След взят
Генерал Казёнкин торопился назад в кабинет. На встречу пригласили главного редактора газеты «Московская невралька». С ним Марат Игнатьевич хотел говорить с глазу на глаз. Да, его лично в казино ночью не было. Там побывал их сотрудник Пригоров, которого тоже пригласили на беседу, но тот, якобы, тоже не видел этого проклятого Зивелеоса, а фото его всё же опубликовали. Казёнкин нутром чувствовал, что попадает на след. Какая-то ниточка к газете тянется, главное ухватиться за неё и не порвать. Потянуть осторожненько и добраться до канатика, а уж этим-то негодяя вытащить сил хватит. И важно, что не только газета со своими правдолюбивыми писаками может полететь ко всем чертям из-за этого, но и вся их компания, ставшая поперёк горла новым течениям, на страже которых и стоял генерал. Для этого нужно было прижать редактора газеты, заставить его расколоться и, возможно, засадить по подозрению в сговоре, пока не включились большие силы противостояния. А там доказывай свою правоту, сидя за решёткой. Глядишь и всю их партию под удар поставить можно будет вместе с лидером Горюшкиным.
Казёнкин почувствовал характерный зуд в руках и потёр ладони, предвкушая гигантский шум по поводу ареста Никольского. Водитель едва заметно покосился на босса. Он давно возил своего начальника и знал, что означают эти потирания ладоней. Шеф готовил очередную операцию.
Сюрприз ожидал генерала Казёнкина в приёмной его собственного кабинета. Вместо ожидавшегося Никольского с кресла поднялся Горюшкин собственной персоной.
– Что к нам? – не скрывая изумления, спросил генерал, протягивая руку и вежливо улыбаясь высокому гостю. – Признаюсь, ожидаю другого вашего представителя, но не такого большого ранга.
– Я знаю, – ответил Горюшкин, как обычно спокойно, словно всегда уверенный в победе, крепко сжимая протянутую руку генерала. – Семён Иванович с минуты на минуту будет здесь. А ранг у него не такой уж и маленький. Главный редактор газеты, он ведь и член нашего политбюро, почти на равных со мной правах.
– Понимаю, – согласно кивнул головой Казёнкин и широким жестом пригласил Горюшкина в кабинет.
Пока пили принесенный незамедлительно чай с лимоном и обсуждали ночное событие, появился и ожидавшийся с нетерпение Никольский. Главный редактор нёс в руке дипломат, вызывавший у дежурных всех промежуточных постов подозрение, но все знали, кто, к кому идёт и зачем идёт, так что не задерживали лишними вопросами и подозрениями.
А Никольский с порога, не здороваясь, лишь глянув скорым взглядом на Грюшкина, который слегка кивнул головой, бросил:
–
Вот принёс, смотрите!
–
В чём дело? – удивлённо спросил генерал.
–
Смотрите, что я принёс, – коротко ответил редактор и, положив на стол дипломат, открыл его.
–
Что?!
Генерал то ли не знал возмущаться ему и вызывать немедленно охрану то ли не смог сдержать порыв любопытства и потому вскочил со своего кресла, передёрнув погонами на плечах, но Никольский не заставил себя ждать с пояснениями:
–
Здесь сто тысяч долларов.
– Молча-а-ть! – заорал вдруг Казёнкин, перекрывая голос редактора и как-то странно повёл головой, многозначительно обводя глазами кабинет, но испугавшись своей же несдержанности, тихо добавил:
–
Не надо подробностей. Я всё вижу сам.
Редактор и его партийный шеф переглянулись, и поскольку, видимо, так и не поняли мысли генерала, вновь вопросительно воззрились на него, а тот в свою очередь, заметив бестолковость собеседников, снова обвёл глазами кабинет и приложил палец к губам, что должно было недвусмысленно сказать лишь одно: «Нас слышат и всё записывают».
