньше бывал довольно часто, но который видел в последний раз двадцать два года тому назад, поскольку после русской революции обычному человеку было невозможно легально пересечь границу СССР. Финляндский вокзал показался мне таким же, как и раньше. В момент нашего прибытия на перроне появилось несколько официальных лиц, чтобы приветствовать нас. Наш багаж был передан носильщикам и уложен в автомобили, ожидавшие нас у входа в вокзал. Мне бросилась в глаза толпа народа, собравшаяся около вокзала. Очевидно, известие о нашем прибытии успело разойтись по городу, и довольно много людей собралось перед входом в вокзал, чтобы увидеть наш приезд.

На автомобилях нас доставили в гостиницу «Астория», расположенную в самом центре, где обычно живут прибывающие в город иностранные гости. Эта шикарная старая гостиница теперь выглядела достаточно неприглядно. Случилось так, что в то же самое время в ней проживали участники какого – то торгового форума, съехавшиеся со всей страны; они во множестве толпились в холле и сновали по коридорам. Нам были отведены роскошно обставленные номера люкс на верхнем этаже. Но у нас не было особого желания наслаждаться их роскошью, поскольку мы изрядно проголодались, к тому же хотелось до отхода поезда осмотреть город. Мы пообедали в хорошем ресторане на первом этаже, где за вполне приемлемые цены отведали русские деликатесы. Поданные вина были местного производства. Отобедав, мы отправились на прогулку, чтобы понаблюдать вечернюю жизнь города. Улицы кишели народом. Наше внимание привлекли люди, стоявшие в длинных очередях перед магазинами, особенно перед гастрономами. Судя по ним, трудности с продуктами были изрядными. Одна из очередей была длиннее остальных, – по моему мнению, она протянулась на добрую сотню метров. Я направился к ее началу, чтобы посмотреть, за чем стоит так много людей. К моему удивлению, я обнаружил стоявший на тротуаре киоск, в котором продавалась вечерняя газета «Ленинградская правда». Похоже, у людей был большой интерес к событиям в стране и мире.

Увы, времени для знакомства с городом было не так много, поскольку вечером нам предстояло отправиться в Москву. Этим поездом была знаменитая «Красная звезда» (ошибка – поезд называется «Красная стрела». – Примеч. пер.), в котором нам были предоставлены купе первого класса. Поскольку мне не приходилось еще путешествовать по дорогам России, хотелось увидеть дорожные пейзажи, но этому помешала темнота. Утром я постарался встать пораньше, то, что мне удалось увидеть, было равниной, большей частью безлесной.

На следующее утро в 10.10 мы прибыли на Октябрьский вокзал столицы, где нас встречали сотрудники нашего посольства, а также руководители посольств трех Скандинавских стран. Начальник протокольного отдела МИД Барков приветствовал нас от имени правительства. При встрече присутствовал также Деревянский, советский посол в Хельсинки. На автомобилях по кипящим жизнью улицам Москвы нас доставили к новому зданию финского посольства. Автомобили неслись с бешеной скоростью, машины эскорта распугивали пешеходов своими гудками. В самом посольстве нас радушно встретила жена посла госпожа Ирьё – Коскинен, которая отвела каждому из нас отдельную комнату. Здание посольства, построенное за год до нашего приезда, показалось нам просторным, но очень неудобным.

Большую часть дня мы провели приводя в порядок наши документы. Помимо всего прочего, они должны были быть переведены на русский язык, с чем оперативно справились сотрудники посольства. Мне пришло в голову посетить большую сельскохозяйственную выставку, работающую в Москве, которая открылась буквально в последние дни. Нюкопп и я отправились туда вместе. Зрелище стоило того, чтобы на него полюбоваться. На громадной территории выставки были построены большие павильоны для каждой из советских республик Союза, блистательно демонстрирующие образ жизни в различных частях этой гигантской страны, и прежде всего – уровень их сельскохозяйственного развития. На стенах этих павильонов для большей убедительности были развешаны различные статистические данные и диаграммы, по которым интересующиеся могли составить для себя более подробное представление о жизни в СССР. Короче говоря, выставка была чрезвычайно интересной и поучительной. Снаружи одного из таких павильонов мы увидели плакат, на котором большими буквами было воспроизведено знаменитое сталинское изречение, о котором я уже упоминал: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим». Что касается нас, то мы могли только строить догадки о важности этого изречения.

В ходе этой экскурсии я впервые познакомился с тем, каким образом в России помогают иностранцам, одновременно присматривая за ними. Каждый день пара автомобилей стояла на улице перед посольством. Когда мы садились в посольские машины, один из этих автомобилей сопровождал нас. Сидевшие в этих автомобилях сотрудники ГПУ сослужили нам большую службу, поскольку оказались неплохими гидами и любезно объяснили нам своеобразность каждого из выставочных павильонов. В толчее мы было оторвались от них на какое – то время, но при выходе с территории выставки обнаружили, что их автомобиль, не скрываясь, ждет нашего возвращения.

Наша первая встреча с представителями советского правительства состоялась в шесть часов вечера того же дня. Паасикиви и я отправились в Кремль на автомобиле, автомобиль ГПУ следовал за нами по пятам. У ворот Кремля нас остановили, и охранники обследовали салон нашего автомобиля с фонарями в руках. После этого нам велели следовать за автомобилем сопровождения. Такое сопровождение в запутанном лабиринте кремлевских строений, да еще в сгустившейся темноте было совсем не лишним. Наконец передняя машина остановилась у входа в большое здание. Здесь нас встретил комендант Кремля, который сразу представился. Он проводил нас к лифту, на котором мы поднялись на один этаж. Выйдя из лифта, мы оказались в длинном узком коридоре, пройдя несколько метров по которому мы вошли в приемную. В ней сидел секретарь за письменным столом с батареей из по меньшей мере десяти телефонных аппаратов. Поскольку мы пришли за несколько минут до условленного времени, то получили возможность понаблюдать за работой секретаря. Он постоянно отвечал на телефонные звонки, иногда о чем – то кратко спрашивал звонивших. Ровно в 18.00 дверь в соседнюю комнату открылась и нас пригласили войти. Мы вошли в красиво обставленный просторный кабинет, в дальнем углу которого находился большой письменный стол. Около одной стены кабинета протянулся длинный стол со стоящими вдоль обеих его сторон стульями. Здесь нас приветствовали Сталин и народный комиссар иностранных дел Молотов. Нас пригласили сесть за этот стол, наши хозяева разместились напротив.

