На пороге обетованной земли
Медленно, длинными зигзагами поднимался караван по белому склону все выше и выше, и казалось, конца не будет подъему; легкий туман, окутывавший склоны, не позволял видеть его гребень, и снеговой откос скрывался уже в сотне шагов в сероватой мгле.
– Вот так высокая гора! – воскликнул Горохов при одной из остановок на повороте, необходимых для отдыха собакам.
– Мы, вероятно, попали очень неудачно на склон одной из окраинных гор, вместо того чтобы пройти в долину, – предположил Ордин.
– Весьма возможно, что весь южный край земли таков, – заметил Горюнов. – Вспомните, что мы видели впереди скалистой горной цепи высокий снежный вал, протянувшийся далеко; вот на него мы, очевидно, и поднимаемся.
– Странная земля! – сказал Костяков. – Вместо крутых обрывов и скалистых мысов, которые окаймляют острова Новосибирские и Беннетта, здесь такая ровная длинная покать.
– И даже нет ледников, сползающих сверху, а только снег, – прибавил Ордин.
– Да, это странно! Этот склон южный, и снег на нем должен стаивать за лето. Но над ним, как мы видели, поднимается более высокая цепь гор, с которых должны были бы спускаться ледники через этот склон к морю. А мы их пока не видели.
– Единственное объяснение этого странного факта, что за этим снеговым валом лежит глубокая долина и ледники спускаются в нее, – предположил Ордин, – а затем огромным ледяным потоком где-нибудь выходят к морю, как на Шпицбергене.
– Но где же тогда будут кормовища для птиц, прилетающих будто бы сюда, не говоря уже об онкилонах, в существование которых я, впрочем, не верю? – заявил Костяков.
– Потерпите же немного, товарищи, разгадка не за горами, – рассмеялся Горюнов. – Вперед, бодрее!
На следующей остановке барометр показал уже высоту в восемьсот метров над уровнем моря. Туман как будто стал гуще, и Горохов заявил:
– Как хотите, а нужно повернуть обратно.
– Это почему? – воскликнул Горюнов.
– Не видите, что ли? Лезем, лезем, словно на небо. Не может быть такой высокой горы.
– Ох-хо-хо! – рассмеялись все трое, и даже Никифоров присоединился к ним.
– А туман что значит? Вспомните гору Кигилях, которая пускает туман, чтобы люди не могли влезть на нее.
– Ну, Никита, я вижу, ты от каюров суеверия набрался. Туман на высокой горе – самая обыкновенная вещь, особенно в здешних местах. Не видали мы его, что ли?
– Ваша воля, делайте как знаете, а я вас предостерег. Потом не говорите, что Горохов вас в беду завел.
Потянулись дальше и еще через полчаса сквозь поредевший туман увидели наконец несколько темных скал среди снега, еще довольно высоко впереди. Все вздохнули свободнее и с новой энергией продолжали путь; снег стал рыхлее, и хотя уклон сделался пологим, но нарты погружались глубоко, и пришлось уминать дорогу для собак. Поэтому подъем замедлился, и последние полкилометра достались тяжело.
Солнце склонилось уже к закату, когда караван очутился наконец почти на гребне этого высокого снегового увала, где барометр показал девятьсот семьдесят метров. Туман белой пеленой стлался внизу, скрывая почти весь склон и подножие, но через него открывался далекий вид на торосистую равнину моря, расстилавшуюся до горизонта.
Оставив нарты у подножия плоской черной скалы, поднимавшейся невысоко над снегом, все пятеро поднялись на самый гребень и остановились в двух шагах от края огромного обрыва, которым оканчивался этот снеговой склон.
– Ну и чудеса! – воскликнул Никифоров, выразив этим всеобщее изумление перед развернувшейся впереди картиной.
Вместо сплошного снега и льда, которые нужно было ожидать на такой высоте, почти в тысячу метров над уровнем моря, под широтой в 79 или 80°, путешественники увидели перед собой картину пробудившейся весенней природы, хотя была только половина апреля, когда и под Якутском, на 15–17° южнее, весна еле намечается первым таянием снега.
