ГЛАВА 3
Башня
Мы быстро пересекли поле и подошли ко входу в башню. Я даже не удивился, что он располагался не по центру, а сбоку, у самого низа треугольной стены. Когда мы завернули за угол, у меня округлились глаза и открылся рот. К стене, казавшейся древней, были словно прилеплены яркие светящиеся кубики-комнаты с прозрачными стенами. Можно было рассмотреть детей в каждой из них, занятых чем-то своим. У меня захватило дух. Катя посмотрела на меня и улыбнулась.
– Хочешь скорее попасть внутрь?
– Конечно!
– А как ты чувствуешь себя?
Я задумался на мгновение.
– Очень хорошо! – сказал я и впервые вспомнил о шарике, запертом в сейфе в начале поля.
– Тогда продолжим наш путь, но для начала нам надо подкрепиться.
Наконец мы вошли в здание. Справа от нас вверх уходил длинный коридор, вдоль стены располагались рельсы и платформа, а рядом с ними – обычная лестница с площадками напротив каждой комнаты. Мне стало немного не по себе: я понял, что платформа нужна для детей в инвалидных колясках, которые не могу подниматься сами.
Катя открыла дверь слева от нас, и мы очутились в кафе. Конечно же, и оно было необычным: ни одного одинакового стула, да и стульями назвать их было сложно. Скорее, кресла. Тут было и желтое пушистое, словно цыпленок, кресло, и кресло-яйцо; кресло, похожее на огромное облако, кресло с крыльями и еще много других. Столы круглые, деревянные. У этой комнаты прозрачной была лишь одна стена, она выходила на скалу, увитую цветущими растениями, и фонтан в форме ракушки. У противоположной стены располагался длинный узкий стол, холодильники-витрины, как в магазинах, несколько обычных холодильников, духовка, плита, шкафчики.
Катя дала мне минутку, чтобы я смог походить по кафе и хорошенько осмотреться. Кроме нас, здесь никого не было.
– Миша, выбирай для нас место, а я пока посмотрю, что есть в холодильнике.
– Ура! Здорово!
Как здесь было интересно! Я рассмотрел каждое кресло и выбрал для себя похожее на чашку, сделанное из какого-то очень мягкого материала. Кресло-чашка снаружи было ярко-голубым, а внутри коричневым, словно в него налит чай. В этом кресле было так удобно сидеть! Как будто в маленьком домике. Для Кати я выбрал кресло-цыпленка с высокой мохнатой спинкой и белыми гладкими подлокотниками. Столик мне понравился в центре зала. Я уже направлялся к Кате, как вдруг заметил в углу самое удивительное и красивое кресло: спинка высокая, красная внутри, а по бокам его будто бы обнимали два больших ярких оранжево-желтых крыла, сделанных из блестящей ткани, которая словно горела под светом ламп.
– Вот это да! – воскликнул я.
– Что ты нашел? – спросила Катя.
– Я думаю, кресло самого Феликса! Оно похоже на феникса!
– Молодец, ты верно рассудил. Хочешь в него сесть?
Я замялся, посмотрел на кресло-чашку.
– Мне больше нравится мое.
Катя ухмыльнулась.
– Тогда иди сюда, будешь помогать готовить для нас еду.
– А разве это не кафе?
– Кафе, кухня, ресторанчик. Не важно, как называть. Я думаю, это все вместе. Вот скажи, ты умеешь готовить?
Я не ожидал такого вопроса. Мне же всего десять лет! Чтобы не показывать Кате, что я что-то не умею делать, я сказал:
– Я помогал маме раньше, ну, пока не заболел. Потом она стала приносить мне еду в комнату.
– А почему?
«Как это почему? – не переставал сопротивляться голос у меня в голове. – Мама любит меня, я заболел, она ухаживает за мной». Я молчал, ничего не говорил.
– А дома ты мог бы сам спуститься вниз и покушать на кухне? Или даже помочь маме?
– Иногда я чувствовал себя хорошо, и тогда, думаю, мог бы.
– Почему ты загрустил? – спросила Катя, увидев, что от этого разговора я повесил нос. – Я не ругаю тебя. Я же знаю, что мама заботится о тебе, а ты еще не такой взрослый, чтобы самому готовить себе обед.
Я вздохнул с облегчением: меня не ругают и не стыдят.
– А представь, как было бы здорово, если бы ты однажды пришел к маме и помог ей готовить ужин? Или же если мама заболеет, а ты принесешь ей вкусную еду в комнату? Как, думаешь, она отреагирует?
