Глава 1
– Добрый день. – Он улыбался немного застенчиво, как обычно улыбаются новички, впервые попавшие в большой коллектив.
– Привет, – кивнул пробегавший мимо журналист, – ты, видимо, Павел Капустин?
– Да. Меня прислали…
– Знаем, уже слышали. Иди в ту комнату. Там тебя ждут, – показал журналист и уже на бегу крикнул: – Удачи тебе, Павел!
Он оглянулся. Вокруг суетились люди, спешили куда-то две девушки с очень независимым видом, важно шествовал известный актер, горделиво наклоняющий голову при приветствиях. На телевидении шла обычная работа, все суетились, нервничали, бегали, кричали, выясняли, куда пропал тот или иной журналист, – в общем, это был обычный день на телестудии. Но это был исключительный день для Павла Капустина, впервые переступившего порог этого здания и готового начать новую жизнь. Он постучал в дверь. Никто не ответил. Он снова постучал. Опять молчание. Павел оглянулся. Он не мог ошибиться. Здесь только одна дверь.
Немного подумав, он приоткрыл ее. В большом кабинете никого не было, но за перегородкой, разделяющей пространство комнаты пополам, слышались чьи-то голоса, веселые восклицания, смех. Он прикрыл дверь и двинулся вперед, чтобы увидеть наконец хозяев кабинета.
На большом кожаном диване сидел известный журналист, тот самый, чье лицо уже давно примелькалось на телевизионных экранах. Журналист был талантливым человеком и умелым организатором, он постепенно сделал свои программы самыми дорогими шоу на телевидении. Возглавлял он как раз тот канал, на котором и должна была состояться будущая карьера Павла Капустина.
Увидев Капустина, он отвернулся и продолжал о чем-то весело говорить с миловидной блондинкой, сидевшей рядом с ним. Оба натянуто улыбались, блондинка благосклонно кивала головой. Павел негромко кашлянул. Оба собеседника скользнули по его лицу абсолютно равнодушными глазами и продолжали свою беседу. Это было немного обидно, и он покашлял сильнее. Собеседники не могли не видеть его. Но оба предпочитали делать вид, что не замечают новичка. При этом они разговаривали преувеличенно громко и весело, словно актеры на спектакле, четко выговаривающие слова, чтобы они были слышны и зрителям, сидящим на галерке.
– Простите, – наконец громко сказал Павел, и в этот момент журналист взмахнул рукой.
– Ну сколько можно! – закричал он, глядя на новичка. – Опять какой-то идиот сорвал передачу.
Только теперь Павел с ужасом заметил в углу телекамеру, стоявших за ней операторов и наконец понял, почему здесь был установлен такой сильный свет, высвечивающий диван с обоими собеседниками.
– Извините, – пробормотал он, делая шаг назад.
– Извини, Света, – покачал головой журналист, – опять сорвали. Начнем заново. Ты немного отдохни. – Он поднялся с дивана, прошел за перегородку к большому столу. Взглянув на Павла, он недовольно покачал головой.
– Из финансового опять за отчетом пришли?
– Нет, – испуганно ответил Павел, – я к вам.
– По какому вопросу? – нахмурился журналист.
– Вот тут у меня направление. Я Павел Капустин, меня прислали к вам, – сказал он, протягивая лист бумаги своему именитому собеседнику. Тот взял бумагу, нахмурился, потом улыбнулся. Он был высокого роста, красивый, ладно скроенный. Такие открытые лица обычно нравятся женщинам и вызывают симпатию у мужчин. Его имя гремело не только в Москве, а лицо было родным и знакомым миллионам людей, живущих на всем пространстве бывшей огромной страны, куда транслировались передачи их канала. Журналиста звали Алексей Миронов, и был он известен всем, как Леша Миронов, хотя ему было уже почти сорок лет.
– Чего же ты не сказал, что новичок? – улыбнулся Миронов. – Я когда впервые на телевидение попал, вообще как очумелый ходил две недели.
– Я не видел, что у вас идет съемка, – пробормотал Капустин.
– Внимательнее нужно быть. В армии был?
– Да, два года, как положено. В Афганистане служил.
– Чего же тебя там внимательности не научили? – засмеялся Миронов. – Сколько тебе лет?
– Двадцать семь.
– Солидно. А где работал до телевидения?
– Где придется, – пожал плечами Капустин, – вообще-то я работал оператором на киностудии. Но там уже два года ничего не снимают. Вот я и решил к вам податься.
– Правильно решил. Кино они еще сто лет там снимать не будут, а у нас здесь живая работа. Подожди, подожди, – вдруг вспомнил Миронов, – документальный фильм о штурме Грозного с Арпухиным ты делал?
