Глава 5
Доллар тому, кто придумал…
Кто говорил «утро добрым не бывает»? Истинная правда! Особенно, когда жена решила вместо приготовления завтрака заняться чем-нибудь до крайности необходимым. Например, освоить английский язык вместо недоученного в школе немецкого:
– Где он работал? – задал я уже надоевший вопрос и с тяжелым вздохом полез в духовку за сковородой.
– Where did he work? – бойко ответила Катя, потягиваясь. И подозрительно участливо поинтересовалась: – Тебе точно нетрудно так?
– Она ходит в школу.
Изобразив на лице образ невыносимых страданий, я чиркнул спичкой и поджег газ. Легкий хлопок голубого пламени совпал с ответом:
– She go to school.
– Опять «s» забыла?! – Пока жена перебирала варианты, я прикинул, что приготовить на завтрак. Колбаса, яйца, хлеб… Надоело! Не дождавшись правильного ответа, добавил: – She goes!
– Точно, точно!
– Они не вернулись домой.
– They won’t came home…
Вроде уже июль, а свежей картошки и в помине нет. То, что у нас дома осталось от осенних запасов, в 2010 году я бы выкинул, не раздумывая и секунды. Но советский социум быстро лечит от лишней разборчивости, потому как в магазинах искомый овощ в данный момент напрочь отсутствует. Разве что настругать котлет-драников… Это идея! Под неспешное повторение глагольных конструкций толкнул сковороду на огонь, чтоб прогрелась, и выкопал из прикрытого клеенкой ящика под раковиной несколько грязных, покрытых ростками картофелин. Под струей воды срезал с клубней толстые ломти противно-мягкой кожуры. Затем быстро натер картошку на крупной терке, перемешал с щепоткой соли и яйцом, добавил муки и немного уксуса, чтоб крахмал не синел, и выложил тонкие лепешки в начавшем «плеваться» масле.
Несколько минут, и хрустящие драники готовы. Чтоб совсем не было грустно, рядом чуть подрумянил зеленые «букетики» брокколи да добил несколько яиц, по-американски замешал их в болтушку. Катя умудрилась правильно интерпретировать «would you help me» и заварила чай. Жаль только, сковорода без тефлона, поэтому приходится использовать много масла, которое далеко не Kalamata[126]. Впрочем, за два с лишним года я уже привык к советским натуральным продуктам. Вот только никакой прелести в них не находил, несмотря на пресловутое «сделано по ГОСТу». Вкусы тут в почете до неприличия грубые и простые, на запахи обращают мало внимания, разнообразия почти нет. Наверно, моим родителям дешевая еда 90-х, а то и всякая гуманитарная помощь казались на этом фоне адским суррогатом, но до качественных продуктов 2010 года, как до Луны пешком[127], что бы ни говорили в будущем любители поискать в воспоминаниях детства «снег побелее, а девушек помоложе».
С культурой производства вообще беда. На прошлой неделе открыл баночку абхазской аджики, а там прямо сверху – тараканье яйцо. Выкинул и ее, и все подобные запасы, не слушая слабые протесты Кати. Но жить без острого соуса как-то не по-человечески, пришлось идти в магазин за томатной пастой и на рынок, к тем же кавказцам за специями. Впрочем, итог получился очень даже приличный, хоть далеко не Heinz. Главное не думать, сколько «живности» попало в помидоры перед их переработкой.
Кроме самодельного кетчупа украшением завтрака стали ломтики огурца. Не потому, что он мне так сильно нравился или был необходим для вкуса. Просто с началом лета наше заматеревшее усатое чудище по кличке Багс не пропускало ни одной «готовки» еды, и без доброго куска зеленого овоща кот впадал в настоящую депрессию. Шипел, не давался в руки и вообще всячески выражал свою обиду на неблагодарных сапиенсов. Практичная Катя не могла смириться с расходом огурцов исключительно на прокорм «худой скотинки», и я нашел компромисс, отсекая «неудачные» концы овоща в пользу упрямого животного.