– Маме будет очень приятно! Вот только я сам не умею готовить.
– Миша, это совсем не сложно. Я тебя сейчас научу.
Продукты, которые Катя достала, показались мне совсем не аппетитными: курица («Это грудки», – уточнила она), стручковая фасоль, огурцы и помидоры. Мне понравилась булка для тостов и черничный джем. Грудки мы с Катей быстро порезали на тонкие кусочки, разложили их на противне, полили соусом и отправили в духовку. Потом слегка обжарили фасоль с приправами и яйцом, сделали салат из овощей, намазали тосты джемом, заварили чай. Во время приготовления Катя рассказывала мне, как правильно пользоваться плитой, солить, определять готовность еды.
Когда все было готово, мы накрыли на стол и принялись кушать.
– Вкусно! – сказал я, попробовав курицу. – Даже фасоль почему-то вкусная!
Особенно я гордился салатом, ведь соус для него я приготовил сам. Когда мы приступили к тостам, я залез с ногами в кресло и уютно разложил вкруг себя подушки.
– Ну что, понравилось готовить?
– Да! Оказалось не так сложно, как я думал.
– А мне очень понравился салат, возьму твой соус на заметку.
Мне было приятно это слышать, кажется, я даже немного покраснел.
– Катя, а почему здесь никого нет?
– Наверное, мы пришли в такое время: уже не завтрак, но еще не обед. Думаю, нам повезло! И ты смог выбрать себе кресло по душе. А теперь нам пора идти дальше. Готов?
– Конечно! – воскликнул я и проглотил остатки тоста целиком.
Готовить с Катей было интересно, но все же комнаты наверху гораздо больше занимали мое воображение. Мы встали из-за стола, прибрали за собой и вышли, затворив дверь. В коридоре мы встретили еще одну женщину, с которой Катя по-дружески поздоровалась. С ней была девочка, очень маленькая и бледная. Она сидела в инвалидной коляске, колеса которой были разноцветными. А когда девочка двигалась, они мигали разными цветами.
– Классная коляска! – не сдержавшись, сказал я. – Сама сделала?
Девочка сначала с опаской посмотрела на меня, но потом, видимо, приняв за своего, ответила:
– Мне помогли, – она скромно улыбнулась и посмотрела на женщину рядом.
– Меня зовут Миша, а тебя?
– Я Аня.
– Привет, Аня, – я важно пожал ей руку. Она была такая маленькая и хрупкая, что рядом с ней я чувствовал себя взрослым и умудренным жизнью мальчиком.
– Ребята, – обратилась Катя к Ане и ее сопровождающей, – кафе в вашем распоряжении, а нам пора идти дальше.
Мы попрощались и пошли по лестнице вверх.
– Катя, а разве Аня сможет сама готовить?
– Я думаю, помогать она вполне способна. А уж соус вкусный смешать точно у нее получится, как думаешь?
Я нахмурился: почему-то я считал, что никто не сможет сделать соус вкуснее моего.
– Она выглядит очень грустной. И соус у нее может получиться кислый.
– Миша, аппетит приходит во время еды, как говорится. Ты вначале тоже думал, что у тебя не получится, – Катя хлопнула меня по плечу. – И не бывает двух одинаковых соусов. Каждый, кто готовит, вкладывает в него свое понятие о вкусе, капельку воображения и даже настроения.
В этот момент мы подошли к двери, ведущий в первый яркий куб. Табличка на ней гласила «Рисование». И мы вошли.
Эта комната напомнила мне художественный класс в школе, только более продвинутый. Тут было все для рисования: и настоящие холсты на мольбертах, и огромный шкаф с красками, кисточками, фломастерами и карандашами, и грифельные доски – всего не перечесть. У мольберта стояла девочка лет шести с золотыми волосами, одетая в льняной передник. Что она рисовала, я не видел. Стены комнаты были расписаны разными картинами: на самой большой кто-то изобразил ночную улочку, освещенную ярким желтым светом фонарей, а над ней – высокое синее небо и яркие звезды, похожие на бумажные фонарики. «Где-то я уже видел такую картину», – подумал я. Другая стена меня впечатлила куда больше – на ней был нарисован дракон, летящий над крошечным городком.
– Ну что, нравится? – спросил меня мужчина, возникший из-за перегородки в правом углу комнаты.
– Да, очень, особенно дракон.
– Меня зовут Маркус, я хозяин этого класса и один из Искателей.
– Миша, – обратилась ко мне Катя. – Я оставлю тебя сейчас с Маркусом и вернусь, когда вы закончите. Если тебе будет что-то нужно, или почувствуешь себя неважно, обращайся сразу к нему, хорошо?
