Зденка. Военный роман. «Обломки шаттла» (В. В. Земша)

25 февраля 1986 г. в Москве открылся XXVII съезд КПСС.

Он утвердил новую редакцию Программы КПСС и «Основные направления экономического и социального развития СССР на 1986—90 годы и на период до 2000 года» (курс на строительство коммунизма) и Устав партии.

Двумя годами ранее Новосибирское ВВПОУ

Февраль 1985 г.

Училищный танкодром. БМП пыхтели, проворачивая траки в снежных сибирских сугробах. Минус 42 градуса по Цельсию. Сибирская зима запасла много снега на своих бескрайних просторах! Впереди как катер прокладывал трассу танк, поднимая облако снежной пыли. Влад переключился на пониженную передачу и поддал оборотов, трасса шла в гору. Нос БМП задрался вверх настолько, что в щели триплекса возможно было разглядеть только небо. Ещё мгновение, ещё и всё, высота взята. Нос БМП резко упал вниз. В то же самое мгновение Владислав увидел толстенный ствол берёзы перед собой. В рубцах, с лохмотьями висящей коры. Штурвал влево… Зашкалено Тимофеев со всей силы даванул «главный фрикцион»15 …, тормоз… Поздно! Бронированный нос БМП врезался в могучее дерево. Раздался глухой звон в ушах. По инерции, шлемофон, в котором была, между прочим, его голова, врезался в металлический короб триплекса.

«Удачно врезался! (Слегка рассёк бровь, набил шишку и только.) Могло быть и хуже!» – подумал курсант.

– Твою мать! – Раздался мат инструктора. Он, явно не разделяя оптимизма Влада, морщился, держа двумя руками голову…

Если бы он сидел сверху, как обычно, он непременно бы попытался заехать пару раз валенком по шлемофону (т.е. голове) ученика, если бы сам не слетел, конечно. Но из командирского отделения сзади, он только матерился. Машина заглохла. Да ещё и застряла в сугробе. Вытаскивать пришлось танком. Впрочем, танк то и делал, что вытаскивал застревающие, а точнее тонущие в глубоком февральском снегу Боевые Машины Пехоты!

Курсанты, отводив своё, отморожено пристукивали валенками под вышкой.

– Да уж, явно не для Сибири создана эта техника! А если сюда сунет нос там «Бундесвер» или «Янки». Могила! Вот он где главный рубеж обороны Родины! Кхе, кхе, кхе…! – вытирая шубенкой воспалённый красный нос, произнёс замкомвзвода, посмеиваясь вытянутой вперёд челюстью…

Взвод грелся возле электрического тена в единственном теплом помещении танкодрома. Одни, отогревшись, веселились, других жестоко рубила «фаза» сна.

Курсант задумался, достал из кармана фото. Фото милой девушки. Он провёл пальцем по её милому личику.

«Сонечка!» – Тимофеев произнёс про себя. Казалось, что даже само её имя согревало его промёрзшее тело. В последнем своём летнем отпуске в родном Xабаровске он вызвался проводить её домой после встречи выпускников. Перед глазами словно ожила картинка прошлого:

1985 г.

Xабаровск.

– А пошли на Амур! – неожиданно вдруг предложил он….

Тогда они шли по летнему городу. Было жарко и влажно. Так часто бывает летом в Хабаровске. Недавно прошли жуткие ливни, затопившие низины, такие как «Амурский бульвар». Но сейчас вода уж ушла, оставив лишь следы сего бедствия сырыми стенами домов. Они поднялись выше, мимо «Интуриста», подошли к старому зданию из красного кирпича, принадлежавшее Хабаровскому краеведческому музею.

Тимофеев подошёл к огромной каменной черепахе, погладил по панцирю.

– А ты знаешь, что когда нашли эту черепаху, – видишь, тут вот стесана надпись, – япошки подняли международный скандал!

– Скандал? Из-за черепахи? – удивилась Сонечка.

– Из-за неё!

– Хм? – она лишь пожала плечами, зевнула.

Но молодой человек не замечал, что девушке эта тема была совершенно не интересна….