Вниз от края обрыва мрачные черные уступы, на которых белел снег, уходили в глубь огромной долины, расстилавшейся на север до горизонта. На дне ее ярко зеленели обширные лужайки, разделенные площадями кустарника или леса, уже чуть подернувшегося зеленью первых листочков. В разных местах среди лужаек сверкали зеркала больших и малых озерков, соединенных серебристыми лентами ручьев, то скрывавшихся в чаще кустов, то появлявшихся на лужайках. Над более далекими озерками клубился белый туман – они словно дымились. На западе, за этой зеленой долиной, поднималась чуть не отвесной стеной высокая горная цепь, гребень которой был разрезан на остроконечные вершины, подобные зубьям исполинской пилы; на них полосами и пятнами лежал снег, тогда как ниже на обрыве его почти не было. Солнце уже спустилось за эту цепь, и вся долина погрузилась в вечернюю тень.
Цепь гор уходила на север за горизонт, скрываясь в тумане, покрывавшем отдаленную часть долины. Туда же, на север, насколько можно было видеть, тянулась и гряда, на гребне которой стояли наблюдатели и которая была ниже противоположной. На юге та и другая как будто соединялись, совершенно замыкая долину с этой стороны.
Безмолвное созерцание первых минут сменилось оживленным обменом впечатлений.
– Диво дивное, Матвей Иванович! – произнес Никифоров.
– Настоящая обетованная земля! – сказал Ордин.
– Совершенно непостижима эта зелень, эта растительность под такой широтой! – заявил Костяков. – Долина открыта на север, в сторону полюса, словно оттуда идет к ней тепло.
– И неудивительно, что сюда летят издалека птицы, пренебрегая нашим суровым побережьем. Вполне возможно, что сюда скрылись и онкилоны. Но как мы спустимся вниз по этим обрывам с нашими нартами? По ним и порожняком не сойдешь, – заметил Горюнов.
– А вот же звери спускаются! – воскликнул Ордин, указывая на несколько темно-бурых животных с огромными рогами, закрученными спиралью по бокам головы, которые появились на уступе под ногами путешественников.
– Эх, каменные бараны! Вот бы подстрелить парочку на ужин! – воскликнул Горохов.
Между тем животные, очевидно почуяв людей, остановились и в недоумении подняли головы вверх.
Бараны, по-видимому, все-таки были знакомы с человеком, так как, постояв минуту, резко повернули назад и скрылись за выступом скалы.
В это время Горюнов изучил при помощи бинокля гребень в обе стороны от места их стоянки; на северо-восток он повышался, на юго-запад как будто понижался и в этом направлении, может быть, представлял возможность спуска.
– Идем вдоль гребня на юго-запад, – заявил он. – Если есть спуск вниз, то скорее всего там.
– Может быть, придется окружить всю впадину, – заметил Ордин, – чтобы…
– …чтобы убедиться, что спуска в нее для людей нет и что только для птиц она доступна, – подхватил Костяков.
– Ну, что же, придется удовольствоваться на первый раз открытием этой громадной впадины с богатой растительностью среди полярных льдов и немедленно вернуться на материк.
Пользуясь остатком дня, пошли на юго-запад вдоль гребня, который оказался неровным: он то понижался, и здесь снеговое поле южного склона доходило до самого края обрыва, то повышался и представлял скалы или острые грядки. При виде их Ордин вспомнил про свой молоток и освидетельствовал несколько таких выступов.
Все они оказались состоящими из базальта, то плотного, то пузыристого или шлаковатого, представлявшего базальтовую лаву.
– Я начинаю думать, – сказал он, обращаясь к Горюнову, – что ваше предположение, высказанное академику Шенку, что Земля Санникова представляет остаток вулкана, оправдывается. Эта огромная котловина, окруженная кольцом отвесных обрывов, очень похожа на кальдеру[6] большого древнего вулкана, а базальты, встреченные нами внизу и здесь, на гребне, подтверждают это.
– Такое происхождение котловины объяснит нам и существование богатой растительности под этой широтой, – прибавил Горюнов. – Но не будем решать преждевременно, посмотрим, что будет дальше.
