Глава 2
Раздавив окурок о хрустальную пепельницу, Илья твердо решил для себя, что сегодня же поедет к Кристине. Эту встречу он откладывал уже много дней, находя каждый раз новое оправдание. На самом деле, в начале того лета он был не слишком уж и загружен работой. Вернее, работы у него в принципе не было. Лишившись места переводчика иностранных текстов в редакции (а Илья попал под внезапное сокращение штата) и получив за последнюю изданную книгу более-менее приличное роялти, он теперь был ничем не скован и полностью открыт новым предложениям. Другое дело, что вариантов трудоустройства было не так уж и много.
Кристина была его бывшей девушкой. С ней все так и не дошло до логического продолжения, и тому были веские причины. На вопрос о том, зачем ему встречаться с бывшей, Илья никак не находил подходящего ответа. Да и не хотел находить. Он поддавался чувствам, которые взыгрывали в нем время от времени. Оправдываться ему было не перед кем.
Илья соскочил с подоконника, на котором просидел добрых пятнадцать минут, наблюдая за людьми на улице, натянул на ноги брюки, надел на худое и бледное (достаточно стройное и не слишком отвратительное) тело белую сорочку, повязал галстук-бабочку, схватил со стола ключи от квартиры и двинулся в сторону выхода. Спустя несколько минут он уже шел по улице, сдувая с кончика носа назойливый тополиный пух. Руки он спрятал в карманы брюк, голову чуть опустил. «Самый неприметный из всех приметных кретинов…» – сказал он про себя, характеризуя свой внешний вид.
Илья лукавил. Вообще, он был похож на типичного представителя молодой интеллигенции Ленинграда, как внешне, так и внутренне. Носил большую часть времени брюки и клетчатый пиджак. Выглядел так, будто сошел со страниц романа «Мастер и Маргарита» Булгакова. Прошла сотня лет с момента написания этого произведения, и мода прошлого века вновь возвращалась к людям, порой в совершенно неожиданных интерпретациях. Время насыщается новыми мыслями. Время – пустой сосуд, который каждый из нас может наполнить чем-то своим, особенным.
К нынешней политике Партии Илья относился не то чтобы с пренебрежением, но с молодой и задиристой снисходительностью; всячески порицал желание многих сограждан быть до мозга костей верными советским традициям и противостоять плавному и не особо болезненному вливанию западной культуры в образ мышления и быт современного общества СССР. Читал иностранные журналы и газеты (благо, обладал хорошим знанием английского и немецкого языков), был в курсе международных событий, даже когда те с присущей ей скрупулезностью скрывала вездесущая Цензура. К Пропаганде относился так же, как и к радикально настроенным просоветским личностям – с усмешкой и непониманием однобокости мышления.
На дворе был 2010-й год, и мир все так же был биполярен, как и полвека назад, хоть и закончилась Холодная война, и сошла на нет гонка вооружений. Возможно, где-то в параллельной реальности СССР и развалился, но только не там, где существовал, дышал и думал о своей бывшей девушке Илья.
Он сидел на пассажирском сидении автобуса, следовавшего по маршруту номер одиннадцать, и сонным взглядом провожал витрины универмагов, типовые девятиэтажные дома и те автомобили, что мчались по широкому проспекту, пролегавшему вдоль городского парка. Он видел все это, наверное, сотни раз, но каждый раз все выглядело будто бы иначе. Словно мир не стоял на месте и менялся с такой завидной частотой, с которой хотелось бы меняться в своих суждениях и самому Илье.
Ему казалось, что он застыл. Повис в состоянии невесомости, и теперь мог лишь наблюдать за тем, как земля отдаляется от него с каждой новой секундой. Секундой, которая, в свою очередь, с превеликим удовольствием превращалась в час, а там и в целый год.
Илья думал о маршруте номер одиннадцать. Две единицы. Два одиночества. Как он и Кристина. Было что-то магическое в тех числах, тех местах и тех событиях, что связывали их жизни. «Быть может, где-то наверху есть особый план, – размышлял Илья. – Ну а мне просто нужно следовать инструкциям. Замечать то, чего не могут замечать другие…»
Взгляд его блуждал по лицам людей. Нет, не озарялись все они счастьем, как бывает в голливудских мюзиклах в самый разгар повествования. Но и назвать их угрюмыми в теплый летний день было бы неправильно. Жители Ленинграда любят погожие дни, хотя такая явная зависимость от погоды всегда казалась Илье лишь надуманностью, глупостью. Общественным неврозом, если угодно.
