Лекарство
Зима обрушивается на Англию уж как-то слишком внезапно. Ежедневные туманы сменяются первыми, робкими заморозками, и в воздухе просыпается эхо приближающихся холодов. Лондон преображается до неузнаваемости буквально за одну ночь: мороз будто намертво сковывает почву льдом, так что теперь даже в самых грязных районах можно смело расхаживать в отполированных ботинках. Хотя, конечно же, к десяти часам от инея и первого, выпавшего столь рано в этом году снега, ничего не остаётся. Заспанное солнце лениво пробивается сквозь серые тучи, как бы вхолостую согревая продрогший город. Но на лицах людей читается какая-то взволнованная радость. Впрочем, тому есть вполне логичное объяснение: от первых холодов до Рождества рукой подать.
Дэниел Брукс, безусловно, входит в число тех, кто со странным трепетом ожидает наступления праздников. Он с блаженной улыбкой подпевает знакомым исполнителям на радио, увеличив сегодня громкость чуть больше обычного, и, останавливаясь на светофорах, ритмично постукивает по рулю пальцами. Всем своим видом он производит впечатление человека, абсолютно довольного своей жизнью, и трудно представить, что ещё каких-то десять месяцев назад его ежедневное расписание ограничивалось приёмом антидепрессантов, истериками и паническими атаками, а плюсом к этому багажу – бесконечным потоком боли и разочарования.
О пережитом прошлом Дэниел почти не вспоминает. Все его мысли занимает сейчас ближайшее будущее, а именно перспективы, открывшиеся ему с тех пор, как он, наконец, решился пройти полный курс сценарного мастерства у самого Роберта Макки1. Старик, без сомнения, мастер своего дела, раз смог разжечь с новой силой давно угасший огонь в душе Брукса.
Дэну было всего 23, когда он чуть не угробил себя в буквальном смысле. Поникший, потерянный, влачащий жалкое существование молодой юноша, медленно угасающий с каждым днём – вот что представлял из себя этот человек тогда. Он уже и не помнит, как именно выбрался из этого, но твёрдо уверен в одном: в этот кошмар больше никогда не вернётся. Поэтому всё, что напоминало ему о тех ужасных днях, было без сожаления сожжено и развеяно по ветру. За эти десять месяцев реабилитации Брукс здорово изменился: несколько раз радикально менял причёску и цвет волос, остановившись, наконец, на скромном ёжике и своём натуральном чёрном; вернулся в привычный вес, сменил место жительства, восстановил некогда утраченные важные связи, завёл собаку и, самое главное, снова начал творить. Бессонные ночи, проведённые в библиотеках за чтением книг, недели беспрерывного труда в компании кофе и черновиков различных сценариев, которые оттачивались, фильтровались, доводились им до совершенства, – этим он жил и лечился последние полгода.
Сейчас, подъезжая к университету, где читает лекции тот самый американский гуру, двадцатичетырёхлетний сценарист из Лидса отчётливо понимает, что от мировой известности его отделяют всего пара шагов – в прямом и переносном смысле. Зная наперёд, что парковка до отказа забита машинами студентов, Дэниел оставляет свою «Тойоту» на соседней улице и, приподняв ворот пальто, устремляется к пешеходному переходу. Он скромно, но без свойственной ему временами надменности, улыбается идущим навстречу людям и внутренне ликует, ловя на себе особо заинтересованные взгляды. Брукс с удовольствием осознаёт, что ему нравится, по-настоящему нравится снова быть частью социума, принимать эти негласные комплименты в виде восторженных улыбок и лёгких поворотов головы в его сторону. Мысль о том, что природное обаяние не исчезло в эмоциональных мясорубках, в которых ему не посчастливилось побывать, невероятно греет душу. В данную минуту он являет собой живое воплощение лондонской погоды – царственное спокойствие и сдержанная радость.
