Пятница
20 декабря 2013 года
Глава 6
Один пропущенный звонок.
Черт! Черт! Черт!
Она попыталась вспомнить, включила ли вчера сигнал будильника. Похоже, что нет. Она отрубилась прямо на диване в гостиной и проснулась на полчаса позже. Джорджи поспешила наверх, приняла душ, облачилась в чистые джинсы и чистую футболку с эмблемой «Металлики». Даже выстиранная, футболка все равно пахла Нилом.
На обратном пути она схватила мобильник и увидела стандартное уведомление:
Один пропущенный звонок.
Вам звонил абонент Срочный Вызов.
Нил! Под таким именем он значился в списке ее контактов. На всякий случай. Мало ли что…
Вместе с уведомлением пришло голосовое сообщение. Джорджи торопливо нажала кнопку воспроизведения. Полсекунды молчания, и больше ничего. Должно быть, Нил выбрал для звонка время, когда она, как назло, плескалась в душе.
Джорджи тут же ему перезвонила. Ее переключили на голосовую почту, и она, едва дождавшись «бипа», заговорила: «Привет, это я. Пропустила твой звонок, но больше не пропущу. Позвони мне. В любое время. Я прерву любые дела, чтобы поговорить с тобой».
Отправив голосовое сообщение, Джорджи почувствовала себя полнейшей идиоткой. Конечно, его звонок оторвет ее от дел. Из-за этих дел она осталась в Лос-Анджелесе. Черт бы побрал эту вечную неотложную работу!
А на работе она никак не могла сосредоточиться.
Сет делал вид, будто не замечает ее состояния. Он даже притворился, что не замечает футболки с «Металликой».
– Стремно это как-то, – зевнул Скотти. – Такое ощущение, что забрались в родительскую спальню.
Их разговор происходил не в кабинете, а в комнате, где работали остальные сценаристы и где устраивались разного рода совещания. Скотти занял свое любимое место в дальнем конце стола, хотя мог бы усесться поближе к Сету и Джорджи. Пустых стульев хватало.
– А еще я хочу, чтобы эта девчонка-секретарша явилась на работу и сделала нам кофе. Кстати, Джорджи, ты умеешь делать кофе?
– Ты что, шутишь?
Скотти выпучил глаза:
– В моем вопросе нет сексистского подтекста. Честное слово, я не знаю, с какого бока подойти к этой кофемашине. Вдруг не на то нажму?
– Вот и я не знаю, на что там нажимать, – буркнула Джорджи.
– Слушай, а почему бы тебе не сходить за кофе для себя и для нас заодно? – спросил у Скотти Сет, поднимая голову от ноутбука. – Мы как-нибудь выдержим ближайшие полчаса без твоих грязных шуточек.
– На себя посмотри, – огрызнулся Скотти. Он покосился на рекламный постер их шоу «Джефф сыт по горло». Тот был не просто приклеен к стене липкой лентой, а вставлен в специальную рамку. – Такое ощущение, что мы забрались в постель к Джеффу Джерману.
– Оставь свои дурацкие ассоциации, – посоветовала ему Джорджи. – Я поддерживаю предложение Сета командировать тебя за кофе.
Скотти встал:
– Мне тягостно покидать вас. Чего доброго, вы забудете о моем существовании.
– Я о тебе точно не забуду, – пообещал Сет, пододвигая к себе мобильник. – Буду держать тебя в курсе наших заказов.
Едва Скотти ушел, Сет пододвинул свой стул к стулу Джорджи и подмигнул ей:
– А я видел, что ты умеешь обращаться с кофемашиной.
– Здесь дело принципа.
– А твое нежелание следить за доской сообщений – тоже дело принципа?
– Я не твоя секретарша.
– Я такого не говорил. Просто ты не можешь доверить эту работу Скотти, а у меня неразборчивый почерк.
Джорджи встала, всем своим видом демонстрируя нежелание писать на доске. Найдя еще живой маркер, она подошла к доске и стала записывать последние изменения в их графике. Вообще-то, такое занятие ей очень даже нравилось. В эти минуты ей казалось, что все решения принимает она.
В студенческие годы вся рутина по набору текстов лежала на ней. Сет болтался по помещениям «Спуна» и думал вслух. Когда им привозили из типографии тираж очередного номера, Сет выплескивал праведный гнев.
– Джорджи, а где моя крутая шуточка про маньяка, рассылавшего бомбы по почте?
– Откуда я знаю? Должно быть, сбежала от тебя куда-нибудь в Монтану.
– Эта шутка должна была стать гвоздем номера, а ты ее вырезала!
– Говоришь, шутка? Если бы ты сочинял их смешными, мне было бы проще ориентироваться.
Как-то незаметно Джорджи стала помогать Сету вести постоянную колонку на второй странице «Спуна». Постепенно у нее крепло ощущение принадлежности к редакции журнала. Значит, все ее мечты о журналистике – это не девчоночий бред.
Тогда у них с Сетом тоже был один стол на двоих. Сначала Джорджи думала, что это временно, потом привыкла. Сету нравилось сидеть с ней рядом, поскольку он всегда мог дернуть ее за волосы. А Джорджи нравилась возможность лягнуть его.
