Глава 3
Концепция агрессивного буддизма. Это словосочетание пришло Илье на ум во время работы над переводом небольшого произведения одного малоизвестного немецкого автора по фамилии Шульц. В той повести антагонист был чертовски спокоен, и при этом умудрялся заражать своим спокойствием всех остальных, даже если для этого приходилось проламывать их черепа битами или топорами. Звали его Рихтер, и он являлся преступником, однажды познавшим учение Будды и достаточно серьезно переработавшим его в своем искалеченном сознании. Чтобы достичь состояния «нирваны», он готов был убивать тех, кто каким-либо, прямым или косвенным, образом мешал ему это сделать. В итоге, конечно же, ни к чему он не пришел. Ему помешал супергерой, которого в новостных сводках прозвали не иначе как Человек-Человек. Отличался он от остальных представителей странного, можно даже сказать, безумного общества тем, что был самым простым человеком, и в погоне за несбыточными мечтами не участвовал.
Он просто жил по совести.
«Свихнувшее современное общество Запада, – констатировал Илья. – Но мы ли лучше в своем притворстве, изображая идеальное общество?»
Илья все не мог понять, кому потребовался перевод подобного рода произведения. Все же, в Союзе Пропаганда была всегда, размышлял он, хоть и смягчила свой суровый нрав в последние двадцать лет. Общество Нового Коммунизма не должно пропитываться идеями, не несущими в себе признаки добра, целеустремленности и веры в Партию. Да и насчет тиражей книги и даты выхода не было известно ровным счетом ничего. Продолжая размышлять, а попутно и переводить страница за страницей повесть, Илья пришел к выводу, что кому-то из партийных работников захотелось прочитать что-нибудь эдакое втайне от своих коллег. Получалось, что он занимался работой на конкретного клиента. Эксклюзив.
– Можно было бы подставлять имена неприятелей в текст, – предложил Илья самому себе. – Вот будет партиец читать, а тут его недруга прикончили с особой жестокостью. В рамках повести, разумеется. Можно было бы даже сделать его главным злодеем. Партиец-психопат. С каменным лицом, с каким-то сумасшедшим убеждением, забавы ради косит своих врагов как крестьянин траву. Вот умора была бы. Просто комедия какая-то…
Абсурдность своего мышления Илья пресек небольшим перерывом в работе. Он встал из-за рабочего стола и прошелся по небольшому кабинету, вдоль стен которого, к слову, располагались стеллажи с книгами самых разных авторов. Книги, многим из которых было уже много лет, имели свой неповторимый запах, и, находясь внутри своего кабинета, Илья ощущал это лучше, чем где-либо еще. Следствие разложения химических соединений, из которых состоит любая книга. Время делает свое дело с пугающей фанатичностью. «Жаль только, что люди от разложения не пахнут, как книги, – подумалось Илье. – Можно было бы выставлять их в стройные ряды. Как книги. Но что за глупости приходят мне сегодня в голову? Не является ли это следствием знакомства с этой безобразной книженцией?»
Было еще небольшое окно, выходящее во двор. Илья закурил и оперся руками о подоконник, в очередной раз вглядываясь в будто бы застывший вид двора. Он размышлял о том, может ли буддизм нести в себе признаки агрессии. Совсем недавно он прочитал в газете о странном случае гонения мусульман в одной из европейских стран. Агрессорами, как ни странно, выступали именно буддисты. И все это происходило в той части Света, где большинство жителей – католики. Факт, который немало насмешил Илью.
Освобождение от страданий. Но как могу я освободиться от них, если уже с трудом различаю, что для меня благо, а что – нет? Где те страдания, от которых должен я освободиться, вырвавшись из этого круговорота рождения и смерти – сансары, для которой свойственны эти самые страдания?
Для Ильи буддизм, как и любая другая религия, был лишь темой, на которую он мог потолковать с самим собой или с кем-либо другим. Он был, можно сказать, теоретиком, и практической стороны вопроса никогда не касался. С таким же любопытством мог углубляться он в вопросы мироздания с точки зрения христианства, да вот только принять для себя одну-единственную истину не мог и, более того, не хотел.
