Вы здесь

Зеленый Марс. *** (К. С. Робинсон, 1994)

После этого Ниргал с трудом мог концентрироваться. Он начал постоянно чувствовать отстраненность от всего, будто проваливался в белый мир и не мог ухватиться за зеленый.

Хироко заметила эту проблему и предложила ему отправиться с Койотом в одно из путешествий. Идея шокировала Ниргала, ведь он никогда раньше и шагу не делал за пределы Зиготы. Но Хироко настаивала. Ему уже семь, говорила она, он почти уже стал мужчиной. Пришло время взглянуть на поверхность мира.

Спустя несколько недель к ним заглянул Койот, и когда он снова засобирался, Ниргал поехал с ним, заняв сиденье второго пилота в его похожей на валун машине и тараща глаза на пурпурную арку вечернего неба из-за низкого лобового стекла. Койот сделал круг, чтобы он смог полюбоваться огромной и сияющей розовой полярной шапкой, возвышавшейся над горизонтом, словно гигантская восходящая луна.

– Трудно представить, чтобы что-нибудь настолько огромное могло когда-нибудь растаять, – сказал Ниргал.

– Ну, это займет некоторое время.

Они неспешно ехали на север. Их машина была замаскирована – покрыта полой каменной оболочкой, температура которой регулировалась и соответствовала температуре окружающей среды. На передней оси располагалось устройство, считывающее рельеф поверхности и передающее его на заднюю ось, где механические скребки восстанавливали рисунок, заметая следы их колес, возвращая камням и песку ровно ту форму, которую они имели изначально. Так что они при всем желании не могли мчаться с большой скоростью.

Очень долго они путешествовали в молчании, хотя молчание Койота отличалось от молчания Саймона. Он мычал, бормотал, переговаривался тихим напевным голосом со своим искином на языке, который был похож на английский, но оставался непонятен. Чувствуя неловкость и робость, Ниргал пытался сконцентрироваться на маленьком фрагменте окна. Местность вокруг южной полярной шапки представляла собой ряд широких плоских террас, и они спускались с одной на другую по дороге, которая, казалось, была заложена в память компьютера. Вниз, терраса за террасой, пока не стало казаться, что полярная шапка стоит на своего рода огромном пьедестале. Ниргал вглядывался во тьму, впечатленный размерами вещей, но счастливый от того, что они не были такими уж грандиозными, как во время его первой прогулки наружу. Это случилось очень давно, но он прекрасно помнил то ошеломляющее изумление.

Сейчас он не чувствовал ничего подобного.

– Я думал, все будет гораздо больше, – сказал он. – Полагаю, дело в кривизне поверхности земли, в конце концов, это маленькая планета.

Как говорилось в планшете: «Горизонт не дальше, чем один край Зиготы от другого!»

– Ага, – ответил Койот, бросив на него взгляд. – Лучше тебе не говорить этого в присутствии Большого Человека, он тебе задницу надерет за такое. Кто твой отец, мальчик? – добавил он.

– Я не знаю. Хироко – моя мать.

Койот фыркнул.

– Если хочешь знать мое мнение, Хироко слишком далеко зашла с матриархатом.

– Вы говорили ей об этом?

– Ручаюсь тебе, но Хироко слушает меня, только когда я говорю то, что она хочет услышать. – Он хохотнул. – Как и все прочие, верно?

Ниргал кивнул, невольная усмешка разрушила его попытки остаться невозмутимым.

– Хочешь узнать, кто твой отец?

– Конечно. – На самом деле он не был в этом уверен. Отец мало значил для него, и он боялся, что его отцом может оказаться Саймон. В конце концов, Питер был ему как старший брат.

– В Вишняке есть оборудование. Можем попробовать узнать там, если хочешь. – Койот покачал головой. – Хироко такая странная. Когда мы с ней встретились, я и подумать не мог, что дойдет до этого. Конечно, тогда мы были молоды, почти так же молоды, как ты, хотя тебе трудно будет поверить в это.

Ниргалу действительно не верилось в подобное.

– Когда я встретил ее, она была просто юной студенткой, экоинженером, умной, как черт, и сексуальной, как кошка. В ней не было ничего от богини-матери мира. Но постепенно она начала читать разные книги, и отнюдь не технические руководства, это продолжалось так долго, что к тому моменту, как она попала на Марс, она уже была чокнутой. На самом деле, она свихнулась гораздо раньше. К счастью для меня, ведь именно поэтому я здесь. Но Хироко, о боже!.. Она была убеждена, что история человечества с самого начала развивалась неправильно. На рассвете цивилизации, заявляла она мне очень серьезно, существовали Крит и Шумер. На Крите была мирная торговая культура, управляемая женщинами, полная искусства и красоты – по факту, Утопия, где мужчины были акробатами, сражавшимися с быками весь день и ублажающими женщин всю ночь. Женщины беременели и боготворили своих мужчин, и все были счастливы. Все выглядит прекрасно, за исключением быков. Тем временем Шумер управлялся мужчинами, которые изобрели войну и захватывали все, что попадалось им на глаза, порабощая целые империи, так с тех пор и повелось. Никто не знает, говорила Хироко, что могло бы произойти, если бы у этих цивилизаций был шанс вступить в борьбу за власть над миром, потому что на Крите случилось извержение вулкана, и мир упал в руки Шумера, да так и остался в них по сей день. Если бы только этот вулкан поразил Шумер, говаривала она мне, все было бы иначе. И может быть, это правда. Потому что история едва ли могла бы стать темнее, чем наша.

Такая позиция удивила Ниргала.

– Но теперь, – осмелился возразить он, – мы начинаем все заново.