После обычных приветствий и обмена любезностями Паасикиви прочитал по – русски меморандум, который был подготовлен в Хельсинки. В нем торжественно заявлялось, что Финляндия желает оставаться в отношениях дружбы и доверия с Советским Союзом, поэтому намерена обсудить средства, которые удовлетворили бы желание Советского Союза обеспечить оборонительные позиции Ленинграда. Но необходимо учесть точку зрения Финляндии на свою собственную безопасность. При наличии доброй воли с обеих сторон желание Советского Союза может быть удовлетворено без ущерба для безопасности и нейтралитета Финляндии.

Принимая во внимание, что парламент Финляндии также должен одобрить позицию кабинета министров, финское правительство выносит для рассмотрения следующие предложения.

Финляндия согласна уступить Советскому Союзу следующие острова в Финском заливе: Сескар, Пенинсаари, Лавенсари и Большой и Малый Тютерс. В дополнение к этому финское правительство готово обсудить соглашение по Суурсаари, чтобы во внимание были приняты намерения обеих сторон.

Финляндия готова пойти на корректировку линии границы на Карельском перешейке, чтобы устранить так называемый «выступ у Куоккалы». В этом случае граница могла бы пройти от Раяйоки, к востоку от Хаапала, прямо к Финскому заливу, восточнее церкви Келломяки; в этом случае граница будет отодвинута на тринадцать километров к западу.

Финляндия не может рассматривать предложение об уступке Ханко с окружающей территорией, как и залива Лаппохья, поскольку она обязана поддерживать неприкосновенность своей территории.

При всем уважении к предложению советского правительства о расширении пакта о ненападении финское правительство предпочитает сделать более четкими формулировки существующих статей пакта.

Финское правительство с удовлетворением приняло к сведению заявление советской стороны о том, что оно не возражает против укрепления Аландских островов, и заверяет, что такое укрепление будет предпринято за счет своих собственных средств с обязательным сохранением нейтралитета.

В дополнение к первому меморандуму Паасикиви зачитал еще один, в котором выражался протест против нарушений границы, произошедших в последнее время, особенно против полетов самолетов через границу. Однако наши партнеры не удостоили этот меморандум своим вниманием.

После оглашения этих документов началась дискуссия. В самом начале я спросил, могу ли я говорить по – немецки или по – английски, поскольку мой русский язык вряд ли приемлем. На это Молотов сухо ответил единственным словом: «Нет». Поскольку Паасикиви владел русским языком тоже не очень хорошо, мы с самого начала переговоров оказались в невыгодном положении.

Перейдя к сути вопроса, Сталин сказал, что Финляндия предлагает слишком мало. Он несколько раз произнес, делая на этом упор, что советские требования были «минимальными», поэтому нет смысла пытаться торговаться. За этим снова последовало развернутое объяснение того, почему Советский Союз должен предъявить такие требования Финляндии. По его мнению, война, которая началась в Европе, может превратиться в мировую и оказаться долгой. Если так и произойдет, то некоторые государства могут предпринять нападение на Ленинград через Финский залив. Чтобы предотвратить подобное нападение, Советский Союз вынужден изыскивать средства, которые позволили бы ему перекрыть вход в Финский залив. Базы на побережье Эстонии, которые оказались в руках Советского Союза, не обеспечивают достаточной гарантии, поскольку финские территориальные воды оказываются вне досягаемости артиллерийского огня из Пальдиски. По этой причине Ханко совершенно необходим, так как расположен напротив Пальдиски. Для обороны Ленинграда также необходимы острова в заливе. Более широкая дискуссия развернулась о территориях на Карельском перешейке. Финское предложение выпрямить «выступ у Куоккалы» было отвергнуто с ходу. Предложенный район был слишком ограничен, поскольку для развертывания своих сил русским надо было иметь большее пространство. Сталин показал рукой на разложенной на столе карте Генерального штаба новую линию границы. Было ясно, что он свободно ориентируется в географии этой местности. Но у нас не было полномочий принять новое предложение.

Произошел спор и по поводу Петсамо. Мы полагали, что могли бы рассмотреть уступку северной части полуострова Рыбачий.

В середине разговора Сталин неожиданно спросил нас, что мы можем сказать о районах, которые Советский Союз предлагает в качестве компенсации, указав на карте на части приходов Репола и Пориярви. Мы ответили, что вопрос компенсации станет актуальным позже, если мы сможем согласиться на уступку территорий, на которые они претендуют.

Нам стало понятно, что советское правительство серьезно обеспокоено возможностью того, что СССР окажется втянутым в военные действия в районе Финского залива, а также на побережье Северного Ледовитого океана, поэтому выдвинуто требование корректировки границы у Петсамо. Сталин и Молотов несколько раз называли Англию и Францию в качестве возможных агрессоров. Сталин несколько раз напоминал, что в Первую мировую войну британский флот часто появлялся в районе Койвисто, а британские торпедные катера совершали рейд из этого района в гавань Петрограда, потопив несколько судов. Однако можно было почувствовать, что на самом деле они опасаются Германии. Это государство тоже было названо во время обсуждения в качестве возможного агрессора. На это мы заметили, что такая возможность весьма незначительна, поскольку между Германией и Советским Союзом заключен пакт о ненападении. Кроме того, с нашей точки зрения, Франция и Англия не смогут вторгнуться в Балтику в случае войны.

В поддержку позиции Финляндии мы постоянно ссылались на мирный договор, заключенный в Тарту, а также на пакт о ненападении, заключенный в 1932 году по инициативе СССР и подтвержденный в 1936 году. Эти ссылки были бесполезными; их буквально пропускали мимо ушей. По мнению советских участников переговоров, эти соглашения были заключены при совершенно других обстоятельствах.

После дискуссии, продолжавшейся несколько часов, Сталин и Молотов попросили нас еще раз обдумать их требования в отношении Ханко и Карельского перешейка. Мы ответили, что эти предложения неприемлемы, и попросили их изучить точку зрения, выраженную в финском меморандуме.

Сталин вновь отверг это предложение, потому что Финляндия предлагает слишком мало. Он повторил, что советские предложения являются нижним пределом.

Таким образом, обсуждение зашло в тупик, мы выразили свое сожаление его результатами и решили откланяться. При этом не было речи о новых встречах или другом продолжении переговоров.

Молотов выглядел удивленным нашим уходом. Он произнес как бы между прочим: «Так вы намерены спровоцировать конфликт?»

На это Паасикиви ответил: «Мы не хотим ничего подобного, но вы, кажется, этого желаете».