– Конечно, Катя.
– Тогда пока! – и она вышла из комнаты.
– А кто такие Искатели? – спросил я.
– Хм, давай присядем и я тебе расскажу. Куда ты хочешь сесть?
Я выбрал маленький красный глянцевый стол в углу комнаты. К нему были приставлены такие же невысокие стульчики, как в детском саду. «Пойдет», – подумал я, а потом вдруг хихикнул, представив, как высокий Маркус будет за него садиться.
– Ага, ну ты и хитрец! – сказал он. – Ну что же, посмотрим, что можно сделать.
Маркус наклонился к стулу, нащупал рукой что-то под сидением, нажал, и из-под него тут же выдвинулись три дополнительные боковинки. Потом нажал снова, и ножки, став в два раза длиннее, отъехали к краям нового сидения. Последним жестом Маркус убрал спинку стула, который выглядел теперь как обычный табурет, подходящий для взрослого. Честно говоря, у меня открылся от изумления рот: так быстро, тихо и ладно сработали механизмы. Маркус поставил стул на пол.
– Вот так-то лучше, – произнес он и присел возле стола. – А, нет, еще один момент.
Похожие манипуляции он проделал со столом – тот стал повыше и шире в два раза.
– Вот это да! – воскликнул я. – Интересно, как они сделаны!
– Хм, здорово, что ты оценил. Возьми, пожалуйста, с полки два листа бумаги и что-нибудь для рисования.
Я выбрал обычные альбомные листы, набор маркеров для себя и карандаши для Маркуса.
– А теперь вы, то есть ты, расскажешь мне, кто такие Искатели?
– Да, только вначале ты должен узнать историю нашей Земли трех чудес. Слушай мой рассказ внимательно. Пока говорю, я буду рисовать, не возражаешь?
Я кивнул и наклонился к нему поближе.
– Итак, давным-давно жил-был на свете мальчик, звали его Феликс. Вырос он в небольшом городке под присмотром бабули. Бабуля очень любила внука, заботилась о нем и передавала ему все свои жизненные мудрости. Шло время, и Феликс вырос в статного юношу, крепкого телом и открытого душой. Тогда же он и заметил, что время идет, а бабуля почти не стареет и улыбается все так же задорно, как и в его детстве. Однажды утром, перед тем как идти на работу, юноша спросил у нее: «Бабуля, а почему ты не стареешь? Сколько тебе лет?» – «Сто двадцать три, мое солнышко». – «Не может быть! – изумился Феликс. – У тебя есть секрет?» Бабушка загадочно улыбнулась и ответила: «Сегодня вечером приходи после работы сразу домой. Никого с собой не бери. Принеси букет полевых цветов и воды из реки. И после того, как солнце зайдет, мы побеседуем с тобой о жизни». Юноша был очень заинтригован и весь день думал только о предстоящем разговоре. Однако ему не суждено было произойти: в городе начался сильнейший пожар, который унес жизни сотен людей, в том числе и бабушки Феликса. Когда юноша возвратился домой, он нашел лишь обугленные черные стены и пепел, который некогда был садом. Феликс долго горевал. Бабушку он похоронил на высокой горе под старым дубом. На мете сожженного дома он выстроил новый, посадил молодой сад.