Вскоре он вернулся к работе над переводом повести. Его почему-то настигло невероятное по силе своей желание поговорить с автором произведения. «Кто он, и что творится в его голове? – задавался вопросами Илья. – Судя по его работе – полный бардак. Но какой хороший автор не заряжен частичкой сумасшествия? Мне ли самому это не знать?»
Отель располагался посреди безжизненной, холодной пустыни. Солнечный диск словно был размазан огромным столовым ножом по краю неба, так что ярко-желтое перемежалось с темно-синим, создавая тем самым какие-то особенные оттенки природы, свойственные лишь для заполярных широт. Арктическая тундра во власти легкой метели. Снег. Можно было с легкостью на душе сказать, что отель располагался «в живописной местности».
Постояльцы не то чтобы убегали от чего-то. Да, они оказались посреди холодной пустыни не по своей воле, но воле чужой не противились и приняли ее, можно сказать, с твердой верой в хорошее начало.
Расположению отеля был особенно рад белый медведь. В конце концов, климат заполярных просторов был для него очень даже подходящим. Тот факт, что его вытащили из берлоги, где он в угнетающей тишине спал вместе со своей сожительницей-самкой и тремя детенышами, не слишком уж расстраивал. С самкой прямо перед спячкой у них сложилось определенного рода недопонимание. Им нужно было время понять, что хорошо, а что – не очень для них самих и для их детенышей.
Безымянный главный герой то и дело чувствовал холод, но не потому, что отель окружали холодные просторы тундры; и не потому, что порой котел отеля не мог справиться с отоплением большого количества номеров, а также других помещений, и температура падала до минимально допустимой нормы, прописанной в соответствующих нормативных документах. Просто он был мертв, причем смерть свою либо не помнил, либо просто не знал в лицо. Он был поставлен перед фактом собственной смерти по прибытии в отель.
Зато он чувствовал много жизни в телах и действах двух молодоженов, которые даже в холодном снегу умудрялись «развлечься». Один раз мертвец даже застал их за делом. Случилось это в коридоре на втором этаже отеля. Вместо того, чтобы удалиться в смущении, он с завороженным видом наблюдал за тем, как покачивались груди девушки, пока она прыгала на своем новоявленном муже. Тот лежал на полу, напрягая тело и погружаясь в жену с животной силой, так, будто хотел разорвать ее на части.
Жена, прикусывая губу в порыве страсти, внимательно смотрела на безмолвного зрителя, и у того начинали трястись руки и стыть и без того холодная кровь в жилах. Она будто бы призывала его ввязаться в тот мир похоти, которым они с мужем окружили себя. Соблазнительное предложение, от которого было непросто отказаться…
В то время, как мертвец наблюдал за сношением двух молодых людей, в столовой маленький внук шестидесятилетней бабушки силой мысли подогревал тарелку супа, прежде чем взять в руки ложку и пообедать так, будто никаких необычных действий даже и близко не было.
За ребенком, обладающим паранормальными способностями, сидя за соседним столом в гордом одиночестве, наблюдал глухонемой бисексуал с головой рыбы. Он слышал шум моря, и все, что его окружало, каким-то невероятным образом погружалось под толщи соленой воды, где света так мало, а тайн так много…
– Товарищ Рыба, – обратилась к нему бабушка шестидесяти лет. – Не находите ли вы сегодняшний обед изысканным?
Товарищ Рыба кивнул, прочитав по губам вопрос пожилой женщины. Он едва заметно улыбнулся. Рыбья морда была скупа на эмоции, зато запах от нее исходил весьма и весьма специфический.
Бабушка посмотрела на внука, который тем временем принялся гнуть ложки и вилки, выложенные ровными рядами на столе.
– А ну, перестань быстро! – прикрикнула она на ребенка.
Тот, конечно, мог бы обратить свои таланты против родственницы, но не стал этого делать. Быть может, с годами его разум посетит та оформленная злоба, которой обладают лишь взрослые люди. Быть может.
Эйфория разлилась по лицу девушки, и легкий румянец вспыхнул на ее щеках. Ее оргазм наблюдал мертвец. Ему казалось, что он может чувствовать то же, что и она. Будто его чувственные возможности были направлены в тот момент строго в направлении пары…
Илья очнулся ото сна посреди ночи. Луна светом своим пробивалась сквозь окно. На мокрой простыне невозможно было оставаться. Хотелось ходить. Сердце тревожно стучало в груди, так, будто оргазм ощутил и сам владелец странного сна.