Впрочем, последнее время с продуктами в семье стало значительно лучше. Кто бы мог подумать, что самое нужное для обеспечения питания в СССР вовсе не блат или цековский распределитель, а обычная бабуля, способная обойти за рабочий день десяток магазинов да выстоять ради развлечения кучу очередей. Как только наша Надежда вошла в «колясочный» возраст, няня Дарья Лукинична, шустрая вольнонаемная бабуля лет эдак шестидесяти, встала на боевое дежурство. Уж не знаю, лучше ли в этой истории с продуктами в стране или все дело в ее талантах, но семейный холодильник перестал пугать пустыми полками и начал, пусть и отдаленно, походить на своего белого собрата из XXI века. По большому счету единственное, хоть и важное отличие – в будущем можно было формировать содержимое по своему малейшему капризу, а тут приходилось довольствоваться тем, что некие высшие силы торговли «выкинули» на прилавок. Сегодня мясо акулы, завтра чечевицу, послезавтра ананасы. И вертись с этим, как Рататуй[128], однако надо сказать, что мне, в отличие от Кати, такие бытовые мини-приключения пришлись по душе.
Рутина затягивает со страшной силой, последнее время я отчетливо осознаю, что остался всего один шаг до превращения в успешного хомо-советикуса. Для которого статус «в стае» начинает зависеть не от успехов на работе или количества пресловутых «тачек» и «шмоток», а совсем наоборот – от хобби, которое в условиях повального дефицита превращается в воспетую классиками способность «работать руками». Ну в моем варианте – готовить интересные блюда или кататься на сноуборде. Причина понятна: карьера ИТР «в ЗАО СССР» линейна и быстро упирается в естественные ограничения, да еще отягощена низкими по мировым меркам зарплатами и квартирным вопросом.
Вот взять главного инженера соседней ТЭЦ, с которым у меня сложились очень хорошие отношения, если не больше. Будь я постарше на пару десятков лет или он моложе – была бы дружба «не разлей вода». Так вот, он очень даже гордится своим садовым домиком, сколоченным едва ли не полностью из досочек от выкинутых на помойку тарных ящиков. Боюсь представить, сколько человеко-лет он угрохал в свое строение, но… Что ему еще делать? Выше должности по его специальности в М-граде просто нет, да и вообще, по стране поискать придется. За четвертак премии – нужно наизнанку вывернуться, и все равно не дадут. Ему бы запустить какой-нибудь полезный сервисный старт-ап, ведь опыта и знаний не занимать, разбогатеть, в конце концов, но тут такой фокус никак не пройдет. Вот и пытается самореализоваться парадоксальным образом.
На первый взгляд ничего сильно плохого в этом нет – реальное равенство, свободный труд, даже присутствует что-то похожее на братство. По крайней мере, директора не чураются здороваться со слесарями за руку, а дети членов ЦК ходят в обычные школы. Все, как завещали великие большевики прошлого. Вот только дела на ТЭЦ у нашего главного инженера идут не то чтоб плохо или с ленцой, а просто ненапряжно, порядком, заведенным чуть ли не до войны. Потому про автоматизацию он не хочет и слышать, а к ЭВМ относится как к безобидной блажи, годной для начисления зарплаты, но совершенно неприменимой для нужд его обширного хозяйства. И подобная косная зашоренность никого из его друзей не волнует, наоборот, подобное, по понятиям местной тусовки, совершенно нормально и правильно. Общественное, оно же ничье, зачем лишний раз напрягать себя и окружающих?
Да что там, даже карьеристы в СССР живут в какой-то ортогональной системе координат, что и неудивительно: если мерилом работы завода становится «стопроцентное, массовое участие в демонстрациях» или «отмеченная главком доска почета». Впрочем, хорошо хоть так. Слишком много тех, кому подобные хоббийные развлечения неинтересны, и на горизонте появляется «зеленый змий». Тут уж вообще не помогут никакие системы мотивации, хоть выворачивайся наизнанку. Разве что массовые расстрелы…
Только в недрах коммунистической модели мира мне стал понятен секрет штатовской производительности труда. Их либеральная система по сути бесчеловечный и страшный по своей эффективности механизм социального принуждения. Который базируется на странной природе homo sapiens, когда человек сам на себя одевает хомут куда более тяжелый, чем это может предусмотреть самый эффективный руководитель. Дай ему свободу реализации, «морковку» достатка и роскоши, «кнут» законов, навяжи нужную идеологию, и он сам придумает, что с этим сделать. Тогда как социализм не только не дает стимулов рвать жилы, но и вообще выкидывает не вписывающихся в замысел вождей и желающих большего подальше на обочину жизни. Если Шелепин со товарищи с этим что-то не сделают, закончит СССР, как и в моей истории, медленно и печально.