Сталин только загадочно улыбался.

В 20.00, после двухчасовых переговоров, мы вышли из здания. На обратном пути у нас сложилось впечатление, что переговоры прерваны. По крайней мере, мы были лишены возможности предпринять шаги для их возобновления.

Вернувшись в посольство, мы собрались на совещание с послом Ирьё – Коскиненом, чтобы обсудить сложившееся положение и определить, что можно предпринять. Мы набросали текст телеграммы в Хельсинки, в которой докладывали о результатах и просили разрешения вернуться домой. Затем мы решили заказать билеты на поезд, отправляющийся следующим вечером.

Но в 21.00 зазвонил телефон, и секретарь Молотова попросил нас прибыть на новую встречу сегодня же вечером в 22.30. Таким образом, советская сторона сделала шаг для продолжения переговоров. Нам тут же пришла мысль, что на этот раз предстоит получить ультиматум.

Вскоре, однако, снова зазвонил телефон, и встреча была перенесена на 23.00. Надо заметить, что это было обычное время для бесед в Кремле. У Сталина была привычка работать далеко за полночь, которая сильно выматывала тех, кто привык к обычаям другого мира и вставал рано утром.

Когда мы отправились на встречу в Кремль к 23.00, наша поездка проходила так же, как и в первый раз.

Нас снова принимали Сталин и Молотов. Разговор возобновился, словно он и не прекращался, и дискуссия продолжилась с обсуждения позиции Финляндии. Молотов подготовил ответ на наш меморандум, в котором снова делался упор на оборонительные потребности Ленинграда, но на этот раз требования были уменьшены. Советская сторона по – прежнему настаивала на получении Ханко, но обещала разместить там свои силы в количестве 4 тысяч человек (вместо первоначальных 5 тысяч) «до прекращения англо – франко – германской войны в Европе». Другие воинские формирования должны были оставаться в течение тридцати лет – другими словами, вплоть до истечения срока аренды. Финское предложение относительно Карельского перешейка отвергалось, но и здесь Советский Союз выдвигал требования меньшие по сравнению с теми, что были изложены первоначально. Теперь линия предлагаемой границы сдвинулась южнее того, что Сталин раньше показал на карте. Но конечным ее пунктом по – прежнему оставался Койвисто.

Высказывая наше отношение к новому варианту требований, мы выразили мнение, что они так же неприемлемы, как и прежние. Но мы согласились доложить о них в Хельсинки.

Молотов. Сколько времени потребуется для этого?

Паасикиви. Около четырех дней. Каким образом мы можем отсюда связаться с Хельсинки?

Молотов. Отправьте им телеграмму.

Таннер. Но будет необходимо проконсультироваться с парламентом, который еще не информирован по этим вопросам. Мы не можем точно сказать, сколько времени потребуется. Но мы сообщим вам ответ, как только он будет готов.

Наших собеседников это устроило, и мы покинули комнату переговоров с картой, которую получили.

Вернувшись в посольство, мы снова обсудили ситуацию и пришли к выводу, что отправка телеграммы не даст никаких результатов в решении проблемы такого большого масштаба; следовательно, мы должны сами отправиться в Хельсинки и лично доложить об обстановке. Сообщили телеграммой в Хельсинки о нашем решении и разошлись по своим комнатам в два часа ночи.

На следующее утро, 24 октября, Паасикиви пришел в мою комнату со следами бессонной ночи на лице, ему не терпелось поговорить со мной. Он охарактеризовал наше положение следующим образом:

– Двадцать лет мы жили в плену иллюзий. Нам казалось, что мы можем сами определять свою судьбу. Мы выбрали нейтралитет и скандинавскую ориентацию в качестве нашего внешнеполитического курса. Но теперь обнаруживается истина. Наше географическое положение связывает нас с Россией. Неужели это так ужасно? Во времена царизма расквартированные в Финляндии русские гарнизоны не слишком вмешивались в наши внутренние дела; но теперь вряд ли они займут такую же позицию. Требования, предъявленные нам, посягают на нашу скандинавскую ориентацию и на наши отношения с Германией. Теперь мы обязаны сражаться, но мы не в состоянии делать это. Финляндия не может объявить войну. Если война разразится, мы проиграем ее и результаты будут намного хуже, чем мы можем добиться соглашением. Зараза большевизма распространится по Финляндии, последствия будут фатальными. Сможет ли Швеция прийти нам на помощь?! Ханссон[8], премьер – министр Швеции, должен дать ответ на этот вопрос.

Паасикиви теперь был готов рекомендовать передачу Советскому Союзу базы на западе, например Юссарё. Что касается линии границы на Карельском перешейке, он предложил отход до предельной линии, указанной Маннергеймом.

По предложению Паасикиви мы подготовили письмо Ханссону с просьбой сообщить об отношении Швеции к положению в Финляндии.

Поскольку день оказался свободным, я решил посвятить его знакомству с Москвой, в которой раньше не был. Взяв в посольстве автомобиль, я вместе с Нюкоппом отправился взглянуть на самые известные достопримечательности. Мы совершили весьма познавательную поездку. Когда мы вышли на всемирно известную Красную площадь, я увидел у длинной стены впечатляющее строение Мавзолея Ленина и длинную очередь людей, ждущих доступа в него. Нам было известно, что Мавзолей является местом паломничества, которое должен посетить каждый большевик. Подойдя ближе, мы спросили охранника у барьера, не можем ли мы войти внутрь. Но подошедший офицер объяснил, что доступ будет открыт только через час. Мы повернули назад, объяснив, что не можем ждать так долго. В этот момент сотрудники ГПУ, сидевшие в автомобиле, следовавшем за нами, вышли из машины и попросили нас подождать несколько минут. Один из них вошел внутрь и с кем – то переговорил. Вернувшись, он сказал нам, что мы можем войти прямо сейчас. Мы поспешили воспользоваться этой возможностью.

Мы вошли в двери и спустились вниз по лестнице в нижнее помещение, где находилось забальзамированное тело Ленина, покоившееся в стеклянном саркофаге на постаменте посередине довольно просторного зала. Обычные посетители непрерывным потоком проходили мимо саркофага и поднимались наверх. Но нам разрешили оставаться возле постамента столько, сколько мы хотели. Мы вглядывались в забальзамированное тело Ленина и в его воскового цвета лицо. Он выглядел совершенно так же, как раньше, когда мне довелось видеть его живым, только лицо показалось меньшим, что я связал с процессом бальзамирования. Я сказал провожатым, что я встречался с Лениным несколько раз, но тогда его голова была больше. В ту же минуту я понял, что затронул щекотливый предмет. На меня посмотрели с уважением, поскольку я встречался с их вождем и даже пожимал ему руку. Но на мое замечание никто не ответил, и разговор на этом закончился.

