Территория Ордена, остров Нью-Хэвен
22 год, 16 число 10 месяца, суббота, 10.30
Вчера вечером я вновь скатался на аэродром, к очередному прилету челнока из Порто-Франко, и встретил троих братьев Рамирес и Раулито с такой кучей тюков, что они еле уместились в «сто десятом», невзирая на его размер и багажник на крыше. Попутно я успел пожаловаться начальнику смены охраны аэропорта на причуды Родмана, нагнавшего на остров каких-то непонятных людей, которых едва успеваю встречать. Приказ в сети, подписанный Спенсером Родманом Четвертым, был тому наглядным подтверждением, и я молился, чтобы он сам его случайно не увидел, случись ему все же заняться служебными обязанностями. Вся наша схема держится на его лени и авантюризме, исправься он – и все развалится.
Я привез всех четверых на вторую виллу, где нас дожидался Дмитрий, и сразу назначил всем задания – нечего без дела сидеть, у нас времени в обрез.
На следующее утро я снова приехал туда, одновременно со Смитом. Тот был молчалив, собран, вооружен и экипирован, равно как и ожидавшие его Джей-Джей с папашей. Суеты и настоящих сборов не было – оба уезжали налегке, вооруженные короткими «сто четвертыми» и пистолетами. Мы пожелали друг другу удачи, обнялись, дочь Джо и Бонита расцеловались. Я подошел к Джей-Джей, тихо спросил:
– Ты как? Готова?
– Вполне, – притворно равнодушно ответила она. – За меня не беспокойся, долетим куда надо и как надо.
– Я о другом. – Я взял ее за плечо в знак некоей доверительности: – Если кто-то будет вести себя плохо – не теряйся. Лучше напугать сразу, чем потом мучиться. Тактика террористов, и она всегда работает. Не давай даже мысли у пилота промелькнуть, что возможно сопротивление. Поняла?
– Да, – кивнула она.
– Ну тогда удачи, – отошел я от нее. – Джо, береги девочку. Не давай злодеям вводить ее в сомнения.
– За это не беспокойся.
Они уехали, а мы тоже взялись готовиться. Через час приехали Дмитрий и Карлос, просидевшие со вчерашнего вечера в кустах над домом Родмана. Сейчас их сменили уехавшие туда Маноло и Луис. Оба устали, немного продрогли, и Бонита взялась приготовить им горячие бутерброды. Я спросил у Дмитрия:
– Что и как?
– Вчера около двадцати трех сорока в дом приехал высокий мужчина, рыжий, в разгрузке и с автоматом. – Он достал из сумки компактную видеокамеру, показав ее мне с намеком «сам посмотришь». – На вид ему около сорока лет, по описанию совпадает с Маллиганом. С ним были две девушки-африканки, лет семнадцати-восемнадцати на вид. Ни наручников, ни чего-либо другого я у них не заметил. Рыжеволосый открыл дом ключом, завел их внутрь, после чего вышел наружу. В течение десяти минут он заносил в дом какие-то мешки из полиэтилена, после чего вошел внутрь и больше не выходил. Около двадцати пяти часов приехал серебристый «Рэйндж Ровер», в котором были двое – высокий блондин, на вид примерно тридцать, в легкой рубашке и летних брюках, без оружия, и второй, тоже около тридцати или немного больше, среднего роста, сутуловатый, брюнет с кудрявыми волосами. Оба совпадают с описанием Родмана и Бернстайна. В доме зажегся свет, примерно через двадцать минут оттуда вышел Маллиган и уехал до сегодняшнего утра. Больше из дома никто не выходил. Шума слышно не было, видны были Родман и Бернстайн в гостиной, но девушек не заметил.
Дмитрий налил себе минеральной в стакан, большими глотками выпил, продолжил:
– Сегодня около семи ноль-ноль Маллиган вернулся в дом, уже без автомата и прочего железа, в обычной одежде. В восемь часов сорок минут Родман уехал на своем «Рэйндж Ровере». В девять часов десять минут из дома вышел Бернстайн, двадцать минут плавал в бассейне, после чего зашел внутрь. Больше ничего не происходило. От Маноло с Луисом тоже ничего не слышно – значит, там тишина.