– Хм! – Соня шаловливо посмотрела на юношу. – А ты всем девушкам такие вот байки рассказываешь? Или я первая?

– Знаешь, ты первая, – смутился юноша.

– Странный ты какой-то, другие что-то весёленькое девушкам рассказывают, а ты про звёзды, про историю, про черепах…, это слишком серьёзно как-то, слишком много информации у меня за этот день получено! Аж голова лопается! – девушка обхватила руками голову и, сделав «бух» губами, развели ладони в стороны.

Теперь они шли молча по пирсу вокруг «Ласточкиного гнезда». Где в детстве он лазил по огромным валунам. Где внизу о скалы бились тёмные амурские волны в окружении жутковатых бурных омутов, покрывавших своими зловеще колышущимися тёмными от своей бездонности пятнами поверхность воды. Он держал её нежные пальчики.

– Ну, скажи, наконец, что я тебе нравлюсь!

– Ты мне очень нравишься, – он смело притянул к себе девушку, провёл ладонью по щеке, всё ближе к шее, к мочке уха… Приблизил своё лицо так близко, что поцелуй мог сорваться с их уст в любое мгновение… Но она отстранилась.

– Но-но-но! Какой ты шустрый. Я вовсе не это имела ввиду!

Он, удерживая её, всё же, убрал руку с её шеи.

– Ты стал таким мужественным! Тебя трудно узнать! – она привстала на цыпочки. – Слушай! А ты выше меня на целую голову!

Тимофеев лишь пожал плечами.

– Мне раньше казалось, что ты маленького роста.

– Нет. С тех пор я почти не вырос. А ты вот стала ещё красивее. Хотя ты мне всегда нравилась.

– Правда? Да-а-а? Да-да! Я знаю. Верно! Я помню твою смешную записку!

– Помнишь!? Только тогда тебе нравился другой, а меня ты не замечала.

Владислав остановился. Повернул лицо Сонечки к себе. Аккуратно убрал с её ушка нежный локон. Провёл снова пальцем по щеке. Не получив в этот раз отпора, смелея, аккуратно взял обеими ладонями её пылающее лицо. Прикоснулся губами бережно к её аккуратному носику, нежному подбородку, мягко касаясь пальцами мочек её маленьких ушек. Провёл ладонью по шее вниз. Почувствовав лёгкий трепет её тела и участившееся дыхание, он прикоснулся губами к её приоткрывшемуся рту. Она жадно подалась ему навстречу, и они забыли обо всём на свете…

– Я… тебя… люблю,.., – прошептал юноша.

– Я знаю, – кокетливо улыбнулась девушка, откинув голову набок.

– А ты?.. – он замер в ожидании.

– Да, наверное, – она пожала плечами, улыбнулась и обвила его за шею, притянув к себе для полного страсти поцелуя…

Тускло светили уличные фонари, вокруг которых роились насекомые. Молодым людям казалось, что всё мироздание в эту минуту вращалось только вокруг них двоих. Влад потянул Сонечку за руку, увлекая под густую сень деревьев. Теплый ночной ветерок всколыхнул её ситцевое платьице… А жадная до ласк рука курсанта ловко скользнула вниз, с трепетом, едва погрузив пальцы в персиковую мякоть…

Смеркалось. На БМП установили приборы ночного видения.

(Что за дрянь! Разве можно в них что-то разглядеть! Все советские ночные приборы имели дохлые аккумуляторы, зарядка их занимала уйму времени и сил. Половина барахлила. Они засвечивались от яркого света, были очень грубы и деликатны одновременно.)

– По машинам! – прозвучала команда. Очередная группа курсантов бросилась к БМП. Бежали, мандражируя внутри от волнения. Тяжело бухая валенками по глубоким сугробам.

