Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу. Глава первая. Форум, или Сердце Рима (В. В. Сонькин, 2012)

Почти все путеводители по Риму начинаются с рассказа о Форуме, и почти все повторяют одну и ту же мысль: Форум – это кирпично-каменная каша обломков и руин, которые неудобно осматривать и трудно понять, но зато по историческому величию мало какая площадь мира может с ним сравниться. Точнее всего высказалась Аманда Кларидж, автор «Археологического путеводителя по Риму»: «как будто здесь разорвалась бомба». Впрочем, ее соотечественник лорд Байрон говорил нечто подобное уже двести лет назад:

«Двойная ночь», о которой пишет поэт, – это тьма веков и тьма невежества, и если против первой человек бессилен, то вторую можно осветить (или, как выражается автор другого путеводителя, «нашпиговаться латинской историей»). Попробуем это сделать.

Во-первых, что такое римский Форум? Это довольно обширный прямоугольник, растянувшийся с запада на восток и ограниченный с запада холмом Капитолием, с юга – холмом Палатином, с севера – императорскими форумами (и названной в их честь Виа деи Фори Империали), а на востоке почти упирающийся в Колизей. Во многих книгах Форумом в строгом смысле считают только западную половину этого прямоугольника. Мы следуем этой традиции, и о памятниках Священной дороги рассказываем в следующей главе.

Во-вторых, путеводители не лгут: действительно, вряд ли на свете найдется другой клочок земли, где на квадратный метр приходилось бы такое количество великих исторических событий. Писатель времен Возрождения Поджо Браччолини описывал свои походы на Форум в 1420-е годы, где он «частенько уносился душой, почти окаменев от изумления, в те времена, когда там звучали постановления Сената, и представлял себе речи то Луция Красса, то Гортензия, то Цицерона». В xviii веке нечто сходное испытывал историк Эдвард Гиббон: «И спустя двадцать пять лет я не могу ни забыть, ни выразить сильные чувства, обуревавшие мой ум, когда я впервые приблизился к вечному городу и вошел в него. После бессонной ночи я торжественно ступал по руинам Форума; те памятные места, где стоял Ромул, или выступал Туллий, или пал Цезарь, представали моему взору». Сегодня мы знаем о памятниках Форума гораздо больше, чем в эпоху Возрождения: здание Сената было не там, где думал Поджо, а Цезаря убили вообще не на Форуме. Одно не изменилось: по-прежнему трудно найти на свете место, столь богатое историей.

Но при этом надо напоминать себе, что никаких следов того, что видели Цезарь и Цицерон, не говоря уж о Ромуле, на нынешнем Форуме не осталось (точнее, они спрятаны глубоко под землей). В лучшем случае самые старые памятники будут обломками зданий эпохи поздней империи. Правда, можно немного утешиться тем, что древние римляне были очень консервативны и при восстановлении и даже полной перестройке зданий старались как можно меньше отступать от образца. Но это – в лучшем случае: половина памятников Форума обязана своим нынешним видом радикальной реставрации xix и xx веков.

В доисторические времена будущий Форум был болотистым углублением между холмами. Древнейшие его памятники расположены не посредине площади, а у краев: они жмутся к подножиям Капитолия и Палатина. На месте будущего храма Антонина и Фаустины было кладбище (в исторические времена римляне почти никогда не хоронили своих мертвецов в черте города). Болото пересекал ручей. Потом болото осушили, площадь выложили камнем, проложили по ней первую дорогу, позже названную Священной, – а ручей спрятали под землю.

Из центральной торговой площади Форум постепенно превратился в средоточие общественной и политической жизни: здесь собирался Сенат, здесь принимались законы, здесь ковались союзы, здесь решались судьбы мира. С закатом римской республики и установлением императорского правления эта роль Форума отошла в прошлое. Но внешне он стал еще более величественным, и, несмотря на появление рядом целой череды новых императорских форумов, оставался главным – как «Римский Форум» (Forum Romanum) или «Великий Форум» (Forum Magnum).

Когда римская империя пала под натиском варваров, население города уменьшилось в сто раз и сосредоточилось вдали от Форума, на Марсовом поле. Античные памятники стали постепенно приходить в упадок. Вечный город не обошли стороной природные и политические катастрофы: в 847 и в 1231 годах – разрушительные землетрясения, в 1084 году – погром, устроенный войском норманнского герцога Роберта Гвискара. Но жизнь продолжалась: средневековые бароны пристраивали к античным аркам свои крепости, а монахи превращали языческие храмы в христианские. В эпоху Возрождения древние постройки Форума превратились в каменоломню, откуда папские строители и архитекторы без стеснения брали мрамор и другие ценные материалы для новых зданий. В xvii-xviii веках, когда ренессансная строительная лихорадка утихла, Форум стал одним из самых захолустных и идиллических мест города, и многочисленным путешественникам и художникам он был известен как «Коровье пастбище» (Campo Vaccino).

Вид на «Коровье пастбище» в середине xvii века. Гравюра Джованни Фальды.

Систематические раскопки на Форуме стали проводить с начала xix века, а спустя столетие археологи уже чувствовали себя там полновластными хозяевами. Были снесены жилые дома, разобраны средневековые укрепления, закрылись церкви. На протяжении xx века Форум постепенно превращался в ту обнаженную археологическую зону, какой он предстает сейчас. В наши дни при консервации древних памятников делают упор на сохранение художественных ценностей всех эпох, но Форуму это прозрение уже вряд ли поможет: в поисках античности археологи уничтожили почти все наслоения позднейших времен.

Основной вход в археологическую зону римского Форума расположен со стороны Виа деи Фори Империали. Проходя между зданием Сената и Эмилиевой базиликой, туристы следуют по руслу древнеримской торговой улицы, которая называлась «Аргилет» (возможно, от слова «глина» – argilla, – которую добывали неподалеку). Та часть Форума, на которую выходил Аргилет, – это Комиций, место народных собраний. Вокруг него сосредоточены самые древние и самые загадочные памятники Форума. Но прежде чем рассказать о каждом из них по отдельности, нам придется вспомнить, что происходило в Риме в древнейшие времена.

Цари

«Городом Римом вначале владели цари» (Urbem Romam a principio reges habuere) – так начинается один из величайших исторических трудов в древнеримской литературе, «Анналы» Тацита. Этот простой факт был для римлян одновременно непреложным и легендарным. С одной стороны, история римских царей была всем известна: их было семеро, и правили они от основания города. Основание традиция относила к 753 году до н. э. (называлась даже точная дата – 21 апреля, – которая и сегодня празднуется как «день рождения города»). А закончилась царская власть в 509 году до н. э., когда аристократы под предводительством Луция Юния Брута изгнали из города последнего царя и установили республиканское правление. С 509 года в республиканских архивах хранились списки консулов и других выборных должностных лиц (магистратов), и эти списки (fasti consulares) дошли до исторических времен. Историки склонны считать их подлинными: среди раннереспубликанских магистратов очень много имен, больше ни из каких источников не известных. Если бы списки подправлялись каким-нибудь позднейшим Министерством правды, сильные мира сего вряд ли удержались бы от соблазна включить туда своих предполагаемых предков. А архивы царского Рима, если они когда-либо существовали, погибли в огне во время галльского нашествия в 390-х годах до н. э.

Списки консулов и триумфаторов – победоносных генералов, которым было позволено провести свои войска по Риму в торжественной процессии, называемой «триумф», – были найдены в середине xvi века в виде пятидесяти с лишним мраморных обломков. В те времена найденный мрамор в лучшем случае шел на отделку соборов и дворцов, в худшем – пережигался на известь. Папскому библиотекарю Онофрио Панвинио и его приятелю Микеланджело удалось спасти фрагменты «Фастов» и сохранить их для истории. Сейчас эти мраморные таблицы, кропотливо собранные по кусочкам (которые продолжали находить вплоть до конца xix века), находятся в Капитолийских музеях и поэтому известны под общим названием Fasti Capitolini.

Первым римским царем был основатель города Ромул. История его жизни (и жизни его брата-близнеца Рема) – чистая сказка. В ней есть все, что нужно для сказки: злодейский захват власти (дед близнецов, Нумитор, свергнут с престола злым братом Амулием), зловещее пророчество (Амулий получает оракул о том, что внучатые племянники отберут у него трон), попытка обезопасить себя радикально (Амулий определяет Рею Сильвию, дочь Нумитора, в жрицы-весталки, которые обязаны соблюдать обет целомудрия), разумеется, провалившаяся (Рея Сильвия изнасилована – она утверждает, что богом Марсом, – и беременеет), попытка убийства (близнецов бросают в реку), чудесное спасение (Ромула и Рема выносит на берег, где их вскармливает волчица), тайное воспитание (дети растут в семье пастуха, не зная о своем царском происхождении), свержение и убийство двоюродного деда, ссора между братьями, гибель Рема от руки Ромула. Интересно, что в просвещенную эпоху римляне уже не очень-то верили собственным старинным легендам. Так, историк Тит Ливий сомневается в божественном происхождении близнецов. По его словам, Рея Сильвия то ли страдала манией величия и сама верила в то, что ее обесчестил Марс, то ли считала, что быть изнасилованной богом – меньшее бесчестье. Кроме того, Ливий дерзко предполагает, что воспитательница детей, жена пастуха по имени Ларенция, была прозвана пастухами «волчицей» (т. е. «женщиной легкого поведения») – отсюда и легенда о чудесном спасении.

Ромулу пришлось оспаривать власть над только что основанным городом у Рема: годами и славой они были равны. Договорились наблюдать птиц: кому боги пошлют более убедительное знамение, тому и править. Ромул устроился на Палатине, главном и самом древнем римском холме; Рем – немного южнее, на Авентине. В секторе Рема птицы появились раньше, в секторе Ромула их оказалось вдвое больше. Каждый приписывал победу себе. В завязавшейся потасовке Ромул убил брата и стал править единолично. О гибели Рема рассказывали и другую историю: будто он, издеваясь над инженерными решениями брата, перепрыгнул через стену нового города, и Ромул убил его со словами: «Так да погибнет всякий, кто перескочит через мои стены».

Людей в Риме было мало. Чтобы набрать население, Ромул пошел на хитрость, обычную для молодых амбициозных государств – открыл убежище, куда призвал всех обделенных, преследуемых и недовольных судьбой. Буйного люда из окрестных земель набежало немало. Тут выяснилось, что надо как-то выправлять демографическую ситуацию: по понятным причинам в юном городе мужчин оказалось в разы больше, чем женщин. Ромул отправил к соседям посольства и попросил их дочерей римлянам в жены, но на латинских разбойников и головорезов смотрели с опаской и издевательски предлагали открыть убежище и для женщин тоже. Тогда Ромул созвал окрестные племена на спортивные игры; гости, движимые любопытством, пришли. Соседи-сабиняне явились в полном составе, с женщинами и малыми детьми. Тут-то по условленному знаку римские юноши похватали себе сабинских невест. Оскорбленные сабиняне пошли на римлян войной, но когда сражение было в самом разгаре, сабинянки, успевшие привыкнуть к мужьям, «бросились прямо под копья и стрелы наперерез бойцам, чтобы разнять два строя»[3] – так говорит об этом историк Тит Ливий. Тогда римляне и сабиняне помирились, Ромул и сабинский вождь Тит Татий стали править вместе, и уже в их правление Рим проявил свой имперский характер, успешно подчинив себе некоторые окрестные города.

Сабинянки разнимают дерущихся бойцов.

Следующий царь, Нума Помпилий, был благочестив и мудр. По легенде, он был учеником Пифагора, но когда античные историки стали прикидывать даты, они поняли, что расхождение в двести лет никак не залатаешь (да и на каком языке бы они говорили, недоумевает Тит Ливий). Нуме приписывали основание почти всех религиозных установлений государства – жреческих коллегий и календаря. Следующий царь, Тулл Гостилий, оказался, по контрасту, жесток и воинствен (даже его имя, Hostilius, значит «жестокий, враждебный»). В его правление Рим пошел войной на собственную метрополию – город Альба Лонгу. Как было принято в героические времена, дело постановили решить единоборством – трое братьев Горациев против троих братьев Куриациев (об этом мы подробно расскажем в главе про Аппиеву дорогу, где состоялось сражение). Римляне победили; Альба Лонга подпала под власть Рима и была уничтожена.