Покинув автобус, Илья зашагал по дорожке, извивающейся вдоль тополей. С полос автострады, расположенной неподалеку, доносился рев мощных двигателей. Тревожно гремел подъезжающий к остановке трамвай. Пух продолжал падать на землю, что тот снег в начале ноября; самый первый снег новой зимы.
Лифт поднял Илью на седьмой этаж жилого дома. Хорошо знакомая площадка, на которой было выкурено так много сигарет. Призрачный свет даже в разгар дня – будто другая реальность. Воспоминания волной захлестнули Илью, но в этот раз он не поддался на провокации души. Уж очень не хотелось ему в сотый раз выглядеть мямлей перед бывшей девушкой. И ее любовницей.
Илья постучал в дверь, зная, что звонок по-прежнему не работает. У него все никак руки не доходили до починки этой привычной в быту вещицы. Так и не дошли.
Открылась дверь. Перед ним стояла симпатичная девушка в легком платье томно-кремового цвета. Ожерелье украшало ее тоненькую шею. Растрепанные темные волосы хорошо подчеркивали ее острую, под стать характеру, отчасти мужественную внешность.
– Неожиданно, – сказала она, оглядев незваного гостя с ног до головы. – Чем обязана такому визиту?
– Ты же знаешь, что я пришел не к тебе, Лена, – сухо ответил Илья. – Где Кристина?
Последовала пауза. Лена заглянула в квартиру, после чего громко выкрикнула имя подружки. Илья услышал шаги.
Кристина, словно в противоположность Лене, являлась изящной блондинкой с чуть припухшими губками и светлыми глазами. Илья помнил те дни, когда он был без ума от этой разницы между девушками. Теперь же она его невероятно раздражала.
– Привет, – сказала Кристина, увидев Илью. Едва заметная улыбка тенью пробежалась по ее губам.
Незваный гость ничего не ответил. Как будто позабыл про то, что нужно здороваться при встрече. Забыть в тот момент он готов был о многом. И снова душевное беспокойство брало над ним верх. Могло показаться, что он получает от этого удовольствие. Желание и страх…
– Впустишь меня? – спросил он после недолгой паузы.
– Конечно.
Кристина сделала жест рукой, приглашая тем самым пройти Илью в прихожую квартиры. Лена оценивающе посмотрела на гостя, после чего легкомысленно хмыкнула и удалилась в дальнюю комнату, оставив после себя едва уловимый запах дорогого парфюма.
– Будешь кофе? – спросила Кристина, когда они с Ильей прошли на кухню. – Может, чего покрепче?
– Давай пока на кофе остановимся.
Кухня была небольшой – вполне типичной для домов постройки конца шестидесятых годов прошлого века. Даже новый ремонт не мог скрыть присутствие какого-то особого духа старины, поселившегося в этой квартире. «Старины, которая когда-нибудь, рано или поздно, станет новизной, – добавил про себя Илья. – Время движется по кругу, если посмотреть с определенного ракурса. Спиралью извиваются годы – если смотреть иначе. Тем не менее я не единожды ловил себя на мысли, что жизнь рано или поздно приводит меня к началу из самой, казалось, дальней точки. Конечной точки…»
– Расскажи мне, чего у тебя в жизни происходит, – сказал он Кристине, которая к тому времени включила электрический чайник и закурила сигарету.
– Ничего не происходит, – ответила она, поставив пепельницу на середину кухонного стола. – Я не работаю, провожу дни и ночи дома. Просмотрела все сезоны «Советского счастья». Заново. Ты смотрел этот сериал?
– Не думаю, что он бы понравился мне, – усмехнулся Илья. – Ты же знаешь мои вкусы.
– Иногда мне кажется, что не знаю.
Кристина выпустила кольцами сигаретный дым, немного посмаковав вкус попавшего на губы табака. «Она курит слишком много, – подумал Илья. – По полторы, а то и две пачки в день. Я и с пачкой не справляюсь иногда. Со временем ее кожа станет дряблой от никотина, смолы и всей той гадости, что мы вдыхаем. Ее прелестная грудь обвиснет, черты лица уже не будут такими мягкими. Она окончательно станется стервой, которую я буду ненавидеть больше, чем любого другого человека в своей жизни. Но все это будет после. Не сейчас. Не на этой кухне, не в этой квартире. Сейчас я все еще люблю ее. Или же просто верю в это…»
– Лена пашет на работе за двоих, – продолжала говорить Кристина.