– Джорджи! Твои «док мартенсы» – неподходящая обувь для лягания!
Сет неоднократно поднимал шум из-за исчезнувших шуток. Тот эпизод запомнился Джорджи совсем по другой причине. Где-то на середине их перебранки она впервые увидела Нила. До этого он никогда не появлялся в редакции «Спуна». Сет продолжал досадовать на исчезновение шутки, заявляя, что хотел бы придать их колонке более яркую политическую окраску. Сделать материал более «зубастым»…
– Думаешь, я не умею гладить против шерсти? Так резану шуточкой, что…
– Кто это был? – перебила Сета Джорджи.
– О ком ты?
– О парне, который сейчас зашел в отдел оформления.
Дверь туда была открыта. Сет вытянул шею, чтобы посмотреть.
– Ты про какого спрашиваешь?
– В синей толстовке.
– А-а. Чудик. Из карикатуристов. Ты что, впервые его видишь?
– Да.
– Типичный хоббит.
– Почему ты его так называешь?
– Хоббит – он и есть хоббит. Он делает карикатуры для последней страницы.
Сет взял свежий экземпляр «Спуна» и на полях их колонки вписал свою шуточку про маньяка.
– Ну вот. Один готов. Осталось еще каких-нибудь четыре тысячи девяносто девять штук.
– Подожди. Так комикс «Остановить Солнце» – это его?
– Да. Сам рисует. Сам корябает текст.
– Так это же самая смешная часть журнала.
– Нет, Джорджи. Самая смешная часть – это наша колонка.
– Значит, он и есть Нил Графтон?
Джорджи вытягивала шею, пытаясь получше разглядеть автора комикса.
– Он и есть.
– Тогда почему я его раньше здесь не видела?
– Чего не знаю, того не знаю, – пожал плечами Сет. – Этот парень не из общительных.
– А ты с ним знаком?
– Послушай, ты никак втрескалась в этого хоббита?
– О чем ты говоришь? Я его впервые вижу, – торопливо возразила Джорджи. – Но он жутко талантливый парень. Я думала, что «Остановить Солнце» журнал покупает у какого-нибудь газетного синдиката. И почему ты зовешь его хоббитом?
– Толстый коротышка. Типичный хоббит.
– И совсем он не толстый.
– Ты же его впервые видишь.
Сет взял ее экземпляр «Спуна» и принялся вписывать туда свою шутку. Джорджи продолжала наблюдать за Нилом. Он склонился над столом. Опорный столб наполовину заслонял ей обзор.
– Самое смешное в журнале – наша колонка, – продолжал бубнить Сет.
Кофе, принесенный Скотти, не помог.
У Джорджи болела голова. Болел живот. Волосы, невзирая на мытье, по-прежнему пахли приторно-сладким шампунем Хизер.
Джорджи твердила себе, что просто устала. Самовнушение не помогало. Она не только устала. Она была напугана. Спрашивается чем? В ее жизни не случилось ничего трагического. Никаких бед на горизонте. Она просто…
Они с Нилом не общались уже два с половиной дня. Такое было у них впервые. С самого первого дня их встречи они постоянно разговаривали. Или вживую, или по телефону.
Нельзя сказать, чтобы их общение всегда было… Каким? Превосходным? Гладким? Радостным? Нельзя сказать, чтобы Джорджи всегда легко ладила с Нилом.
Иногда их разговор напоминал скорее переговоры, когда стороны постоянно информируют друг друга о ходе событий.
Но такого затяжного периода молчания у них еще не было. Как в старых фильмах, когда радист напряженно вслушивается в эфир… и слышит лишь треск помех.
Она привыкла слышать голос Нила. Ей сейчас было бы намного легче, если бы она услышала его голос. Хотя бы несколько обыденных фраз.
Когда Сет отправился на ланч, Джорджи закрылась в их кабинете и снова попыталась позвонить Нилу на мобильный. Слышались гудки вызова. Джорджи ждала, нервно постукивая пальцами по столу.
– Алло, – послышался чей-то неуверенный голос.
Похоже, человек сомневался, действительно ли отвечает на звонок. Джорджи узнала голос свекрови.
– Маргарет? Добрый день. Это Джорджи.
– Здравствуй, Джорджи. А я немного запуталась. Этот телефон очень похож на айпод. Я было подумала, что отвечаю по айподу.
– Я рада, что вы рискнули нажать кнопку ответа. Как вы там?
– Знаешь, до того, как ты позвонила, Найоми смотрела на этой штуке телепередачу. Прекрасное изображение. Мы живем в будущем. Эта игрушка уже и на телефон не похожа. Скорее на колоду карт…
Маргарет была единственной, кто называл Нуми ее настоящим именем. Джорджи это всегда заставляло вздрагивать, хотя она сама выбрала такое имя для своей дочери.
– Пожалуй, вы правы, – сказала Джорджи. – Я как-то не задумывалась об этом. Как вы, Маргарет? Вы меня извините, что тогда позвонила вам так поздно.