– Верно, мальчик! Мы первобытные элементы неизвестной цивилизации. Живем в своем собственном техно-минойском матриархате. Ха! Мне и самому это нравится. Мне кажется власть, которую забрали наши женщины, не так уж интересна. Власть – это другая сторона рабства, помнишь этот отрывок из книги, которую я заставлял вас читать? Хозяин и раб носят одно ярмо. Анархия – единственная настоящая свобода. Что бы женщины ни делали, все оборачивается против них. Когда они всего лишь самки, они работают до смерти. Но когда они становятся королевами и богинями, они работают еще больше, потому что к обычному труду присовокупляется бумажная работа! Это не для нас. Будь благодарен за то, что ты мужчина и свободен как небо.

Ниргалу такой взгляд на вещи казался своеобразным. Но это был способ справиться с красотой Джеки, с ее невероятной властью над его разумом. Так что Ниргал устроился поглубже в своем кресле, разглядывая белые звезды в черном небе и думая о небесной свободе. Свободен как небо!


Южный полюс Марса


Это случилось 22 марта 32-го М-года, LS = 4,20, и южные дни становились короче. Каждую ночь Койот упорно вел их машину запутанными, невидимыми тропами по территории, которая становилась все более и более складчатой по мере того, как они отдалялись от полярной шапки. Днем они останавливались на отдых, а все остальное время ехали. Ниргал старался бодрствовать, но всякий раз засыпал во время ночного перехода и спал еще часть дня, пока день и ночь, время и пространство не перепутались для него окончательно.

Бодрствуя, он постоянно смотрел в окно, на вечно изменяющуюся поверхность Марса. Он все никак не мог насмотреться. В слоистой почве он видел бесконечное множество узоров, многослойные горы песка, рифленные ветром так, что каждая дюна была похожа на крыло птицы. Когда слоистая земля наконец сменилась голым скальным основанием, многослойные дюны превратились в отдельные песчаные островки, разбросанные в мешанине однотонных обнажений и куч камней. Везде, куда бы он ни смотрел, был красный камень – от маленького голыша до необъятных валунов, возвышавшихся над землей, словно здания. Песчаные островки прятались в каждой ямке и выбоине этого каменистого пейзажа, скапливались у подножий каменных гор, на подветренной стороне низких обрывов и внутри кратеров.

А кратеры были повсюду. Сперва они появились как две шишки, наползающие одна на другую, как оказалось – соединенные внешние края низкой горной гряды. Мимо проплывало множество таких плоских холмов. Одни были крутыми и резко очерченными, другие – низкими и почти неразличимыми, были и третьи, с оправой, разбитой более поздними мелкими ударами, так что можно было увидеть отверстия, углубляющиеся в песок.

Однажды Койот остановил машину незадолго до рассвета.

– Что-то случилось?

– Нет. Мы добрались до наблюдательного поста Рея, я хочу, чтобы ты увидел это. Солнце встанет через час.

И они сидели в креслах и ждали рассвета.

– Сколько тебе лет, мальчик?

– Семь.

– Это сколько? Тринадцать земных лет? Четырнадцать?

– Наверное.

– Ого. Ты уже выше меня.

– Ага, – Ниргал не стал говорить, что это не такой уж и высокий рост. – А вам сколько лет?

– Сто девять. Ха-ха! Закрой глаза, а то они выскочат из орбит. И не смотри на меня так. Я был стар в тот день, когда родился, и буду юн в тот день, когда умру.

Они дремали, пока небо на восточном горизонте приобретало глубокий сине-пурпурный оттенок. Койот мычал под нос какую-то песенку, будто принял таблетку омегендорфа, как это часто случалось с ним по вечерам в Зиготе. Постепенно стало ясно, что горизонт очень далеко и очень высоко, Ниргалу никогда не приходилось видеть поверхность на такой протяженности, и одновременно ему казалось, что она заворачивается вокруг них: черная изогнутая стена, лежащая на невообразимом расстоянии, охватывала черную каменистую равнину.

– Эй, Койот! – воскликнул он. – Что это?

– Ха! – ответил Койот, и в его голосе сквозило глубокое удовлетворение.

Небо осветилось, и солнце внезапно раскололо верхний край далекой стены, на минуту ослепив Ниргала. Но по мере того, как солнце поднималось, тени на огромном округлом утесе уступали потокам света, обнажавшего острые, рваные углубления, вдавленные в край стены, настолько огромной, что Ниргал просто ахнул. Его нос прижался к оконному стеклу: его почти пугало, насколько большой была эта стена!

– Койот, что это?

Койот рассмеялся своим тревожным смехом – животный клекот наполнил машину.

– Что, этот мир в конце концов не так уж мал, а, мальчик? Это основание Земли Прометея. Эта территория, появившаяся в результате удара, одна из самых больших на Марсе, почти такая же большая, как равнина Аргир, но удар пришелся сюда, в область Южного полюса, так что половина ее ободка была погребена под полярной шапкой и под опустившимся ландшафтом. А другая половина – это вон тот изогнутый откос. – Он широко взмахнул рукой. – Что-то вроде супербольшого кратера, но частично открытого, так что можно въехать прямо в него. Этот небольшой подъем – лучшее из известных мне мест, чтобы обозревать окрестности. – Он вызвал карту местности и показал. – Мы тут, в фартуке[10] маленького кратера, и сориентированы на северо-запад. Утес – это Откосы Прометея, вон там. Они около километра высотой. Конечно, высота утеса Эхо – три километра, а утес горы Олимп – шесть, ты знал что-нибудь про Олимп, мистер Маленькая Планета? Но и этой малышки будет достаточно для начала.

Солнце поднималось выше, освещая гигантский изгиб утеса сверху. Он был глубоко изрезан ущельями и испещрен маленькими кратерами.

– Убежище «Прометей» расположено на краю вон того большого выступа, – сказал Койот, указывая на левую часть изгиба, – кратера Wj.