Опытные политики, прошедшие не один коридор власти, партийный лидер и его главный журналист, вдруг всё поняли и захохотали в один голос. Генерал хмуро насупил косматые брови. Смех ему ещё больше не понравился, когда Горюшкин сказал, едва сдерживая улыбку:
– Вы что же думаете, Алексей Фомич, мы вам взятку принесли что ли? Да за кого вы нас принимаете? Эти деньги сегодня ночью подбросили в редакцию газеты «Московская невралька». Мы возмущены провокацией и принесли эти деньги вам для проведения экспертизы ну и дальнейших следственных действий.
– Вот и акт о приёмке денег, – добавил Никольский, доставая из бокового кармана дипломата лист бумаги. – Здесь всё подробно изложено и подписано свидетелями.
Генерала охватила тоска разочарования и досады на самого себя, но потому он и занял свой высокий пост, что умел быстро перестраиваться в зависимости от менявшейся ситуации. Поняв, что, как сказали бы друзья, лопухнулся с первоначальной мыслью о возможности использования взятки, он тут же мысленно поздравил себя с тем, что дело может представить неплохой оборот для раскрытия тайны происшедшего ночью, потому молча взял акт и начал читать.
Чтение постоянно прерывалось телефонными звонками. Секретарша, молодая красивая девушка в элегантной офицерской форме с шалью волос, падающих на плечи, чуть не полностью пряча погоны, поминутно соединяла генерала то с теми, кто сообщал о поступившей информации, связанной с поисками ночного грабителя, то с теми, кто этой информацией интересовался.
Наконец генерал отложил акт в сторону со словами:
–
А где само письмо?
Никольский достал листок и положил перед генералом, который продолжал спрашивать:
–
Я вызывал и того, кто обнаружил письмо. Он с вами?
–
Да, в приёмной.
Генерал нажал кнопку на пульте.
– Таня, пригласите журналиста из газеты. И лейтенанта Петелькина ко мне с диктофоном.
Пригоров, привыкший входить в любые кабинеты спокойно, сегодня волновался. Он догадывался, что теперь его могут подозревать в связях с Зивелеосом, которого он и в глаза не видел. Неприятен в таких случаях сам процесс разбирательства, когда нужно доказывать, что ты не верблюд. Это когда ты на суде, то прокурор обязан подтвердить доказательствами твою вину, а до того всё бывает как раз наоборот.
Генерал хмуро посмотрел на вошедшего и вежливо поздоровавшегося со всеми одним словом «здравствуйте» журналиста.
– Присаживайтесь, – сказал он и указал на стул возле двери. Голос стал сухим и резким, сугубо официальным, как в разговоре с будущим подследственным. – Значить так. Я вызвал сюда вас не на допрос. Дело о грабеже уже возбуждено прокурором, а нам важно сейчас как можно скорее поймать грабителя. Так что мне нужны ваши показания о том, как у вас в руках оказался конверт с письмом и деньгами.
Олег посмотрел на своего шефа. Тот уставился глазами в стол, словно ничего не слышал или был занят своими мыслями.
В кабинет вошёл молодцеватый лейтенант с небольшим диктофоном в руке и, щёлкнув каблуками, чуть ли не гаркнул, так громко прозвучало:
–
Вызывали, товарищ генерал?
Казёнкин поморщился:
– Тише ты, громило! Пиши, о чём мы говорим. – И, снова обращаясь к Пригорову, пояснил: – Мы будем писать всё на диктофон не потому, что это допрос, а для экономии времени. Подписывать вы ничего пока не будете. Это чисто оперативная работа, а не следственная. Так что не переживайте и расскажите, как и что. Кстати, где он?
Олег сразу обратил внимание на то, как генерал сказал «значить» с мягким знаком в конце слова и «возбуждено» с ударением на второй слог. Его раньше удивляло обыкновение больших начальников неправильно говорить, а теперь, когда даже дикторы телевидения и радио стали плясать с ударениями в словах, чуть не каждый день изобретая новые способы произношения знакомых слов, это перестало поражать, но всегда вызывало неприятные ощущения. Теперь он видел, как пыжится генерал, стараясь говорить казённым языком, и хотелось рассмеяться, но обстановка того не позволяла. Он стал размышлять об этом и невнимательно слушал, о чём говорил генерал, так что вопрос «где он?» застал его врасплох, поэтому пришлось переспросить:
–
Кто?