Следующий царь, Анк Марций, был сабинянин по происхождению. Он расширил римские владения до самого Тирренского моря и основал в устье Тибра порт Остию. Наследовавший ему Тарквиний Приск («Старший» или «Древний») был иммигрант-этруск; он учредил в Риме игры и развлечения, увеличил количество сенаторов, усилил кавалерию и успешно боролся с внешними врагами – в том числе, по свидетельству одного из историков, с собственными соплеменниками.

Самым загадочным царем был Сервий Туллий. Кто он был родом, откуда взялся – глубокая тайна (мы к ней вернемся). При нем римское общество было радикальным образом реорганизовано. Английское слово census означает «перепись населения», русское «ценз» – границу, проведенную по определенной социальной характеристике (имущественный, возрастной, образовательный ценз). Это потому, что латинское census сочетает в себе оба понятия – перепись и распределение граждан по имущественным классам. Впервые эта основополагающая для Рима процедура была проведена Сервием. По сути дела, реформа Сервия сформировала само понятие римского гражданства. Столь же коренному преобразованию подверглась и армия.

Последнего римского царя звали Тарквиний Гордый. Сын первого Тарквиния и зять Сервия, он захватил трон силой, убив тестя. При нем Рим вел успешные войны и утвердился как главный оплот военной и политической мощи в центральной Италии.

Тарквиний поплатился за буйный семейный нрав: его сын Секст обесчестил добродетельную Лукрецию, жену одного из своих родственников; Лукреция рассказала об этом на общесемейном сборе и закололась; тут-то у одного из присутствующих, а именно у Луция Юния Брута, и лопнуло терпение.

Все описанное выше – неправда. Во всяком случае, практически ничто не могло происходить так, как это описывает римская традиция. Ромул – почти наверняка мифический персонаж, имя, выдуманное как обратная этимология от названия города. История про страх царя за свой трон, чудесное спасение наследников через волчицу и последующее исполнение пророчества настолько архетипична, что тут и обсуждать нечего – мало у какого народа нет подобного мифа. С другой стороны, миф этот очень почтенный. Можно не сомневаться, что уже в самые древние времена легенда о Ромуле и Реме была широко известна.

Едва ли не главная проблема с римскими царями – соотношение их числа (подозрительного даже самого по себе: уж слишком магическое) и традиционных лет их правления. Семь царей, правивших в совокупности 244 года (в среднем по 35 лет на каждого!) – такой династии долгожителей в истории никогда не было, и о достоверности этих данных не может быть и речи. Многие исследователи, особенно в xix веке, когда скептицизм был в моде, сомневались даже в существовании царской власти в Риме и относили все, что известно про царей из традиции, в область недостоверных преданий. К тому же по новоевропейским понятиям монархия – дело наследственное; даже сейчас в самых что ни на есть демократических странах королей и королев не выбирают, а ничем не примечательные юноши становятся героями светской хроники только за то, что когда-нибудь им достанется трон. Но римская монархия была устроена по-иному: царей выбирали, причем прямым всенародным голосованием. (Эту династическую неопределенность унаследовали много веков спустя римские императоры, нередко с катастрофическими последствиями для своих близких и для государства.) Назначением, конечно, заведовал Сенат – совет старейшин (от слова senex, «старый»), но народное собрание, хотя бы в теории, могло предложенную кандидатуру отвергнуть.

На это у него был даже не один, а два шанса – сначала во время подтверждения предложенной кандидатуры, потом во время облечения нового царя силовыми полномочиями (слово, обозначающее эти полномочия – imperium, – как многие римские понятия, не переводится нацело ни на один современный язык). Пока царь не был выбран по всей процедуре, включая божественные знамения, все властные функции выполнял «междуцарь» (interrex) из числа сенаторов. Он занимал эту должность пять дней, после чего передавал следующему сенатору – до тех пор, пока новый царь не был избран.

Ни один римский царь из числа легендарной семерки не был патрицием – аристократом из числа первых римских поселенцев. Некоторые были явными аутсайдерами – отец и сын Тарквинии из Этрурии, Сервий Туллий вообще неизвестно откуда. Отдельные ученые высказывали мнение о том, что наследование царской власти передавалось по женской линии, но это предположение слабо подкрепляется данными источников.

Легенды, окружающие имена римских царей, в основном относятся к сказочной сфере, но приписываемые им установления, завоевания, постройки – они существовали на самом деле.

Комиций и курия

В царские и ранние республиканские времена самой важной точкой Форума, а значит и Рима, был Комиций – место народных собраний. Это было открытое пространство, над которым иногда – вероятно, в непогоду – натягивали парусиновый полог. Позже на нем построили нечто вроде амфитеатра, на ступенях которого представители разных римских родов голосовали в собрании. На ступенях римляне стояли, а не сидели, и привычку сидеть на народных сходках, принятую на греческом Востоке, считали проявлением изнеженности (исключение – Сенат).

Открытое пространство в Риме могло считаться священным – для этого было достаточно, чтобы его освятили жрецы. Такое освященное место называлось словом templum, что чаще всего переводится как «храм». Из-за этого необычного словоупотребления археологи нового времени долго считали, что Комиций – это здание, и искали его следы.

На Комиции располагалось несколько памятников римским героям и один необычный памятник растению – фиговое дерево, посаженное там в память о другом фиговом дереве, под которым, по легенде, волчица нашла Ромула и Рема. Когда дерево засыхало, это считалось важным знамением, и жрецы со всей торжественностью заменяли его на новое.

Между Комицием и Форумом (возможно, там, где сейчас стоит арка Септимия Севера) находилась открытая платформа, предназначенная для иностранных послов. Место это было почетное, но называлось оно не очень почетным словом «Грекостасис», что означает примерно «стоянка для греков» (иностранные послы по преимуществу представляли грекоязычный Восток).

Комиций, по словам Тита Ливия, был «прихожей курии», то есть здания Сената. Первую курию построили на Комиции в легендарные времена царя Тулла Гостилия. Гостилиева курия была, вероятно, простым зданием во вкусе республиканской строгости. В 100 году до н. э., в год рождения Юлия Цезаря, она стала местом расправы с трибуном и народным любимцем Луцием Сатурнином. В это время римскую республику уже лихорадило вовсю. Диктатор Марий, в руках которого в этот момент была сосредоточена почти вся государственная власть, был многим обязан своим сторонникам Сатурнину и Главции, но их популистская деятельность ставила его во все более двусмысленное положение в среде знати; когда громилы Сатурнина и Главции убили невыгодного для их хозяев кандидата в консулы, возмущение достигло предела, и Марию было поручено разобраться с ситуацией. Марий разрывался на части; однажды вечером к нему одновременно пришли сенаторы, требующие приструнить Сатурнина, и сам Сатурнин, который хотел прижать к ногтю сенаторов – и Марий под предлогом расстройства желудка бегал из одного конца своего дома в другой и бессовестно врал всем. На следующий день на Форуме разыгрался настоящий бой. Сатурнин со сторонниками потерпел поражение и окопался на Капитолийском холме; противники перерезали внешние коммуникации, и сатурнинцы, лишенные провианта и воды, были вынуждены сдаться. Плененного Сатурнина привели в курию с намерением предать его сенаторскому суду, но многие аристократы были так взбешены, что забрались на крышу, проломили в ней дыру и забросали Сатурнина камнями.

В 80 году до н. э. курию отреставрировал следующий харизматический лидер, Сулла, но в этом виде она простояла недолго: тридцать лет спустя борьба двух политических соперников, Клодия и Милона, выплеснулась на улицы в виде бурных рукопашных стычек между сторонниками соответствующих партий; однажды на Аппиевой дороге приверженцы Милона встретили самого Клодия и убили его. Взбешенные клодианцы приволокли тело своего предводителя в курию и устроили там погребальный костер. На этом история Гостилиевой курии закончилась: она сгорела.

В философском диалоге Цицерона «О пределах блага и зла» один из участников говорит: «Глядя на нашу курию (я имею в виду Гостилиеву, а не эту новую, которая, как мне кажется, стала меньше с тех пор, как ее расширили), я всегда думал о Сципионе, Катоне, Лелии… место обладает огромной силой, способной вызывать воспоминания»[4].

Здание или помещение, хорошо известное оратору, использовалось в риторической практике как мнемонический прием. Оратор мысленно располагал части своей речи по разным углам помещения, а потом, во время выступления, представлял себе это помещение и таким образом вспоминал, что за чем следует.

Имена

Вглубокой древности у римлянина могло быть всего одно имя (такое, как «Ромул» или «Рем»), но в исторические времена у каждого уважающего себя гражданина их было три: личное имя (praenomen), родовое имя (nomen) и фамильное имя (cognomen) – например, Гай Юлий Цезарь или Публий Овидий Назон. Личных имен было немного – два-три десятка, а часто встречающиеся и вовсе можно было пересчитать на пальцах: Гай, Марк, Луций, Публий, Гней, Квинт, Секст. Родовое имя уходило корнями в глубокую древность, к основателю рода. Оно заканчивалось на – ius или – aeus (что по-русски традиционно передается как -ий и -ей): Юлий, Клавдий, Гораций, Корнелий, Анней. Фамильное имя было по своему происхождению прозвищем, некогда полученным основателем отдельной ветви рода («семьи»), например Агенобарб («рыжебородый»), Цицерон («горошина»), Целер («быстрый»), Брут («глупый»), Сципион («скипетр»). Иногда смысл фамильного имени терялся в веках (мы не знаем, что значили слова «Цезарь» или «Катон»).

Фамильное имя, как правило, переходило по наследству от отца к сыну, но за какие-то выдающиеся достижения гражданин мог получить дополнительное имя (второй cognomen или agnomen) – например, Кретик («Критский») за подчинение острова Крита римской власти или Африкан («Африканский») за боевые заслуги в Африке. Иногда такой агномен присуждался посмертно – так, один из борцов за безнадежное республиканское дело остался известен в веках как Марк Порций Катон Утический, в честь самоубийства, совершенного им в африканском городе Утике.

У женщин собственных имен как таковых не было; их называли женской версией родового имени. Дочь Марка Туллия Цицерона звалась Туллия, дочь Юлия Цезаря – Юлия. Если дочерей было несколько, то к имени первых двух прибавлялись эпитеты «старшая» и «младшая» (maior и minor), а дальше шли в ход порядковые номера: tertia, quarta и так далее. Впрочем, иногда фамильные имена у женщин бывали – по когномену отца или мужа (Цецилия Метелла) или даже в честь какой-нибудь личной особенности. В императорские времена женщина, вступающая в брак, иногда получала женскую форму личного имени мужа, но сама идея одинаковых личных имен мужа и жены гораздо древнее – ее следы можно найти в традиционной формуле римской брачной церемонии, «Где ты Гай, я Гайя» (ubi tu Gaius, ego Gaia).

Рабы иностранного происхождения обычно обходились одним именем, а если хозяин отпускал их на свободу, брали личное и родовое имя хозяина и добавляли к ним собственное имя в качестве фамильного: так, вольноотпущенник Цицерона Тирон, изобретатель стенографии, получив свободу, стал зваться Марк Туллий Тирон.

Здесь уместно развеять одно устойчивое недоразумение. В литературе часто встречается неправильное написание одного из самых распространенных римских имен («Кай» вместо «Гай», например – Кай Юлий Цезарь). Дело в том, что в старинных памятниках латинского языка буквы C и G не различались. А когда различие между ними ни у кого уже не вызывало сомнений, консервативные римляне продолжали записывать инициалы двух распространенных имен – Гай и Гней – как C. и Cn. соответственно. Но это причуда традиции, и к произношению она не относится.

Надгробная надпись Марку Аннею Павлу Петру от его отца Марка Аннея Павла.

Племянник Суллы по имени Фауст начал было строительство нового здания для Сената, но Юлий Цезарь не дал ему довести дело до конца, снес построенное и велел построить курию заново. Прежде чем проект был завершен, Цезаря убили, и строительство доводил до конца его наследник Октавиан (в дальнейшем известный как Август). Август установил посреди Сената золотую статую богини победы Виктории, привезенную из греческого города Тарента на юге Италии. В конце iv века н. э. эта статуя стала предметом ожесточенного спора между некоторыми сенаторами, ностальгически приверженными старым языческим верованиям, и набравшим силу христианством. «Давайте восстановим религию, которая на протяжении долгого времени доказала свою благоприятность для нашего государства», – писал сенатор Симмах. «Можно ли терпеть языческие жертвоприношения в присутствии христиан?» – жаловался в ответ на это миланский епископ Амвросий в письме императору Валентиниану. Христиане победили.