Выйдя из Мавзолея, мы продолжили нашу экскурсию по городу.

Вечером мы выехали из Москвы в Ленинград, где нам предстояло провести весь следующий день. Мы воспользовались этим обстоятельством, чтобы посетить город Пушкин (бывшее Царское Село). Выбрав одну из программ «Интуриста», мы отдались на волю его гидам и побывали в нескольких бывших императорских дворцах. Помещения, в которых жили последний император и его жена, оставили у нас впечатление, что этот правитель России был хорошим семьянином. Обстановка комнат, особенно детских, способствовала этому впечатлению.

Вечером 25 октября мы поездом отправились из Ленинграда в Хельсинки. На вокзальной платформе мы были отделены от окружающей толпы караулом из 30 человек.

Финляндия обращается к Швеции

Сразу по приезде в Хельсинки я отправил премьер – министру Швеции Перу Альбину Ханссону письмо, которое мы набросали в Москве. Карл Август Фагерхольм, член кабинета министров, который как раз возвращался в Стокгольм, взялся передать это письмо адресату. Вот текст этого письма:

«Хельсинки, 26 октября 1939 года

Брат мой,

тяжкие обстоятельства вынуждают меня обратиться с этим письмом к тебе – такие тяжкие, которых мне прежде не приходилось испытывать.

Ты знаешь, что Советский Союз выдвинул перед нами целую серию требований. Сталин и Молотов считают, что идущая сейчас война может распространиться и стать затяжной. По их словам, они опасаются того, что в решающий момент этой войны некая великая держава [Германия] может напасть на Советский Союз со стороны Финского залива, а возможно, и с территории самой Финляндии. Поэтому они хотят заблаговременно принять меры против возможного нападения. По этой причине они настояли на том, чтобы Эстония предоставила им военно – морские и другие военные базы. Одна из таких баз, Пальдиски, господствует над южной частью входа в Финский залив. Но этого теперь им мало. Они выдвинули пять требований к Финляндии.

1. С целью перекрыть залив у входа они требуют у нас право на аренду полуострова Ханко в течение тридцати лет. Там они намереваются установить батарею орудий, держать флот и организовать военно – воздушную базу. Территория, на которую они претендуют, составляет в общей сложности сорок пять квадратных километров, то есть около половины территории всего полуострова. На ней предполагается разместить четыре тысячи русских солдат и персонала. Для организации военно – морской базы они претендуют на бухту Лаппохья на южной стороне того же полуострова.

2. Они требуют уступки им нескольких островов в Финском заливе на компенсационной основе. Им нужны острова Сескар, Лавенсари, Пенинсаари и оба острова Тютерс, которые должны стать второй линией обороны Финского залива.

3. Третьим требованием является перенос границы на Карельском перешейке. Нынешняя линия границы проходит слишком близко к Ленинграду, ближайшая точка отстоит от него всего на тридцать два километра. Граница, с их точки зрения, проходит в опасной близости от города. Они провели на карте новую линию границы, которая отстоит значительно дальше, так что все побережье до Койвисто отходит к русским. На этом участке побережья они хотят возвести укрепления для прикрытия Кронштадта.

4. Четвертое требование включает передачу определенной территории в районе Петсамо. Таким образом, вся территория полуострова Рыбачий должна отойти к русским.

5. В – пятых, они выдвинули требование заключения договора о помощи между Советским Союзом и Финляндией. По причине нашего отрицательного отношения позднее это требование было снято.

Наша позиция по отношению к этим требованиям заключается в следующем:

Поскольку мы не можем изменить наше географическое положение, то готовы признать «законность» советских оборонных проблем. Поэтому мы готовы уступить Советскому Союзу острова, перечисленные в п. 2. В любом случае мы окажемся совершенно неспособными оборонять их. Мы, кажется, смогли найти решение по территориальной проблеме Петсамо, упомянутой в п. 4. Пункт этот станет предметом беспокойства прежде всего для Норвегии.

Относительно вопроса, упомянутого в п. 3, нам представляется невозможным удовлетворить все требования русских, но мы надеемся, что нам удастся урегулировать проблему таким образом, что границу будет отделять от Ленинграда расстояние около шестидесяти километров, а это решит вопрос. Но такое решение станет весьма болезненным, поскольку территории, которые должны отойти, очень плотно населены. И в последнее время в этом районе было построено большое количество пограничных укреплений. К счастью, уступка этой территории должна быть произведена под видом «обмена территориями», что позволит нам сохранить лицо. Надо заметить, что советская сторона намерена передать нам вдвое большую по площади территорию в Восточной Карелии.

Требование № 1 самое тяжелое: уступка Советскому Союзу полуострова Ханко. Это означает, что Советский Союз закрепляется на материковой части Финляндии достаточно далеко на западе. Оттуда Советский Союз не только сможет контролировать Балтику, но и будет представлять постоянную угрозу для Финляндии. Одновременно Советский Союз будет представлять угрозу и для Швеции.

Расхождения между сторонами по этому вопросу так велики, что, вероятно, мы не сможем устранить их путем дальнейших переговоров. Но какие будут последствия, если мы их отвергнем? Господа из Кремля непреклонны и заявляют, что их требования минимальны и не могут обсуждаться. Таким образом, существует вероятность, что последствием может быть война.

Есть ли у нас шанс избежать войны с надвигающимся на нас с востока валом? В этом заключена для нас самая насущная проблема.

Ранее, когда мы представляли себе вероятность войны с Советским Союзом, то всегда думали, что это может произойти при совершенно других обстоятельствах, то есть Россия будет воевать с кем – то еще. В таком случае мы рассчитывали оказать эффективное сопротивление. Но сейчас у России руки совсем свободны. Более того, вся «полиция» Европы занята в других регионах. Ни у кого нет времени даже задуматься над судьбой Финляндии, не то что оказать нам действенную помощь, разве что в нескольких газетах появятся сочувственные редакционные заметки. А они, как можно предположить, вряд ли окажут действие на господ из Кремля.

Если мы окажемся втянутыми в войну, а это почти неизбежно, если мы откажемся удовлетворить их требования, мы можем проиграть войну. Небольшая страна не сможет устоять против великой державы – силы слишком неравны.