– Что с системами безопасности? – поинтересовался я. – Меня больше всего камеры на фасаде волнуют.
– Камер нет, я осматривал стену по сантиметру все это время, – ответил Дмитрий. – И все вокруг. Все есть на видео, сам посмотришь. Датчиков тоже никаких не заметил. Да там и дверь такая же, как здесь, со стеклами. Родман без оружия ездит, значит, ничего не опасается.
– Хорошо бы так. Иному от оружия опасности для самого себя больше, чем от отсутствия оного, – протянул я. – Раулито!
– Что? – откликнулся маленький подрывник.
– Готов? Выезжаем, – скомандовал я.
– Давно готов. – Раулито показал на спортивный рюкзак, стоявший у выхода.
– Выходим.
Мы с Раулито были одеты в «орденско-служебном» стиле, то есть кобура напоказ, практичная одежда, удобная обувь. Оба в темных очках, я в панаме, а Раулито в берете. Этого обычно достаточно, чтобы никто вокруг не разглядел и не запомнил лица. При мне не было уже привычной «гюрзы», а вместо нее в кобуре покоилась трофейная «беретта» со съемным глушителем. Она сегодня нужнее будет: нечего лишние следы оставлять, случись чего.
Бонита же, напротив, оделась легко и соблазнительно, в яркое и облегающее, под чем негде было спрятать оружие. В руках была небольшая сумочка, но с секретом. Пистолет в женской сумочке – это пошло, его доставать не меньше минуты придется. У этой сумочки снизу отстегивалась и отскакивала в сторону одна из стенок. Движение пальцем – и прямо в руку, да еще и незаметно для окружающих, выпадал бесшумный ПСС, который я ей отдал для этого дела. В самой сумочке лежал еще и ГШ-18 – на всякий случай, если понадобится серьезное оружие.
– Mi Amor, минутку внимания, – окликнул я ее на выходе.
– Да? – обернулась Бонита.
– Твое дело – войти, – сказал я, глядя ей прямо в глаза. – Если тот, кто откроет дверь, поведет себя не так, как надо, – расходуй его сразу. Договорились? Нам их жалеть не надо.
– Договорились, – кивнула она. – Но все же лучше сначала живыми.
– Естественно, – кивнул и я. – Зачем отклоняться от плана? Но если что не так…
– Я поняла.
– Ладно, с Богом!
Мы вышли во двор, загрузились в «сто десятый». Я выехал со двора, прокатил по подъездной дороге и, выехав на Главную, свернул направо. Теперь мне до перекрестка перед гольф-клубом «Нью-Огаста». Там нас будет ждать Катя на служебной машине. Вообще-то она на работу на своей ездит, но на сегодня мы сочли, что ей будет лучше воспользоваться «лэндровером» с эмблемами на дверях. Мало ли кто обратит внимание на ее визит? Две служебные машины у дома начальника – что может быть более объяснимо для случайного наблюдателя?
Через двадцать минут езды мы подъехали к клубу и увидели за перекрестком трехдверный «Дефендер 90». Мы подъехали сзади вплотную, остановились. Я вышел из машины, подошел к водительской двери «девяностого». Катя сидела за рулем – бледная, напряженная.
– Катя, как вы? – спросил я ее, наклонившись к водительскому окну.
– Нормально, – тихо ответила она.
На то, что ей совсем нормально, было не очень похоже.
– Не волнуйтесь, мы сами все сделаем, – сказал я. – Вы только в дверь позвоните – и можете даже не заходить.
– Я с вами пойду. Я хочу все видеть.
Она говорила почти не разжимая губ, глядя прямо перед собой.
– Мария Пилар поедет с вами, – предложил я. – Хорошо?
– Конечно.
Я позвал Бониту, стоявшую в ожидании у правой передней двери нашего «сто десятого».
– Расшевели ее немного, а то девчонка в обморок хлопнется. И вообще присмотри, а то мимо дороги промахнется.
Бонита кивнула мне, затем заулыбалась, подошла к машине Кати, залезла на правое сиденье, чмокнула Катю в щеку.
– Привет.
– Привет, – даже слегка улыбнулась Катя.