У Тимофеева обледенелые пальцы ног больно впивались в носок валенка на два размера меньше. (Фак вещевую службу!) Вдобавок снег забивался внутрь сквозь дырку под пяткой, прикрытой наспех сложенным в несколько раз листом бумаги из старых конспектов по ППР. Схватившись бесчувственными полуобмороженными, в обледенелых коричневых армейских перчатках пальцами за звенящую стужей броню. (Если схватить за неё голой рукой, та может крепко прихватиться морозом к коже.) Тимофеев влез в отсек механика-водителя, задвинул люк. Начал в темноте на ощупь дрожащими бесчувственными пальцами вверх-вниз переключать тумблера, запускать бензонасос, маслонасос, и т. д. это тебе не Жигуль, где провернул ключ и – порядок!

– Кто придумал делать это всё по-отдельности! – подумал курсант, щёлкнув последним тумблером…

Сердце ёкнуло. Что-то зажужжало. И он начал дрожащими руками настраивать радиосвязь с вышкой. Время отщёлкивало секунды. Через полминуты должен прозвучать доклад о готовности! В нос ударило соляркой… Двигатель запустился! Слава богу!

– Ни черта не видно! – подумал курсант, глядя в ночной прибор и покрываясь холодным потом.

– «Третий», доложить о готовности, я «вышка», приём!..

– «Вышка», я «третий», к движению готов, я «третий», приём!..

– Марш! – прозвучала команда.

Курсант Тимофеев нажал главный фрикцион16, переключил рычажок передачи, расположенный справа от штурвала, и, резко бросив педаль фрикциона, поддал щедро обороты. Машину рвануло по снегу. Траки замолотили по снежной целине. Машина развернулась почти на месте, обдав всё вокруг мощным облаком снежной пыли. Практически на ощупь определяя в прибор среди тёмно-зелёного фона вокруг светло-зелёные снежные трассы… Все движущиеся объекты в приборе расплывались, сопровождаясь ярко-зелёной паутиной линий. Яркие точки фонарей с вышки светло-зелёными светящимися шлейфами «засвечивали» прибор ночного видения.

– Обороты! Обороты! – орал инструктор сквозь скрежущий рёв двигателя.

Вскоре прибор совсем сдох. Не в силах более что-то различать вокруг, Влад сдался, откатил в сторону люк, зафиксировал его и высунулся наружу.

(Если люк не зафиксировать, то при любом значимом рывке, тяжелая бронированная крышка поедет назад и отсечёт как ножницами голову с абсолютной лёгкостью, что, к сожалению, хоть и крайне редко, но иногда и случается с нерадивыми или невнимательными механиками – водителям, царствие им небесное!..)

– Ладно, давай по-походному! – согласился солдат-инструктор.

Дальше следовали по-походному. Различая в кромешной мгле только контуры деревьев. Вдруг путь осветило что-то очень яркое сверху, выглянув из-за угрюмых макушек деревьев. Свечение словно наполнило пространство вокруг. Влад поднял голову. Какая огромная луна! Невероятное что-то! Машина уверенно рассекала ночную темноту сибирского леса без фар и прожекторов, как и положено при ночном вождении с приборами ночного видения. Тимофеев напряжённо всматривался в темень, которая уже и не была кромешной вовсе. Спасибо луне! Она здорово заменила вышедший из строя прибор каким-то чудесным образом… Но некогда рассматривать небо. Нервы напряжены до предела…

Прозвучали последние доклады о выполнении учебных заданий, о показаниях спидометров и температуры масла в системах… всё по Уставу. Взвод был полностью построен и готовился, после завершающей преподавательской речи и разборок со стороны «замка» (зам командира взвода), погрузиться в тёплое чрево БТР. БМП выстроились в отдельную колонну, ими управляли солдаты-инструкторы, они же механики-водители. Сопровождающий колонну танк уже ожидал в её голове. Гусеничная техника, в отличие от колёсного БТР, не могла передвигаться по цивилизованным дорогам, без ущерба для оных, поэтому их пути на этом расходились! Курсанты пристукивали валенками, желая разогнать хоть как-то застывшую в ногах кровь, которые уже теряли свою чувствительность от обморожений. Вытягиваясь в «стойке пингвина», они глядели мутными уставшими отмороженными взглядами на своего препода, на уныло болтающуюся под фонарём брезентуху солдатской плащ-палатки с карманами для «наглядной агитации», где красным фломастером было аккуратно выведено «XXVII-й съезд КПСС…».17

Под прожекторами бугрился снег. Ярко горели созвездия.