Пока они ждали весь долгий день, Ниргал смотрел на гигантский утес, практически не отрываясь, и в каждый момент времени он казался иным, тени укорачивались и перемещались, открывая одни детали и затемняя другие. Годы ушли бы на то, чтобы увидеть их все, и Ниргал понял, что не может преодолеть ощущение, будто гора неестественно, даже невозможно огромна. Койот был прав – близкие горизонты дурачили его, он и не представлял себе, что мир может быть так огромен.

Ночью они заехали в кратер Wj, один из самых больших в гигантской стене. А потом достигли Откосов Прометея. Утес нависал над ними, как вертикальный край самой вселенной. Полярная шапка по сравнению с этой каменной массой была крохотной. А это значило, что гора Олимп, о которой упоминал Койот, должна была быть… Ниргал даже не мог подобрать сравнение.

Внизу, у подножия утеса, в той точке, где монолитная скала почти вертикально вонзалась в песок, нашлась углубленная закрытая дверь. Внутри располагалось убежище «Прометей», анфилада широких залов, обшитых бамбуком, через чистые окна которых удобно было обозревать кратер. Как и Койот, обитатели убежища владели французским, но, обращаясь к Ниргалу, глядя на него сверху вниз, довольно бегло произносили по-английски:

– А ты – Ниргал! Очаровательно! Мы слышали о тебе, мы счастливы тебя видеть!

Небольшая группа устроила ему экскурсию, пока Койот был занят другими делами. Их убежище было совсем не похоже на Зиготу. В общем, там не было ничего, кроме комнат. Несколько больших лепилось к стенам, более мелкие – к большим. Три комнаты из тех, что имели окна, служили парниками, и во всем убежище было очень тепло, вокруг размещалось много растений, картин на стенах, скульптур и фонтанов. Ниргалу было очень тесно и слишком жарко, но невероятно интересно.

Они остались там всего на день, а потом загнали машину Койота на подъемник и сидели так целый час. Когда Койот вырулил из противоположных дверей, они оказались на вершине морщинистого плато, лежавшего прямо за Откосами Прометея. И тут Ниргал был снова шокирован. Когда они находились внизу, у наблюдательного поста Рея, утес ограничивал их поле зрения, и это было понятно Ниргалу. Но на вершине утеса, оглядываясь назад, он видел пространства настолько огромные, что не мог осознать увиденное. Все казалось расплывчатой массой пузырьков и цветных заплаток – белых, пурпурных, коричневых, желтоватых, ржавых, белых, и его мутило от одного этого вида.

– Шторм приближается, – сказал Койот, и Ниргал вдруг увидел, что цвета над ними – это вереница высоких и плотных облаков, плывущих сквозь фиолетовые небеса к солнечному колодцу на западе. Облака, белесые у своих вершин и темно-серые у основания. Их нижний край был ближе к путникам, чем дно кратера. Мир снизу – крапчатая мешанина желтовато-коричневого и шоколадного цветов – никогда не был столь ровным. Ах, эти тени, скользящие в вышине!

А вон тот белый полумесяц в самой середине – полярная шапка! Отсюда они видели весь путь домой! Ледяная шапка дала Ниргалу понимание перспективы, необходимое, чтобы осознать картину, и пятна цвета преобразились в ухабистый, неровный окольцованный пейзаж, испещренный тенями движущихся облаков.

Ошеломляющий акт осознания занял у Ниргала всего несколько секунд, а затем он заметил, что Койот наблюдает за ним с широкой усмешкой.

– Как далеко мы можем видеть, Койот? Сколько тут километров?

Койот лишь усмехнулся.

– Спроси Большого Человека, мальчик. Или сам посчитай! Триста? Что-то около того. Маленький прыжок для больших. Тысячи империй для маленьких.

– Я хочу побывать там.

– Уверен, что хочешь. Смотри! Там, в облаках над полярной шапкой… Молнии, видишь? Вон они – маленькие вспышки!

Они и в самом деле были там – яркие нити света, беззвучно появляющиеся и исчезающие, по одной или по паре в каждые несколько секунд, соединяя облака с белой землей. Наконец-то он видел молнии своими собственными глазами. Белый мир, воспламеняющий зеленый, встряхивающий его.

– Нет ничего лучше бури, – сказал Койот. – Как прекрасно чувствовать ветер! Это мы создали бурю, мальчик. Хотя я думаю, мы можем создать бурю и посильнее.

Но Ниргал не мог представить себе бури больше. Та, что простиралась перед ними, была космически обширной – поразительная, сверкающая цветом, необузданно просторная. Он даже почувствовал некоторое облегчение, когда Койот повернул машину и поехал дальше, а мерцающий пейзаж исчез. Край утеса стал новым небесным сводом позади них.

– Так это все-таки были молнии?

– Ну, молнии… Должен признаться, что молнии – один из феноменов этого мира, которому я не могу найти объяснения. Мне пытались объяснить, но суть от меня постоянно ускользает. Это, конечно же, электричество, что-то связанное с электронами и ионами, положительно и отрицательно заряженными, заряды образуются в грозовых облаках, разряжаются в землю или сразу в обоих направлениях, и вверх, и вниз, кажется, так. Кто знает? Бум-бум! Вот что такое молния, а?

Белый мир и зеленый, трущиеся друг о друга, сцепляющиеся при трении. Конечно.


На плато к северу от Откосов Прометея располагалось несколько убежищ, одни прятались в крутых вертикальных откосах и ободах кратеров, словно Надин подземный проект за пределами Зиготы, другие просто стояли в кратерах под прозрачными навесами куполов, где их могла бы заметить полиция. В первый раз Койот подрулил к ободку одного такого кратера, и они наблюдали через прозрачное покрытие купола за деревней под звездами. Ниргал вновь был удивлен, хотя удивление и не было таким сильным, как потрясение от открывшегося перед ним пейзажа. Здания, такие как школа, купальня, кухня, теплицы и деревья, – все было в основном знакомо, но как они могли скрывать все это у всех на виду? Это сбивало с толку.