После Августа следующую масштабную перестройку организовал в конце i века н. э. император Домициан. В конце iii века, после очередного большого пожара, курию заново отстроил Диоклетиан. Именно Диоклетианова курия (хотя путеводители обычно называют ее Юлиевой, в честь Цезаря) и есть то кирпичное здание с тремя окошками на фасаде, мимо которого проходит около четырех миллионов туристов в год. Конечно, здание Сената не стояло на главной площади города в таком неприглядном виде, просто от мрамора и штукатурки, которыми оно было облицовано, ничего не осталось.

Внутреннее пространство курии представляло собой большой зал, по длинным сторонам которого шли три ряда ступеней. На этих рядах и сидели сенаторы – либо в креслах, либо на скамейках. Верхняя ступень, вероятно, предназначалась для младших сенаторов, которые не сидели, а стояли (и назывались поэтому senatores pedarii, «пешие сенаторы»). Заседание обычно вел либо один из консулов либо старейшина Сената; когда дело доходило до голосования, он или опрашивал присутствующих поименно, или предлагал выступающим «за» и «против» разойтись по разные стороны зала – в этом случае результат иногда можно было определить сразу, на глаз. Президиум восседал напротив дверей (там же стояла и статуя Виктории), а две двери за спиной председательствующих вели на Юлиев Форум. В нишах зала стояли статуи, а лепнина была спроектирована так, чтобы улучшать акустику.

Курия (церковь святого Адриана). Рисунок xix века.

В древнейшие времена Сенат состоял всего из ста человек – от этой эпохи у сенаторов сохранилась привилегия пользоваться особой обувью, помеченной буквой c (как считают – от слова centum, «сто»). Потом их число выросло до трехсот, а к концу республиканских времен стало расти лавинообразно и при Юлии Цезаре достигло едва ли не тысячи. Август, приводя дела государства в порядок, ограничил число сенаторов шестьюстами. На трех ступенях Диоклетиановой курии могло разместиться около трехсот человек (с учетом стоящих – несколько больше). Скорее всего, многие сенаторы пренебрегали своими обязанностями, и это считалось в порядке вещей.

Нескольким древнеримским постройкам повезло по сравнению с остальными по одной простой причине: они были преобразованы в христианские церкви. Так был спасен от разрушения Пантеон, и именно поэтому по сравнению с остальными зданиями Форума курия выглядит неплохо. В 630 году при папе Гонории I здание было освящено в честь Святого Адриана, гвардейца одного из императоров, который вместе с женой Наталией принял мученическую смерть; ныне Адриан считается покровителем военных, мясников и связистов. В середине xvii века курию украсил в барочном стиле архитектор Мартино Лонги, а другой архитектор, Франческо Борромини, снял с нее (точнее, уже с церкви Св. Адриана) бронзовые двери, отдал их на реставрацию (в ходе которой между бронзовыми пластинами нашли несколько монет, самые ранние – времен Домициана) и установил их в церкви Св. Иоанна Латеранского. Считается, что это самые древние в мире исправно функционирующие двери.

Во второй половине xix века археологи догадались, что за барочным убранством Св. Адриана скрывается здание древнеримского Сената. В 1935 году церковь прекратила свое существование, а к 1938 году позднейшие наслоения были уничтожены, остались голые кирпичные стены. Одни считают, что в результате нам стал доступен один из самых роскошных интерьеров, сохранившихся со времен античности, другие – что расправа с шедевром Лонги никак не обогатила наши представления о красоте и величии древнеримской архитектуры. От античных времен внутри сохранился мозаичный пол, выложенный в пышном имперском стиле из нескольких сортов цветного камня, привезенного со всех концов римского мира. Сейчас курия используется как помещение для временных археологических выставок.

Черный камень

Форум окончательно стал вотчиной археологов в конце xix века, и с тех пор эта ситуация практически не менялась. В 1899 году перед курией раскопали плиты черного мрамора, а под ними – несколько памятников разного времени: U-образный алтарь, небольшой пьедестал, продолговатый кусок вулканической породы (туфа), куски керамики, архаические культовые статуэтки. Никакой хронологической последовательности проследить не удалось: похоже, старинные и недавние артефакты торопливо покромсали и погребли под черными плитами в i веке до н. э., когда Форум и Комиций подверглись очередному капитальному ремонту. Стало понятно, что найден так называемый «Черный камень в Комиции» (Lapis niger in Comitio), о котором было известно из литературных источников. Сейчас на этом месте идут новые раскопки, и все пространство вокруг спрятано в полупрозрачный павильон довольно чудовищного вида.

Сами римляне считали, что это место – могила, но точно не знали чья. Одни говорили – Ромула; это вроде бы противоречило легенде об обожествлении Ромула, взятого на небо к бессмертным богам, но античное сознание легко справлялось с такими парадоксами. По другой версии, Черным камнем была отмечена могила пастуха Фаустула, приемного отца Ромула и Рема, который ужаснулся, видя, что его воспитанники ссорятся, и сам бросился в драку, чтобы найти быструю смерть. А может быть, это была могила старого Гостилия, деда третьего римского царя. Наконец, это мог быть упоминаемый в источниках Вулканал, святилище подземного бога-кузнеца. Об этом свидетельствует черепок греческой чернофигурной вазы, найденный среди прочих предметов и мусора в яме Черного камня – на ней изображен бог Гефест на осле. Это популярный сюжет античного искусства: Зевс, отец Гефеста, разозлился на сына и сбросил его с Олимпа на землю; Гефест падал целый день, рухнул на остров Лемнос (отчего навсегда остался хромым) и девять лет жил на попечении местных нимф. Потом спохватившиеся родители стали звать его назад, но он отказывался; привести его удалось Дионису, который напоил хромого кузнеца, погрузил на осла и с триумфом доставил обратно на Олимп. Значит, в те древние времена, к которым относится ваза, римляне уже отождествляли своего Вулкана с греческим Гефестом. А никакого захоронения на месте Черного камня археологи не нашли.

Самой интересной находкой в святилище оказался неприметный кусок туфа. На нем была высечена надпись, и эта надпись была на латинском языке, только очень-очень древнем. Греческий историк Дионисий Галикарнасский сообщал, что Ромул посвятил свою статую Гефесту (то есть Вулкану) и в честь этого сделал надпись «греческими буквами» (то есть архаическим шрифтом; действительно, буква r на этой надписи выглядит как Р, а не как R).

Надпись сохранилась частично. Использовался очень архаичный метод написания – не слева направо и не сверху вниз, а сначала в одном направлении, потом в противоположном (в данном случае – сверху вниз и снизу вверх). Такой способ называется бустрофедон, «поворот быка» (имеется в виду – на пахотном поле). Надежно удалось разобрать, в сущности, только три слова: kalatorem, iovxmenta и recei. Первое означает должностное лицо, нечто вроде герольда; второе относится к подъяремным животным; третье же – это архаическая форма слова rex, «царь». В 1899 году это произвело фурор, потому что вроде бы доказывало реальность царской эпохи, в которой тогда многие сомневались. Во времена Цицерона жрец, называющийся rex sacrorum («священноцарь») – сохранивший религиозные функции, ранее принадлежавшие царям, – выполнял на этом месте какие-то ритуалы, смысл которых уже никому не был понятен; так, в частности, завершив процедуру, он уходил столь поспешно, будто за ним гнались. Осторожные ученые считают, что надпись Черного камня (здесь стоит напомнить, что Черный камень – это не сам блок туфа, а темная мраморная плитка, когда-то покрывавшая это место) описывает какие-то действия, которые царь (или жрец) и его помощник выполняют с участием животных. Менее осторожные лихо переводят надпись, включая недостающие части – например, в том духе, что царь запрещает ступать на это священное место, а кто ступит, сам виноват, и пусть его забодают подъяремные животные. Что бы там ни было написано, это одна из самых древних дошедших до нас надписей на латинском языке.

Курциево озеро

Если, стоя посреди Комиция, посмотреть на противоположную, южную сторону Форума, то прежде всего мы увидим большую одинокую колонну (о которой немного позже), а слева от нее – углубление в уровне площади под неопрятной приземистой крышей. Это – Курциево озеро, еще один древнейший и едва ли не самый загадочный памятник римского Форума.

Во-первых, это, как нетрудно заметить, вовсе не озеро. Его название напоминает о тех легендарных временах, когда Форум еще не был осушен и приспособлен для жизни. Поэт Овидий назидательно писал:

Доля истины в этом есть: Рим стоит среди заболоченных почв, и только массированные инженерные усилия времен Тарквиниев превратили в пригодное для жилья место не только вершины холмов, но и промежутки между ними. Но чтобы среди болот было озеро – тем более привязанное к такому крошечному пятачку земли – это, пожалуй, поэтическое преувеличение.

У самих римлян было как минимум три объяснения тому, что такое Курциево озеро: одно прозаическое, одно легендарное и одно фантастическое.

Прозаическое объяснение заключалось в том, что в 445 году до н. э. в это место ударила молния и тогдашний консул Гай Курций Филон велел построить вокруг участка парапет. Если и было в этом что-то удивительное – так это удар молнии в ровное место.

Вторая история относилась ко временам войны между римлянами и сабинянами. На месте Форума разыгралось сражение; сабинский строй уже теснил римлян к самому Палатину, впереди на коне скакал один из сабинских вождей Меттий Курций. Ромулу с горсткой самых дерзких юношей удалось обратить его в бегство, лошадь под Курцием понесла и увязла в болоте. Пока сабиняне переживали за товарища и помогали ему выбраться из трясины, римляне перегруппировались и добились преимущества. Курций спасся, бой продолжался – тут-то на будущий Форум и выбежали сабинянки, решившие мирный исход сражения.

Третья история – самая сказочная и самая известная. В 362 году до н. э. посредине Форума – то ли от землетрясения, то ли от иных причин – случился провал грунта. Засыпать его не удавалось; наконец жрецы возвестили, что в провал надо бросить то, в чем заключается главная сила римского народа – и тогда государство будет стоять вечно. Пока сенаторы недоумевали, молодой воин Марк Курций с укоризной спросил у народа – а есть ли у нас что-то сильнее оружия и доблести? С этими словами, в полном парадном вооружении, верхом на коне, он бросился в провал, а мужчины и женщины кидали ему вслед приношения и плоды.

Интересно, что довольно скептический Ливий склоняется именно к этой версии (как более поздней), а не к истории про Меттия Курция и болото. Между прочим, сабинское слово медисс означает «вождь» – так что, возможно, по крайней мере имя сабинского воина не придумано. Но легенда про таинственный провал и спасение через доблесть римлянам нравилась больше. Во времена императора Августа на Форуме воздвигли небольшой монумент с рельефом, изображающим Марка Курция на коне, готового прыгнуть в провал. Этот рельеф хранится в Капитолийских музеях, а на Форуме поставили копию.

Август вообще, видимо, питал слабость к этому месту: историк Светоний рассказывает, что «люди всех сословий по обету ежегодно бросали в Курциево озеро монетку за его здоровье»[6].

Марк Курций бросается в пропасть. Гравюра Керубино Альберти (?), xvi век.

В «год четырех императоров» (69 год н. э.), когда несколько претендентов боролись за верховную власть, возле Курциева озера был убит первый из четырех – Гальба. Он вышел на Форум, уверенный в своей победе над соперником, но это были ложные слухи, нарочно распущенные, чтобы выманить его из дворца. Против Гальбы обратились даже его собственные легионеры. Его были готовы защищать только рекруты из Германии, но они плохо ориентировались в Риме, заплутали и прибежали на Форум, когда было уже слишком поздно и император в луже крови лежал возле Курциева озера. Солдат, отрубивший Гальбе голову, не смог поднять ее за волосы, чтобы триумфально отнести трофей претенденту номер два Отону – Гальба был лыс; пришлось сунуть мертвецу руку в рот и нести, держа за челюсть.

Янус и Клоакина

Литературные источники в один голос утверждают, что в том месте, где Аргилет вливался в Форум, возле Курии, стоял еще один важнейший для Рима храм – храм двуликого Януса (Ianus Geminus). Вероятно, он находился там, где сейчас среди зарослей прячется маленькое кирпичное здание, которое археологические службы Форума используют в качестве подсобки.