– Стало быть, она теперь за мужика в этой квартире? Только яиц у нее нет…
– Почему тебе всегда хочется говорить о ней в таком тоне? Ведь раньше ты… мы все были вместе, и это каждого из нас устраивало. Что же с тобой произошло? Почему ты так изменился?
Илья выдохнул. Ему нечего было ответить. Вернее сказать, все свои ответы он уже проговорил не раз и не два, да вот только Кристина как будто бы не хотела слышать их, оставаясь наедине со своей правдой и своим видением ситуации.
– Ты не думал над тем, чтобы вернуться?
– Вернутся куда? – в голосе Ильи послышалось раздражение. – К вам? Разбить ваш прекрасный союз? Я говорил тебе, Кристина, что мне нужна только ты, и все. Никого более. Лена… это было излишне. Да, я поддался на искушение, и продлилось это, быть может, дольше, чем нужно было. Мы заигрались, и все, – он выдержал паузу. – Но это не жизнь. Я имею в виду, втроем. Не то, чего хотел бы я.
– А что есть жизнь? Как все, просыпаться по утрам с недосыпом, ходить на работу, тихо ненавидеть друг друга за невымытую гору посуды на кухне или, еще чего хуже, за вечно поднятый стульчак в туалете? Вся эта рутина не по мне.
– Да просто ко многим вещам можно относиться иначе. Проще.
Закипела вода в чайнике. Кристина поднялась из-за стола, открыла настенную полку, достала из ее недр баночку растворимого кофе. Приготовила напиток Илье и себе. Кофе и сигареты. Диета, проверенная годами.
Илья подошел к ней сзади и обнял за талию. Уткнулся носом в ее короткие светлые волосы. Он чувствовал изгибы ее тела. Ему хотелось водить по ним, оголенным, ладонью, как будто бы снимая с Кристины пелену тумана, сквозь которую ему сложно было разглядеть всю ее прелесть. Хотел раздеть ее.
Та кухня, на которой они находились, все еще помнила любовные ласки прошлых дней. Он, она и Лена. Память Ильи все еще хранила в себе воображаемые снимки двух подружек, сливающихся в томном поцелуе, ласкающих друг дружку ухоженными тоненькими пальчиками. И не важно, что соседи могут прознать о странных забавах молодых за стеной. Страх лишь прибавлял желание, укреплял его, просачиваясь в самые потаенные уголки сознания. То было время страсти, которая не знала границ морали и норм приличия. Не вчитывалась в законы, по которым могли осудить.
– Я хочу тебя, – практически шепотом произнес Илья. – Только тебя одну.
Кристина громко и тревожно вздохнула. Она, как и Илья, знала, чем все это закончится. Все же, надежда на взаимопонимание еще виднелась вдали, подобно путеводной звезде.
Илья сильнее прижался к Кристине, так, что она почувствовала его чрезмерное возбуждение. Его руки скользнули вперед, опустились ниже.
– Я не могу выбирать между вами, – тихо ответила Кристина.
Момент лопнул, как лопается воздушный шарик от чрезмерного наполнения его воздухом. Чем ближе к наслаждению, тем выше ставки в этой чертовски увлекательной игре. Можно сорвать куш, а можно и проиграться по полной программе.
Илья отошел от Кристины. Его взгляд устремился за окно. Вид городского двора с его пешеходными дорожками, детскими площадками и пушистыми кронами деревьев не мог отвлечь Илью от скверных мыслей, за которые он сам себя ненавидел. Порой ему хотелось взять Кристину за волосы и хорошенько ударить ее. Выбить все те идеи, присутствие которых не оставляло возможности жить нормальной жизнью.
Иногда Илье казалось, что это необходимая жестокость. Нет, он никогда не посмеет ударить ее. Уж лучше себя. Уж лучше переломать себе пальцы тяжелой дверью. Взяться за дверной косяк одной рукой, а второй приложить все усилия…
В своих мыслях он уплывал слишком далеко. Он буквально ощутил боль, но то была лишь шутка разыгравшегося воображения. Возвращаться было тяжело. Тяжело было понимать, что он снова и снова стучит в дверь, за которой, вполне вероятно, все давным-давно умерло. Это как с котом Шредингера. Нет стопроцентной уверенности в том, что внутри, за дверью есть кто-то живой. Только опытным путем можно понять, какая из двух вероятностей стала истиной.
– Но выбирать нужно, – наконец, продолжил разговор Илья. – Иначе никак.