Снова ему снился странный отель с его странными посетителями. Совпадение ли? Илья провел по волосам рукой, тихо застонал. Ему и пожаловаться на подобное было теперь особо некому. Раньше, будучи одной из вершин любовного треугольника, лежа в постели с двумя девушками, обласканный чувствами и заботой внутри, он мог позволить себе излить свою душу наружу. Выплеснуть ее, как воду из переполненного сосуда.
Оставшуюся часть ночи он спал неспокойно. Сновидений либо больше не было, либо он моментально забывал их при каждом новом пробуждении. Ему казалось, что он, руководствуясь принципом матрешки, все ближе и ближе подбирался к миру реальному. Вполне возможно, что двигался он в обратном направлении.
Будний день в центре большого города. Все то же жаркое солнце, что было и вчера, зависло в небе и не собирается убираться восвояси еще как минимум пять часов. Прохлада ленинградского метрополитена, его характерный запах сменяется теплым ветром и запахом выхлопных газов. Автомобили, что муравьи, облаченные в стальную броню, несутся по Невскому проспекту в сторону Адмиралтейства и обратно, в сторону Московского вокзала, в сторону Старо-Невского. Зеленеет трава на лужайке перед Казанским собором.
Илье нравится наблюдать за тем, как жизнь протекает мимо него, пока он сидит за столиком на террасе и потягивает холодное пиво из запотевшего бокала. Он жует арахис, делает следующий глоток. Прохлада окутывает его приятной пеленой, чуть дурманит, но соображает он по-прежнему здраво. По крайней мере так, как мог соображать раньше.
Терраса расположена на крыше одного из самых высоких зданий центра города. Чудный вид, приятная обстановка. Илье нравится проводить здесь время в одиночестве, читать интересную книгу или просто думать о своем. Ему кажется, что и время замедляется в такого рода атмосфере. К черту Теорию относительности Эйнштейна, – говорит он сам себе и вспоминает про Парадокс близнецов.
Путешественник и домосед. Братья-близнецы. Они похожи, как две капли воды, и стрелки их часов движутся одинаково. Но это пока один из них не отправится в далекое космическое путешествие. После все изменится. Путешественник однажды вернется домой, а вот домосед по-прежнему будет находиться на своем месте, в отчем доме. Часы путешественника, по логике, будут отставать. С другой стороны, относительно путешественника двигалась Земля, потому должны отставать часы домоседа. Противоречие.
Думая обо всем этом, Илья смотрит в небо, но видит лишь ограниченную крышами соседних домов голубую равнину и солнечный диск, потерявший форму из-за слепящего света. Где-то там, далеко, быть может, существуют наши отражения. Наши точные копии. Зеркала времен и пространств, огромные, непостижимые. Мы не может различить эти зеркала, какими бы умными мы ни были, ведь все это за пределами нашего понимания.
Оставаясь в мыслях своих, Илья и не заметил, как за один из столиков ресторана присела красивая девушка, облаченная в легкое платье небесного цвета. Длинные каштановые волосы. Строгий взгляд зеленых глаз, изогнутые брови.
Она заказала коктейль. Пригубила его. На бокале остались следы красной помады. Признак существования в этом мире. Она осмотрелась по сторонам, словно ожидая увидеть кого-то. Все же, ее внимание не привлек никто из присутствующих. Никто, кроме Ильи.
Он почувствовал ее взгляд на себе, но не подал виду. Лишь спустя минуту, а то и более, повернул голову, как будто бы невзначай, и посмотрел на девушку. В тот момент его пробрало странное чувство, похожее не то на испуг, не то на удивление. Пальцы рук безвольно сжались, как будто одним мощным ударом перебили все нервные окончания.
Эта девушка танцевала танго с мертвецом. Теперь она молча курила тонкую сигарету. Поначалу Илья даже засомневался, прекрасно понимая, что он мог просто обознаться. В конце концов, он видел тот рекламный щит всего лишь один раз в своей жизни. Как много видел он реклам, детали которых не замечал? Сотни, может даже тысячи. Лица актеров он тоже никогда не запоминал, ведь особого интереса в плане актерской игры они не представляли.