И так много людей, так много незнакомцев. Теоретически Ниргал знал, что их в южных убежищах очень много, что-то порядка пяти тысяч, все повстанцы, побежденные в войне 2061 года. Но встретить стольких из них так скоро и убедиться в правдивости этих данных – это было нечто совсем другое. Остановки в неукрытых убежищах заставляли его сильно нервничать.

– Как они могут так жить? – спрашивал он Койота. – Почему их до сих пор не арестовали и не забрали?

– Я сдаюсь, парень. Может, их и могли бы арестовать. Но не арестовали до сих пор, так что они не считают необходимым прятаться. Знаешь, чтобы спрятаться, нужны неимоверные усилия. Нужно проводить термальный инжиниринг, подавлять сигналы электроники и все время держаться вне поля зрения – это настоящая заноза в заднице. И некоторые люди там, внизу, просто не хотят этим заниматься. Они называют себя «полусветом». По их плану, если убежище когда-нибудь отыщут и захватят, большинство уйдет спасательными тоннелями вроде нашего, а некоторые даже припрятали оружие на такой случай. Они поняли, что поскольку они тут на поверхности, никому нет нужды проверять, что они делают. Люди из Кристианополиса прямо сказали ООН, что прибыли сюда, чтобы выскользнуть из сети. Но… тут я согласен с Хироко. Некоторые из нас должны быть более осторожны, чем прочие. ООН жаждет заполучить первую сотню, я так считаю. И их семьи в том числе, а значит, вам, детишки, не повезло. Как бы там ни было, в сопротивление теперь входят и подземные убежища, и «полусвет», а открытые поселения очень помогают скрытым убежищам, так что я рад, что они есть. Сейчас мы зависим от них.

В этом городе Койота приветствовали так же радостно, как и везде, – что в скрытых поселениях, что в открытых. Он расположился в углу гаража на ободе кратера и устроил длительный оживленный обмен товарами, включая запасы семян, программное обеспечение, лампы, запчасти и небольшие механизмы. Все это он раздавал после длительных консультаций с хозяевами, устраивая торги, которых Ниргал не понимал. А потом, после короткой экскурсии по кратеру и деревне, удивительно похожей на Зиготу под блестящим багровым куполом, они снова тронулись в путь.

В очередной поездке между убежищами Койот попытался, хоть и не очень успешно, объяснить принципы своей торговли.

– Я спасаю людей от их нелепых воззрений на экономику, вот что я делаю! Идея с подарками, конечно, хороша, но она не подходит к нашей ситуации. Есть некие необходимые предметы, которые должны быть у всех, так что их нужно отдавать, и тут возникает противоречие, верно? В общем, я пытаюсь выработать рациональную систему. На самом деле ее выработали Влад и Марина, я только пытаюсь ввести ее, а значит, получаю все шишки.

– И эта система…

– Ну, это двуединая система, когда они по-прежнему могут давать все, что хотят, но вещам первой необходимости присвоена некая ценность, которая позволяет распределять их правильно. И, боже мой, ты не поверишь, с какими аргументами я иногда сталкиваюсь! Люди могут быть такими тупыми… Я пытаюсь убедиться, что все складывается в стройную экосистему, вроде систем Хироко, когда каждое убежище занимает свою нишу и обеспечивает свою специализацию, и что я получаю взамен? Оскорбления, вот что я получаю! Грубые оскорбления… Я пытаюсь не делать подарков, а они называют меня королем воров, я пытаюсь прекратить накопительство, а они называют меня фашистом. Дураки! Что они собираются делать, если никто из них не самодостаточен, а половина – сумасшедшие параноики в придачу? – Он театрально вздохнул. – Как бы там ни было, мы делаем успехи. Кристианополис производит лампы, а Мосс Хайд выращивает новые виды растений, как ты видел. Богданов Вишняк создает все большое и сложное, вроде стержней для реактора и стелс-транспортников, а также значительную часть больших роботов, ваша Зигота поставляет научный инструментарий и все такое. А я развожу все это по окрестностям.

– Ты один занимаешься этим?

– Почти что. Они почти самодостаточны, на самом деле, за исключением нескольких критических вещей. У всех них есть программы и семена – это базовые потребности. Кроме того, важно, чтобы число людей, знающих расположение скрытых убежищ, оставалось небольшим.

Ниргал обдумывал это, пока они ехали сквозь ночь. Койот продолжал разглагольствовать о стандартах перекиси водорода и азота, о новой системе, введенной Владом и Мариной. Ниргал изо всех сил старался поспевать за ходом его мысли, но это было сложно, то ли потому, что сложен был сам концепт, то ли потому, что Койот не столько объяснял, сколько злился на те сложности, с которыми сталкивался в некоторых убежищах. Ниргал решил расспросить об этом Сакса или Надю, когда они вернутся домой, и перестал слушать.

Поверхность, по которой они теперь передвигались, была усеяна кольцами кратеров, свежие перекрывали и погребали под собой старые.

– Это перекрытые структуры. Очень древние.

Множество кратеров вообще не имело выраженных краев, просто неглубокие плоские круглые дыры в земле.

– Что стало с ободами?

– Износились.

– Как?

– Энн говорит, это лед и ветер. Она утверждает, что с течением времени южные возвышенности уменьшились почти на километр.

– Так тут вообще ничего не останется!

– Появится что-то другое. Это старая земля.

Поверхность между кратерами, покрытая отдельными камнями, вся была неровной, сплошные впадины, подъемы, дыры, бугорки, канавки, углубления, возвышенности, холмы и долины, – нигде нет даже намека на плоскость, только на краях кратера и на случайных низких гребнях – и то, и другое Койот по возможности использовал как дорогу. Но путь, которым он следовал среди этого неровного ландшафта, был по-прежнему извилист, и Ниргал поверить не мог, что Койот знал его на память. Он сказал это вслух, и Койот рассмеялся.

– О чем ты говоришь? Мы потерялись!