– Катя, последний вопрос, – обратился я к девушке. – Другой пистолет взяли?
– Да.
Она взглядом показала на кобуру, из которой торчала рукоятка «Вальтера ППК».
– Мой старый, собственный, нигде не учтенный, – объяснила Катя. – Его не жалко выбросить, если что случится.
– Хорошо, – кивнул я. – Все, с Богом.
Мало ли как пойдет дело в доме. Все же лучше Кате свое оружие с собой не тащить: вдруг случится выстрелить? У нее оружие служебное – возможно, и баллистическая карта с него сделана, следы останутся. Я вернулся к своей машине, где Раулито уже перебрался на переднее сиденье.
– Как она? – спросил он меня.
– Выдержит, – отмахнулся я. – Первое убийство все же. Считай, что в первый раз в первый класс.
– Ага.
Раулито предстоящее трогало мало. Наш маленький минер успел много в жизни повидать, хоть по внешнему виду сразу и не скажешь.
Мы тронулись с места и покатили дальше маленькой колонной. Проехали по извилистым дорогам гольф-клуба, где на поля уже вышли игроки, обогнули клаб-хаус, спустились к виллам на берегу и въехали на полукруглую подъездную дорогу к крыльцу Родмана. Там было пусто – ни души вокруг.
Все вышли из машин, мы с Раулито надели нитяные перчатки. Я бросил взгляд на фасад – действительно никаких камер, решеток или чего-либо другого. Безопасное место этот Нью-Хэвен. Был, по крайней мере.
– По местам, – скомандовал я.
Бледная Катя с лучезарно улыбающейся Бонитой пошли к входной двери, а мы с Раулито встали по бокам. Раулито вытащил пистолет из кобуры, тоже «беретту», навинтил на него глушитель, и я повторил его действия. Нечего зря шуметь. Катя нажала кнопку звонка, и через дверь до нас донесся мелодичный сигнал. Было тихо. Она нажала на звонок еще раз, и в этот момент дверь распахнулась. Бонита, стоящая за Катей, заулыбалась еще шире, послышался мужской голос:
– Кейти? Что-то случилось?
Голос звучал вполне дружелюбно, хоть и несколько удивленно.
– Светлана Беляева попросила нас передать для мистера Родмана этот конверт, который нам прислали… – затараторила Катя голосом примерной первоклассницы.
Все как я ее учил. В этот момент Бонита, продолжая улыбаться, шагнула вперед, поднимая перед собой сумочку, как будто собираясь раскрыть и извлечь из нее тот самый пакет, о котором говорит Катя. Мне было видно, как прямо ей в ладонь выпал ПСС, Бонита еще шагнула вперед, мгновенным, как у гремучей змеи, движением вскинула маленький пистолет на уровень лица и буквально прошипела с неожиданно обострившимся испанским, акцентом:
– Замри, сволочь! Только глазками моргни – убью!
Я знаю, какими бешеными становятся ее глаза в такие моменты. Ей сразу веришь. Невооруженный человек в таком случае замрет, опешив или размышляя, как выкрутиться из неожиданной проблемы. А пока он размышляет… Я кивнул Раулито, и мы с двух сторон шагнули к широкой двери. Прямо перед ней, раскрыв от удивления рот, стоял высокий мужик с круглым конопатым лицом и короткими рыжими волосами. Я схватил его левой рукой за правое плечо, мешая ему потянуться к оружию, вталкивая его в дом и направляя трубу глушителя в лицо, Раулито заблокировал его левую руку, уперев пистолет ему в бок, Бонита вошла следом и за ней Катя, закрыв за собой входную дверь.
Маллиган и вякнуть ничего не успел, как мы с Раулито завалили его лицом в пол. Раулито выдернул у него из кобуры «Зиг-Зауэр Р220»[5] сорок пятого калибра, в модном двухцветном исполнении.
– Бернстайн где? Бернстайн? – зашептал я ему, подпустив в голос оттенок некоей психической нестабильности.
Это помогает: люди, оказавшиеся в таком положении, больше всего боятся психов и неуравновешенных людей, а выглядеть я должен так, что хоть сейчас в Кащенко.
– Где Бернстайн? Говори, изуродую! – продолжал я бубнить.