– Ну я, – кивнул Капустин.
– Классная работа, – уважительно сказал Миронов. – Ты ведь свой фильм под пулями снимал. Очень классная. Так ты и есть тот самый Павел Капустин? Ну, брат, ты же человек опытный, две войны прошел, а здесь съемки не заметил. Ладно, ничего страшного. Тебя Арпухин очень хвалил, вот мы и решили тебя попробовать.
Капустин молчал.
– Давай, я подпишу твои бумажки, и иди в отдел кадров оформляйся, – решительно сказал Миронов. – Такие операторы, как ты, нам очень нужны.
Он размашисто подписал бумагу, протянул ее новичку. Капустин взял бумагу и уже собрался выйти, как Миронов окликнул его:
– Павел, за «идиота» я извиняюсь. Я ведь не знал, что ты новичок.
– Ничего, – пробормотал Капустин, – я просто ошибся.
Он вышел из комнаты, столкнувшись в дверях с невысоким человеком неопределенной внешности и возраста.
– Зарезали! – закричал человечек истошным голосом. – Без ножа зарезали! – Павел уже закрывал дверь, когда услышал строгий голос Миронова:
– Опять не получилось?
– Переставляют программы, – ответил ворвавшийся в комнату. – Я ведь говорю, что зарезали. Они всегда… – Дальше Павел уже не слышал. Он привык к хаосу съемочного процесса и сумбуру во время работы. Но, похоже, на телевидении все это усиливалось стократно и было неотъемлемой частью самого процесса творчества.
– А я ему говорю, что он ничего в этом не понимает, – гневно сказала прошедшая мимо Павла маленькая женщина лет шестидесяти. Она обернулась на Павла, внимательно посмотрела на него, потом еще раз обратилась к своему собеседнику и, топнув ножкой, повторила:
– Ничегошеньки он не понимает, – и пошла дальше, не обращая внимания на реакцию собеседника. Тот был очень высокого роста, под два метра, немного сутулый, как и все очень высокие люди. Он слушал, наклонив голову, и, когда женщина отошла от него, тихонько вздохнул и направился в другую сторону. Павел решил не выяснять у него, где именно находится отдел кадров, понимая, что в таком состоянии человека лучше не тревожить.
Оформление на работу оказалось не столь простой процедурой, как ему представлялось. Пришлось потратить полдня, обегав еще несколько кабинетов и собрав подписи неизвестных ему главных и генеральных директоров. Только к четырем часам дня он наконец услышал от сухой жесткой женщины в отделе кадров, что может считать себя принятым. Женщине было лет сорок, не больше, но она почему-то смотрела на него как на своего личного врага и разговаривала, не открывая рта, словно экономила воздух, предпочитая говорить сквозь зубы. Впрочем, и к другим посетителям она обращалась точно так же, и данное обстоятельство как-то успокоило Павла.
В половине пятого он почувствовал, что проголодался. Спустившись вниз, в буфет, он увидел сидевших за столом Алексея Миронова, ту самую актрису Свету, с которой тот беседовал, и еще двух неизвестных ему мужчин. Один, с большой, густой бородой, словно собирался исполнять роль боярина средневековой Руси. Правда, на роль его могли не утвердить из-за большого семитского носа и хитрых, маленьких прищуренных глаз. Второй, напротив, был чисто выбрит. При этом он умудрился выбрить не только лицо, но и всю голову, блестевшую, как идеально выточенный круглый шар.
– Павел, иди сюда! – закричал Алексей, увидев Капустина. И когда тот подошел, он показал на новичка, представляя его: – Павел Капустин, гениальный оператор и смелый человек, несмотря на свой молодой возраст. Он снимал фильм о чеченской войне. Тот самый фильм, о котором я тебе говорил, Аркадий. – Бородатый Аркадий кивнул головой, протягивая свою огромную ладонь. Остальные просто кивнули, и Павел сел рядом с Аркадием.
– Знакомься, – кивнул Миронов на свою компанию. – Это Аркадий, человек неопределенных занятий, философ и писатель. Любимое место на стуле в пресс-клубе, где-нибудь в задних рядах, чтобы подавать неслышные звукооператорам реплики. Это наша Светочка. Я думаю, ее представлять не нужно. Ее и так знают все мужчины нашей страны, которые сходят с ума из-за ее фигуры.
Светлана довольно улыбнулась, но никак не прокомментировала эту фразу.