Хотя не совсем и ненадолго. Струйка мохола показалась над горизонтом, и Койот направился туда.

– Я знал с самого начала, – бормотал он, – это мохол Вишняк, вертикальный ствол, около километра в поперечнике, зарывающийся прямо в коренную породу. У нас было четыре мохола по линии семьдесят пятой широты, и парочку из них забросили, там нет даже роботов. Ну а Вишняк, один из двух заброшенных, заняла группка богдановистов, которые и теперь живут там… – Он рассмеялся. – Отличная идея, ведь они могут углублять боковую стену вдоль спуска на дне и там, внизу, получать столько тепла, сколько им вздумается. Никто не догадается, что это не очередной выброс мохола… Так что они могут строить что угодно, даже добывать уран для стержней. Теперь это целый индустриальный город – одно из любимых моих мест, там можно хорошенько повеселиться!

Направив машину в один из небольших рвов, разрезающих землю, он затормозил и постучал по экрану, большой камень выкатился из боковой стены рва, открывая черный туннель. Койот заехал внутрь, и каменная дверь закрылась за ними. Ниргал полагал, что его уже ничто не может удивить, но теперь он с округлившимися глазами следил, как они спускаются по этому, казавшемуся бесконечным туннелю, едва не задевая шершавые стены.

– Они прорыли несколько подъездных туннелей, так что сам по себе мохол выглядит абсолютно нетронутым. Нам ехать еще порядка двадцати километров.

Через какое-то время Койот выключил фары. Машина выкатилась в тускнеющий яйцевидный купол ночи. Они оказались на обрывистой дороге, очевидно, закручивающейся спиралью вдоль стены мохола. Огоньки на панели управления сияли, словно крошечные фонарики, и, глядя на свое отражение в стекле, Ниргал видел, что дорога шире машины в четыре или пять раз. Разглядеть всю окружность мохола не представлялось возможным, но судя по изгибу дороги, она была невероятной.

– Вы уверены, что можно поворачивать на такой скорости? – спросил он обеспокоенно.

– Я доверяю автопилоту, – раздраженно ответил Койот. – Дурная примета – говорить о таком.

Машина катилась вниз по дороге. Больше чем через час спуска панель управления издала звуковой сигнал, и машина свернула к изгибающейся каменной стене слева. Там был гараж, двери которого с шумом захлопнулись после того, как они заехали.

Внутри их приветствовала группа порядка двадцати человек, они провели гостей через ряд длинных комнат в зал, напоминающий пещеру. Помещения, которые богдановисты вырыли в стенах мохола, были огромными, гораздо больше комнат «Прометея». Как правило, подсобные помещения достигали высоты в десять метров и иногда тянулись до ста метров вглубь, тральная каверна могла соперничать по размерам с Зиготой, большие окна смотрели прямо в дыру. Глядя из окна по сторонам, Ниргал заметил, что снаружи стекло похоже на поверхность камня. Проницаемое покрытие было очень хитроумным, поскольку с наступлением утра пропускало внутрь максимум света. Из окон виднелись лишь противоположная стена мохола да выпуклый лоскут неба над ним, но и этого было достаточно, чтобы придать комнатам удивительное ощущение пространства и света, – это чувство, будто находишься под открытым небом, Ниргал никогда не испытывал в Зиготе.

В тот первый день Ниргала забрал маленький темнокожий человек по имени Хилали, он водил его по комнатам и прерывал работающих людей, чтобы представить им Ниргала. Все люди были довольно доброжелательны.

– Ты, должно быть, один из ребят Хироко, да? О, ты Ниргал! Очень рад с тобой познакомиться! Эй, Джон, Койот приехал, сегодня будет вечеринка!

И они показывали ему, чем занимаются, проводя в комнаты поменьше, туда, где под ярким светом располагались фермы и мануфактуры, которые, казалось, простирались в сердце скалы бесконечно. И везде было очень тепло, словно в купальне, так что Ниргал постоянно потел.

– Куда вы убираете весь вырытый камень? – спросил он Хилали. Одним из удобств проживания в куполе под полярной шапкой, по словам Хироко, было то, что вырытый сухой лед можно было просто растворить.

– Облицовываем им дорогу у основания мохола, – ответил Хилали, весьма довольный вопросом. Он, казалось, был доволен любыми вопросами Ниргала, как и все прочие. Люди в Вишняке вообще казались счастливыми, эдакая шумная толпа, которая всегда устраивает вечеринки в честь прибытия Койота – как понял Ниргал, это был лишь еще один из многих поводов повеселиться.

На наручную консоль Хилали поступил звонок от Койота, и он повел Ниргала в лабораторию, где с пальца мальчика взяли маленький кусочек кожи. Потом они медленно пошли обратно в большую пещеру и присоединились к толпе, выстроившейся у задних окон кухни.

Съев большую, щедро приправленную специями порцию бобов с картофелем, они присоединились к вечеринке в главной пещере. Большой оркестр неумелых барабанщиков, состав которых постоянно менялся, наигрывал ритмичные стаккато, и люди часами танцевали под них, останавливаясь время от времени, чтобы выпить отвратительного ликера под названием «каваява» или отойти к стене зала и поиграть в одну из многочисленных игр, устроенных там. Попробовав каваявы и проглотив таблетку омегендорфа, выданную Койотом, Ниргал пробежался под звуки барабанов, потом сел на небольшой, покрытый травой холм в центре пещеры, чувствуя, что уже слишком пьян, чтобы стоять на ногах. Койот пил не переставая, но не испытывал подобных проблем. Он дико танцевал, высоко вскидывая ноги и смеясь.

– Никогда тебе не испытать, что такое нормальная гравитация, мальчик! – кричал он Ниргалу. – Никогда!