–
Что кто? – спросил теперь генерал.
–
Я не знаю. Вы спрашиваете, где он, а я спрашиваю, кто.
–
Тьфу ты, чёрт, начал раздражаться генерал. – Я не спрашиваю, где кто, а спрашиваю, где конверт.
–
Какой?
–
Я вас сейчас прикажу арестовать! – взорвался Казёнкин. – Вы что мне тут комедию разыгрываете? Я спрашиваю о конверте, который вы принесли в редакцию. Где вы его взяли? И где он сейчас?
–
Прошу прощения, – ровным голосом, не терпящим возражений, – начал говорить Пригоров, – но я не знал, о чём у вас тут шла речь, и о конверте слышу впервые от вас, так что подумал будто вы спрашиваете о Зивелеосе. Но его я сегодня не видел.
–
А раньше? – обрадовано подхватился Казёнкин. – Раньше вы его встречали?
–
Да вы что, товарищ генерал! Я узнал о нём, как и вы в казино, сегодня ночью. Только вы приехали в казино раньше меня.
–
Это мне известно всё. И кто вам звонил, доложили. А вот где вы конверт получили?
–
Я его не получал, а взял при входе в наш издательский комбинат и отдал Семёну Ивановичу.
–
Кто это видел?
–
Так вся редакция там была, когда мы вошли.
–
Я спрашиваю, кто видел, как вы взяли конверт, а не как вы его отдали, – снова раздражаясь, спросил генерал.
–
На вахте был, как всегда, дежурный. Можно его спросить. Кроме того, мы были вдвоём с Самолётовым.
–
Вы вместе увидели конверт?
–
Нет, наверное, он не видел. Он вошёл в холл раньше и ожидал, пока я закрою машину.
–
Почему же он не видел конверта?
–
Не знаю. Он прошёл сразу вперёд. Мы торопились.
–
А вы таки заметили конверт?
–
Заметил. Привычка такая: забирать сразу почту.
–
Ну, и где же теперь этот конверт?
–
А разве Семён Иванович не принёс?
В воздухе повисла тягучая пауза. Все смотрели на главного редактора. Он удивлённо пожал плечами и задумчиво сказал:
– Да, вот о конверте мы как-то не подумали. Наверное, он там в редакции. Дело в том, – заметил он, как бы оправдываясь, что в большом конверте был чёрный пакет, в котором лежали деньги, вот его я принёс, так как мы сосчитали доллары и положили их обратно в пакет. Про конверт как-то и не подумали. А зачем он, собственно нужен?
– Вы что, – прошипел Казёнкин, – придуриваетесь или на самом деле такие бестолковые?
– Ну, ну, Алексей Фомич, поаккуратнее с выражениями, – вступил, наконец, в разговор Горюшкин, сидевший всё это время молча.
– Что значить, поаккуратнее? – начал кипятиться генерал. – Конверт – это улика. Кому адресован, чьей рукой написан адрес, отпечатки пальцев – всё имеет значение. А они не знают, где теперь этот конверт. Я сейчас всю вашу редакцию перетряхивать буду, если сами не найдёте конверта.
Никольский и Пригоров посмотрели друг на друга. Только теперь им стало ясно, в какую неприятную историю они попали. Никольский в который раз вспомнил это ночное совещание. Сразу по окончании его, когда в типографию передали текст информации о ночном скандале, предложенный Самолётовым, доллары были сосчитаны и спрятаны в сейф. Никольский не знал, что будет дальше делать с деньгами. Он подумал, что если этот неизвестный Зивелеос действительно станет помогать газете, то можно будет увеличить её объём и тираж, купить новое оборудование, сделать многокрасочную печать. Словом, в голове рисовались радужные картины прекрасного будущего. И только под самое утро он решился позвонить своему партийному лидеру, чтобы поставить в известность о случившемся.