– А это Сергей Монастырев, самый главный критик на телевидении, – показал на обритого парня Миронов, – он очень строгий и принципиальный человек. Но легко поддается на уговоры. Если ты хочешь с ним дружить, то можешь поставить ему банку пива с воблой, и он твой друг навсегда.
Все расхохотались. Любовь Монастырева к пиву была предметом постоянных шуток. Монастырев однажды на спор выпил двадцать две кружки пива и с тех пор считался признанным чемпионом по этому виду «соревнований».
– Сегодня я угощаю, – пробормотал Павел, – у меня первый рабочий день.
– Твой первый рабочий день будет только завтра, – весело возразил Миронов, – и не будь дураком. Твоей зарплаты с трудом хватит на то, чтобы прокормить только тебя в этом буфете. Если ты еще будешь угощать и других, то вылетишь в трубу через несколько дней. Здесь сейчас цены не профсоюзные, а коммерческие.
– Учту, – буркнул покрасневший Капустин.
– Хорошо, что ты пришел, Павел, – продолжал Миронов, – теперь мы с тобой будем работать в одной упряжке.
– Он еще не знает, что значит работать с тобой в одной упряжке, – пробормотал Монастырев, – все соки из него выжмешь.
– И выжму, – весело согласился Миронов, – обязательно выжму. У нас грандиозные планы на будущее. Обязательно выжму. И не забудь, Серега, что у нас завтра встреча с очень интересными людьми.
– Я помню, – кивнул Монастырев.
– Ты ведь обещал поехать со мной на этот просмотр, – встрепенулась Света, – уже забыл?
– Ничего я не забыл. Я позвоню и скажу, чтобы нас подождали. Мы с тобой еще туда успеем.
– Миронов, где вы пропадаете, – ворвалась в буфет молодая девушка, – мы ищем вас по всему зданию.
– Вот так, не дадут нормально расслабиться, – вздохнул Миронов, – ладно, пойду, посмотрю, что там опять случилось. Похоже, ребята, вам придется посидеть без меня. Валечка, – позвал он буфетчицу, – ребята сидят за мой счет.
– Все ясно, Алексей Станиславович, – улыбнулась буфетчица, – как обычно. – Миронов поднялся и вышел из буфета.
– Учти еще одно обстоятельство, – желчно улыбнулся Монастырев, – бесплатного пива не бывает. А бесплатный сыр только в мышеловке. Раз он платит за тебя, значит, уже готов выдавить из тебя все возможное. Платит он хорошо, но и пахать заставляет будь здоров.
– Ты чего пугаешь парня, – пробормотал Аркадий, – у него первый день сегодня, а ты его пугаешь.
– Вообще-то я не из пугливых, – улыбнулся Павел.
– Пусть привыкает, – отмахнулся Монастырев, – в нашем деле прыгать в дерьмо нужно сразу. Иначе потом бывает противно.
– Вечно ты ругаешься, – заметила Света. – Не обращайте на него внимания, Павел, он всегда всем недоволен.
– Знаешь, как называют наше телевидение? – спросил Монастырев. – Зеркало для вампиров. Стоящий перед зеркалом вампир не должен в нем отражаться. Он невидим в зеркале, тогда как все остальное там четко видно. Вот твоя работа и будет состоять из того, чтобы несчастные жертвы-зрители не разглядели вампира, который стоит рядом с ними, замечая все.
– Какой ужас, – засмеялась Света, – вечно у него такие страсти-мордасти.
– Тебе еще нужно познакомиться с Мишей, заместителем Алексея. Вот тот действительно не любит никаких шуток по поводу своей работы, – заметил Монастырев. – Он считает, что выполняет здесь функцию государственного комиссара.
– Мы опаздываем, – посмотрел на часы Аркадий. – Будь здоров, Павел, и не принимай всерьез все, что тебе здесь говорят. Половина – обычная трепотня.
– Зато другая половина – правда, – пробормотал Монастырев, поднимаясь следом за ним. Светлана улыбнулась новичку на прощание.
В этот день Павел возвращался домой позже обычного. Заехал к знакомой девушке – Кате. С ней они встречались уже больше года. У нее сильно болела мать, и он заехал «отдать долг вежливости», понимая, что сегодняшнее свидание отменяется. В свою комнату в большой коммуналке он вернулся к девяти часам вечера. Соседи уже успели привычно посудачить, поспорить и разойтись по своим комнатам. Эта была одна из немногих коммуналок, доживающих свой век в центре Москвы. С начала девяностых годов подобные квартиры прибирали к рукам строительные фирмы, расселяя жильцов в отдельные малогабаритки. После соответствующего «евроремонта» бывшие коммуналки превращались в «среду обитания» очень богатых людей, охотно покупавших их.