– В подвале. Он заперся. Он занят… – прошептал Маллиган.
Маллиган был явно и сильно испуган и даже не пытался этого скрывать. К тому же он был растерян, потому что присутствие Кати выбивало почву из-под любой из теорий, объясняющих происходящее. На это я тоже рассчитывал, планируя операцию.
Послышался треск – это на его запястьях затянулись одноразовые наручники. Клиент упакован. Мы с Раулито рывком подняли его на ноги, обыскали. В кобуре на щиколотке нашелся компактный «Kel-Tec».[6] Надо же, взрослый дядя, а таким дешевым барахлом пользуется.
– Кто еще в доме? – спросил я его, с силой ткнув глушителем в голову.
– Никого.
– Веди к Бернстайну, – скомандовал я. – Веди по-хорошему, добровольно, пока я тебя на ленты распускать не начал.
– Нам туда.
Он кивнул в сторону лестницы на второй этаж. Из-под нее лестница поменьше вела в подвал. Я убрал в кобуру «беретту», даже не отвинчивая глушитель, взял его «Зиг-Зауэр», проверил на наличие патрона в патроннике, упер ему в спину и, схватив за левое плечо, за одежду, потащил Маллигана перед собой. Раулито и Мария Пилар нас страховали, а Катя вытащила из кобуры свой «вальтер» и замыкала шествие с очень воинственным видом. Девушки тоже надели перчатки, и даже Катя не забыла это сделать. Похвальная уверенность для первого в жизни боя. Лестница вниз упиралась в деревянную дверь. Я прижал Маллигана лицом к боковой стене и кивнул Боните и Раулю. Они тихо подошли к двери, держа пистолеты на изготовку, открыли ее рывком и быстро вошли.
– Чисто!
– Чисто!
– Нет там никого, – прошептал упертый лицом в стену Маллиган.
Я ударил его рукояткой пистолета по затылку, так что он врезался лбом в стену.
– Тебя не спросили, урод. Вперед.
Я втолкнул его в помещение вроде холла, из которого вели в три стороны три двери. Раулито прижался к стене, встал на колено, взял на прицел ту, через которую мы вошли, тыл прикрыл. Из показаний Хоффмана я знал, что слева находится нечто вроде личного архива Родмана, где и стоит сейф. Справа была обычная кладовка, а массивная звуконепроницаемая дверь прямо перед нами вела туда, откуда выносили тела убитых девушек, и за ней Хоффман ни разу не был. Я подтащил Маллигана к ней.
– Здесь? – спросил его тихо.
– Да, – быстро закивал он. – Она закрыта изнутри и звуконепроницаема.
– Как его позвать?
– Звонок, – показал Маллиган глазами на домофон справа от двери. Обычный домофон, без камеры.
– Скажешь ему, что в доме пожар, – сказал я, вдавливая ствол пистолета ему в спину. – Если он не откроет, я прострелю тебе позвоночник и так оставлю подыхать, а потом взорву дверь. Не вздумай о нем заботу проявить.
– Я дерьма за него не дам, – прошептал Маллиган. – Нажмите на звонок.
Я нажал на кнопку домофона, из динамика донеслось жужжание зуммера. Через несколько секунд послышался голос из динамика:
– Да?
– Мистер Бернстайн, это Маллиган. В доме пожар! Срочно уходим, пока весь первый этаж не загорелся, иначе мы в ловушке!
Хорошо прокричал, выразительно, я сам чуть не поверил. Вот как жить хочет.
– Иду! – донеслось из-под пластиковой сетки. – Отойди от двери и отвернись!
– Понял! Уже!
Стесняется, надо же. Не хочет показывать, как он веселится. Что это с ним, что он такой застенчивый? Я передал Маллигана Боните, взявшей его на прицел, а сам встал перед дверью поудобней. Раздался звук отпираемого замка, дверь начала приоткрываться. Видимо, Бернстайн решил убедиться, что Маллиган и вправду закрыл глазки, как обещал. Или решил понюхать, пахнет ли дымом? Но это мы уже проходили раньше. И я все свои восемьдесят пять килограммов вложил в пинок возле дверной ручки. Послышался стук, крик, что-то с грохотом повалилось с той стороны, я распахнул дверь и шагнул внутрь, держа трофейный «Зиг-Зауэр» двумя руками на уровне глаз.