Миновав проспект, Дэн уже сворачивает в сквер, окружающий со всех сторон здание университета, как вдруг его окликает чей-то хриплый голос. Несколько секунд брюнет оглядывается в поисках источника звука и, наконец, находит – от остановки навстречу ему шагает бледный высокий юноша. Его спутанные волосы, оттенком напоминающие бельгийский шоколад, чуть подрагивают на ветру; лицо наполовину закрывает тёплый шарф, а руки надёжно спрятаны в карманах тонкого пальто.
– Гарри! – восклицает Брукс, когда тот приближается к нему, и дружелюбно раскрывает руки для объятий.
Уильямс как-то неловко ныряет в них и тут же спешно отстраняется.
– Давно не виделись, – тихо бормочет он, устремив взгляд тёмно-карих глаз на Дэниела.
– Да, очень.
год назад
C тяжёлым сердцем Дэниел подходит к знакомому коттеджу. Ледяной ветер пробирается под куртку, а, может быть, и под рёбра тоже. Он не знает, почему после каждой затянувшейся ссоры, несмотря на клятвы покончить с этим, данные самому себе, ноги сами несут его к их дому. Прощать Беккер многочисленные предательства – признак полнейшего сумасшествия, но Брукс не может дать ответ на вопрос, почему он это делает. Почему позволяет Ванессе вытирать о себя ноги снова и снова. Он правда не понимает. Или просто не хочет понимать.
На кухне и в гостиной горит свет, и брюнет с надеждой думает, что Беккер на подсознательном уровне ждёт его. От этой мысли внутри Дэна что-то ухает и проносится, подобно метеориту, через всё его существо. Он шумно выдыхает, собираясь с духом, и нажимает дважды на кнопку звонка, отчего-то забыв про связку ключей в кармане.
Ванесса открывает не сразу. Попадая в плен серых глаз, Брукс едва не плачет от счастья и с трудом сдерживается от того, чтобы броситься на шею девушке. Последняя же несколько долгих секунд равнодушно смотрит на Дэниела, а затем отходит от двери, пропуская его внутрь.
– Ты за вещами, да? – спрашивает Беккер, и брюнет почти давится горьким воздухом.
– Несс, я… – но закончить он, к счастью, не успевает, потому что из гостиной выплывает сонный Гарри Уильямс.
– Да, я за вещами, – глухо говорит Дэниел, искренне поражаясь твёрдости собственного голоса, потому что внутри всё вмиг превращается в фарш.
На лице Гарри застывает выражение полнейшего ужаса. Он открывает и закрывает рот, словно рыба, но Ванесса прерывает эту сцену тем, что целует Уильямса в щёку.
– Мы не будем тебе мешать, – спокойно говорит она опешившему Бруксу и утягивает за собой в сторону кухни не менее шокированного Гарри.
Не помня себя от отчаяния, Дэниел несётся в ванную на втором этаже и медленно скатывается там по стене, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Два дня, всего два дня назад он был частью этого дома, частью жизни Ванессы, а теперь его выставляют на улицу, как побитую шавку, да к тому ж ещё и нашли ему замену. Нет, Брукс знал, всегда знал, что происходит за его спиной, в том числе и об интрижке с Гарри, но даже в самых страшных кошмарах он не мог представить себе такое.
Придя немного в себя, он на полусогнутых идёт в гардеробную, достаёт с полки свой чемодан и без разбора принимается скидывать в него все свои вещи. Убраться отсюда как можно дальше – вот о чём Дэниел мечтает в первую очередь, и спешит скорее осуществить желаемое.
Уильямс находит его в спальне, когда он, сидя на полу, пытается справиться с заевшей молнией. Парень молча подходит к нему, садится на корточки и, мягко убрав руки Брукса, застёгивает чемодан.
– Спасибо, – сдавленно шепчет брюнет и, суетливо поднявшись, позорно несётся с вещами к двери.
– Дэн! – кричит Гарри, выбегая за ним на лестницу. – Дэн, прости меня, прошу!
– Нет проблем, – очутившись внизу, отвечает Брукс удивительно ровным голосом и, вручив ключи и кольцо Ванессе, вылетает прочь из дом, оставляя в прошлом ту, кого когда-то называл «своей».