Проигранная война намного хуже согласия на требования Кремля в настоящее время. Она приведет к опустошению страны, к союзу с Советским Союзом, может быть, к установлению большевистского режима в Финляндии.

Я набросал черновик этого письма в Москве после того, как переговоры были прерваны. Я пишу, чтобы по совести задать вам единственный вопрос: существует ли какой – то шанс, что Швеция, особенно в связи с вопросом о полуострове Ханко, вмешается, оказав Финляндии действенную военную помощь?

Мне думается, я знаю шведское мнение на этот счет. Поэтому я сознаю, что это весьма трудный вопрос для вас.

Финляндия переживает сейчас такой момент, который определит ее судьбу на много лет вперед. Если мы согласимся удовлетворить предъявленные нам требования, будет трудно поддерживать нашу скандинавскую ориентацию и нашу независимость. В этом случае мы будем втянуты в советскую сферу влияния. Если мы проиграем войну, то последствия будут еще более пагубными. И в этом случае положение Швеции также подвергнется значительным изменениям.

Прости мне столь длинное письмо. Я не прошу ничего. Я даже не прошу ответить на него, если дать ответ будет слишком трудно. Но если есть хоть малейший шанс помочь нам, то встретиться для обсуждения совершенно необходимо. В этом случае Москва должна быть осведомлена об этом до того, как окончательное решение будет принято.

Я должен сказать еще о том, что советские требования должны рассматриваться как сугубо конфиденциальные. Мы еще не информировали о них финский народ, так как не хотим осложнять ход переговоров публичным обсуждением этих проблем.

Искренне твой,

Вяйнё Таннер».

Премьер – министр Швеции ответил на это письмо на следующий день.

«Стокгольм, 27 октября 1939 года

Брат мой,

твое письмо, которое Фагерхольм лично вручил мне вчера вечером, ввело меня в состояние депрессии, которая возникает, когда человек чувствует себя обязанным сказать нечто отличное от того, что он может сказать.

Мой ответ представляет собой повторение того, что я счел своим долгом сказать министру иностранных дел Эркко о нашей позиции, когда мы встретились в последний раз в Стокгольме.

Невозможно выработать решение о позиции Швеции, потому что такое решение никогда не требовалось. Я сделал некоторые запросы, заботясь о возможности для Швеции участвовать в обеспечении нейтралитета Аландских островов. При этом необходимо было принимать во внимание последствия, которые могли быть вызваны открытым проявлением интереса Швеции к Аландским островам. В самом деле, необходимо определить, готовы ли мы участвовать в вооруженном конфликте.

Я проводил обсуждение только с лидерами партии.

Результат сводится к следующему: Швеция не должна предпринимать никаких шагов, которые приведут к вовлечению страны в любой конфликт. Такая позиция, естественная для малой страны, особенно близка людям, наслаждающимся мирной жизнью и считающим себя прекрасно защищенными такой позицией от бушующих над миром штормов. Общее мнение выражается в том, что Швеция не должна, проявляя интерес к проблеме Аландских островов, подвергать себя опасности оказаться вовлеченной в конфликт с Советским Союзом. В этом заключается ответ на твой вопрос: «Существует ли какой – то шанс на то, что Швеция, особенно в связи с вопросом о полуострове Ханко, вмешается, оказав Финляндии действенную военную помощь?» Ты не должен рассчитывать на такую возможность.

Мы должны учитывать, что интересы Швеции могут быть поставлены под угрозу из – за непримиримых разногласий между Финляндией и Советским Союзом.

Мы пытаемся найти способы по дипломатическим каналам оказать помощь Финляндии, не будучи втянутыми в открытый конфликт, если он разразится. Большего я обещать не могу.

Полагаю, мне не надо заверять тебя в том, с какой сердечной тревогой и любовью мы здесь, в Швеции, думаем о Финляндии, особенно в эти дни.

Твой искренний друг,

П. Альбин Ханссон».

Среди писем, которые доставил курьер, вместе с письмом Ханссона было и донесение Фагерхольма, в котором он описывал свои впечатления о ситуации в Стокгольме. Он встретился там с несколькими членами шведского кабинета министров: кроме премьер – министра Ханссона, еще и с министром обороны Пером Эдвином Скёльдом, министром иностранных дел Рикардом Сандлером, министром образования Артуром Эндбергом и министром по социальным вопросам Густавом Мёллером, не говоря о многих частных лицах.

Прочитав мое письмо, Ханссон помрачнел и обещал собрать кабинет министров для обсуждения вопроса. Но не сказал ничего, что давало бы основание для оптимизма. На следующий день, передавая ответное письмо, Ханссон сказал, что, вероятно, удастся достичь соглашения с Советским Союзом по всем вопросам, кроме проблемы Ханко. Если между Финляндией и Советским Союзом начнется война, то шведский кабинет министров может быть преобразован. Приведет ли это к более активной позиции, которую займет Швеция, Ханссон не мог сказать, но партии правой ориентации очень надеялись на это, насколько нам было известно.

Что касается вооружений, Швеция уже поставляет оружие Финляндии, хотя его едва хватает для нее самой. Поставки будут продолжаться, пока это возможно. В случае войны позиция Швеции изменится в соответствии с нейтральным статусом Швеции, но транзитные поставки оружия через территорию Швеции будет можно осуществлять. Относительно продовольственной помощи Швеция может обещать поставки зерна; в крайнем случае Швеция сократит внутреннее потребление.

Ханссон сказал, что хотел бы сделать намного больше, но «приходится иметь дело с самодовольными людьми, которые хотят, чтобы их оставили в покое».

Из разговоров со Скёльдом и Сандлером Фагерхольм вынес впечатление, что они являются приверженцами более активной линии поведения, чем премьер – министр Ханссон. Оппозиционные партии в риксдаге были достаточно влиятельны, но тогда еще не получили подробной информации о событиях. «Фолькпарти» (либерально – республиканская партия) твердо выступала против любого вмешательства в финские дела, как и аграрная партия. Правые занимали более позитивную позицию по отношению к Финляндии, хотя и у них была своя внутренняя оппозиция. То же самое можно сказать и о социал – демократической партии. Общим для всех парламентских фракций было то, что противники активной политики были непреклонны и уверены в своем мнении, а наши друзья проявляли нерешительность и колебались, потому что не знали, какие требования были предъявлены Финляндии. Другая трудность заключалась в опасении Швеции, что Германия может вторгнуться в Скане, если Швеция примет сторону Финляндии.