«Храм» – не совсем точное определение; это было святилище в виде небольшого коридора с дверьми с обеих сторон. О происхождении его рассказывали разное, но связывали так или иначе все с тем же эпизодом войны между римлянами и сабинянами. По одной версии, внезапный разлив горячего источника остановил на этом месте войско уже было совсем победивших сабинян. По другой, после перемирия Ромул и Тит Татий воздвигли алтарь двуликому богу как символ двуединства народа, состоящего из римлян и сабинян. Наконец, Тит Ливий и Плиний Старший утверждали, что храм заложил царь-мудрец Нума Помпилий как «указатель мира и войны» (index pacis bellique). Это объяснение прижилось лучше других, и по традиции врата святилища Януса были открыты, пока Рим вел с кем-нибудь войну, и закрывались на время мира. Последнее происходило крайне редко: после полусказочных времен Нумы – один раз после окончания первой Пунической войны в 235 году до н. э., потом после битвы при Акции в 30 году до н. э., сделавшей Августа властелином мира, и еще два раза за время его правления (об этом Август с большой гордостью сообщает в своей автобиографии). Позже мирные периоды случались чаще, но римская республика, как видно, постоянно жила в условиях военного положения.

Янус.

В святилище или возле него стояла бронзовая статуя Януса, у которого, как и положено, было два лица (Овидий называет ее «двуликой», а Вергилий «двулобой»). Считалось, что ее поставил царь Нума Помпилий. В одной руке у бога был посох, в другой – ключ, и при этом он еще умудрялся каким-то образом показывать на пальцах число 355 (именно столько дней насчитывали в году римляне до календарной реформы Юлия Цезаря).

Янус занимал в римской мифологии особое место. Бог порогов, дверей, пограничных состояний, он вызывал у склонных к порядку римлян боязливое почтение. По свидетельству Плутарха, на древних монетах с одной стороны изображалась голова двуликого Януса, с другой – корабельный нос или корма, потому что «Янус дал римлянам государственный порядок и научил их благонравию, а судоходная река снабдила их в избытке всем необходимым и с моря, и с суши»[7]. Действительно, римские мальчишки, подбрасывая монетку, говорили capita и navia – «головы» и «барки», как мы говорим «орел или решка», что бы ни было изображено на монете. С имени Януса начиналась любая римская клятва богам.

Чуть дальше к западу, перед портиком Эмилиевой базилики (о которой немного позже), на земле виднеется круглый мраморный цоколь диаметром примерно в два с половиной метра; в одном месте от него отходит небольшой прямоугольный отросток. Археологи, проводившие раскопки в конце xix века, установили, что это – фундамент святилища Клоакины. Если в этом имени вам слышатся отзвуки слова «клоака» – вы угадали: святилище было посвящено ручью, который когда-то пересекал Форум, а позже был спрятан под землю и стал составной частью масштабной канализационной системы древнего Рима, известной как Cloaca Maxima («Великая», или «Большая клоака»). Римляне совершенно справедливо полагали, что хорошая канализация – залог здоровья, причем понимали это они с самых давних времен. Святилище Клоакины – одно из древнейших; под тем цоколем, что виден сейчас, – еще семь слоев камня разных времен: культурный слой поднимался, и фундамент приходилось надстраивать.

Традиция связывала возникновение святилища Клоакины со временами Ромула, точнее – опять-таки с окончанием войны между римлянами и сабинянами: после успешного вмешательства женщин воины с обеих сторон сложили оружие, и на этом самом месте совершили очистительный обряд с использованием веток мирта. Как выглядело святилище, мы знаем по монетам эпохи Юлия Цезаря.

Тут необходима оговорка. Здание, даже небольшое, как минимум вмещает в себя несколько человек, а иногда – несколько сотен или даже тысяч. Монета, даже самая большая, помещается на ладони. Такое несоответствие масштабов приводит к тому, что даже очень скрупулезный художник-чеканщик вынужден упрощать и стилизовать изображаемое здание, избавляться от лишних деталей, зачастую менять пропорции, потому что в мире миниатюры действуют другие композиционные принципы. То, что получается, – это скорее графический конспект здания, чем его изображение. А ведь нумизматика – источник нашей информации о значительном числе несохранившихся античных строений. Информация эта очень важная, зачастую уникальная, но относиться к ней нужно с осторожностью.

На монетах, изображающих святилище Клоакины, виден небольшой постамент (вероятно, круглый), решетчатая балюстрада и две женские статуи в головных уборах. У одной из них в поднятой руке – какой-то предмет (обычно считается, что цветок, но доказать или опровергнуть это невозможно из-за масштаба: слишком мелко, деталей не разобрать). Фигуры две, потому что в какой-то момент культ Клоакины сплелся с культом Венеры – видимо, эти две богини, одна местная, другая общегосударственная, и осеняли своим присутствием место, где раньше находилось одно из отверстий Большой Клоаки. Впоследствии тот ее рукав, который проходил под Эмилиевой базиликой, вышел из употребления.

Традиция относила обустройство Клоаки ко времени правления последних царей. Подземное русло этого ручья от Форума до реки следует весьма прихотливому курсу: римляне с осторожностью относились к вмешательству в природу, потому что каждая гора или река была для них божеством, потенциально враждебным. Некоторые из прорытых каналов были так велики, что по ним могла проехать телега со стогом сена. Когда ближайший соратник Августа Агриппа в должности эдила (чиновника, отвечающего за общественные здания) велел прочистить римскую канализацию, он лично инспектировал работы, плавая по канализации на лодке. Во второй половине xix века предприимчивые римские гиды охотно показывали богатым английским и американским туристам подземелья Клоаки. Будущий романист Генри Джеймс писал сестре из Рима в 1869 году, что это оказалось для него «самым глубоким и самым мрачным впечатлением от античности».

Около святилища Венеры – Клоакины произошла одна из трагедий раннереспубликанской эпохи, когда городом, по преданию, правил совет децемвиров («десяти мужей»). Один из них, по имени Аппий Клавдий (с его тезками и потомками мы еще не раз встретимся), воспылал страстной любовью к целомудренной плебейской девушке по имени Виргиния («девственная») и подговорил одного из своих сподвижников заявить прилюдно, что она не дочь центуриона Виргиния, а простая рабыня. Поскольку судьей по этому делу собирался выступать сам Клавдий и исход был предрешен, отец Виргинии, вопреки многочисленным препятствиям добравшийся до города из военного лагеря, попросил разрешения у собравшихся переговорить с дочерью наедине. Он отошел с ней вместе к продуктовым лавкам возле святилища Венеры – Клоакины, схватил хлебный нож и заколол девушку со словами «только так я могу сохранить твою свободу». Народ ужаснулся, и правлению самовластных децемвиров пришел конец.

В первом веке нашей эры писатель-энциклопедист Плиний Старший дивился тому, что Клоаке уже 700 лет, а она как новенькая и «практически нерушимая». Наверное, он еще сильнее удивился бы, если бы узнал, что и сейчас, почти 2000 лет спустя, некоторые участки Большой Клоаки используются по прямому назначению. Отверстие, по которому нечистоты когда-то сливались в Тибр, можно увидеть сбоку от Палатинского моста (Ponte Palatino).

Арка Септимия Севера

Рассказывая о римских древностях, неизбежно приходится жертвовать то хронологической, то топографической связностью. В историографии есть понятие «палимпсест» – так называется рукопись, с которой стерли слова, чтобы записать что-то новое. Современные методы исследования иногда позволяют прочитать уничтоженный текст. Весь Рим – один огромный палимпсест. В этом городе никогда не останавливались перед тем, чтобы пристроить к античному забору ренессансную скамейку.

Вот и около самых древних памятников Форума – Черного камня и Курциева озера – появилась в начале iii века н. э. большая триумфальная арка, которая сейчас может поспорить с курией за звание лучше всего сохранившейся постройки на Форуме.

Сохранилась она по той же причине: в vii веке папа Агафон пристроил к ней диаконат, своего рода социально-благотворительный центр, посвященный святым Сергию и Вакху, который и просуществовал до рубежа xvi-xvii веков. В средневековье это была распространенная практика, причем языческий характер сооружений никого особенно не смущал. В xii веке местные бароны добавили к арке укрепления, которые простояли пять с лишним веков.

У арки Септимия Севера плохая художественная репутация: считается, что ее рельефы схематичны и безжизненны по сравнению, например, с теми, что украшают колонну Траяна. Это не совсем справедливо, но, чтобы составить собственное мнение, нужно сходить в Музей римской цивилизации и посмотреть на копии рельефов – мало того, что там их удобнее разглядеть, они еще и частично восстановлены, потому что оригиналы далеко не в идеальном состоянии. На арке, кроме крылатой Победы, речных божеств и времен года, изображена история восточного похода императора Септимия Севера: армия, выступающая из лагеря, жители, покорно отдающие себя под власть римлян, осада, приступ, военный совет, покоренные города Эдесса и Ктесифон. Один из основных изобразительных мотивов – римские солдаты, грубо ведущие за собой или перед собой испуганных, одетых в шапки парфянских пленников.

Арка Септимия Севера. Гравюра xvi века.

Поход стал одной из последних удачных военных операций Римской империи: Парфия – основной враг на востоке – была повержена, более ста тысяч человек попало в плен и было продано в рабство. Укрепленную столицу арабов, город Хатру, взять не удалось, но Север тем не менее присоединил к своему имени не только победный титул «Парфянский», но и «Аравийский» – слова Parthico и Arabico видны на верхней строчке посвятительной надписи. В этой надписи прославлялся сам император и его сыновья Марк (больше известный как будущий император Каракалла) и Публий (больше известный как будущий – недолгий – соправитель брата, император Гета). Когда Каракалла убил Гету, последний был подвергнут процедуре, известной как damnatio memoriae («проклятие памяти»). В результате упоминание Геты на арке было заменено на абстрактную фразу про «прекрасных и могучих вождей» (optimis fortissimisque principibus). Но палимпсест сопротивляется забвению: изначальную надпись без труда удалось восстановить по расположению дырок, к которым крепились позолоченные бронзовые буквы.

На монетах видно, что на арке стояла огромная скульптурная группа: триумфальная колесница, запряженная шестью не то восемью лошадьми, которых ведут под уздцы два воина (Каракалла и Гета?) и, возможно, еще два всадника сопровождают их по бокам, как мотоциклисты – президентский кортеж. Никаких следов этой группы до наших дней не сохранилось.

В древние времена арка находилась на возвышении – к ней вели ступени. На многих старых картинах и гравюрах, от Пиранези до Каналетто, видно, что вплоть до xix века нижний ярус арки (рельефы которого изображают пленных парфян под конвоем римских солдат) был полностью скрыт под землей.

Храм Сатурна

За аркой Септимия Севера, если смотреть на нее со стороны курии, стоят восемь колонн. Это остатки храма Сатурна, который соревнуется с храмами Весты и Юпитера Капитолийского за право считаться самым древним святилищем города. У римлян не было твердого мнения о том, кто его заложил, но все версии относились к фигурам полусказочным – царям Туллу Гостилию и Тарквинию Младшему или первому в истории Рима диктатору Титу Ларцию. Его нынешние останки датируются i веком до н. э., когда храм восстановил (скорее всего – выстроил заново) консул Луций Мунаций Планк. Планк был человеком невероятной карьеры – сподвижник Цезаря в галльских войнах, организатор знаменитого пира в честь Антония и Клеопатры, на котором египетская царица растворила жемчужину в уксусе и выпила раствор, изобретатель титула «Август» для первого римского императора, последний римский цензор (после него должность была упразднена), основатель городов Базель и Лион. В базельской ратуше стоит его деревянная статуя.

То, что мы видим сейчас, к сожалению, не относится ко временам августовского расцвета: восемь колонн из серого и розового египетского гранита, позаимствованные у других зданий, и не слишком искусные ионические капители, вытесанные специально для этого случая, были собраны в iv веке – так поздно, что некоторые считают эту перестройку одним из последних актов отчаяния со стороны римских язычников в пору, когда храмы олимпийских богов официально уже были запрещены. На фризе указано, что Сенат и римский народ восстановили этот храм, уничтоженный пожаром; это одна из немногочисленных надписей, где вездесущая аббревиатура spqr прописана полностью (Senatus Populusque Romanus incendio consumptum restituit).