Он привычно включил телевизор и увидел мрачное лицо диктора. Тот о чем-то говорил, но Павел, не разобравшийся, о чем именно, вышел в ванную. Когда он вернулся, уже показывали художественный фильм из новых, и он разочарованно отвернулся, примерно представляя, чем это зрелище может закончиться. В последние годы фильмы снимали исключительно о проститутках, убийцах и наркоманах. Он привычно включил кипятильник, собираясь попить чайку. И в этот миг в дверь постучали.
Павел быстро убрал кипятильник. Соседи не любили подобных приборов, считая, что они могут стать причиной пожара или слишком большого перерасхода энергии. Сунув кипятильник в тумбочку, он пошел к двери. На пороге стояла Варвара Александровна, которую он давно и тихо ненавидел. Эта женщина, казалось, была создана именно для того, чтобы отравлять жизнь соседям и знакомым. Она строго уставилась на Павла.
Она всегда подозревала его в самых ужасных преступлениях, проверяя, не оставляет ли он свет в туалете или ванной комнате, убирает ли за собой в кухне. Более того, она бдительно следила, чтобы их квартира не превратилась в «бардак», по ее выражению.
– Добрый вечер, – устало поздоровался Павел, – что случилось?
– Мы собираем деньги на электрика, – строго сказала Варвара Александровна. Она говорила почти басом, всегда четко выговаривая слова, словно читала лекцию нерадивым ученикам. Впрочем, раньше она была воспитательницей в детском доме, и привычка поучать осталась в ней на всю жизнь. Под носом у нее темнела полоска усов. Муж ушел от Варвары Александровны много лет назад, и она жила со своей сестрой, занимая две лучшие комнаты в квартире.
– Опять? – удивился Павел. – Мы же собирали месяц назад.
– У нас опять сгорела проводка. Кто-то пользуется дополнительными электроприборами, – сообщила соседка и тут же уточнила: – А вы не знаете, кто?
– Нет, конечно, – пробормотал Павел. – Можно, я заплачу завтра? Я получу расчет на киностудии и заплачу.
– Вы ушли с работы? – подозрительно спросила Варвара Александровна. – А на что вы теперь будете жить?
– Я не ушел с работы… – Спорить или возмущаться не было никаких сил. Да и бесполезно. Павел знал это по собственному опыту. – Я перешел работать на телевидение.
– На наше телевидение, – фыркнула соседка, – там один разврат и обман. Ничего хорошего. Вас взяли работать на телевидение?
– Да.
– И вы будете теперь вести передачи? – удивленно спросила она.
– Нет, меня взяли оператором.
– Я так и думала. Для ведущего вы слишком нетелегеничны, – победно заявила Варвара Александровна, – но вообще-то это гнусное место. Вы напрасно ушли с киностудии.
– Я как-нибудь обойдусь собственным умом, – рискнул пробормотать Павел.
– Не хамите, молодой человек, – сразу же перешла в наступление Варвара Александровна, – у вас ведь временная прописка в столице. И учтите, что мы вас с трудом переносим.
Он почувствовал, что сейчас не выдержит, но следующие слова соседки ошеломили его.
– Это еще и опасно, – сказала она. – Сегодня вечером убили Алексея Миронова. Он, по-моему, был единственным приличным человеком в этой компании и…
Увидев его ошеломленное лицо, она замолчала. Он повернулся, взглянул на часы. Сейчас по другому каналу должны передавать новости. Он бросился к телевизору, забыв закрыть дверь, переключился на другой канал. И увидел лежащего на полу подъезда Алексея Миронова. Ведущий скорбным голосом сообщал, что сегодня в подъезде своего дома убит известный тележурналист Алексей Миронов. Камера крупно показывала убитого.
– Не может быть, – выдохнул Павел, – не может быть…
Он продолжал что-то бормотать, соседка испуганно заглянула в комнату. Она хотела что-то добавить, но когда он повернулся и она увидела его лицо, то внезапно поняла, что ей лучше молча удалиться. Что она и сделала. Павел продолжал стоять перед телевизором, слушая подробности о смерти Миронова.
Через два дня были похороны. Павел стоял в огромной толпе журналистов, пришедших отдать последний долг убитому коллеге. Выступали потрясенные преступлением друзья погибшего, уже была сформирована специальная группа для расследования убийства, в нее вошли сотрудники прокуратуры, ФСБ и МВД. Во всех газетах были опубликованы некрологи и репортажи. Казалось, что преступление будет раскрыто через неделю, через две, через месяц, через два, через год…