Люди подходили знакомиться и иногда просили Ниргала продемонстрировать согревающее прикосновение. Несколько девочек его возраста прижимали ладони к своим щекам, порозовевшим от выпитого, а когда он согревал их, смеялись, округлив глаза от удивления, и предлагали погреть им что-нибудь еще. Вместо этого он вставал и танцевал с ними, чувствуя легкость и головокружение, или бегал небольшими кругами, чтобы высвободить переполнявшую его энергию. Когда он, с гудящей головой, вернулся к холму, Койот подошел, махая рукой, и тяжело опустился рядом.

– Так здорово танцевать при здешней силе тяжести, никогда мне это не надоест. – Он бросил косой взгляд, его серые дреды разметались по всей голове, и Ниргал снова заметил, что его лицо кажется каким-то треснутым. Возможно, у него была сломана челюсть, так что теперь одна ее часть шире другой. Что-то вроде того. Ниргал нервно сглотнул.

Койот схватил его за плечо и сильно встряхнул.

– Похоже, что я твой отец, мальчик! – воскликнул он.

– Вы шутите! – Электрический разряд пробежал вдоль позвоночника Ниргала, он побледнел, когда оба они уставились друг на друга. Ниргал удивился, как белый мир может поразить зеленый, сотрясти его до основания, словно молния, пронзившая плоть. Они крепко обнялись.

– Я не шучу! – воскликнул Койот.

Они вновь уставились друг на друга.

– Неудивительно, что ты такой умный, – заметил Койот и весело засмеялся. – Ха-ха-ха! Ничего себе! Надеюсь, ты не возражаешь!

– Нет, конечно, – ответил Ниргал, ухмыляясь, но испытывая неловкость. Он знал Койота недостаточно хорошо, а о концепции отцовства имел понятия еще более смутные, чем о концепции материнства, так что даже не был полностью уверен, что чувствует. Генетическая наследственность, что это такое? У всех них были общие с кем-то гены, а гены эктогенов вообще были модифицированы – так им говорили.

Но Койот, хотя и проклинавший Хироко на все лады, кажется, был доволен.

– Эта стерва и тиранка! Черт бы побрал ее матриархат – она сумасшедшая! Меня поражает то, что она делает! Хотя это в некоторой степени справедливо… Да, справедливо, потому что мы с Хироко представляли из себя кое-что тогда, в Англии, когда были еще молоды. В конце концов, именно поэтому я тут, на Марсе. Безбилетный пассажир в ее уборной, всю мою гребаную жизнь… – Он засмеялся и вновь хлопнул Ниргала по плечу. – Ну, мальчик, позже ты и сам узнаешь, что это значит.

Он ушел танцевать, оставив Ниргала размышлять о случившемся. Глядя, как кружится Койот, Ниргал лишь качал головой. Он не знал, что и думать, в ту минуту мыслительный процесс вообще был крайне труден. Лучше уж танцевать или пойти поискать купальню…

Но тут не было публичных купален. Он бегал кругами по танцполу, превращая бег в своего рода танец, а позже вернулся к тому же холмику, и группа местных собралась вокруг него и Койота.

– Это словно быть отцом Далай-ламы, да? Как это еще назвать?

– Иди ты к черту! Как я уже говорил, Энн рассказала, что они прекратили копать семидесятипятиградусные мохолы потому, что литосфера тут тоньше. – Койот важно кивнул. – Я хочу пойти к одному из выведенных из эксплуатации мохолов и вновь запустить роботов, посмотреть, пророют ли они достаточную дыру, чтобы получился вулкан.

Все засмеялись, но одна женщина покачала головой.

– Если ты так сделаешь, они спустятся вниз, чтобы проверить… Но если ты действительно собираешься сделать это, езжай на север, выбери один из шестидесятиградусных мохолов. Они тоже выведены из строя.

– Но, по словам Энн, литосфера там толще.

– Конечно, но и мохолы глубже.

– Хм-м, – промычал Койот.

И разговор зашел о более серьезных вещах, в основном о непременных вопросах дефицита и о развитии на севере. А через несколько дней они покинули Вишняк, используя другой, более длинный туннель, направляясь на север, и все предыдущие планы Койота пошли псу под хвост.

– Так я живу, мальчик, – только и сказал он.

На пятую ночь поездки по тесно сгрудившимся холмам юга Койот сбавил скорость и обогнул по краю большой старый кратер, опустившийся почти вровень с землей. С остатков древнего обода можно было увидеть, что песчаное дно кратера уродовала огромная темная дыра. Так, очевидно, выглядел с поверхности мохол. Тонкие морозные струйки поднимались на несколько сотен метров над дырой, возникая из ничего, словно по мановению волшебной палочки. Край мохола был скошен, образуя бетонированный спуск, который уходил вниз под углом примерно сорок пять градусов. Сложно было сказать, насколько большой была эта опоясывающая каемка: по сравнению с мохолом она казалась очень узкой, по внешнему ее краю тянулось высокое проволочное ограждение.

– Хм-м, – промычал Койот, вглядываясь в ветровое стекло. Он сдал назад по краю кратера и припарковался, затем скользнул в скафандр.

– Скоро вернусь, – заявил он и выпрыгнул в камерный шлюз.

Для Ниргала это была долгая, беспокойная ночь. Он едва ли спал, до самого утра пребывая во все усиливающейся агонии беспокойства, пока не увидел Койота, появившегося с внешней стороны шлюза как раз перед тем, как часы показали семь, предвещая восход солнца. Ниргал готов был уже пожаловаться на столь долгое отсутствие, но, когда Койот ступил внутрь и снял шлем, стало ясно, что он в дурном настроении. Пока они пережидали день, Койот был поглощен своим искином, советуясь о чем-то и яростно ругаясь, напрочь забыв о своем юном и голодном подопечном. Ниргал не растерялся и разогрел еду им обоим, затем вздремнул вполглаза и проснулся, когда машина, взревев мотором, двинулась дальше.

– Я собираюсь попробовать въехать внутрь через ворота, – сказал Койот. – У них тут серьезная система безопасности. Это займет еще одну ночь.