С древних времен под святилищем Сатурна находилась государственная казна, поэтому храм служил штаб-квартирой для квесторов, государственных чиновников, отвечающих за финансы. В какой-то момент казну разделили на две части: одна использовалась для повседневных государственных надобностей, другая представляла собой своего рода «стабилизационный фонд», к которому можно было обращаться только в случае крайней опасности для государства. Римляне считали, что главной угрозой для них могла бы стать война с галлами, но реальность, как обычно, обманула ожидания. В бурную пору «римской революции» казной овладел Юлий Цезарь; когда молодой народный трибун попытался защитить храмовую сокровищницу собственным телом, Цезарь многозначительно сказал: «Поверь, мне труднее тебе угрожать, чем тебя убить».

Как и многие другие памятники на Форуме, храм Сатурна больше всего пострадал в эпоху Ренессанса. Из записок уже упоминавшегося Поджо Браччолини «О переменчивости судьбы» даже известно, когда это примерно произошло: «Сохранился портик храма Согласия [тогда именно за него принимали храм Сатурна], который я видел почти нетронутым и облицованным прекрасным мрамором в пору моего первого приезда в Рим [в 1402 году]; а потом римляне пережгли на известь весь храм, часть портика и расколотые колонны. На портике до сих пор [1447 год] видны буквы, свидетельствующие о том, что Сенат и римский народ восстановили храм, уничтоженный пожаром». На гравюре Пиранези (вторая половина xviii века) развалины храма Сатурна предстают окутанными идиллической атмосферой, которой давно не найдешь на Форуме: вдаль уходит исчезнувшая с тех пор улочка с жилыми домами, прямо к боковым колоннам пристроено здание, на крыше которого растут цветы в гигантских горшках, по земляной насыпи бродят овцы, между колонн протянута веревка с бельем.

Храм Сатурна. Гравюра Джованни Баттисты Пиранези.

В храме стояла статуя Сатурна из золота и слоновой кости, одетая в шерстяные одежды; по свидетельству Плиния Старшего, внутри она была полая, залитая оливковым маслом, якобы полезным для слоновой кости. Кроме того, ноги статуи были прикручены к постаменту грубыми веревками, которые снимали только на время праздника сатурналий в конце декабря. Это был веселый, буйный праздник, «лучший из дней» по словам поэта Катулла: рабы и хозяева менялись местами, все ходили друг к другу в гости, дарили подарки, работа замирала. (Катилина и его сообщники планировали захватить власть и перерезать сенаторов именно в дни сатурналий, когда все теряют бдительность.) Плиний Младший писал другу, что он отвел себе на вилле отдельный кабинет, чтобы не мешать своим домашним справлять сатурналии – и чтобы праздничное веселье не мешало его ученым занятиям. Некоторые исследователи считают, что на исходе античности христианские богословы постановили считать временем рождения Иисуса конец декабря именно для того, чтобы переформатировать и ввести в благочестивое русло празднование языческих сатурналий, которые никак не хотели сдавать свои позиции.

Храм Согласия

За аркой Септимия Севера, у западной границы Форума, находится бетонная насыпь – часть фундамента здания, которое занимало гораздо большую площадь, чем видно сейчас, и частично уходило вглубь, туда, где теперь лестница и Палаццо Сенаторио. Этот бетон, возможно, самый старый в Риме – остатки храма Согласия (Aedes Concordiae). Легенда относит его основание к 367 году до н. э. Овидий пишет об этом так:

(Выбранное переводчиком слово «чернь» по-русски звучит более резко, чем латинское vulgus, «простой народ».) Действительно, в этот момент римские плебеи взбунтовались против существующего государственного порядка и грозили уйти из города, основать собственное государство и так далее. После напряженной борьбы был принят ряд законов, обеспечивших плебеям доступ к высшим государственным должностям, в том числе консульству; более того, по этим законам как минимум один из консулов каждого года должен был представлять плебейское сословие. Прославленный полководец и государственный муж Фурий Камилл объявил об этом решении народу, был встречен ликованием и дал обет воздвигнуть храм в честь согласия сословий.

Следующая версия храма возникла в 121 году до н. э. Почти наверняка цемент для его основания был получен, в числе прочего, из раздробленных камней старинного Камилловского храма – римская архитектурная практика придавала большое значение подобным символическим жестам. Этот храм уже не был посвящен согласию сословий – он скорее прославлял согласие олигархов. Строительство санкционировал консул Луций Опимий, после того как он под предлогом выполнения ультимативного указания Сената утопил в крови движение сторонников Тиберия Гракха. Это был поворотный пункт в истории римской республики; через сто лет система правления, просуществовавшая до того несколько веков, полностью развалилась. То, что Опимий отметил один из самых кровавых и трагических эпизодов в истории римской республики перестройкой храма Согласия, не ушло от внимания наблюдателей, и уже очень скоро над посвятительной надписью на фронтоне кто-то написал: «Злой глас Раздора храм воздвиг Согласию». Несколько веков спустя Блаженный Августин продолжал иронизировать: «Но что это было, как не насмешка над богами – строить храм богине, которой явно не было в городе, иначе он бы не был разгромлен и растерзан? Разве что богиню Согласия, как виновницу такого преступления, было решено заточить в храме, как в тюрьме, за то, что она покинула души граждан».

Храм Согласия несколько раз упоминается в литературных источниках в связи с разного рода знамениями: один раз в стоящую на крыше статую богини Победы попала молния, в другой раз возле храма наблюдали кровавый дождь. В бурные годы, которые у историков получили название «римской революции» (хотя можно ли называть революцией период в сто с лишним лет – спорный вопрос), в этом храме неоднократно собирался Сенат, особенно во времена государственных кризисов. Именно здесь Цицерон произнес свою заключительную, четвертую речь против Катилины с призывом казнить заговорщиков. Храм перестроил и украсил император Тиберий за счет добычи, полученной в германском походе.

В храме Согласия был организован своего рода музей: старый Август затребовал для него статую богини Весты с острова Пароса; там же разместилось множество других греческих статуй и римских картин, четыре диковинных слона из обсидиана (вулканического стекла), подаренные храму самим Августом, и перстень, который отдала в коллекцию супруга Августа Ливия. По легенде, это был тот самый знаменитый перстень, что когда-то принадлежал самосскому тирану Поликрату.

Из-за сложного ландшафта архитектурное решение здания было необычным: вопреки классической традиции, он был больше вытянут в ширину, чем в длину. Во время тибериевской перестройки его хотели увеличить, но длина храма была ограничена Табуларием сзади и Комицием спереди, поэтому увеличили его в основном в ширину, и к получившемуся широкому фасаду вели узкая лестница и пронаос. Монеты свидетельствуют, что храм был украшен многочисленными скульптурами: Геркулес и Меркурий по бокам у входа и еще не меньше семи фигур (среди них, вероятно, богиня согласия Конкордия, Тиберий и его брат Друз и т. д.) на крыше. Фрагмент богато украшенного антаблемента (той части здания, которая находится над колоннадой и состоит из архитрава, непосредственно опирающегося на колонны, фриза и карниза) можно увидеть в Капитолийских музеях, примыкающих к месту расположения храма со стороны Капитолия.

Поликратов перстень

Очень любил Поликрата.

Когда Поликрат его бросил в море,

Он хотел обидеться,

Но решил, что любовь – превыше,

Залез в рыбу

И вернулся к Поликрату на перст.

Когда Поликрата распяли,

След его теряется.

Потом он был в музее у Августа

И казался посредственной работы.

Так об этом сказано у Плиния.

Клара Лемминг, Пер. М. Л. Гаспарова

Храм Веспасиана

Рядом с храмом Согласия (или, точнее, с тем местом, где он когда-то был) стоят три колонны из белого итальянского мрамора. На одной из гравюр Пиранези эти колонны изображены на фоне еще одной бытовой зарисовки из жизни «Коровьего поля». Но современный зритель вряд ли узнает в них нынешний памятник: на гравюре грунт доходит почти до самых капителей – так высоко поднялся со времен империи культурный слой. Когда в 1810 году храм стали откапывать, выяснилось, что три сохранившиеся колонны не стоят прямо, а отклонились почти на метр, и их поддерживает только накопившаяся вокруг почва. Архитекторам пришлось демонтировать колонны и возвести их на новом фундаменте, так что ступени и подиум этого храма созданы в 1811 году. В конце xix века археолог Родольфо Ланчиани, немного преувеличивая, писал, что, когда грунт удалили, «публика увидела на фоне неба те капители и фриз, по которым всего несколькими месяцами ранее ступали ноги туристов».

Между тем и Пиранези, и архитекторы начала xix века считали, что эти три колонны принадлежат храму Юпитера Громовержца (который на самом деле стоял на Капитолии, неподалеку). На сохранившемся куске фриза видна надпись estitver. Догадаться, что это фрагмент слова restituerunt, «восстановили», не составляло труда, но по понятным причинам атрибуцию храма такая надпись не облегчала.

Ключ к загадке оказался спрятан в уникальном документе – так называемом Айнзидельнском путеводителе. Это часть средневековой рукописи ix века (времен Карла Великого), которая представляет собой одиннадцать маршрутов для прогулки по Риму из конца в конец, от одних ворот в древних стенах до других. Ученый монах из Германии тщательно отметил все здания и памятники, которые можно было увидеть при движении по каждому из маршрутов, и скопировал надписи на некоторых из них. На нашем храме, например, было написано: «Божественному Веспасиану Августу Сенат и римский народ», а на следующей строчке – «Императоры и цезари Север и Антонин Пий, счастливые Августы, восстановили». Хотя этот документ был обнаружен в швейцарском монастыре Айнзидельн уже давно, с храмом на Форуме его сопоставил археолог Антонио Нибби только в 1827 году.

Стало понятно, что это тот самый храм, который после смерти и обожествления императора Веспасиана начал строить его сын Тит – но достроить не успел, потому что умер всего через два года после отца. Тита тоже обожествили, и строительство закончил его младший брат, третий и последний император династии Флавиев Домициан. Античные источники сообщают, что храм был посвящен и отцу, и сыну (хотя надпись упоминала только отца), так что в некоторых книгах он называется «Храм Веспасиана и Тита».

Фриз храма был украшен бычьими черепами (bucrania) – символом жертвоприношения, который защищал от дурных предзнаменований. Между черепами были изображены разные приспособления для жертвоприношения: шлем, топор, нож, блюдо, кувшин. На этот изысканный пример римского декоративного искусства можно посмотреть в Капитолийских музеях.

Практика обожествления императоров началась с Юлия Цезаря и ко времени Веспасиана стала настолько привычной, что циничный и трезвомыслящий император, которому мы обязаны поговоркой «деньги не пахнут», счел возможным иронизировать на эту тему: по свидетельству историка Светония, когда он почувствовал приближение смерти, то промолвил: «Увы, кажется, я становлюсь богом»[9] (Vae, puto deus fio).

Портик богов Согласия

За храмом Веспасиана, напротив храма Сатурна, расположен странный памятник, на который редко обращают внимание. Это колоннада из двенадцати невысоких коринфских колонн, образующих неловкий тупой угол «спиной» к Капитолию. Обычно сдержанные авторы архитектурных и археологических путеводителей не жалеют бранных эпитетов для этой – действительно довольно неуклюжей – конструкции.

У этого памятника даже нет твердо устоявшегося названия. Известно, что он был посвящен двенадцати богам. Саму концепцию римляне переняли у греков (греки называли верховных богов «олимпийскими», по предполагаемому месту их обитания – горе Олимп в северной Греции), а укрепилась она, вероятно, во времена войны с Ганнибалом. Когда государству угрожала смертельная опасность, сенаторы и народ обратились к жрецам, которые углубились в священные книги и объявили, что если Рим устоит, то весь приплод первой мирной весны – всех телят, ягнят, поросят и цыплят – надо будет принести в жертву богам. Такой обряд назывался «священная весна» (ver sacrum). Кроме того, было решено установить на Форуме шесть лож, каждое для пары верховных богов. Тит Ливий указывает эти пары в такой последовательности: Юпитер и Юнона, Нептун и Минерва, Марс и Венера, Аполлон и Диана, Вулкан и Веста, Меркурий и Церера. А старинный поэт Энний сочинил непереводимое двустишие, где распределил олимпийцев по половому признаку: сначала назвал всех богинь, потом всех богов. Это ему удалось только путем сокращения имени Iuppiter до архаической формы Iovis:

Ученый-энциклопедист Варрон в трактате «О земледелии» тоже упоминает «двенадцать согласных богов – только не тех городских, чьи позолоченные образы стоят на Форуме, шесть мужских и столько же женских, но тех двенадцать богов, что больше всего помогают земледельцам». У него это Юпитер и Теллус (богиня почвы), Солнце и Луна, Церера и Вакх, Робиг (отвратитель болезни злаков) и Флора, Минерва и Венера, Лимфа (богиня пресной воды) и Эвентус (бог благополучного исхода).