На листе Маркуса появились первые линии. Сначала это были просто несколько кругов разного диаметра, расположенные один в другом. Постепенно круги заполнялись деталями, которые сплетались воедино и образовывали замысловатую картину: там был и маленький мальчик, и его бабушка, и их маленький домик, и сад. Потом он нарисовал пожар, и полевые цветы, и дуб. Рисунки закручивались в спираль, переходили из одного в другой. Миша смотрел на них, как завороженный. Маркус продолжил:
– Целый год он исправно трудился, ухаживал за садом. Он так и не узнал секрета долголетия бабушки. Но решил собрать воедино ее советы и увековечить их в книге. А потом он встретил девушку Надю и предложил ей связать их жизни. Тогда у него и появились первые признаки болезни. И Феликс решил поехать в большой город к известным врачам, чтобы те сказали ему, как излечиться. Но они лишь беспомощно разводили руками и отмеряли ему время жизни, словно боги. Феликс вернулся домой с тяжелым сердцем. Он поведал свою историю Наде. Она была очень расстроена, ведь она любила Феликса. Но он решил, что больше не должен тревожить ее душу и пропал, ушел из города. Где он был и чем занимался, никто не знает, говорят лишь, что упал он до самого дна и даже не узнавал свое отражение. Однажды затуманенный разум привел его в родной город, но он не узнал и его. Несколько часов бродил Феликс по улицам. Люди шарахались от мужчины, как от прокаженного. Наконец он пришел к берегу реки. Сколько Феликс просидел там, неизвестно, пока не заметил на противоположном берегу девушку, баюкающую младенца. Он узнал в ней Надю, и тут же неведомая сила повела его к ней прямо через реку. Надо сказать, что река-то была горная, вода в ней быстрая и холодная, камни на дне острые. Но все же Феликсу каким-то чудом удалось добраться до противоположного берега. Вода отрезвила его, смыла дорожную грязь. Когда он выбрался на берег неподалеку, Надя сначала испугалась, а потом узнала в этом человеке того, кого полюбила и от кого родила малыша. Феликс сел рядом, и они молчали некоторое время. «Это твой сын, – решилась сказать она. – Возьми его на руки». Ослабевшими руками Феликс взял малыша и сначала осторожно положил его к себе на колени, а затем крепко прижал к груди. Сомнений не было – сын его, до того он был похож на папу. «Я ждала тебя, Феликс. Я чувствовала, что ты вернешься к нам. Твой сад цветет, и дом ухожен». Тогда Феликс заплакал. Что-то открылось его измученному разуму и он сказал: «Наденька, жди меня еще два года. Я исцелюсь для тебя и сына и вернусь к вам, чистый духом и телом». Молодая женщина заплакала и пообещала ждать его ровно два года. Затем Надя достала из сумки книгу, которую Феликс писал о своей бабушке. «Возьми, она тебе пригодится. Я внесла в нее несколько своих строк». Мужчина обнял ее и сына, поцеловал и, взяв книгу, снова ушел. Он странствовал два года, побывал во многих уголках света. Жил с мудрецами в уединении гор, пас овец на равнинах с пастухами, встречался с учеными, что живут в больших городах, и везде, где он был, посещал библиотеки. Порой Феликс забредал в самые темные и страшные места, и жизнь его несколько раз висела на волоске. И вот, спустя два года он вернулся домой. Надя дождалась его, как обещала. Говорят, что Феликс нашел смыл своей жизни, понял, что он может сделать для нашего мира, и излечился от своей болезни. И с тех пор он начал воплощать свой смелый проект в жизнь. В нем – Маркус обвел рукой комнату – мы сейчас и находимся.
Я сидел, пораженный историей Маркуса.
– Неужели сейчас такое случается? Ведь это же настоящее чудо – то, что случилось с Феликсом.
– Как видишь. Феликс знает многое и многим делится с нами.
– А ты знаешь, сколько ему лет?
– Нет, – улыбнулся Маркус. – Но мне кажется, что больше ста.
– Ого! Так не бывает!
– Спроси у него сам при встрече, может, тебе он ответит.
– Маркус, ты не сказал, кто такие Искатели.
– О, хм, – снова загадочно улыбнулся Маркус. – Искатели – это те жители и работники города, которые умеют определять, что в этом мире дух каждого нашего гостя может преобразить лучше всего, или, говоря по-простому, какой у тебя есть талант.
– А зачем?
– Отличный вопрос, Миша. Не все его задают. Когда ты знаешь, каким талантом или талантами ты обладаешь, как их можно развить и что с их помощью сделать, ты находишь радость в своем сердце. Ты меньше грустишь. Ты сосредоточен на добром деле. Когда порядок у тебя в душе и в мыслях, близкие люди тоже радуются и могут искать свою тропу, продолжая быть рядом и не меньше любя тебя. И всем это хорошо для нашего мира, как считаешь?
Я нахмурил брови, потому что мне надо было время, чтобы это понять.
– Что ж, я напишу тебе это на листике и отдам. Поразмышляй, когда захочешь.
Маркус быстро записал свои мысли на обратной стороне рисунка и передал его мне. Я перечитал слова, убедился, что его почерк мне понятен, сложил лист и заметил нарисованную на четвертинке башню, в которой мы сейчас находились. Я жадно развернул рисунок и обомлел: из всех тех маленьких деталей, что рисовал Маркус, складывалась картина прекрасного феникса, обнимающего крыльями шар и смотрящего прямо на меня. А в деталях по-прежнему были мальчик, бабушка, домики, сад и полевые цветы. Я решил, что это лучший рисунок из всех, что я когда-либо видел, и сразу же сказал об этом Маркусу.
В этот момент в комнату вошла Катерина. Она попросила меня немного подождать за столом, а сама перекинулась парой слов с Маркусом. О чем они говорили, я не слышал.