Именно так Скёльд обрисовал ситуацию. Лично он был горячим сторонником Финляндии, но не мог выступить против генеральной линии кабинета министров. Но он был готов организовать для нас помощь в виде поставок оружия, если понадобится.

Сандлер, с которым Фагерхольм беседовал целый вечер, был глубоко озабочен ситуацией. Он был готов содействовать Финляндии любым возможным образом и планировал встретиться на следующий день с американским послом в Стокгольме Фредериком А. Стерлингом, чтобы побудить его призвать свое правительство предпринять энергичные меры в Москве в интересах Финляндии. Он хотел обратиться с подобной идеей и к итальянскому послу. С послами Англии и Франции он решил не встречаться, поскольку они могли оказать нажим на Финляндию, склоняя ее к дальнейшим уступкам. Они не собирались сейчас конфликтовать с Советским Союзом.

Сандлер также обещал от имени Швеции предпринять более энергичные усилия в Москве в пользу Финляндии. Швеция может позволить себе удовольствие иногда блефовать. Сандлер, видимо, был уверен в том, что Советский Союз не развяжет войну.

Выполняя свое обещание, Сандлер поднял вопрос о Финляндии в разговоре со Стерлингом, американским послом в Стокгольме. Стерлинг выказал глубокую заинтересованность в этой проблеме и обещал действовать так, как предложил Сандлер.

В этой связи стоит упомянуть, что, когда шведский кабинет министров был преобразован в начале декабря, после нападения Советского Союза на Финляндию, Сандлер вышел из него. Из уважения к Финляндии он не мог принять политику, которой Ханссон, в качестве главы нового правительства, решил следовать. Преемником Сандлера на посту министра иностранных дел стал Христиан Гюнтер.

Финляндия пересматривает свою позицию

Мы прибыли в Хельсинки 26 октября в 8.35 утра, а уже в 10.00 были у президента Кюэсти Каллио. Присутствовали также премьер – министр Кайяндер и министр иностранных дел Эркко. Мы доложили о ходе московских переговоров. Президент и премьер – министр были поражены советскими требованиями, которые они сочли неприемлемыми. В 16.00 члены Государственного совета собрались на неофициальную встречу, где мы повторили наш доклад.

В 23.00 в кабинете премьер – министра собрались, кроме хозяина кабинета, министр иностранных дел Эркко, министр обороны Ньюкканен, маршал Маннергейм и я. Паасикиви отсутствовал.

Совещание было посвящено возможности обороны нашей страны, если войны не удастся избежать. По мнению маршала Маннергейма, Финляндия даже теоретически не могла вести войну: вооружение армии было недостаточным и устаревшим, боеприпасов хватило бы самое большее на две недели военных действий. Он высказал надежду, что удастся найти решение и избежать войны.

Позиция Ньюкканена была противоположной. По его мнению, Финляндия могла продержаться по крайней мере шесть месяцев. Оборонительные сооружения на Карельском перешейке таковы, что могут противостоять ударам противника.

Дальнейшая дискуссия касалась того, какой ответ дать Советскому Союзу. Эркко набросал проект такого ответа, но он был далек от совершенства, ему поручили кардинально переработать документ.

Мы разошлись в час ночи.

Следующий день, 27 октября, я провел в своем кабинете, занимаясь текущими делами. В 20.30 в кабинете премьер – министра собралась на заседание комиссия по внешнеполитическим вопросам. На этот раз среди собравшихся был и Паасикиви.

К заседанию Эркко подготовил новый проект ответа, но он не был принят как окончательный. Мы пересмотрели его, и Эркко обещал подготовить окончательный вариант к завтрашнему дню. Заседание закончилось в 21.30.

Государственный совет в полном составе собрался на следующий день, 28 октября, для рассмотрения контрпредложений, подготовленных Эркко.

Во время обмена мнениями снова были высказаны многочисленные возражения, любопытно было смотреть, как нервничал министр иностранных дел, формулируя на бумаге такие деликатные вопросы. Насколько я помню, мы требовали у него новый вариант ответа не менее восьми раз.

В 15.00 мы в первый раз вступили в диалог с парламентом по этому вопросу. Вопрос был внесен в повестку дня по инициативе спикера парламента Вяйнё Хаккила и председателей парламентских фракций (Вилхо Аннала, Рагнара Фурухьельма, Суло Хейниё, Мауно Пеккала, Пекки Пеннанена и Юхо Е. Пилппула) и рассмотрен на совместном заседании с Государственным советом. Это было сделано, чтобы предоставить членам парламента самую подробную информацию о советских требованиях и переговорах.

Эркко сделал развернутый доклад, присутствующие были проинформированы о новых контрпредложениях.

Было решено, что председатели парламентских фракций проведут консультации с подготовительными комиссиями своих фракций, после чего мы должны были собраться снова. Все обязаны были соблюдать секретность.

Я договорился с Мауно Пеккала, председателем социал – демократической фракции, что подготовительные комиссии фракций соберутся не в полном составе, а будут представлены наиболее надежными членами. Члены советов партий также должны были участвовать в заседании.

Совместное заседание подготовительных комиссий парламентских фракций и советов партий состоялось на следующий день, 29 октября, в здании парламента в 11.00. Присутствовали 14 человек.

Заседание открылось моим докладом о ходе переговоров. Во время обсуждения выступавшие высказали удовлетворение тем, как мы вели переговоры.

Что касается требований Советского Союза, то было единодушно решено, что уступка Ханко не может рассматриваться ни при каких условиях. Общее мнение, однако, склонялось к тому, что мы должны избегать войны, если соглашение будет достигнуто без утраты нашей чести.

Итог обсуждения был следующим: 1) переговоры велись вполне удовлетворительно; 2) новые контрпредложения правительства сочтены приемлемыми; 3) могут быть предложены незначительные обмены территориями, если так может быть сохранен мир.

Во время обсуждения прозвучали обнадеживающие заявления о состоянии общественного мнения в стране.

В тот же день было продолжено заседание Государственного совета. На нем, кроме членов кабинета министров, присутствовали также спикер парламента Вяйнё Хаккила, председатели парламентских фракций и Паасикиви. На этом заседании председатели парламентских фракций сделали доклады о результатах обсуждения внутри подготовительных комиссий.

Пилппула, председатель парламентской фракции Аграрной лиги, сказал, что комиссия парламентской фракции Аграрной лиги одобряет действия правительства. По ее мнению, московские переговоры были проведены вполне удовлетворительно.