Археологи предполагают, что изображения богов стояли между колоннами портика. Не совсем понятно, для чего служили семь небольших помещений в глубине, – может быть, шесть из них были предназначены для шести пар богов, может быть, помещений было двенадцать, просто пять из них еще не удалось обнаружить. Дошедшие до нас обломки относятся ко времени правления династии Флавиев. Но портик неоднократно реставрировали и реконструировали.

Последняя античная реконструкция отмечена надписью на архитраве портика, и из нее мы знаем, кто и когда ее организовал: префект города Веттий Агорий Претекстат в 367 году нашей эры. Это очень неожиданная дата для реставрации такого откровенно языческого памятника: в 341 году запретили жертвоприношения, в 356 году языческие храмы были официально закрыты. Тем не менее многие римляне, особенно из числа наследственной аристократии, сопротивлялись победоносному натиску христианства. Претекстат был из числа таких несгибаемых консерваторов (как и его младший друг Симмах – тот, что пытался защитить статую богини Победы в здании Сената). Сохранилась бронзовая табличка, на которой справа отмечены все государственные должности Претекстата (губернатор Лузитании, проконсул Ахайи, префект города), а слева – его религиозные титулы (жрец Весты, жрец Солнца, авгур, иерофант, Отец мистерий).

Как и Симмах, Претекстат явно не относился к пассивным противникам новой религии. Христианство к концу iv века уже не было исключительно верой обездоленных провинциалов – оно все решительнее шло к тому, чтобы стать тоталитарной государственной доктриной, и от взгляда тогдашних ученых язычников не ускользало стремление христианского священства к роскоши, которое позже таким пышным цветом расцвело именно на римской почве. «Сделайте меня папой римским, и я немедленно покрещусь», – иронизировал Претекстат. Христиане отвечали ему взаимной неприязнью: блаженный Иероним после его смерти с удовлетворением отмечал, что «выбранный консул этого года теперь находится в аду».

Претекстат.

В свете этой непримиримой борьбы история восстановления памятника в новое время выглядит парадоксом: его раскопки проводились под эгидой папы Григория XVI, а нынешней его формой мы обязаны папе Пию IX, который в 1858 году приказал собрать колонны из обломков зеленоватого мрамора, а недостающие заменить новыми, уже не из мрамора, а из травертина (это пять колонн без желобков с правой стороны портика). Вклад обоих пап отмечен мемориальными досками.

Две базилики

Центральную часть Форума занимает почти квадратный и на первый взгляд почти голый участок земли с несколькими колоннами и пустыми постаментами посредине. А по сторонам, с севера и с юга, когда-то находились две величественные базилики.

Слово «базилика» в наши дни употребляется в двух значениях. Во-первых, это большие католические соборы с особым статусом (например, собор Святого Петра в Риме). Искусствоведы же называют базиликой любой христианский храм, план которого представляет собой латинский крест (согласно этому определению, собор Святого Петра – укороченная базилика, а собор Святого Марка в Венеции – не базилика вовсе). Однако в дохристианские времена базиликами назывались сугубо светские здания. Само это слово по-гречески означает «царские палаты» или «царский портик». Базилики выполняли функции здания суда, бизнес-центра и торговых рядов: в их роскошных залах шли гражданские и уголовные процессы, а в тенистых аркадах располагались разнообразные лавки, торгующие любым товаром.

Тот прямоугольник, который находится с северной стороны Форума, а боковым торцом выходит на Аргилет, занимала Эмилиева базилика. Сейчас в это трудно поверить, но когда-то Плиний Старший называл это здание одним из трех главных чудес Рима (наряду с Форумом Августа и Храмом Мира). В полусказочные времена ранней Республики на этом месте находились лавки – сначала мясные, потом меняльные. Во втором веке до н. э. цензор Марк Фульвий Нобилиор построил здесь первую базилику. Как часто бывает с римскими постройками, не совсем ясно, была ли Эмилиева базилика тем же зданием, что Фульвиева, и если да, то до какой степени. В одном из источников ее даже называют «Эмилиева и Фульвиева базилика». Повод для этого упоминания был весьма значительный: во ii веке до н. э. здесь установили первые в городе водяные часы.

Эмилиевой новую (или обновленную) постройку стали называть в честь нескольких представителей рода, который особенно активно реставрировал и украшал здание. Одного из них звали Эмилий Павел, поэтому у базилики появилось еще и третье имя – Павлова.

Когда этот самый Павел стал на деньги Юлия Цезаря реставрировать базилику, соперник Цезаря Помпей очень обеспокоился, что в руках цезарианцев концентрируется все больше денег и власти. Кончилось это беспокойство довольно плачевно – об этом нам еще не раз придется вспомнить. Греческий биограф Плутарх пишет об этом так: «Когда же Цезарь обильным потоком направил галльские богатства ко всем участвовавшим в управлении государством и дал консулу Павлу тысячу пятьсот талантов, на которые тот украсил Форум знаменитым сооружением – базиликой, воздвигнув ее на месте прежней базилики Фульвии, Помпей, напуганный этими кознями, уже открыто и сам и через своих друзей стал ратовать за то, чтобы Цезарю был назначен преемник по управлению провинциями. Одновременно он потребовал у Цезаря обратно легионы, которые предоставил ему для войн в Галлии»[10].

Август, гордившийся тем, что принял Рим кирпичным, а оставил мраморным, тоже не обошел постройку своим вниманием, и это внимание носило идеологический характер. Одной из самых сложных проблем Августа в его поздние годы была ситуация с передачей власти; вопрос о том, кто станет преемником, мучил его постоянно. Ситуация осложнялась тем, что у самого Августа и у его жены Ливии были разные представления о том, кто должен занять место первого человека в государстве: Август склонялся к своему биологическому потомству, Ливия – к своему. Позиция Ливии была сильнее: у нее от первого брака был сын Тиберий Клавдий, в чьем уме, нравственных устоях и военных доблестях никто не сомневался. У Августа же от предыдущего брака была только распутная дочь Юлия, и на ее-то старших детей, Гая и Луция Цезарей, делал ставку Август. Чтобы приучить народ к этой мысли, он усыновил внуков и заставил сенат объявить их будущими консулами, когда те были еще подростками, – с тем чтобы они приняли на себя консульство по достижении двадцатилетия. Август лично отслужил по консульскому сроку с каждым из внуков и пристроил к Эмилиевой базилике портик, названный в их честь. При раскопках на этом участке Форума была найдена большая плита с посвятительной надписью Луцию – сейчас она установлена возле базилики. Портик еще стоял в начале xvi века, когда его зарисовал архитектор Джулиано да Сангалло.

Портик Гая и Луция. Рисунок Джулиано да Сангалло.

Юношей ждала незавидная участь: один умер в восемнадцать лет, другой в двадцать три, и официальным преемником стал все-таки Тиберий. В сдержанном и официозном перечислении достижений своего правления Август едва ли не единственный раз проявляет человеческую эмоцию: «Сыновей моих, которых молодыми у меня вырвала судьба…» Молва, конечно, обвиняла во всем Ливию, но доказательств не было, тем более что юноши умерли вдалеке от Рима – Гай в Ликии, Луций в Галлии.

В начале v века н. э. базилика горела; на обломках мраморного пола до сих пор можно увидеть зеленоватые следы от расплавившихся в пламени пожара бронзовых монет (возможно, в базилике все еще работали меняльные лавки). Пожар мог быть вызван погромом, который в 410 году устроили в Риме готы под командованием Алариха. Вечный город впервые за 800 с лишним лет пал под ударом врага; старики качали головами и говорили, что не стоило отказываться от отеческих богов и так усердно перенимать новомодную христианскую ересь. (В ответ на эти сомнения епископ североафриканского города Гиппона Августин написал свое главное произведение – «О граде Божием».) В 847 году, при папе Льве I V, базилика пострадала от сильного землетрясения. Но остатки стен и портика растащили на строительные материалы уже после того, как Сангалло успел их зарисовать.

То, на что пошли обломки, можно увидеть и сегодня. От площади Святого Петра к Замку Святого Ангела ведет прямая Виа Кончилиационе («Улица примирения»), на которой стоят многочисленные посольства при Святом престоле. Дом под номером 30 – это дворец Торлония – Жиро. Когда-то, до отпадения Англии от католицизма, здесь было английское посольство, потом здание принадлежало французским банкирам, потом – семейству Торлония, чьи представители до сих пор занимают высшие посты в ватиканской администрации. Здесь находился музей римских древностей, но с 1960-х годов дворец превращен в многоквартирный дом, а сокровища музея недоступны не только для публики, но и для специалистов. Говорят, правда, что Торлония договорились о продаже коллекции городу. Так вот, облицовка этого дворца – все, что осталось от знаменитой базилики, когда-то слывшей одним из чудес света.

Напротив нее стояла еще одна базилика. Она когда-то называлась Семпрониевой, потом на этом месте начал строить новое здание Юлий Цезарь, но достроить не успел. Почти все незавершенные градостроительные проекты Цезаря довел до конца Август – так было и с этой базиликой, которую он назвал Юлиевой в честь приемного отца. После гибели Гая и Луция базилику переименовали в их честь, но новое название не прижилось.

По структуре базилики были похожи друг на друга – обе двухъярусные, с разными типами колонн на первом и втором этаже, с торговыми рядами по краям и деловыми помещениями внутри. В Юлиевой базилике заседала коллегия центумвиров, основанная якобы еще в царские времена. Хотя слово буквально означает «сто мужей», в эпоху принципата их было сто восемьдесят; они разбирали главным образом имущественные дела, в том числе вопросы наследования. Адвокат и мемуарист Плиний Младший в одном из писем красочно рассказал об одном из дел, которое ему пришлось вести перед коллегией:

«Знатная женщина, жена претория, лишена наследства восьмидесятилетним отцом через одиннадцать дней после того, как, обезумев от любви, он ввел к себе в дом мачеху. Аттия требовала отцовское имущество в заседании четырех комиссий. Заседало сто восемьдесят судей (их столько в четырех комиссиях). С обеих сторон много адвокатов; для них множество скамей; густая толпа многими кругами охватывала широкое пространство для судей. Толпились около судей; на многих галереях базилики здесь женщины, там мужчины жадно старались услышать (это было трудно) и увидеть (это было легко). Напряженно ждут отца, напряженно дочери, напряженно и мачехи. Дело решили по-разному: в двух комиссиях мы выиграли, в двух проиграли. Случайно произошло то, что случаем не покажется: проиграла мачеха, получившая из наследства одну шестую»[11].

Обе базилики были покрыты деревянными крышами; поэты даже иногда называли Юлиеву базилику «Юлиевой крышей». Полубезумный император Калигула использовал ее довольно своеобразно: «деньги в немалом количестве он бросал в народ с крыши Юлиевой базилики несколько дней подряд»[12].

Пол Эмилиевой базилики славится следами от расплавившихся монет, а пол Юлиевой – многочисленными (по некоторым подсчетам, их больше восьмидесяти) расчерченными прямо на мраморе досками для игр, которые сейчас мы бы назвали «настольными» – а в древнем Риме, очевидно, они были по преимуществу напольными.

Ростры

В Петербурге, перед зданием Биржи на стрелке Васильевского острова стоят две красные колонны. Их строили не только с декоративной, но и с практической целью: наверху по ночам жгли смолу, и колонны служили маяками для невской навигации. В xx веке эта функция колонн отмерла за ненадобностью, но в праздничные дни их по-прежнему зажигают – только теперь там горит газ, проведенный наверх в 1950-е годы. Колонны называются ростральными, потому что их стволы украшены носами кораблей (по-латыни rostrum, множественное число rostra). Другая знаменитая ростральная колонна стоит на площади Коламбус-серкл в Нью-Йорке; ее воздвигли к 400-летию открытия Америки, и изображенные на ней корабли – это колумбовские каравеллы «Пинта», «Нинья» и «Санта-Мария».