Они еще и занавесочку повесили сразу за дверью, чтобы точно никто туда не заглянул. Куда не заглянул? А в камеру пыток. Самую обычную, как в Средние века. Никаких атрибутов из секс-шопов, крестов там и кожаных наручников. Пыточная настоящая, как в инквизиции. Дыбы, какие-то другие устройства, о которых знаю, зачем предназначены, но не знаю, как называются. Все на кирпичных стенах развешано, крючья, цепи, щипцы, вороты какие-то, цепи, мать их… И палач с занавеской борется. Оглушен и запутался, оборвал тяжелую плотную ткань на себя, когда падал: удержаться пытался. А вот палач как раз из секс-шопа. Штанишки кожаные, тщедушный волосатый торс ремнями перевязан, картуз кожаный, вроде комиссарской кепочки, в сторону откатился. Какие-то ковбойские сапоги со шпорами на ногах. Принарядился.
Запах в подвале ужасный. Горелая плоть, кровь, экскременты. Пол частично мокрый, и шланг валяется, из него вода течет. Вода стекает в сток в полу. Полы хотел вымыть, что ли? Крови-то, крови… Все в ее потеках, брызгах, пол такой, как на бойне должен быть.
А где девушки? Я обежал взглядом подвал, высматривая их и одновременно боясь увидеть… Нет никого – только этот, уежище в кожаных штанах, встать пытается. Я оглянулся. За мной стояли Бонита, держащая под прицелом скованного Маллигана, и Катя. Катя уже в обморок собралась, кажется. Но это и к лучшему – может быть, не надо Кате смотреть на это. Никому не надо – ни Кате, ни Боните, ни мне, – просто мне деваться некуда.
Палач сумел на четвереньки перевернуться и вдруг попытался так и рвануть от меня. Я догнал его в один шаг и с маху подъемом стопы ударил в промежность. Попал как надо – он лишь охнул и свалился набок, поджав колени. Я лицо только сейчас разглядел. Носатый, узколицый, мешки под глазами. На лбу ссадина от двери. Лысеет заметно. Вроде и молодой, но какой-то потрепанный, таких плюгавыми называют. Это они от своей плюгавости в маньяки подаются – самоутверждаются так. Сначала самоутверждаются, потом скулят, как сейчас.
Где же две девушки? Две девушки здесь должны быть, а их нет. Крови сколько – неужели все из них? Он их что, на куски разрезал? И съел? Не видно их… Только устройства пыточные.
Затем я увидел в дальнем конце камеры пыток две решетчатые двери, за ними – нечто вроде стоячих карцеров. Видны только до середины, их какой-то дикий станок с колодками и цепями заслоняет. Может, он их в камеры запер? Мне не видно, есть ли кто-то внутри. Я проверю…
– На пол его! Держи обоих! – скомандовал я побледневшей Боните.
Она хоть и была в прострации, но поняла меня. Сшибла подсечкой Маллигана, неласково, тяжело уронила лицом вниз, взяла на прицел его и Бернстайна. От Кати уже пользы ждать было бы сложно – она по цвету стала как фаянсовая раковина, что в углу, куда вода текла из крана. Нет, раковина не белая, в ней кровавые разводы розовые: палач руки мыл, когда в дверь позвонили. А Катя просто белая, спиной о стену опирается, и хоть глаза открыты, я даже не понимаю – в сознании ли она.
Я, не опуская пистолета, пошел вперед. Обогнул какой-то стол с деревянными валиками, из которых шипы торчали, залитый кровью, на шипах клочья чего-то и сгустки кровавые. Знаете, как кровь пахнет? Попробуйте медную монету подержать во рту – появится такое же ощущение. Сейчас впечатление такое, что пригоршню мелочи под язык себе высыпал. И жуткий запах паленого – как он, тварь, сам здесь не подох от такой вони?
