История четвертая
Как-то так получилось, что зажил наш герой нормальной человеческой жизнью: работа, дом, девушка, на которой он, в конце концов, и женился. Не от большой любви, хотя девушка была неплохая, а просто потому что решил, что пора. Купили квартиру, машину, потом потихоньку построили дом за городом. Родили детей – троих черноволосых мальчишек – шумных и веселых. Ездили в отпуска – раз в год к морю, раз в год – мир посмотреть. Навещали родителей. Все как у людей.
Иногда герой понимал, что живет какую-то не свою жизнь, но что-то изменить ему и в голову не приходило. В такие моменты начинали ему сниться яркие чужие города, палящее солнце, самолеты, костры, а как-то раз приснился даже настоящий воздушный шар, в корзине которого он поднимался над желтой пустыней на рассвете.
Пару раз случались у него безумные любови, и тогда он пропадал из дому – весь или наполовину. Но всегда возвращался. Жена умудрялась что-то врать детям – так, что они ничего не подозревали. И сама потом ни разу не напоминала герою о случившемся.
А потом, уже в глубокой старости герой понял, что вот эта тихая и надежная женщина рядом, которая всегда и во всем, что бы ни происходило, оставалась на его стороне, и была настоящей любовью всей его жизни. И несколько последних лет прожил совершенно счастливо, жалея, что не понял этого раньше.
И когда пришел его срок, умер, держа ее за руку и улыбаясь.
– Сейчас расплачусь, – предупредил Зигфрид.
Я подозрительно посмотрела на него. Конечно же, он издевался.
– Бессердечная ты тварь, – сообщила я ему.
– Есть такое, – важно кивнул тот. – Ты будешь ещё обзываться или позволишь мне, недостойному, рассказать историю, от которой, смею надеяться, не каждый слушатель захочет немедленно удавиться?
– Ах ты! – я потянулась ущипнуть его за хвост, хвост моментально переместился на полметра влево.
– Я бы попросил, – высокомерно произнес Зигфрид, – без вот этого вот.
– А ты не критикуй мои истории. Рассказчика любой обидеть может. И вообще, где мой чай?
– Под дождем, – мстительно сказал Зигфрид. – Кое-кому солнце не нравилось и слишком сухо было, так вот теперь этот кое-кто без чая и остался.
Зигфрид помолчал, потом холодно поинтересовался:
– Так я уже могу рассказывать?
– Можешь, – я попыталась махнуть ему царственно. Попытка, ясное дело, провалилась, о чем меня и известило Зигфридово скептическое хмыканье.