Традиция украшать архитектурные памятники носами вражеских кораблей в честь морских побед восходит к римским временам. Первая ростральная колонна была воздвигнута на Форуме в честь морской победы возле города Анция (ныне Анцио, в полусотне километров к югу от Рима на берегу Тирренского моря). Римляне, не зная, что делать с захваченными в бою бронзовыми украшениями вражеских кораблей, установили их посреди Форума.

Другая, более знаменитая колонна, была посвящена победе над карфагенянами в 260 году до н. э. в битве при Милах (ныне Милаццо – небольшое поселение на северном побережье Сицилии). Это была первая крупная морская победа Рима, к тому же над соперником, чье превосходство на море считалось неоспоримым. У римлян до такой степени не было опыта военно-морских действий, что и свой-то флот они смогли построить только по образцу карфагенского корабля, потерпевшего крушение в Мессинском проливе. Впрочем, карфагеняне не могли пожаловаться, что их не предупреждали: некий Цезон незадолго до первой Пунической войны говорил карфагенскому послу, что римлянам не привыкать побеждать врага на его территории и его же излюбленными средствами; перечислив несколько убедительных исторических примеров, Цезон заключил: «Не принуждайте римлян к морским столкновениям; ведь если нам понадобятся морские силы, мы за короткое время снарядим больше кораблей, чем у вас, и они будут лучше ваших, и мы станем лучше сражаться на море, чем народы, которые давно занимаются мореплаванием».

Римляне победили благодаря новаторской технике морского боя, которая в более поздние времена получила название «абордаж», и бесстрашию командира Гая Дуилия, человека незнатного происхождения, позже ставшего консулом. В те времена это была неслыханная честь для «нового человека» (homo novus – так официально назывались в римской политике выскочки, чьи предки не занимали высоких постов). Ростральная колонна на Форуме тоже была названа в его честь.

Когда морских побед стало еще больше, римляне украсили корабельными носами целую платформу возле Комиция и здания Сената, и эту платформу стали метонимически называть просто Ростры («носы»). Это было, по свидетельству древних историков, самое почетное и самое заметное место на Форуме. Не было высшей награды для государственного мужа, чем статуя в его честь, воздвигнутая на Рострах. Конечно, со временем статуй становилось так много, что старые приходилось убирать, освобождая место для новых. То же самое происходило с самими Рострами. Старые, республиканские, были демонтированы при Юлии Цезаре. Задняя их сторона была выпуклой формы из-за контура ступеней Комиция – и, хотя Юлиевы Ростры были передвинуты ближе к центру Форума и необходимости в таком архитектурном решении больше не было, новая конструкция бережно повторяла форму старой. Август добавил к ним еще одну платформу чуть восточнее, а в поздние годы империи к ним для равновесия достроили Ростры с другой стороны Форума, перед храмом Божественного Юлия. В xix веке эти императорские Ростры по ошибке сочли средневековыми (и, стало быть, не представляющими исторического интереса) и снесли.

Цезаревы Ростры почти полностью реконструированы в 1904 году, хотя при реконструкции использовали некоторые античные блоки, в том числе те, что были украшены дырками для корабельных носов. К Августовым Рострам лепится небольшая кирпичная пристройка с плохо сохранившейся посвятительной надписью, из которой создается впечатление, что она посвящена какому-то достижению городского префекта Юния Валентина в последние годы существования западной Римской империи. Поскольку в ту эпоху сражаться приходилось в основном с германским племенем вандалов, пристройка известна под названием «Вандальские Ростры» (Rostra Vandalica).

Похороны

Ростры служили излюбленным местом для публичных выступлений и похорон, которые в Риме тоже были разновидностью публичных выступлений. Самое подробное описание этого обычая оставил историк Полибий. Полибий был греческий аристократ, взятый в Рим в качестве заложника в числе тысячи ахейских молодых людей во ii веке до н. э., когда Рим жестко укреплял свое влияние в Греции. «Заложник» в данном случае не означает человека с кляпом во рту, которому угрожает скорая гибель; скорее, это была своеобразная форма культурного обмена. Полибий провел в Риме в этом качестве семнадцать лет, был вхож в лучшие дома, стал воспитателем полководца и политика Эмилия Павла и составил для себя весьма лестное, хотя слегка идеализированное представление о римском государстве, его нравах, обычаях и культуре (идеи Полибия о разделении властей оказали большое влияние на отцов-основателей США). Полибий неотступно размышлял над вопросом, который казался неразрешимой загадкой и ему, и большинству его греческих современников, – как получилось, что провинциальный варварский город Западного Средиземноморья за каких-то два поколения превратился во властелина всего известного круга земель. У грека, писавшего для грекоязычной аудитории, этнографический элемент в рассказе о Риме был неизбежно сильнее, чем у позднейших римских писателей; поэтому «История» Полибия – неоценимый источник бытовой информации.

Смерть знатного римлянина, рассказывает Полибий, становится важным событием для всего города. Покойника несут на Форум и ставят (именно ставят, а не кладут) на Рострах; специально обученные ремесленники предварительно снимают с него посмертную маску, в которой стараются добиться максимального портретного сходства, вплоть до цвета лица (впоследствии эта маска хранится на почетном месте в семье покойного). Похороны призваны прославить как добродетели новопреставленного, так и доблесть его рода. Сын покойного или другой родственник произносит речь, в которой восхваляет умершего и рассказывает о его благородных предках, начиная с самых давних. Этот рассказ носит театрализованный характер, потому что другие родственники покойника в этот момент сидят на Рострах, изображая этих самых давних предков – в их посмертных масках и одеждах, соответствующих статусу (например, в тоге с пурпурной каймой, если предок был консулом).

Именно с Ростр Марк Антоний произносил свою знаменитую погребальную речь над телом Цезаря – ту, которая потомству известна главным образом по шекспировской трагедии. В античной традиции записи этой речи не сохранилось, но историк Аппиан Александрийский оставил довольно подробный ее пересказ. По его свидетельству, Антоний устроил из похорон Цезаря тщательно срежиссированное и до малейших деталей продуманное шоу; в конце, когда толпа уже во весь голос рыдала, над Рострами на специальном вращающемся механизме поднялась восковая фигура Цезаря, в окровавленной тоге, с изображенными на ней двадцатью тремя ранами, которые нанесли диктатору заговорщики. Обезумевшая толпа помчалась мстить за Цезаря, и Антоний мог вполне искренне сказать, что обещанная им амнистия оказалась неприемлемой для народа. Когда Антоний вступил в вооруженную борьбу за наследие Цезаря, старый Цицерон бросился спасать гибнущую республику; в Сенате и на Форуме он произнес четырнадцать язвительнейших речей против Антония, которые сам назвал «филиппиками» в память о тех речах, которые афинский оратор Демосфен произносил против Филиппа Македонского. Юный Октавиан, будущий Август, описывается в этих речах как защитник Сената и спаситель государства. Но когда Октавиан победил в вооруженной борьбе, он объединил силы с побежденным Антонием, и они вместе двинули войска на Рим. Сенату ничего не оставалось, как признать за полководцами верховную власть. Цицерон был объявлен вне закона; он пытался бежать, но его настигли и убили. Антонию принесли отрубленную голову и руки оратора; его тогдашняя жена Фульвия проколола язык Цицерона собственной шпилькой. Страшные трофеи пригвоздили на Рострах, там, где на протяжении нескольких десятилетий ковалась слава Цицерона. «И больше народу приходило посмотреть на мертвого, чем когда-то – послушать живого», – говорит Аппиан.

В начале iv века н. э. на Рострах поставили пять колонн в честь двадцатилетия правления императора Диоклетиана (который по этому торжественному поводу впервые прибыл в Рим) и десятилетия учрежденной им системы правления, известной как тетрархия («четверовластие»). На самой высокой колонне была установлена статуя Юпитера, на остальных – статуи четырех цезарей-правителей. В 1547 году был найден пьедестал одной из этих колонн (так называемый «Пьедестал десятилетия»); сейчас он установлен неподалеку от Ростр. На нем изображены процессии и жертвоприношения в честь десятилетия тетрархии, а на щите, который держат крылатые богини, написано «Счастливого десятилетия цезарей» (Caesarum decennalia feliciter).

Вдоль южного края Форума на равном расстоянии друг от друга стоят десять огромных кирпичных пьедесталов (когда-то они, конечно, были облицованы травертином и мрамором) – это пьедесталы торжественных колонн, воздвигнутых в честь разных побед позднеимператорской эпохи. Две колонны восстановлены, но перепутаны местами, а та, на которой ясно видны дыры, вообще, скорее всего, стояла совершенно в другом месте Форума и была ростральной (дыры – это те места, где крепились декоративные носы кораблей).

По бокам от Ростр стояли два памятника, отмечающие центр Рима и центр мира. Один из них – Пуп города Рима (Umbilicus urbis Romae), от которого сохранилось круглое бетонное основание между Рострами и аркой Септимия Севера. Другой – Золотой мильный камень (Milliarium aureum), колонна из позолоченной бронзы, установленная при Августе. На этом знаке были отмечены главные города империи и расстояния до них, и у него, по свидетельству Плутарха, заканчивались все дороги Италии.

Колонна Фоки

Последним античным памятником Форума традиционно считается Колонна Фоки – хотя год ее возведения, 608-й, можно уже отнести к раннему средневековью. Эта одиноко стоящая коринфская колонна всегда была заметным ориентиром на Форуме, даже когда он служил пастбищем для коров и коз. Из посвящения на ее пьедестале известно, что экзарх Равенны Смарагд (то есть что-то вроде византийского наместника в Италии) воздвиг памятник «милосерднейшему и набожнейшему вечному императору Фоке, коронованному Богом триумфатору во веки веков». В те времена найти в Риме хороших каменотесов и архитекторов было непросто, и колонну позаимствовали у какого-то здания ii века.

Фока был солдат самого низкого происхождения, обеспечивший себе византийский трон простейшим способом: он убил императора Маврикия и пятерых его сыновей, после чего войско посадило его самого на трон. Спустя несколько лет жестокому правлению Фоки пришел конец: экзарх Египта Ираклий пошел на него войной и после нескольких ожесточенных битв вошел в Константинополь уже без боя – даже личная императорская гвардия под началом Фокиного зятя сдалась на милость победителю. Фоку привели к Ираклию. «Так-то ты правил, мерзавец?» – спросил победитель. Фока огрызнулся: «Ты, что ли, будешь править лучше?» Взбешенный Ираклий собственноручно отрубил Фоке голову.

Колонна Фоки.

Несмотря на жестокий нрав и бесславный конец, Фока успел облагодетельствовать Рим по крайней мере двумя памятниками – не только своей колонной, но и Пантеоном. Именно по его указу Пантеон был передан папе Бонифацию IV и превращен в христианскую церковь – благодаря чему и дошел до наших дней почти в полной неприкосновенности.

Хотя надпись, проливающая свет на историю колонны, была раскопана наполеоновскими археологами в 1813 году, несколькими годами позже Байрон все еще называл ее «безвестный столп с зарытым пьедесталом» (так романтичнее). Дальнейшие раскопки частично финансировала эксцентричная английская аристократка Елизавета, герцогиня Девонширская. Под ее патронажем ниже кирпичного постамента была обнаружена ступенчатая пирамида средневековой постройки. Ее демонтировали как не имеющую исторической ценности в 1903 году.

Храм Кастора и Озеро Ютурны

С востока от Юлиевой базилики проходит тропинка, которая в древности называлась «Этрусским переулком» (Vicus Tuscus). Драматург Плавт в весьма бойком описании жизни Форума предупреждает, что там толпятся те, кто торгует собственным телом. По другую сторону переулка стоял храм Кастора. Три сохранившиеся колонны – для разнообразия не реконструкция; их можно увидеть на картинах многих ведутистов (художников, специализирующихся на городских видах) xviii века. Про храм известно, что в iv веке н. э. он еще стоял в неизменном виде, но потом о нем долго-долго нет никаких сведений, а в xv веке улицу, на которой он стоит, называют «Улицей трех колонн» (Via Trium Columnarum) – то есть он уже выглядел так, как выглядит сейчас.

Эти три колонны издавна вызывали справедливое восхищение. В 1760-х годах будущий архитектор Джордж Данс писал о них из Рима в Лондон своему отцу, тоже архитектору, что «снял слепки с лучшего образца коринфских колонн, может быть, на всем белом свете».

