Полевой лагерь
Девятая рота.
На пригорке творилась упорядоченная суета, подобная муравейнику. Никто не сидел без дела. Старший лейтенант Сидоренко чётко раздавал указания.
– Назначить лиц суточного наряда!
– Комиссар! Бери Харина, Моше. Развернёте наглядную агитацию! И шоб как положено! – капитан отрезáл густым баритоном каждую фразу, – и ещё, Тимофеев, бери себе ещё двух «манов» и метров в ста отсюда пусть выкопают яму и организуют отхожее место! Да смотри, предупреди, чтоб добротно было. Сам приду, проверю! И не дай боже, провалюсь!.. – он сжал зубы и потряс кулаком для пущей убедительности.
– Командиры взводов! Отправьте по четыре бойца к старшине на разгрузку матбазы, остальным под вашим чутким руководством – разбивать палаточный городок! И через сорок минут построение роты с вещмешками!
Ротный снял шапку, вытер лоб.
– Сержант Ахмедов ко мне! Берёшь дневальных с лопатами и перед палаточным городком делаете из песка дорожку и камешками выкладываете. Ясно?!
– Да тошно, товарищ старший лейтенант!
– Тошно тебе будет, сержант, если мне не понравится!..
– Есть!
– Да, комиссар! Как закончишь своё, проверь, чтоб в каждой палатке печь топилась, и дежурство истопников всю ночь было организовано! А потом проконтролируй, что ы старшина отправил наряд за пайкой и проследи за раздачей! Да, сразу щас проверь, чтоб термоса этот прапор разгрузил!
– Саядян, Герасимов, Урсулов! – а вы щас будете ставить со мной офицерскую палатку! У кого ещё есть ко мне вопросы? Кто ещё не знает, что он должен делать?..
Недавно призванный «дух» Саядян, старослужащий или «дед» Герасимов и прошлого призыва «слон» Урсулов, дружно кинулись выполнять приказ невзирая на свои «статусы».
В девятой роте эти «статусы» были лишь формальностью, «перевод» в новый статус ремешком по попе, также носил лишь формальный характер, всё чаще игнорируясь вовсе. Ибо закон и уставной порядок, установленные ротным, здесь были почти безупречны!
Рота через минуту превратилась в копошащийся муравейник. Одни тащили с места разгрузки металлические каркасы палаток, другие уже устанавливали дощатые остовы и закрепляли нары из горбыля, подпирая снизу найденными здесь кирпичами. Третьи маялись с ржавыми буржуйками, прикрепляя к прогнившим жестяным дымоходам пустые консервные банки для гашения пламени.
Кто-то уже натягивал дырявую выцветшую палатку, кто-то её штопал, кто-то по натянутой нитке выкладывал камешками дорожки палаточного городка, кто-то охранял пирамидки из оружия. Наглядная агитация в виде солдатской плащ-палатки с нашитыми полиэтиленовыми карманами и запиханными в них партийными догмами, требованиями Минобороны СССР, «Боевым листком», мерами безопасности, и прочими крайне полезными для сознания советского воина вещами уже трепалась на холодном ветру!..
Тимофеев взял в руки план занятий на следующий день:
– Огневая подготовка: Упражнение контрольных стрельб; Тактическая подготовка: Мотострелковый взвод в наступлении; Медицинская подготовка: Оказание само- и взаимопомощи при ранениях и травмах, вынос раненых с поля боя; Строевая подготовка: строевые приёмы с оружием; Общевоинский устав: обязанности лиц суточного наряда; Организация караульной службы: обязанности часового; Радиационная, химическая и биологическая защита: Приемы и способы индивидуальной защиты, ОЗК; Физическая подготовка: Кросс 1 км…
– Влад! Тебе что-нибудь привезти? Заказывай! Я завтра в полк убываю! – из темноты появился Хашимов.
– В по-олк? – изумился Тимофеев.
– Ага! Да ты не завидуй! У меня тут «ЧП»! Мой боец, Челябизаде нас по дороге сюда чуть не угробил! Да ещё себе череп люком разбил, или кто помог ему раньше?!. Вообще, я уверен, что это случилось гораздо раньше! Но не важно! А тут ещё к нему брат приехал! Прикинь! Сидит себе щас в Ружомберке. Так что тут сам понимаешь, я у комбата отпросился с этим кадром в полк прокатиться. В санчасть, прежде всего, его сдам. Хай, Несветайло с Будилой тут сами разгребаются пока. А сам я через день вернусь. Так что заказывай, чё тебе привезти?..
– Эй, Бедиев, давай, сгоняй за Челябизаде, мне пора выезжать, – он окликнул проходившего солдата своей роты.
Тимофеев с некоторой долей зависти смотрел вслед удаляющемуся товарищу.
Вот и сгорел ещё один день «настоящего», погрузив в потустороннюю картинку воспоминаний прошлого всё, что ещё мгновение назад являлось самым, что ни на есть настоящим! Сквозь прожжённую дыру палатки уходило тепло от дымящей «буржуйки» в тёмную стужу ноябрьской ночи.
Тимофеев ворочался в спальном мешке, казавшемся ему уютным коконом, отделяющим его от всего этого недружественного полигонного мира вокруг, где он мог быть наедине с самим собой, согретый теплом, словно чадо в чреве матери. В голову пришёл стишок Сергея Михалкова, знакомый с детства: «…Лег, заснул – смотри кино! Ведь покажут все равно. Без экрана, без билета, я смотрю и то, и это… Например, вчера во сне, что показывали мне?.. … я вокруг Земли вращался – сделал множество витков – и при этом назывался почему-то Терешков. Я крутился, я крутился, а потом я „приземлился“ от кровати в двух шагах и с подушечкой в руках…»
«Посмотрим, что мне в этот раз покажут там, эти загадочные кинооператоры сновидений!» – лейтенант стал медленно падать в бездну сна…
Тимофеев лежал в спальнике. Сквозь прожжённую дыру палатки, в тёмную стужу декабрьской ночи, уходило последнее тепло от давно потухшей «буржуйки»…