– Смотрите! Туда! – вдруг раздался возглас одного из курсантов.

– Да это обломки Шаттла18! – пошутил другой, демонстрируя остроумие.

– Что это? – все заворожено смотрели на темное в звёздах небо.

Словно из-за тумана. (И это-то на безоблачном то небе!) Над макушками деревьев нависла огромная луна! Яркое небесное тело двигалось прямо на них. Окружённое большой светящейся сферой, оно остановилось. Рывок. Остановка. Снова рывок. Медленно, но в то же самое время как-то мощно… Все замерли. Это была не луна! Чёрт побери! Ни кто не верил своим глазам! Все словно оцепенели.

«Так вот то, что мне светило в пути!.. – подумал Влад. – Невероятно!..»

Шар развернулся, превратившись в полусферу. Всё это словно чудо снизошло на землю! Будто ожил фантастический фильм. И тут неожиданная команда:

– По места-а-ам!!! – прервала это шокирующее зрелище.

Препод явно не разделял любопытства своих учеников. От объекта отделились несколько шариков светло-красного цвета, разлетаясь по сторонам… Но люки БТРа захлопнулись. Замороженных курсантов обдал желанный горячий воздух от двигателей и машина двинулась в училище. Владислав, как вероятно, самый любопытный, привстал, приоткрыл боковой люк, взглянул в последний раз на небесное представление. В ту самую минуту яркий луч света сверху ослепил его на миг… Он свалился в горячее чрево машины под ругань «комотда» (командира отделения), плотно захлопнув люк. Голова болела, от яркой вспышки, глаза, казалось, были наполнены песком. Под горячим теплом двигателей лица курсантов словно распирало горячими потоками крови изнутри. Они распухали. Тела с дрожью, отдавали тёплому воздуху, напитавших их тела до самых костей, холод. Веки тяжелели. И курсанты вырубались, сваленные как попало друг на друга. Никто не обратил внимания на корчившегося Тимофеева, вдавливающего ладонями свои глаза. Руки, ноги в обледенелых бушлатах, валенки, противогазные сумки. До новых встреч, танкодром! На этот раз ты всех поразил своим великолепным небесным шоу! Испытывая жжение, Тимофеев, следуя общей тенденции, сомкнул всё более тяжелеющие веки. В глазах медленно плыла снежная бугристая трасса…

«Лебединое озеро» перестройки

Сон окончательно срубил Тимофеева. Так бывает всегда, когда перед сомкнутыми глазами проплывают картинки пережитого за день. Перед глазами спящего Тимофеева траки БМП монотонно молотили снег… Вдруг яркий луч прожектора снова ослепил его… Влад вглядывался в прибор ночного видения, слышен был стрекочущий лязг траков БМП по асфальту. Фонари ослепляли, создавая массу светло-зеленых шлейфовых полос. Нос машины был задран, как у катера. И семнадцатилетнему курсанту с трудом удавалось рассмотреть улицу, с толпами каких-то людей, которые кричали ему что-то. Невозможно было разобрать что именно. В шлемофоне сквозь треск радиопомех, прозвучал голос командира с вышки:

– «Третий», доложить о выполнении задачи, я «вышка», приём!

Тимофеев почувствовал, как покрывается холодным потом его спина. Как «собака Павлова», он реагировал на голос преподавателя.

– «Вышка», двигаюсь в городе, потерял танкодром! Я «третий», приём!

– «Третий», ориентир – «белый дом», как поняли меня, я «вышка», приём.

– «Вышка», я «третий», вас не понял, какой белый дом?

– Это приказ! Но! Что бы там ни было, оружия не применять, сынок! Это от меня тебе лично! Понято?

– Ника-а-ак, – «полная белиберда»! – подумал про себя курсант, а вслух ответил. – Так точно! Гулкий удар камнем по броне поставил точку в этой радиобеседе. Следом посыпались один удар за другим. Каждый раз Влад нервно вздрагивал. В щель прибора он слабо различал фигуры каких-то молодых людей, довольно агрессивно настроенных. Он остановил машину, обдав стоящую толпу людей облаком чёрного выхлопного газа.