Реакция Горюшкина оказалась совсем не такой, какой ожидал Никольский. Хоть и со сна, но партийный босс сразу сообразил, чем может кончиться история, если власти узнают о полученных деньгах от кого-то со стороны, а избежать этого было невозможно. Поэтому он тут же предложил встретиться в редакции и всё обсудить детально. Так было принято решение о том, чтобы самим принести деньги, как подброшенные в провокационных целях. Но в газету эта информация попасть уже не успела.
О конверте, на котором чьим-то размашистым почерком был написан адрес редакции и фамилия Никольского, как-то совершенно не подумали, а он вполне возможно лежит себе спокойно на столе, если уборщица не сочла возможным выбросить его с мусором.
На столе генерала опять зазвонил телефон, на пульте замигала лампочка. Звонил кто-то из своих сотрудников. Казёнкин снял трубку, и через несколько секунд лицо его сначала вытянулось, а затем губы расплылись в саркастическую улыбку.
– Немедленно привезти его, только аккуратно! – скомандовал докладывавшему информацию по телефону и отключил связь.
– Вот такие дела, значить – заговорил Казёнкин, улыбаясь и глядя по очереди на каждого из присутствующих. – Сейчас привезут ещё одного газетчика из всё той же «Московской невральки». Посмотрим, что он нам будет врать. Думаю, что дело приближается к завершению, и мы будем с вами свидетелями того, как оно закончится.
– А что там случилось, Алексей Фомич? – поинтересовался Горюшкин. Из всех, кто был в кабинете, только он позволял себе называть генерала по имени и отчеству.
– Да что там, – начал было уклончиво генерал, но потом вдруг решил сразу объяснить. – Тут вот что. Сегодня нашёлся свидетель…
Генерал вдруг прервался и нажал кнопку на пульте. Сняв телефонную трубку, скомандовал:
– Майор, захватите с собой и того… – он хотел было сказать «пьяницу», но спохватился, поняв, что сидящие могут всё переиначить потом, и закончил, – случайного свидетеля, а так же прикажите привезти кого-то из бара, ну, крупье и бармена хотя бы. Проведём очную ставку сразу.
Заметив возросший интерес на лицах его слушателей, продолжил свои пояснения:
– Да нашёлся человек, который видел этого бандита сегодня на улице, точнее возле дома, в который тот скрылся. Я дал команду проверить список жильцов двух домов. Так вот в одном из них, как только что мне сообщили, живёт и ваш сотрудник. – Генерал многозначительно посмотрел на Никольского и теперь уже не сводил с него глаз, говоря как бы специально для него: – Сопоставляем факты. Именно ваш этот Пилотов приезжает ночью с присутствующим у нас здесь Пригоровым и откуда-то достают письмо с деньгами, только что изъятыми у уважаемых людей, отдыхавших в казино. Мы, правда, ещё проверим, те ли это деньги. Я подозреваю, что ограбление, совещание у вас в редакции и исчезновение бандита у самого дома, где живёт ваш сотрудник – это одна цепь, за которую мы сейчас и потянем. Подозреваю также, что не случайно и лидер ваш появился в моём кабинете заблаговременно.
Говоря всё это, генерал настолько увлёкся родившейся внезапно идеей, что готов был, как на духу, рассказать о том, что подозревает хорошо продуманный заговор партии о свержении правительства с помощью террора и о том, что вот именно сам генерал всё теперь разгадал и может практически всех арестовать, не выпуская уже из кабинета. На минуту он забыл, что партийный лидер обладал иммунитетом неприкосновенности. Ему уже виделись все гости в наручниках.
Но всё-таки какое-то внезапно появившееся шестое чувство в виде чего-то щемящего внутри остановило его, и он искусственным смешком рассмеялся, поправляя себя:
– Нет, Григорий Гаврилович, относительно вашего появления – это шутка. Однако я надеюсь, что вас интересует конец спектакля?
– Хотите сказать, Алексей Фомич, что мы сейчас увидим этого странного незнакомца?
–
Да, так я думаю. На след напали.