Уступка территории может стать неизбежной, продолжил он, но на основе компенсации отходящих территорий другими районами. Южная оконечность Суурсари может быть уступлена. Что же касается Карельского перешейка, то каждый квадратный километр его драгоценен. Другая линия границы может быть предметом переговоров, чтобы избежать войны.

Петсамо с точки зрения Аграрной лиги не является для страны жизненно важным. В случае необходимости его с прилегающими районами можно уступить, если этим удастся спасти Карельский перешеек.

При всем уважении к Репола и Пориярви фракция аграриев в парламенте считает, что для страны чересчур накладно поднимать эти районы до жизненных стандартов, преобладающих на остальной территории страны.

Переговоры не должны прерываться ни при каких обстоятельствах. Они должны продолжаться как можно дольше, поскольку каждый день имеет громадное значение для организации нашей обороны.

Уступка Ханко ни в коем случае не должна обсуждаться.

Пеккала, председатель социал – демократической фракции парламента, огласил рекомендацию комиссии фракции о том, что правительственные контрпредложения должны быть одобрены. Если невозможно будет достичь соглашения на этой основе, переговоры тем не менее не должны быть прерваны.

Пеннанен, председатель коалиционной фракции парламента, говорил от имени своей фракции, с которой встречался накануне. Он выразил сожаление, что из – за краткого времени им не удалось выработать позицию по столь важному вопросу. Прозвучало пожелание еще раз обсудить вопрос.

Пеннанен сказал, что нет смысла вести переговоры без выдвижения позитивных предложений. Тем более, что нет никакой уверенности в исходе войны, если она разразится.

Что касается самих требований, он заявил, что пять островов могут быть уступлены без дальнейшего обсуждения. Парламентская фракция имеет сомнения относительно уступки северной оконечности Суурсаари, но в крайнем случае ею можно поступиться. Требования относительно Петсамо не вызвали у членов фракции особой заинтересованности.

Но вопрос о Карельском перешейке является весьма болезненным. Некоторые члены фракции, в том числе и председатель, считают, что можно уступить часть территории, хотя не так далеко, как того требует советская сторона. Во всяком случае, они поддерживают правительственные контрпредложения.

Фурухьельм, председатель парламентской фракции шведской народной партии, сказал, что комиссия его фракции одобряет общее направление правительственных контрпредложений. Следует предпринять все усилия, чтобы избежать войны. Правительственные контрпредложения не должны рассматриваться в качестве последнего слова.

Аннала, председатель парламентской фракции народно – патриотического движения (IKL), сказал, что его фракция не может скрыть горечь от необходимости следовать курсом, предложенным в правительственных контрпредложениях. Но это рекомендовано военным командованием, поскольку наша оборона находится в плачевном состоянии.

С точки зрения фракции острова могут быть уступлены на основе территориальной компенсации. Самые большие сомнения относительно территориальных уступок возникают в связи с Карельским перешейком.

Но мы ступили на тропу переговоров, поэтому надо сделать попытку решить этот вопрос, принимая во внимание точку зрения Советского Союза.

Проще согласиться на уступку Петсамо, если это поможет решить наши проблемы на юге страны.

Фракция IKL особо отмечает мастерство и такт участников переговоров, проявленные ими в Москве. Фракция надеется, что последующие этапы переговоров будут проводиться в таком же ключе.

Хейниё, председатель парламентской фракции прогрессивной партии, заявил, что фракция одобряет позицию правительства.

Должны быть приложены все усилия для продолжения переговоров, чтобы могли осуществляться оборонные мероприятия, а наша внешняя политика приняла более четкие очертания. Ни в коем случае нельзя прерывать переговоры.

Хаккила, спикер парламента, особо отметил, что мнения всех парламентских фракций совпадают и парламент твердо поддерживает правительство.

После изложения взглядов парламентских фракций обсуждение продолжилось.

Аннала заметил, что территории, отходящие к Финляндии в порядке компенсации, должны быть увеличены. По его мнению, удвоенная территориальная компенсация недостаточна. Нельзя измерять в квадратных километрах территорию, на которой другая сторона может возвести укрепления против нашей страны.

Премьер – министр Кайяндер сказал, что Государственный совет заслушал мнение маршала Маннергейма о стратегических аспектах компенсационных предложений. Он не может предложить лучшей компенсации, чем Репола и Пориярви. Их присоединение к Финляндии улучшит линию границы.

Министр иностранных дел Эркко заметил, что Генеральный штаб в настоящее время готовит альтернативные варианты. После этого пошло «живое» обсуждение.

Фон Борн. Поскольку все фракции поощряют правительство к продолжению переговоров, я хотел бы спросить, как далеко мы можем зайти в наших уступках. Какова может быть самая дальняя линия границы на Карельском перешейке?

Аннала. Не может быть никакого разговора о Ханко. Но на Карельском перешейке можно установить другую линию границы. Мы не будем начинать войну из – за этого.

Пилппула. Об уступке Ханко не может быть и речи. Его уступка означала бы использование для советских целей железных дорог всей Южной Финляндии.

Пеккала спросил, если русские будут настаивать на своих требованиях, нужно ли прерывать переговоры.

Кайяндер. В случае самого неблагоприятного развития событий следует иметь в виду и прерывание переговоров.

Паасикиви. Существует вероятность того, что Советский Союз не отступится от своего требования относительно Ханко. Надо продумать вопрос, каким образом привести переговоры к окончанию. Если Россия увидит, что мы не хотим прерывать переговоры, то наша позиция окажется невыгодной. Ситуация весьма сложная, поэтому необходимо проконсультироваться с министром иностранных дел.

Эркко. Если Финляндия займет твердую, непреклонную позицию в отношении Ханко, советская сторона уступит. Советский Союз будет держаться за него до последнего, чтобы выжимать из нас другие уступки, но не даст дойти до полного разрыва. Их временный поверенный в делах посетил меня сегодня с целью выяснить, намерена ли Финляндия прервать переговоры, и был рад услышать, что мы намерены их продолжить.

Закрывая заседание, премьер – министр Кайяндер поблагодарил всех присутствующих за предоставленную ими информацию.

В тот же день в 17.00 состоялось заседание Государственного совета, в котором также участвовал Паасикиви. В ходе этого заседания подвергся новому пересмотру проект ответа, в который были внесены многочисленные изменения.

На следующий день, 30 октября, на 10.30 была назначена встреча Кайяндера и Эркко с моим участием, чтобы еще раз просмотреть проект ответа. После нее проект было решено считать окончательным вариантом.

Вечером состоялось заседание социал – демократической фракции парламента. На нем Пеккала, председатель фракции, сделал доклад об обсуждении на Государственном совете, обсуждения и принятия решения не было.