По мере движения на юго-запад гребень заметно понижался, но в сторону впадины обрывался так же круто. Сумерки сгущались, но почти полная луна уже поднялась и освещала путь. Прошел еще час.
Горюнов взглянул на барометр – он показывал уже только пятьсот метров над уровнем моря.
– Я думаю, нам придется заночевать на гребне. Луна не осветит спуска на ту сторону, а в темноте идти по неизвестной дороге опасно.
– Найдем ровную площадку и станем, – согласился Никифоров.
– Но если ночью поднимется пурга, нас может смести в пропасть, – заметил Костяков.
– Пурги не будет, – заявил Горохов, – небо чистое, ветра нет, солнце село не красное. Вот разве шайтан захочет наказать нас…
– Будем надеяться, что он помилует, – рассмеялся Горюнов.
Выбрали более ровное и широкое место гребня в промежутке между двумя скалами, поставили палатку, поужинали, но спать не хотелось. Таинственная впадина была слишком близко и возбуждала любопытство. Луна уже освещала более отдаленную часть ее, тогда как ближайшая оставалась в тени; в разных местах серебрились зеркала озер и ленты ручьев среди темного фона лугов и леса.
Усевшись на краю обрыва, все пятеро созерцали лежавшую у ног странную впадину; освещенные луной обрывы противоположного края казались теперь еще выше и круче.
Они поднимались над дном на тысячу пятьсот – тысячу шестьсот метров почти отвесно. И вдруг в ночной тишине из глубины раздалось сначала протяжное мычанье, а затем глухой рев.
– Эге-ге, там зверье есть, коровы мычат! – воскликнул Никифоров.
– А другой кто, который ревет? Уж не сохатый ли? – спросил Горюнов.
– Нет, не сохатый и не бык. Этот зверь словно трубит в большую трубу. И не медведь.
Погадали, какой это может быть зверь, но ни один из известных промышленникам не издавал таких звуков, и все остались в недоумении.
– А это что? – спросил Ордин, указав на засветившуюся вдали, среди впадины, красную точку, похожую на звезду; она то разгоралась, то почти потухала.
– Это, пожалуй, огонек на дне кратера этого вулкана, который, очевидно, не совсем потух, – засмеялся Костяков.
– А не костер ли это?
– На то похоже. Значит, здесь есть люди; может быть, это пропавшие онкилоны? – сделал предположение Горюнов.
Опять воцарилось молчание. Все следили глазами за этим новым загадочным явлением в странной впадине. И вот издалека чуть слышно донеслись звуки, напоминавшие барабанный бой.
– Не иначе как бубен шамана! – заявил Горохов. – Стало быть, люди есть, и огонь ихний!
– А если есть люди, то должен быть и спуск вниз, – заметил Горюнов. – Люди не могли слететь, как птицы, по воздуху.
– Спуск мог быть, но обрушился.
Прошло еще полчаса в молчании, и всех стало клонить ко сну. Но тут новое явление обратило на себя внимание. Несмотря на поднявшуюся выше и ярко светившую луну, дальняя часть впадины стала неясной и скоро совсем исчезла в пелене тумана. Эта пелена медленно ползла на юг, и вскоре вся впадина превратилась в огромное белесоватое озеро слегка волнующегося тумана. Затем он стал подниматься выше и клочьями переползать через низкое место южной окраины, где находились путешественники.
С севера потянуло сырым, но тепловатым ветерком, и скоро гребень, скалы, палатка очутились в густом тумане, через который едва была видна луна.
– Представление кончилось, занавес опущен, и пора уходить! – заметил Ордин.
– Уйдем от греха в палатку! – предложил Горохов. – И как вы себе хотите, Матвей Иванович, а все это – одно наваждение, марево, и земля эта, и леса, и луга, и звери. Вот увидите, завтра проснемся, ничего, кроме снега, не будет, и нам придется ворочаться поскорее.
– Ну ладно, прорицатель, завтра увидим, – ответил Горюнов.
Легли спать, но спали тревожно, потому что собаки по временам поднимали лай и визг, вероятно, чуя каких-то не очень далеких животных.