В эту же минуту запахло гарью. Машину явно подожгли!

– Чёрт! Уроды! Да кто вы там такие!? Фашисты недобитые! Буржуи хреновы! – Влад рассвирепел.

БМП резко дёрнулась. Скрежеща гусеницами по асфальту, грозная машина развернулась почти на месте. Раздались вопли. Крики ужаса и ярости.

Сквозь прибор ночного видения прямо перед собой Влад увидел яркую зелёную вспышку горящего автобуса, лежащего на боку. В ту же минуту что-то снаружи накрыло прибор, видно накинули тент, и для курсанта наступила мгла. Лишь вонючая гарь наполняла корпус машины.

– Вылезай, сука! – орали снаружи.

– Врешь! Я вам щас задам! – Тимофеев поддал обороты и, ослеплённый, на полном ходу влетел прямо в горящий автобус. Яркая вспышка! И горячая волна обдала его…

…В следующую минуту он летел над городом. Это был большой город. Незнакомые улицы, шли отдельные группы людей. На крышах домов – так же сидели кучками люди. Некоторые смотрели на летящего над ними Тимофеева, но, к удивлению самого Тимофеева, их не сильно удивлял вид летающего человека.

Некоторые что-то кричали ему вслед. Влад опустился на крышу, которая напоминала собой жилую комнату. Люди внутри смотрели телевизор. Шёл какой-то балет. Наверное, «Лебединое озеро». Влад оттолкнулся от пола, расслабил тело и стал снова медленно подниматься вверх.

– Горбачёв отстранён от обязанностей по состоянию здоровья! – произнёс мужчина в летах, сидя в кресле.

– Он очень серьезно болен? – спросила его балерина, танцующая в телевизоре.

– Очень больна страна, которой он управляет. Близится крах. Крах всего!

– Товарищ Пуго, но ведь у нас перестройка! – балерина хлопала глазами из телевизора, – ведь у нас расцвет демократии! Ведь это он, тот самый, который и совершил перестройку!

– Милая наивная девушка! – пожилой человек, которого балерина называла Пуго, привстал, – перестройку совершил не он! И то, что вы называете громким словом «демократия», фикция, граничащая с анархией и беззаконием! Страна, огромная страна уже дышит на ладан!..

Тимофеев, плавая, как в невесомости, попытался заговорить, но на него никто не обращал никакого внимания.

Человек, который именовался Пугой, достал из стола пистолет…

Влад вылетел на улицу и услышал за спиной выстрел…

«Вместо тепла – зелень стекла, Вместо огня – дым, из сетки календаря выхвачен день, – громко звучала песня, – Красное солнце сгорает дотла. День догорает с ним. На пылающий город падает тень. Перемен! – требуют наши сердца. Перемен! – требуют наши глаза. В нашем смехе и в наших слезах, И в пульсации ве-е-ен: «Переме-е-ен! Мы ждем пе-ре-мен!»

– Если бы Ленин был жив! Может и не пришлось бы ничего перестраивать?! – негромко спросил кто—то из соседнего окна.

– Слава богу! Слава богу! Ну, наконец-то отстранили «меченного»! – причитала какая-то бабка на улице.

– Это Андропов начал перестройку. И то оттого, что вся страна этого хотела. Все были недовольны и понимали, что дальше так жить нельзя! – выступал какой-то мужчина.

– Вы арестовали Главу нашего государства! А он дал нам свободу! – перечил ему мужчина с бородкой в очках, – вы хотите лишить нас свободы!

– Свобода, любезнейший, это,.. да собственно, а что такое свобода?! От чего свободу!? Он продуктов на полках магазинов, от крыши над головой, от порядка на улицах? От чего, любезный?

– Он дал вам, неблагодарным, свободу. Он вас просил об инициативе и творчестве. Он давал вам возможность брать столько свободы, сколько вы сможете унести!