В этот раз, безусловно, все было иначе. Дело было даже не в роковой красоте девушки, что сидела за столиком и потягивала коктейль, и даже не в том, что она каким-то магическим образом была связана с мужчиной, который сиганул под поезд метрополитена прямо на глазах Ильи. Просто он ясно почувствовал, что девушка обладает какой-то особой тайной, которая волновала его разум многие годы. Это было неявное, почти незаметное волнение, которое, все же, сильнейшим образом повлияло на жизнь Ильи.
Взгляды девушки и Ильи в какой-то момент пересеклись, и время застыло в страшном ожидании. Застыли звуки, свет, движение. Момент времени содержал в себе чересчур много энергии, и оттого его распирало, разрывало на части. Момент должен был лопнуть, как надутая грелка или перекаченная покрышка автомобиля, но девушка вовремя отвела свой взгляд.
Она подозвала официанта и попросила принести ей счет за выпитый коктейль. В какофонии звуков Илья мог с уверенностью различить ее голос, низкий и чуть с хрипотцой, какой бывает у женщин со сложным характером и вредной привычкой выкуривать не меньше пачки сигарет в день. Такой голос он уже много раз слышал в своей жизни.
Когда девушка, оплатив счет, встала из-за стола и направилась к выходу, Илья, чуть выждав, кинул на стол деньги за выпитое пиво, после чего стремительно поднялся и направился за ней. Он не знал, как будет действовать дальше, но его ноги сами несли его вперед. «Придумаю что-нибудь – сказал он самому себе. – В конце концов, у меня есть логическое объяснение своему поступку… Есть ли, на самом деле?»
Он чуть было не потерял ее из виду, когда вышел из здания на улицу. Несмотря на разгар рабочего дня, людей на улицах было полным-полно. Туристы курсировали от одной достопримечательности к другой. В центре города их было очень много. Слышалась иностранная речь.
Она шла неспешно, так, будто просто прогуливалась по пылающему огнем июля городу. В тот день было действительно жарко, отчего спина Ильи покрылась потом. Он стянул с себя пиджак и остался в белой рубашке и брюках. Его взгляд то и дело ловил ее силуэт среди нагромождения незнакомых и не столь важных фигур.
Девушка пересекла Невский проспект и двинулась прямо по Малой Конюшенной, где в тот момент проходила книжная ярмарка. Илья – следом за ней. В какой-то момент ему показалось, что она оборачивается, и его слежка раскрыта, но то был лишь результат волнения, мимолетное помутнение сознания. Девушка все так же размеренно продолжала свое движение, а вот Илья, казалось, набирал все большую скорость. Адреналин в крови заставлял его двигаться быстрее, а ладони холодеть и покрываться испариной.
Двигаясь меж книжных лавок, прорываясь сквозь толпы покупателей и просто любителей поглазеть на книжные обложки, Илья неожиданно для себя вспомнил свое детство – то время, когда все казалось больше, выше, загадочнее. Он вспомнил, как ходил на рынок вместе с матерью, и как толпы людей заставляли сердце маленького мальчика биться тревожно. Он не боялся людей, но он боялся находиться среди множества людей.
Детский страх аукнулся во взрослом возрасте. Напомнил о себе будто бы между делом. Агорафобия – страх толпы. Многие еще называют это демофобией. Но, как бы не называли это состояние, этот иррациональный страх – суть остается прежней. Илья чувствовал себя крайне некомфортно, находясь в толпе людей.
Ему вспомнилась та темная, покрытая волосами рука, которая потянулась к его плечу во время очередного похода на рынок вместе с матерью. Он отстал от нее буквально на несколько шагов. Мать была слишком занята покупками, да и это нормально.
– Эй, мальчик, – голос того мужчины был грубым, и жесткий южный акцент делал его еще более непривычным для слуха юного Ильи. – Иди-ка сюда…
Волосатая рука потянула его за плечо в одну из палаток. Темную, мерзкую палатку. Илья никогда не отличался наличием огромной физической мощи, но в тот момент его сознание будто бы выплеснуло в мышцы чудо-препарат, эдакое волшебное зелье, которое заставило маленького мальчика рвануть вперед что было сил…
Девушка, которую преследовал Илья, свернула в небольшой переулок. В узком, до неприятного интимном пространстве меж домов постройки 19-го века тайна могла вскрыться в любую секунду. Ведь взгляды уже пересеклись однажды. Пиво, казалось, пенилось внутри Ильи и просилось наружу. Не к месту урчал желудок, требуя порцию чего-нибудь съестного, а удары сердца становились все более частыми.