– Кто это сказал? – Кристина возмутилась лишь самую малость. Вообще, она не особо давала волю своим чувствам. – Неужели я не могу сама для себя решить, что мне больше подходит? Мне кажется, я имею право на это. И как в тебе уживаются два таких человека?
– Какие еще два человека?
– Диктатор и романтик. Ты хочешь запереть меня в клетку с полом, усыпанным лепестками роз. Где мне будет комфортно, на твой взгляд. Но это не так. Я не нуждаюсь в клетке. Я хочу жить иначе.
«Иначе никак! – закричал внутри себя Илья и тут же приструнил свой внутренний голос. – Это лишь твоя истина. Не ее…»
– Мне пора, – коротко сказал Илья и, не взглянув на Кристину, вышел из кухни.
Лена встретила его в прихожей. Она улыбалась, прекрасно понимая, что снова выиграла в этой битве двух начал. Проигрывать, как и многие другие женщины, она не умела, зато выигрывать – очень даже. Сдержанность великолепия. Колкость улыбки.
Илья лишь на секунду взглянул на Лену, после чего схватился за ручку, резко открыл дверь и покинул квартиру. Лифт он ждал с нетерпением. Оказавшись внутри него, он с силой стукнул по видавшей виды стенке. Лифт колыхнулся, будто бы готовясь отправиться на дно шахты лифта с огромной скоростью. Можно сказать, что Илья готов был «сквозь землю провалиться».
Вечером того дня он вновь сидел в салоне автобуса, двигавшегося по маршруту номер одиннадцать. Он смотрел на небо, подернутое пеленой темноты предстоящей ночи, и мысли его были столь же далеко, сколь и звезды на небе. «Мы рассуждаем про расстояния избыточно и неверно, – подумал Илья. – Самые дальние дороги порой куда сложнее понять…»
Привычные взгляду эпизоды жизни большого города сменяли друг дружку, но что-то невероятно остро выбивалось теперь из столь обыденной картины. Илья почувствовал прилив страха. Он вновь увидел того мужчину из метро. Увидел мертвеца.
Да только теперь взгляд его падал на Илью с огромного рекламного щита, установленного рядом с проспектом. Он застыл в полном уверенности и страсти повороте танца. Танго с незнакомкой. Ее черное вечернее платье, его фрак.
Илья долго и внимательно изучал рекламный щит. Столь внезапное совпадение выбило его из привычной колеи мышления, так что теперь он был полностью поглощен мыслями о незнакомом мужчине, которого видел единственный раз в своей жизни. Но почему же тогда он казался ему таким знакомым, этот самый мужчина? Неужели память где-то дала сбой? И эта женщина… ее лицо, ее взгляд проступили ярким отпечатком на обратной стороне души Ильи.
– Обезболивающее, – наконец усмехнулся он, когда взгляд его добрался до названия рекламируемого препарата. – Черт возьми…
Засмотревшись в окно, Илья и не заметил, как сам стал объектом пристального внимания. Кондуктор, явно навеселе, с ядовитой ухмылкой смотрел на единственного оставшегося в салоне автобуса пассажира. Лицо его напомнило Илье маску трагика из древнегреческого театра. Вся жизнь – игра, не правда ли?
Кондуктору – полноватому мужчине возрастом далеко за сорок лет – должно быть, сделалось скучно, раз он встал со своего места и присел рядом с Ильей. Не самое лучшее соседство, но Илья не сказал ни слова, когда кондуктор присел рядом. Он все так же внимательно продолжал всматриваться в виды города.
– Ты не подумай ничего, товарищ, – протянул кондуктор. – Лет двадцать назад меня бы за такое состояние выперли с работы, ну а теперь… всем наплевать. Рыночная экономика, гомосексуалисты, кока-кола – страна на куски разваливается…
– Ну да, – кивнул без особого интереса Илья.
– Ну да… – протянул, словно эхом, кондуктор. – Знаешь, а я, когда выпью, с мертвецами общаюсь…
Илья усмехнулся.
– Ну а что ты смеешься? Смешной, что ли?! Нет, отнюдь, парень, я тебе правду говорю. Они точно живые, только никто их не видит. Сидят себе, вот как ты сейчас, смотрят по сторонам, ну… ах, да ладно, все равно ты мне не поверишь!
Кондуктор скорчил гримасу, махнул на своего собеседника рукой и побрел восвояси. Илья вздохнул с облегчением, уселся поудобнее, откинул голову назад и закрыл глаза.