Он обогнул кратер, припарковавшись на противоположной стороне обода, и в сумерках снова вышел из машины. Его не было всю ночь, и опять Ниргал не мог заснуть. Он спрашивал себя, что будет делать, если Койот не вернется.

А тот на самом деле не вернулся с рассветом. Следующий день был, без сомнения, самым длинным днем в жизни Ниргала, и к вечеру он понятия не имел, что делать дальше. Попытаться спасти Койота? Ехать назад к Зиготе или Вишняку? Спуститься вниз в мохол и отдаться на милость той загадочной системе безопасности, которая поглотила Койота? Все это казалось невозможным.

Но через час после захода солнца Койот постучал по машине своим привычным «тук-тук-тук» и через минуту был уже внутри, лицо его искажала ярость. Он выпил литр воды, поморщился и выпятил губы.

– Давай убираться отсюда! – буркнул он.

Через пару часов молчаливой поездки Ниргал решил сменить тему или хотя бы продолжить ее.

– Койот, как ты думаешь, сколько нам еще придется прятаться?

– Не называй меня Койотом! Я не Койот. Койот, там, за холмами, уже может дышать воздухом и делать, что ему вздумается. Меня зовут Десмонд, ты понял?

– Да, – ответил Ниргал, испугавшись.

– Что касается того, долго ли нам еще прятаться, я думаю, вечно.

Они ехали назад на юг, к мохолу Рэлей, куда Койот, не похожий на Десмонда, планировал ехать с самого начала. Этот мохол был по-настоящему заброшен – темная дыра в горах, – а его горячие струи парили над ним, словно призрак монумента. Они въехали прямо в пустую, занесенную песком парковку в гараже на краю мохола, остановившись посреди небольшой флотилии роботов, окутанных брезентом и заметенных барханами.

– Так мне больше нравится, – пробормотал Койот. – Мы должны заглянуть внутрь. Давай натягивай скафандр.

Было странно стоять снаружи, под ветром, на краю такой невероятной пропасти. Они заглянули за невысокую, по грудь, стену и увидели скошенную забетонированную ленту, опоясывающую дыру, которая уходила под углом на пару сотен метров вниз. Чтобы увидеть настоящую шахту мохола, они должны были спуститься по изогнутой дороге в темноту. Койот стоял прямо на краю, и это заставляло Ниргала нервничать. Пытаясь заглянуть через край, Ниргал опустился на четвереньки – ни намека на дно, будто дыра вела в самый центр планеты.

– Двадцать километров, – сказал Койот по внутренней связи в гермошлеме. Он протянул руку над краем, Ниргал сделал то же и почувствовал ток воздуха вверх. – Ладно, давай посмотрим, сможем ли мы запустить роботов.

И они выбрались обратно на дорогу.

Большую часть дня Койот провел, изучая старые программы искина, и сейчас, закачав перекись водорода из их трейлера в одну из чудовищных машин на парковке, он подключился к их контрольной панели и работал с ней. Закончив, он остался доволен тем, что теперь роботы будут работать на дне мохола, как требуется, и они стали наблюдать, как пара роботов с колесами, чей диаметр превышал размеры их машины в четыре раза, катятся вниз по изогнутой дороге.

– Вот и хорошо, – произнес Койот, заметно повеселев. – Они будут использовать солнечные панели, чтобы самостоятельно производить перекись водорода и горючее для себя, будут работать медленно, но упрямо, пока, может быть, не наткнутся на что-нибудь горяченькое. Вполне возможно, мы только что запустили вулкан!

– А это хорошо?

Койот дико расхохотался.

– Я не знаю! Но никто раньше ничего подобного не делал, так что попробовать стоило.


Они вернулись к графику своего путешествия между убежищами, как скрытыми, так и открытыми, и Койот всюду повторял: «Мы запустили мохол Рэлей на прошлой неделе, вы еще не видели вулкана?»

Вулкана никто не видел. Рэлей, казалось, вел себя так же, как и раньше, его горячие струи оставались безмятежны.

– Наверно, это не сработало, – говорил Койот. – Или понадобится больше времени… С другой стороны, если бы мохол наполнился сейчас расплавленной лавой, откуда бы мы узнали об этом?

– Мы бы непременно узнали, – отвечали люди, а некоторые добавляли: – Зачем ты сделал такую глупость? Мог бы с тем же успехом вызвать представителей власти и попросить их спуститься, поискать нас тут.

Так что Койот прекратил поднимать эту тему. Они ехали дальше от убежища к убежищу: Мосс Хайд, Грэмши, Оверхэнс, Кристианополис… На каждой остановке Ниргала радостно приветствовали – часто люди знали о нем заранее, по слухам. Ниргал был удивлен разнообразием и числом убежищ, вместе формирующих странный мир, наполовину спрятанный, наполовину обнаженный. И если этот мир – лишь малая часть всей марсианской цивилизации, то на что похожи города севера? Это лежало за гранью его понимания, хотя ему казалось, что новые чудеса, возникающие одно за другим на протяжении всего путешествия, делают его взгляд на вещи шире. Нельзя удивляться бесконечно.

– Что ж, – говорил Койот (пока они ехали, он научил Ниргала водить), – мы, может быть, разбудили вулкан, а может быть, и нет. Но в любом случае это была новая идея. Вот что самое крутое здесь, мальчик, во всем этом марсианском проекте, – тут все новое.

Они направлялись на юг, и вскоре призрачная стена полярной шапки замаячила над горизонтом. Совсем скоро они вернутся домой.

Ниргал размышлял об убежищах, которые они посетили.

– Ты правда думаешь, что мы вынуждены будем прятаться вечно, Десмонд?