– Да! Точно! И вы, стоящие у «кормушки», этим пользовались! Тащили каждый столько, сколько кто мог заграбастать! Только вот обычные честные люди остались нищими! Перестройкой, уважаемый, нужно управлять. Людьми нужно управлять. Представьте себе, придёт ваш начальник сейчас на работу, и скажет подчинённым, – «делайте что хотите, вы, товарищи, свободны отныне! Хотите – работайте, хотите – спите. Гребите, кто сколько хочет! Кто и как может, а я пошёл!» – что тогда будет?!

– Да вы просто коммуняка! Вы все, коммуняки – фашисты! Красно-коричневые! – рыжеватая бородка нервно затряслась…

Тимофеева покоробила последняя фраза, он попытался возразить, но его язык словно прилип к нёбу. Лишь нечленораздельный шёпот. Рыжебородый посмотрел на него.

– А-а-а-а! Подслушиваешь!? И ты – коммуняка-а-а!? Кругом вы! Не вздохнуть без вас ни пё… ть, – он стал пихать Тимофеева своим скрюченным длинным костлявым пальцем в бок, – … давай, вылезай! Хорош дрыхнуть!

– Тимофеев! Подъём! Хорош «массу топить»19! Мы уже в училище! – комод пихал Тимофеева в бок автоматом…

Приказано забыть!

Расположение 20-й роты. Канцелярия. Встроенный из ДСП шкаф на всю стену, стол, стул, кровать ротного, бюст Ильича, портрет министра обороны Соколова и генсека Горбачева.

– Товарищи курсанты! Что вы видели сегодня над танкодромом? – препод с внимательным прищуром, но почти по-доброму всматривался в распухшие от мороза после ночного вождения лица курсантов.

– Товарищ подполковник, а что это было? Может, инопланетяне?! – неуверенно произнёс кто-то. Командир роты, майор, сидел на столе канцелярии, усмехаясь как-то в нос.

– Короче, слушайте, ребята, меня внимательно! – подполковник сделал паузу, – вы сегодня ничего ТАКОГО не видели! Вы меня поняли?

– Но почему, товарищ подполковник? Мы же видели! – как-то обиженно, раздосадовано, почти по-детски, произнёс кто-то из строя.

Подполковник резко развернулся на голос.

– Ты что, курсант, комсомолец, что ли? Не тупи! Я повторяю. Вы ничего не видели ТАКОГО! Если хотите получить объяснение, то вот, получайте – это был самый обычный «метеозонд». Мы уже связались с Академом20 и нам подтвердили компетентные лица. Но! – он поднял палец вверх, – если будете распространять нездоровые слухи по училищу,.. – тут он замолчал, как бы выбирая, что же будет тогда.

– Короче, вы меня поняли?.. Не слышу!

– Так точно, товарищ подполковник!..

Курсанты в недоумении вышли из канцелярии.

– А что такое «метеозонд»?

– А чёрт его знает!

– А почему мы не должны говорить?

– А ты у него спроси!

– У кого?

– Спроси у полковника! Полковнику всегда известно всё!

С тех пор так и повелось, видимо, на каждый сложный вопрос давать такой ответ: «А вы спросите у полковника!»

Но, так или иначе, курсанты ещё с неделю пошептались, да и в действительности забыли про происшествие. Будто и не было ничего. Будто кто-то умышленно стёр эту небесную картинку в их мозгах. Странно всё это! Очень странно! Кого из участников «дива» Влад не спрашивал после, те лишь вяло и неохотно пожимали плечами, – то ли да, а то ли и нет. Мутно как-то всё. Ну, не идиот же он, что бы выдумать это всё! А вы как думаете?..

Но о чём бы ни думали Вы, курсант же всегда думает о своей девушке. Далёкой или близкой, существующей или вымышленной. Так и он, курсант Тимофеев, не думал более об этом происшествии на танкодроме. Его голова была полностью наполнена амурными переживаниями, навеваемыми тёплыми воспоминаниями прошлого, так нужными в этом сибирском краю. В памяти был амурский пирс вокруг «Ласточкиного гнезда», тёплый ночной ветерок, густая сень деревьев, страстные Сонечкины глаза под тусклым светом уличных фонарей…