Сказав «не реконструкция», мы имели в виду, что это не реконструкция нового времени. Храм Кастора в Риме существовал в глубокой древности, но то, что мы видим, – постройка августовских времен. Кастор и Поллукс (по-гречески второго брата звали Полидевк), или Диоскуры («божественные юноши», а по-латыни просто Gemini, «близнецы»), были детьми Леды, той самой, которую Зевс соблазнил в образе лебедя. Миф этот невероятно древний. Божественные или полубожественные братья, ловко обращающиеся с лошадьми, – это общеиндоевропейский мотив, с параллелями в индийской ведической традиции. Греческие мифы о Диоскурах тоже содержат множество разных версий и противоречий – еще одно свидетельство их древности. Культ процветал в «Великой Греции» – греческих городах южной Италии. В римской же истории Кастора и Поллукса связывали с битвой, которую римское государство, только-только свергнувшее царскую власть, вело с соседями. Битва это была полулегендарная, и, описывая ее, Тит Ливий попутно ворчит, что-де у разных авторов путается порядок должностных лиц и лет: «дела эти давние и писатели древние»[13]. После изгнания царей род Тарквиниев стал возбуждать окрестные латинские племена на борьбу против Рима; когда оттягивать сражение дальше стало невозможно, римляне обратились к только что введенному обычаю избирать диктатора в критические для государства моменты. В современном языке «диктатор» означает самовластного правителя, который приобрел власть неправедным путем, отдавать ее не собирается, а с подданными жесток. У римского диктатора нет ни одной из этих характеристик; это, в сущности, кризисный управляющий. Необходимость в таком управляющем была вызвана тем, что правление двух консулов, при всех его достоинствах, не обеспечивало единоначалия, которое в определенных ситуациях все-таки требовалось. Поэтому римляне решили в случае необходимости назначать человека, который брал бы на себя ответственность за конкретный сложный участок государственной деятельности (обычно – военного характера, но не только, особенно в более позднюю эпоху). Назначение диктатора было аналогом современных законов о чрезвычайном положении; диктатор был обязан сложить свои полномочия, как только порученная ему задача была выполнена (или, если ему не удавалось ее выполнить быстро – не позднее, чем через шесть месяцев); он имел право находиться под охраной двадцати четырех телохранителей-ликторов – это столько, сколько у обоих консулов вместе; консульская власть на время диктатуры не отменялась, но подчинялась диктатору в той области, ради которой он был назначен. Страх римлян перед абсолютизмом царского образца был так силен, что по закону назначенный диктатор был обязан немедленно выбрать себе помощника, так называемого «начальника конницы» (magister equitum), который, хотя и был диктатору подчинен, все-таки несколько ограничивал его единовластие.

Полидевку-Поллуксу досталась незавидная судьба, схожая с участью вице-президента из американского анекдота («один брат ушел в море, другой стал вице-президентом Соединенных Штатов, и с тех пор ни про одного из них никто не слышал»). В некоторых источниках здание называют «храмом Кастора и Поллукса», но чаще про второго брата просто забывают. Над этой несправедливостью подшучивали уже в древности: в консульство Юлия Цезаря и Марка Бибула, которое тогдашние острословы называли «консульством Юлия и Цезаря», Бибул «открыто признавался, что его постигла участь Поллукса: как храм божественных близнецов на Форуме называли просто храмом Кастора, так и его совместную с Цезарем щедрость приписывали одному Цезарю»[14].

Ученик английского архитектора Джона Соуна с измерительным инструментом изучает развалины храма Кастора и Поллукса. Рисунок Генри Парка, около 1810 г.

Для сражения с латинянами диктатором был назначен Авл Постумий, начальником конницы – Тит Эбуций. Войска сошлись возле Регильского озера в Этрурии. Где это место – точно указать сложно. Регильское озеро было мелкое, расположенное в кратере потухшего вулкана, и к xviii веку оно полностью высохло. Вероятно, битва состоялась где-то между нынешними городками Фраскати и Тусколо. Когда римляне дрогнули перед натиском врага и обратились в бегство, Авл Постумий превратил свою отборную когорту в заградотряд с правом уничтожать дезертиров. Римляне от безысходности пошли на врага, смяли неприятельский строй и захватили лагерь; диктатор и начальник конницы вернулись в город триумфаторами.

В самый отчаянный момент битвы римляне вдруг увидели, что в их строю бьются двое прекрасных юношей на огромных белых конях. А когда победа была одержана, в Риме о ней узнали от тех же юношей, которые чудесным образом оказались на Форуме и поили своих разгоряченных коней у источника Ютурны. Цицерон рассказывает, что и гораздо позже, в 168 году до н. э., когда римский полководец Эмилий Павел разбил македонского царя Персея (и в числе прочих мер устрашения взял в Рим тысячу заложников, включая Полибия), Диоскуры явились сенатору Ватинию и сообщили ему о победе. Сенат сначала было посадил Ватиния в тюрьму за распространение недостоверных слухов, но, когда спустя много дней от Павла из Македонии пришла депеша, подтверждающая дату сражения, Ватиний был с испугом и почетом отпущен.

Храм был заново посвящен Луцием Метеллом Далматиком на исходе ii века до н. э. в честь победы над далматами. Племена далматов, жившие на побережье Адриатического моря, незадолго до того подчинились Риму и воевать совсем не собирались; они дружелюбно приняли Метелла и устроили его на зимовку в городе Салонах (ныне Солин, пригород Сплита). Вернувшись в Рим, Метелл все-таки справил триумф. Подиум храма на Форуме, вероятно, сохранился от той постройки. А нынешние три колонны были возведены в конце правления Августа его приемным сыном и будущим императором Тиберием.

В республиканские времена в храме Кастора часто собирался Сенат, а платформа перед колоннами служила одним из излюбленных мест для выступлений политиков, своего рода вторыми Рострами. В императорскую эпоху, конечно, все это отошло в прошлое. В здании, построенном Тиберием, было двадцать пять маленьких помещений, связанных с функционированием храма Кастора в качестве римской палаты мер и весов и отделения государственной казны; но в одном, судя по найденным там предметам, работал зубной врач.

В середине июля в Риме справляли праздник в честь Кастора – несколько тысяч молодых людей в парадной военной форме участвовали в процессии, во главе которой ехали двое юношей на белых конях, изображая Диоскуров. Август «приватизировал» этот культ и постарался связать почитание близнецов с императорским домом: сначала со своими внуками Гаем и Луцием, а после их безвременной смерти – с Тиберием и его братом Друзом (который тоже оказался не слишком удачливым Диоскуром и умер, упав с лошади).

За храмом Кастора находятся развалины нескольких построек времен Домициана и Калигулы и маленький домик, когда-то служивший главной христианской церковью Рима. Это – церковь Санта-Мария-Антиква с уникальными раннесредневековыми фресками (сейчас они в таком плохом состоянии, что требуют постоянного внимания реставраторов, и поэтому туристов в помещение не пускают). Церковь была заброшена (возможно, после землетрясения) в середине ix века, а главная ее святыня, фреска v века, изображающая Марию с младенцем, так называемая «Богоматерь нежности», была аккуратно вырезана из стены и перенесена в соседнюю церковь Санта-Мария-Нова (сейчас она называется Санта-Франческа-Романа). Про старинную постройку все забыли, над ней даже возвели часовню, которую пришлось демонтировать в 1901 году в ходе раскопок. Незасыпанной осталась стоящая рядом часовня Сорока Мучеников, названная так в честь сорока римских солдат-христиан, которые отказались отречься от своей веры в эпоху гонений времен императора Диоклетиана и были по приказу военачальника заморожены заживо на льду горного озера возле армянского города Севастии (ныне – территория Турции). В апсиде часовни находится средневековая фреска, изображающая гибель севастийских мучеников, но сама постройка – древнеримских времен.

Храм Кастора и Поллукса.

К часовне прилегают святилище и так называемое «озеро» Ютурны; возле этого источника Кастор и Поллукс и поили своих лошадей после битвы при Регильском озере. Во ii веке до н. э. полководец Эмилий Павел поставил там конные статуи Диоскуров в честь своей победы над царем Персеем. Вода источника считалась целебной. В императорские времена ее использовали для священных обрядов весталки, а в самом здании находилась штаб-квартира организации, отвечающей за водоснабжение города, так называемая statio aquarum.

Расположенное тут же святилище – реконструкция 1950-х годов, с использованием некоторых античных обломков; так, например, на фронтоне установлен блок с надписью ivtvrnai s. В сказке про Винни-Пуха у Пятачка над дверью висела табличка «Посторонним В.», которую можно было трактовать по-разному; вот и эта надпись может означать, например, «Святилище Ютурны» или «Ютурне от Сената и римского народа». Ютурна – малопонятный персонаж старинных римских легенд, нимфа источников, богиня водоснабжения, жена бога Януса. Поэт Вергилий в «Энеиде» дал это имя сестре Турна, главного соперника Энея в битвах за Лаций.

Храм Божественного Юлия

Убийство Юлия Цезаря вызвало у римского народа противоречивые чувства. Некоторые прославляли заговорщиков как тираноборцев, но большинство искренне скорбело о диктаторе. Когда же было оглашено хранившееся у девственных весталок завещание Цезаря, в котором он отдавал в общественное пользование свои сады над Тибром и оставлял по триста сестерциев каждому гражданину, скорбь и ненависть запылали с новой силой. Под горячую руку попал друг Цезаря Гельвий Цинна, которого перепутали с одним из убийц, Корнелием Цинной, и разорвали на части. («Я Цинна– поэт, я Цинна-поэт!» – «Разорвать его за дурные стихи, разорвать его за дурные стихи!») Похороны Цезаря прошли в два приема: сначала погребальный костер был сооружен на Марсовом поле, затем его перенесли на Форум и подожгли возле храма Кастора. Люди кидали в костер одежду, скамьи, все, что попадалось под руку, включая детские медальоны, которые было принято носить на шее до совершеннолетия, а потом посвящать богам. Перед пепелищем установили колонну из нумидийского мрамора, желтого, как золото, с надписью «Отцу отечества», но простояла она недолго – противники Цезаря ее убрали.

В июле на небе появилась необычайно яркая звезда или комета, которую сочли душой Цезаря, возносящейся к бессмертным богам. (Какая именно это была комета – неясно до сих пор; в 1990-е годы два американских исследователя перевернули груды материала от китайских хроник до химического состава гренландских ледников и разработали связную гипотезу, но многие историки по-прежнему считают, что никакой кометы не было, была только позднейшая пропагандистская выдумка.) Под нажимом юного Гая Октавия, которому по завещанию досталась львиная доля огромного состояния Цезаря и, главное, его политическое благословение, Сенат принял закон об обожествлении Цезаря, и на месте погребального костра был выстроен храм – первый в римской истории, посвященный не богу из легенд и преданий, а человеку, еще недавно ходившему среди живых.

В честь посвящения храма были устроены гладиаторские игры, в которых даже участвовал один сенатор, а римской публике впервые показали бегемота и носорога. Алтарь храма получил статус убежища – это означало, что беглый раб или преступник, добравшийся до алтаря и требующий защиты, мог рассчитывать на милосердие или по крайней мере на отсрочку приговора. В Риме правом убежища обладали только храмы тех богов, которые были известны еще при Ромуле, поэтому некоторые блюстители традиций были возмущены. Выход из положения нашли с римской бюрократической элегантностью: право убежища у Цезарева алтаря отнимать не стали, но храм окружили таким забором, что пройти в него просто так стало невозможно.

Храм Божественного Юлия. Реконструкция.

Храм был очень высоким, выше соседнего храма Кастора. Об этом говорит Овидий в послании из ссылки: «…божественный Юлий / Видит, взглянув с высоты на прилегающий храм»[15]. Внутри стояла огромная статуя Цезаря, украшенная звездой-кометой на лбу; когда двери храма открывались, она была видна с Форума. Как и во многих других римских святилищах, в храме Божественного Юлия были выставлены произведения искусства: картины, изображающие братьев-Диоскуров, богиню Викторию и полотно с Венерой Анадиоменой работы самого великого Апеллеса. Конечно, ни одно из них до наших дней не дошло, а Венера от сырости пострадала еще в античности, и Нерон заменил эту картину на другую.

Судя по монетам, храм перестраивали при Адриане, но те невыразительные руины, что дошли до наших дней, относятся к изначальному зданию. Культ Юлия Цезаря в Риме не угас до сих пор, и на алтаре храма время от времени появляются букеты цветов.