Впрочем, некоторые сдвиги все же есть. Например, в М-граде открылся первый частный пивной бар. Бывший пленный немец, неведомо как попавший в тихий подмосковный городок, не угомонился после вежливого отказа местного исполкома, наоборот, он умудрился дойти чуть не до ЦК, но выбил аренду на помещение давно закрытой кулинарии. Поставил там грубые лавки, тяжелые, неровно оструганные столы, застеклил перегородку на кухню и разместил там самодельный пивоваренный аппарат. Я бы от такого объема работ коньки откинул, а он ничего, с женой и парой детей умудряется управляться: не у всех, значит, коммунисты к 67-му году отбили тягу к предпринимательству. Вот только дорого у него получается, и с закусками бедно, ведь продукты в госторговле закупать нельзя, мигом припишут спекуляцию. Но все ж заведение не пустует, находятся любители вдумчиво посидеть «за рубль» с кружечкой и тарелкой снеди.
Сначала я думал, замучают мужика проверками. Слухи пошли по городу странные чуть не сразу: дескать, в пиво химию прямо с ТЭЦ мешает, да грязное все, тараканы стаями ходят. Но подергались немного и отстали. Нет сомнений, был командный окрик с самого верха «не трогать частников». Может, и не зря я писал свои записки, хоть что-то дошло до коммунистов. Хотя масштаб перемен кажется таким смешным… Прямо как мальчишки пытаются остановить волну, бросая в нее камешки…
– Петя! Ты чего тут сидишь? – сердито ворвалась на кухню жена, которая, оказывается, уже успела не только одеться, но и навести на лицо легкую раскраску. – Посуду в раковину – и вперед! Только пиджак в шкафу не ищи, как вчера, он на вешалке в коридоре. Носки на кровати. И вообще, Рудольф Петрович уже подъехал, небось опять занудничать будет!
Ну, что тут возразишь? И впрямь, сам не заметил, как по примеру старших товарищей задумался о «великом», в то время когда в НИИ дел невпроворот!
Советские карикатуристы рисуют очень правдивые плакаты про «мир Запада», проклятые империалисты на самом деле очень глупые люди. Стараются – поддерживают какую-то странную литературную чепуху, помогают в сборе подписей за освобождение «видных» политических сидельцев Синявского с Даниэлем, вражьи «голоса» постоянно рассказывают про страшное лечение в психушке Владимира Буковского, который и не подозревает, что в моей истории был кандидатом в президенты России. Подрывать коммунистическую империю нужно совсем не так! Нет более крутой антисоветчины, чем ежемесячный журнал «Popular Mechanics», который вполне доступен чуть не любому гражданину СССР в библиотечных отделах зарубежной литературы. Кому нужно прятать штатовский прототип журнала «Техника – молодежи»? Но стоит копнуть вопрос глубже, и выясняется: идеи из «Popular Mechanics» опережают советские на добрый десяток лет! Кошмар, а как же «советское – значит, лучшее»?
Так что вместо рассказа о диссидентах Владимир Юрасов[129] с радио «Свобода» должен попросту призвать инженеров в библиотеки, посмотреть своими глазами на уровень разработок. Начать можно с диктофона Timex Magnetic Disk Recorder, который был подробно расписан в марте 1955 года, на странице 164. Просто позор: некий пришелец из будущего, крутой, по местным меркам, специалист по компьютерам, попросту не знал о массовом производстве подобной техники! И что характерно, никто из сотрудников НИИ «Интел» не смог раскрыть ему глаза на факт существования в природе чуть не десятка моделей дисковых магнитофонов. Так что мы потратили немало казенных денег на изобретение знатного велосипеда.
Радует меня в этой истории одно. Никто из инженеров не удивился произошедшему проколу, приняли как должное и привычное. Лишь Федор досадливо крякнул: «Ну, ничего, мы и не такое видали». Скорее, наоборот, у ребят произошел разрыв шаблона, когда вместо разработки «отечественного аналога» я попросту заказал пяток устройств в закупку, благо цена на них оказалась чуть менее полусотни долларов за штуку.
…И вот спустя месяц «Таймексы» легли на стол нашей лаборатории. Симпатичные чемоданчики из обклеенной дерматином фанеры скрывали под собой небольшую прямоугольную коробку черного пластика размером примерно с ноутбук, но раз в пять толще, поверх которой красовался вращающийся диск и «ножка» привычного по проигрывателям грампластинок тонарма[130]. Только вместо иглы была смонтирована магнитная головка. Впрочем, инструкция предусматривала возможность обратного downgrade, в смысле возвращения на место иглы и прослушивания обычных виниловых «сорокапяток»[131].