– Ну что, Миша, как ты себя чувствуешь? Готов идти дальше?
Я согласно кивнул. Следующая комната меня разочаровала. В ней веселая дама с красными щеками попросила меня помочь ей пришить знак Бэтмена на плащ. Я должен был держать желтый кусок ткани в форме летучей мыши («Это аппликация, дорогой», – сказала дама), пока сама она проворно ворочала плащ под иголкой швейной машинки. Я нечаянно зевнул (так скучно мне было), и не успел повернуть вовремя аппликацию, отчего шов сбился. «Сейчас мне влетит», – подумал я.
– Дорогой, не переживай, это беда не беда. Ты только скажи мне, насколько тебе неинтересно?
Я чуть было не сказал из уважения, что мне интересно и я хочу продолжить, но вовремя вспомнил правила этого лагеря.
– Если честно, то совсем неинтересно. Извините.
И я отчаянно покраснел. Язык у меня даже не поворачивался назвать эту даму на ты. Такой она была взрослой и пышной, хоть и добродушной.
– Дорогой, ты не должен извиняться! Сейчас придет Катерина, и вы двинетесь дальше! В путь! К исследованиям!
А тем временем Катерина уже входила в комнату. Она поблагодарила даму, и мы ушли. За следующие полтора часа я побывал в комнате, стены которой были полностью завешены тяжелыми бордовыми шторами, как в театре. Там очень худой и улыбчивый молодой человек, сидя за пианино, поинтересовался у меня, какая на улице нынче погода, а потом предложил спеть с ним пару куплетов из разных песен. Мы закончили быстро: голосом меня природа не одарила. Далее следовала комната с музыкальными инструментами, где парень с длинными черными волосами и большой серьгой в ухе поинтересовался у меня, играю ли я на чем-нибудь и не хочу ли научиться. Я посмотрел на барабанную установку, которая блестела в центре. Парень (он представился, как Инкер) понимающе улыбнулся, показал мне несколько ударов, и я от души побарабанил. Кажется, Инкер был не в восторге от моей игры, но сказал приходить снова, если я хочу.
В коридоре я спросил Катерину:
– Следующим будет зал танцев?
– Нет, дружочек, потанцевать ты сможешь с ребятами на улице в свободное время позже. Как ты чувствуешь себя? Устал?
– Немножко.
– Не мудрено, – Катя взглянула на часы. – Близится время ужина.
Я подумал, что, наверное, сейчас мы будем возвращаться обратно в наш деревянный домик, но Катя подвела меня к следующей комнате, которая оказалась очень уютной спальней. В ней было четыре кровати из темного дерева, сделанных из огромных бревен, рядом с каждой стояла тумбочка и стул. Также на потолке висели специальные направляющие для штор, которые могли бы отделить каждую кровать от других. Стены были обшиты деревянными панелями, а у панорамного окна разрисованы причудливыми картинами. В комнате было еще двое детей, кроме меня, девочка и мальчик. Они оба были старше меня. Девочка – блондинка, одета в серые джинсы, черную футболку, яркие кеды. Смотрела она с прищуром и как-то по-хулигански. Мальчик же был словно ее противоположностью – черты лица расслабленные, взгляд открытый и немного грустный, волосы каштановые, одет в простые синие джинсы и красную футболку-поло с воротничком.
– Ребята, у вас пополнение! – бодро сказала Катя. – Миша, познакомься, это Витя и Синди. Синди приехала к нам из-за океана, но свободно говорит на русском, Витя почти твой сосед. Ребята, это Миша, сегодня он тоже переночует в этой комнате. Миша, выбирай себе кровать.
Я выбрал ту, что была ближе к окну с разноцветным покрывалом и ночником в виде лимона. Витя и Синди смотрели на меня как-то кисло, и мне совсем не хотелось с ними знакомиться. Катя показала мне ванную комнату, которая тоже была необычной, все там было приспособлено для детей, взрослому в ней было бы очень неудобно. Она напоминала мне домик на дереве, только очень аккуратный, словно тут девчонки прибрались. Пол, полки, шкафчики – все было сделано из дерева, под ногами лежал сшитый из лоскутков коврик, пахло хвоей. Освещалась ванная гирляндой из белых лампочек. Катя показала мне, где можно взять чистое полотенце, как пользоваться кранами, и мы вернулись в комнату. Я залез на свою кровать, как вдруг стало очень темно, и комната закружилась у меня перед глазами. Последнее, что я увидел, было склоняющееся надо мной встревоженное лицо Кати.