На заседании, состоявшемся в последний день октября, президент утвердил новые инструкции для нашей делегации.

Все приготовления к ней были закончены, мы прекрасно представляли себе, какие настроения царят в парламентских кругах; пришло время снова ехать в Москву. Молотов, очевидно, заждался: вместо четырех дней, на которые он рассчитывал, прошло уже двенадцать.

К нам присоединился в качестве переводчика государственный советник Рафаэль Хаккарайнен.

Снова на перроне вокзала собралась большая толпа народа, чтобы проводить нас. Друзья и знакомые желали нам удачи. Кайяндер и Эркко вручили мне письма, в которых содержались последние директивы и наилучшие пожелания. Эркко сказал, что, как он думает, Россия не станет доводить дело до войны из – за наших проблем. Его письмо показывает точку зрения нашего министра иностранных дел, я привожу его полностью:

«При всей занятости я выкроил несколько минут, чтобы набросать вам свои соображения на дорогу:

1. Русские не желают конфликта. Но они не могут потерпеть фиаско в глазах всего мира, ждущего от них подписания договора об островах в Финском заливе и оборонительном кольце вокруг Петербурга. Советская пресса показывает, что в СССР не хотят ставить под угрозу переговоры.

2. Следует помнить, что Ханко является самым большим козырем в их руках: они знают, как нам не нравится это требование. Оперируя им, они могут выжать из нас все, что им требуется; они сдадут этот козырь только под самый конец. Мы не должны отступать от Ханко; если мы сделаем это, то потеряем Скандинавию. Мы должны держаться твердо.

3. Я буду удовлетворен, если новая граница на Карельском перешейке пройдет вдоль природной линии. Мы должны спасти Кивеннапу и Койвисто. С целью отстоять батареи в Койвисто мы могли бы пойти на ее передвижение в любое другое место.

4. Если нам повезет и мы заключим соглашение, я буду признателен вам, если вы согласуете с советской стороной условия договора как их первоначальные требования. Это важно для парламента и общественности.

5. Меня продолжает беспокоить ситуация с полуостровом Рыбачий. Уступчивость в этом вопросе будет означать начало конца для Петсамо.

6. Если у вас найдется время, постарайтесь обсудить следующие вопросы:

а) торговое соглашение (Ирьё – Коскинен уже приготовил документы);

б) нарушители границы и их возвращение;

в) права на рыболовство;

г) транзитное судоходство по Неве.

Я желаю вам хорошей поездки и доброго здоровья. Все мои мысли будут о вас.

Всего наилучшего,

Эльяс Эркко

P. S. Надеюсь, что П.[9] не впадет в уныние».

Премьер – министр Кайяндер писал о том, что представитель парламента Антти Кукконен, который только что вернулся из Швеции, сообщил ему о впечатлениях от этой поездки. Председатель крестьянской партии Брамсторп считает, что Финляндия не должна отдавать какой – то порт, рекомендует уступить острова.

Кукконен также сообщил, что шведский кабинет министров неофициально рассмотрел положение дел в Финляндии на своем заседании 30 октября, придя к выводу, что Финляндии необходимо оказать поддержку.

Далее Кайяндер сообщил, что президент Каллио говорил с ним по телефону и твердо высказался против уступки Ино. Свою позицию президент аргументировал тем, что русские потребуют еще и прилегающую территорию, которая будет защитным поясом для Ино.

Советские требования становятся достоянием общественности

На нашем пути в Москву толпы провожающих снова собирались на большинстве крупных станций. Опять звучали песни и речи в Кераве, Риихимяки, Виипури и Териоки. В двух последних городах нас приветствовали наиболее тепло, хотя в словах людей здесь сквозила тревога.

Мы прибыли в Виипури на следующей день, 1 ноября, в 6.33 утра. Я отправился прямо в вокзальный ресторан, чтобы немного перекусить. Здесь меня разыскал начальник вокзала господин Саукконен, чтобы вручить мне телеграмму и передать несколько слов от Эркко. Телеграмма извещала о том, что в своей речи накануне вечером Молотов публично рассказал обо всех требованиях, предъявленных Советским Союзом Финляндии. Вся речь была выдержана в жестком тоне. Ситуация, по мнению Эркко, коренным образом менялась, он советовал нам прервать поездку и ближайшим поездом вернуться в Хельсинки для новых консультаций с правительством.

Телеграмма была отправлена в 2.10 ночи. Позже Эркко просил меня позвонить ему из Виипури.

На вокзале я купил утренние газеты, в которых подробно излагалась речь Молотова. «Кансан Тюё», кроме того, высказывала предположение, что переговоры будут прерваны. Я поспешил в спальный вагон, чтобы разбудить Паасикиви. Затем мы вместе отправились в кабинет начальника вокзала, чтобы позвонить по телефону.

Эркко по телефону сообщил нам, что после консультации с премьер – министром он отправил нам телеграмму, отзывающую нас домой. Но в 3.00 ночи состоялось экстренное заседание кабинета министров. Итогом обсуждения было мнение большинства, что мы сами должны решить, продолжать поездку или вернуться, – воистину замечательный способ для правительства решать важнейшие вопросы. Это означало, что вся ответственность переложена на наши плечи.

Я сказал Эркко, что нашей первой реакцией было продолжать поездку, несмотря ни на что. Мы значительно превысили тот срок, в течение которого ожидалось наше возвращение. Но мы обещали еще раз обдумать ситуацию, договорились, что я позвоню из Раяйоки, до пересечения границы.

Вернувшись в поезд, мы долго обсуждали изменившуюся ситуацию. Поступок Молотова произвел на нас странное впечатление. В Финляндии мы постоянно принимали все меры, чтобы держать происходящее в строжайшей тайне. А теперь наши партнеры по переговорам оглашают свои требования перед всем миром! Мы считали, что нас хотят загнать в тупик. Несмотря на некорректное поведение Молотова, мы решили продолжить поездку. Если бы мы прервали нашу миссию, это было бы воспринято как нерешительность и даже как отступление.

Во время нашего обсуждения Паасикиви критиковал Эркко за его угрозы выйти из состава правительства, если придется уступить большие территории, чем те, которые лично он согласен уступить. С точки зрения Паасикиви, это весьма удобный способ избежать ответственности, каким пользовались еще при царе. Я сказал, что разговоры Эркко об отставке были всего лишь словами, вызванными напряженностью ситуации.

Конец ознакомительного фрагмента.