Прямо за этим столом два свертка. Длинные, с человека примерно. Лежат на полу, бок о бок. Серые большие мешки для мусора, и в них что-то спрятано. Сверху местами скотчем прихвачено. Понять не сложно, что там в мешках: форма сама за себя говорит, но мозг понимать отказывается. Я пощупал через пластик – вроде бы голова, но неправильная. Надо разрезать. У меня маленький выкидной нож всегда с собой – мало ли зачем понадобится? Вот и понадобился. Я выудил его из кармана, выщелкнул лезвие большим пальцем. Оттянул полиэтилен, чтобы случайно не порезать то, что под ним, воткнул лезвие, повел им от себя. Пластик разошелся легко и бесшумно. Я заглянул под него, боясь увидеть то, что под ним. И ничего не понял. Кровавое мясо – и все, даже непонятно, что это. Я надорвал пластик дальше, туда, где прощупывалась голова. Это голова? Это разве может быть головой?
Я судорожно проглотил слюну и отвернулся в сторону. Не сблевать, не сблевать прямо сейчас. Как мантру это повторял. Задышал глубже и чаще, добиваясь гипервентиляции, заталкивая обратно метнувшийся к горлу желудок. Чуть отпустило. Больше не буду в пакет смотреть: не хочу. Я и так все понял, а все подробности мне не нужны – я не по этим делам. Все подробности пусть сам Бернстайн знает, пока живой – благо недолго ему осталось. Сейчас я к нему вернусь… Сейчас…
Я встал, пошел назад. Катя спиной опиралась на косяк двери, ее трясло. Бонита вопросительно смотрела на меня, но тоже была бледной как смерть. Даже ее смуглая кожа побелела. Руки с пистолетом не дрожали, правда. И смотрели они обе с ужасом – видимо, такое у меня было лицо. Маллиган лежал лицом вниз, закрыв глаза, совершенно неподвижно, хотя пальцы скованных рук заметно дрожали. А Бернстайн корчился и скулил.
– Встань, Бернстайн, – сказал я плюгавцу. – Встань.
Голоса своего я не узнал. Странный какой-то, глухой и деревянный. Тот как будто не слышал меня. Я направил на него «зиг-зауэр» Маллигана, щелкнул курком, взводя его большим пальцем. Ненужное движение, ненужный звук: этот пистолет самовзводный, – но Бернстайн замолчал, явно прислушиваясь.
– Бернстайн, открой глаза, – вновь обратился я к нему. – Смотри на меня.
Он действительно приоткрыл глаза, глянул на меня искоса. Что в этом взгляде было? Муть какая-то – то ли страх, то ли безумие, то ли пустота. Грязь. Как в очке сортирном. Такое же…
– Встань, или я начинаю тебя расстреливать на куски.
Бернстайн перевернулся на четвереньки, начал вставать. Появилось желание пнуть еще раз, но подумал, что потом его уже самому поднимать придется. Не хочется к нему прикасаться. Никак не хочется.
– Маллиган, у тебя какие патроны? – спросил я у лежащего родмановского холуя.
– Что? – переспросил тот.
– Какие патроны в пистолете?
– Экспансивные, – испуганно ответил тот. – Разворачивающиеся.
– Хорошо.
Разворачивающиеся – это сейчас хорошо. То, что мне нужно. А Бернстайн все же встал и отступал от меня вглубь пыточной, пятясь спиной.
– Стой.
Я направил пистолет ему в голову. Он остановился, ссутулившись и сжавшись, словно пытаясь спрятаться за самим собой.
– Бернстайн, а что это у тебя? – Я опустил ствол пистолета на уровень живота.
У него член торчал из штанов. Такие штаны у него, что яйца наружу. Чтобы возбуждаться, наверное. Сейчас он не возбуждался – висело все и сморщилось, как гнилой овощ в зарослях грязной травы.
– Ответь мне, Бернстайн.
Он молчал. Его начало трясти, изо рта потекла слюна. Боже, у него даже слезы показались. Но при этом он не издавал ни звука.
– Ты плачешь, Бернстайн? Ты не о них плачешь? – показал я стволом пистолета на пластиковые мешки. – Что ты с ними сделал, сволочь? Я ведь даже понять не смог, что ты с ними делал. Катя, закрой дверь!
Как ни странно, Катя меня услышала. Дверь в подвал захлопнулась.
Конец ознакомительного фрагмента.