Изюминка конструкции заключалась в «шаблоне» – небольшом пластиковом кружке со спиральной канавкой, который накладывался поверх магнитного диска. Именно по нему скользил специальный «хвост» тонарма, путь которого по большому радиусу повторяла магнитная головка. Просто, удивительно дешево и достаточно надежно. Но самое забавное было в магнитных дисках – производитель обещал 10 тысяч циклов перезаписи без потери качества. Наверняка вранье, но надо признать – изготовить качественное покрытие на толстую, практически не гнущуюся пленку куда проще, чем на магнитную ленту. С высоты 2010 года я не придавал этому особого значения. Однако напрасно: для пленки добиваются покрытия около 10–15 мкм, то есть раза в три-четыре тоньше человеческого волоса, в то время как на диске слой лака с порошком оксида железа был более 100 мкм! Нужно ли говорить, что это значит для промышленности СССР, которая так и не смогла в моей истории наладить производство кассет сносного качества? А диски можно было легко штамповать чуть не в любом подвале на основе «ржавчины и канцелярского клея».
По приводу ничего не пришлось менять вообще. Ширина «дорожки» на записи была чуть менее миллиметра, точно такая же, как на компакт-кассете Philips[132]. Таким образом, на 17-сантиметровой «пластинке» получалось рабочее поле шириной в четыре сантиметра, или сорок пять дорожек. Более того, разработчики «Таймекса» не изобретали своих стандартов, и скорость диска вполне совпадала с компакт-кассетой[133]. Мы не стали долго думать и быстро написали драфт нового отраслевого стандарта[134], предусматривающего плотность записи четыре байта на миллиметр с хорошо знакомым мне по сетям Ethernet кодированием Manchester[135], что в итоге дало чуть более 80 килобайт на диск.
Экспериментальная запись и считывание данных на подопытной БЭСМ-4 «пошли» практически сразу. Сказался опыт обработки и фильтрации сигналов с нарезанных на виниле пластинок. Вот только имеющиеся у нас пять образцов «Таймекса» воспринимали диски друг с друга с большим трудом, причем мешала в основном обычная механика. Там зазор, тут люфт, здесь дисбаланс – в итоге считывающая головка постоянно «цепляла» соседнюю дорожку. Пришлось добавить специальный винт для ручной подстройки головки, а для контроля уровня самым простым способом, «на слух», встроить небольшой динамик. После такой «доработки напильником» американская техника начала справляться с задачей уверенно, хотя порой даже опытному оператору требовалось две-три попытки для компенсации сложных дефектов типа неравномерного шага нарезок в «шаблоне».
Зато попытка сделать свой дисковый магнитофон провалилась с треском. Вроде нанотехнологиями даже не пахнет – обычная токарная и фрезерная работа. Но не потянул заказ ближайший мэповский заводик. Все как настоящее, даже работает, но диск с одного устройства считать на другом совершенно невозможно. А там и вторая проблема накатила. Оказалось, что запас штатовских дисков не бесконечный, а делать бездефектные диски «в подвале» невозможно.
Решать самые главные вопросы русской истории, а именно кто виноват и что делать, собрались во дворе НИИ. Сделать нормальную столовую-кафе для сотрудников в текущем сезоне никак не получалось, а вот соорудить в наиболее живописных местах двора несколько беседок-курилок труда не составило. Удобно в них устраивать мозговой штурм, никто не мешает выставить по бутылочке пива, побитый дорогами солдатский котелок с солеными домашними сухариками, расстелить газетку со здоровенным вяленым лещом, а в самую середку натюрморта, для антуража, водрузить вывернутый кишочками наружу аналог «Таймекса».
На правах председателя я надрезал и оторвал кусок с ребер и, неторопливо счищая чешую, открыл собрание актива:
– Будем добивать этот проект или все же сразу навалимся на аппарат с цилиндрическими дорожками?
– Я мнения не менял, – немедленно отозвался Федор. – Проблема с механикой встанет при управлении головками еще более остро, конструкция усложнится, да еще на одну только отладку сервопривода[136] месяца два угробим.
Конец ознакомительного фрагмента.