– Десмонд? Какой еще Десмонд? – Койот надул губы. – О, мальчик… Я не знаю… Никто не знает. Люди, которые прячутся здесь, были изгнаны в странные времена, когда их преследовали за образ жизни, и я не уверен, что в городах, которые строят на севере, все сохранилось по-старому. Боссам на Земле преподали урок, и, может быть, людям наверху теперь безопаснее. А может, они просто не починили еще лифт.

– Так другой революции не будет?

– Я не знаю.

– По крайней мере, до тех пор, пока не построят новый космический лифт?

– Я не знаю! Но лифт на подходе, и они ставят новые большие зеркала, иногда ночью, а порой даже днем, можно увидеть их блеск. Полагаю, может случиться все, что угодно. Но революции случаются редко, и большинство из них реакционны по сути. Видишь ли, у простых людей есть свои традиции, которые помогают им держаться, но они живут так близко к краю, что быстрые изменения могут вытолкнуть их наружу, и иногда это вопрос не политики, а выживания. Я сам в этом убедился, когда был в твоем возрасте. Люди, которых посылали сюда тогда, не бедствовали, но у них были свои традиции, и они были так же бесправны, как и нищие. А потом случился наплыв пятидесятых, и их традиции были сметены прочь. Так что они боролись за то, что имели. Правда состоит в том, что они проиграли. Ты не можешь сражаться с тем, что могущественнее тебя, особенно здесь, где оружие, обращенное против нас, слишком сильно, а наши убежища слишком хрупкие. Нам нужно было вооружиться получше или придумать что-то еще. Вот и случилось то, что случилось. Мы прячемся, а они наводняют Марс новыми людьми, которые на Земле привыкли к по-настоящему суровым условиям, так что местные трудности их не пугают. Они получили лечение и уже счастливы. Не так уж много людей стремится сюда, в убежища, так, как стремились мы до шестьдесят первого года. Конечно, есть кое-кто, но их мало. Пока люди знают, чем занять себя, пока они сохраняют свои маленькие обычаи, они, понимаешь ли, и пальцем не шевельнут.

– Но… – начал Ниргал и запнулся.

Койот заметил выражение его лица и рассмеялся.

– Эй, кто знает? Очень скоро появится новый космический лифт на горе Павлина, и вполне может быть, что эти жадные ублюдки снова начнут тут гадить. И вы, молодые ребята, наверняка не захотите, чтобы Земля заводила тут свои порядки. Увидим, когда придет время. А пока будем развлекаться, верно? Будем поддерживать огонь.


Той ночью Койот остановил машину и велел Ниргалу одеваться. Они вышли наружу и встали на песке. Койот повернул его лицом к северу.

– Посмотри на небо.

Ниргал стоял и смотрел, и вдруг увидел, как там, над северным горизонтом, зажглась новая звезда, выросшая за какие-то секунды в длиннохвостую комету, летящую на восток. Когда она прошла половину пути по небосводу, ее пылающая голова разорвалась на части, и яркие фрагменты, белые на черном, полетели во всех направлениях.

– Один из ледяных астероидов! – воскликнул Ниргал.

Койот фыркнул.

– Тебя не удивить, да, мальчик? Ну, я скажу тебе кое-что, чего ты не знаешь. Это был ледяной астероид 2089C, ты заметил, как он взорвался в конце? Они специально так делают. Взрывая астероиды, когда те входят в атмосферу, они могут использовать их без угрозы для поверхности. И это была моя идея! Я сам предложил им так делать, я внес анонимное предложение в искин Грега, когда был там и возился с их коммуникационной системой, а они подхватили идею. Теперь они будут делать это постоянно. Каждый сезон будут появляться один-два таких астероида, и они довольно быстро нарастят атмосферу. Погляди, как мерцают звезды. На Земле они мерцали так каждую ночь. Эх, мальчик… Однажды и тут они будут мерцать каждую ночь. Будет воздух, которым можно дышать, словно птица в небе. Может быть, так мы изменим порядок вещей в этом мире. Такие вещи непредсказуемы.

Ниргал закрыл глаза и увидел красные всполохи, оставленные на сетчатке ледяным метеором. Метеоры, словно фейрверки, дыры, просверленные прямо в мантию, вулканы… Он обернулся и увидел Койота, прыгающего по равнине, маленького и тонкого, его шлем смотрелся на нем странно, словно Койот был мутантом или шаманом, надевшим священную голову животного и исполняющим ритуальный танец на песке. Это, без сомнения, был Койот. Его отец!


Потом они совершили кругосветное путешествие, пусть даже это и было путешествие вокруг южного полушария. Полярная шапка поднималась и росла над горизонтом, пока они не очутились под сенью нависшего льда, который не казался уже таким высоким, как в начале их путешествия. Они обогнули лед, направляясь домой, и въехали в ангар, затем выбрались из машины, ставшей для Ниргала за последнюю пару недель такой родной, прошли через шлюзы и медленно спустились по длинному туннелю под купол – и вдруг очутились среди знакомых лиц, обнимающихся, ласковых и задающих вопросы. Ниргал робко съежился от этого внимания, но он напрасно беспокоился: Койот рассказывал истории за них обоих, Ниргалу оставалось только смеяться и отрицать ответственность за все, что они натворили. Оглядываясь на свою семью, он видел теперь, насколько в действительности мал их мирок: диаметр купола составлял меньше пяти километров, а сам купол возвышался над озером всего на 250 метров. Маленький, маленький мир.

Когда с приветствиями было покончено, он вышел в предутреннее мерцание, чувствуя бодрящее пощипывание воздуха и глядя пристально на дома и бамбуковые рощи деревни, угнездившейся среди холмов и деревьев. Все казалось таким странным и маленьким. Потом он пошел на пляж, по направлению к дому Хироко, и чайки кружили над его головой, и он часто останавливался, просто чтобы рассмотреть что-нибудь. Он вдыхал пряный, пахнущий солью и водорослями воздух пляжа. Этот прекрасно знакомый запах пробуждал миллион воспоминаний разом, и Ниргал понимал, что он – дома.