Девушка свернула за угол. Илья последовал за ней.
– Кто вы?! – налетел он на резкий вопрос, слетевший с ее губ.
Девушка теперь стояла прямо перед ним и внимательно смотрела ему в глаза. Илья почувствовал себя напакостившим ребенком, но то было какое-то рефлекторное, мало сочетаемое с реальностью чувство.
– Я… просто мне показалось, что я видел вас, – ответил Илья, запинаясь.
По мостовой, около которой они находились, в тот момент проехал грузовик, так что за шумом двигателя Илья не совсем расслышал то, что сказала ему девушка в платье небесного цвета. Он просто смотрел на ее губы, так зачаровано, будто не видел ничего прекраснее в своей жизни.
– Это Марк тебя послал следить за мной? – донесся до слуха Ильи новый вопрос. – Отвечай мне!
Казалось, что девушка была готова засадить ему по голове сумочкой, которая весела через плечо. Ее щеки заметно покраснели.
– Никто не посылал меня следить за вами, – Илья вернул себе утраченное самообладание. – Просто я видел вас на рекламном щите… ваше фото. И фото того мужчины.
– Это самая глупая отговорка из всех, что мне довелось слышать, – лицо девушки искривилось в гримасе отвращения. – Я знаю, это он. Марк.
– Послушайте меня! – Илья попытался взять девушку за оголенное запястье, но та отпрянула в сторону, чуть было не угодив с тротуара на мостовую. – Я не знаю никакого Марка. Меня зовут Илья, и я ничего не знаю о вас.
– Зато я, кажется, хорошо помню твое лицо…
Сказав это, девушка резко развернулась и отпрыгнула от Ильи на мостовую. И все бы получилось удачно, и она, вполне возможно, сбежала бы от своего преследователя, если бы не автомобиль, который ехал по мостовой со скоростью никак не меньше пятидесяти километров в час. И если бы водитель в тот момент не отвлекся на телефонный звонок, то, вполне возможно, столкновения удалось бы избежать, или хотя бы удалось минимизировать повреждения. Но скорость была неизменна, и тормоза сработали лишь в тот момент, когда тело девушки перелетело через крышу автомобиля и, преодолев по воздуху пару метров, ударилось с силой о камень мостовой.
Илья вздрогнул от неожиданности. Более того, он схватился за стену, пытаясь удержаться на ногах. В глаза словно выстрелили чернилами, и мир погас. После появились блики, очертания. Появился странный силуэт девушки. Ее поза была неестественна.
Былая красота в одно мгновение испарилась. Лицо было залито кровью, а голова деформирована. Правая нога была выгнута колесом, и из-под коленки торчала заостренная кость. Платье небесного цвета было перепачкано. Сумочка лежала в стороне.
– Господи! – вымолвил водитель автомобиля, когда, выбравшись из салона, увидел труп девушки, лежащий на мостовой.
Илья стоял на месте пару секунд, после чего сознание вернулось к нему, а взгляд стал осмысленным. Силуэты приняли прежние очертания, и цвет вернулся к окружающим вещам.
Он посмотрел на водителя, который судорожно набирал на мобильном телефоне номер скорой помощи. Он видел, как другие автомобилисты открывали двери и высовывались из салонов, пытаясь разглядеть последствия аварии. Проходившие мимо пешеходы останавливались. Некоторых пугало увиденное, некоторых заставляло в исступлении стоять на месте. Шум нарастал.
Поддавшись какому-то внутреннему импульсу, Илья двинулся вперед. Он подхватил сумочку и рванул подальше от места происшествия. Вслед ему полетела ругань, а кто-то из толпы даже попытался было догнать Илью, да только ничего не вышло.
Мимо проносились лица людей, двери ресторанов, витрины магазинов. Шум города звучал все более насыщенно, отчасти грубо. Сознание возвращалось к Илье стремительно, и он бежал так быстро, как никогда в своей жизни…