– Джорджи, ты меня слышишь?
– Отлично слышу.
– Я никак не пойму, где здесь микрофон. Телефончик такой маленький.
– Да, всё меньше по размеру и легче по весу.
– Мне где его держать? Возле уха? Или возле рта?
Вопрос почему-то озадачил Джорджи, хотя у них с Нилом были почти одинаковые мобильники.
– Думаю, все-таки возле уха.
– У меня мобильный телефон раскладывается. Он больше похож на настоящий.
– У твоей мамы, наверное, был синдром Аспергера, – однажды сказала она Нилу.
– Не говори чепухи. В пятидесятые годы такого понятия еще не было.
– Ей трудновато поддерживать разговор. Вот я и подумала…
– Все гораздо проще. Она учительница математики и привыкла к точным формулировкам.
Джорджи заставила себя улыбнуться, надеясь, что улыбка смягчит нетерпение в ее голосе.
– Маргарет, вы могли бы позвать Нила?
– Ты хочешь с ним поговорить?
– Очень хочу. Пожалуйста, позовите его.
– Ой, совсем забыла! Тебе бы позвонить на пять минут раньше. Он повел девочек к Дон. У нее появился австралийский попугай. И Нил подумал, что им будет интересно посмотреть на эту птичку.
– Дон, – повторила Джорджи.
Их соседка. В буквальном смысле этого слова, поскольку она жила рядом. Бывшая почти невеста Нила.
Могла ли Дон считаться взаправдашней невестой, если Нил не дарил ей кольца? Если была лишь словесная договоренность… в то лето, когда он уехал домой и они с Джорджи каждый день перезванивались?
Бывшие подружки Нила. Их ведь могло быть довольно много. Девчонок, с которыми он встречался до Джорджи. С которыми целовался. Которых укладывал в постель, а потом терзался угрызениями совести… И одна из них – Дон. Что же тут удивительного?
Когда Джорджи с Нилом приезжали в Омаху, Дон всегда заходила в гости. Она заходила и без них – проведать его родителей.
Дон была шатенкой с красивыми карими глазами. Она работала медсестрой. Вышла замуж, но развелась. Она дарила Элис и Нуми мягкие игрушки, и те с восторгом увозили подарки в Калифорнию.
У Джорджи заныло сердце. Ее волосы пахли… отравленными кексами.
– Амадеус! – воскликнула в телефон Маргарет, словно что-то вспомнив.
– Простите, вы о ком? – осторожно спросила Джорджи.
– Попугая Дон зовут Амадеус. Чудесная птичка.
– Вы ему скажете, что я звонила?
Маргарет несколько секунд обдумывала вопрос невестки.
– В смысле… Нилу?
– Да, конечно.
– Конечно, Джорджи. Я ему скажу.
– Спасибо, Маргарет. Скажите ему, что он может звонить мне в любое время.
– Обязательно… Подожди, не вешай трубку… С Рождеством тебя, Джорджи. Надеюсь, твое новое шоу примут на ура.
Джорджи ответила не сразу. Прежде подумала, что мать Нила всегда вызывала у нее симпатию.
– Спасибо, Маргарет. И вас с Рождеством. Обнимите за меня девочек.
– Джорджи, а как мне здесь… повесить трубку?
– Это очень просто. Я сама разъединю, а вы нажмете кнопку справа.
– Спасибо, дорогая.
– Маргарет, я отключаюсь. С Рождеством!
– Правда, это смешно? – допытывался Сет, в четвертый раз повторяя шутку. – Так все-таки это смешно? Или мне только кажется?
Джорджи не знала. Сейчас ей было трудно сосредоточиться на окружающей реальности.
– Я должен сделать перерыв, – заявил Скотти. – У меня уже глаза в разные стороны смотрят.
– Держись! – приказал ему Сет. – Преодолей себя, тогда откроется второе дыхание и начнут происходить разные чудеса.
– А я считаю, что мне пора слопать порцию замороженного йогурта.
– Скотти, ты живешь, чтобы есть. Ты ешь и уже думаешь о том, чем набьешь себе брюхо в следующий раз.
– Еда – вот что разрушает монотонность нашего существования, – изрек Скотти.
– Какая еще, к черту, монотонность? – накинулся на него Сет. – Мы дарим людям сны наяву.
– А я что, мешаю? – пожал плечами Скотти. – Дарите на здоровье, но я пойду и подарю себе йогурт.
– Джорджи, скажи ему, что за своим дурацким йогуртом он пойдет не раньше, чем придумает смешную реплику.
Ноги Джорджи лежали на столе, а сама она ссутулилась на стуле и закрыла глаза.
– Не могу, – вздохнула она. – Слишком много разных чудес вокруг.
– Джорджи, а тебе принести замороженный йогурт? – спросил Скотти, уже открывший дверь.
– Нет, спасибо.
Дверь закрылась. Джорджи намеревалась снова погрузиться в дрему, но ей в плечо ударилась одноразовая ручка.
– Тебе надо вздремнуть, – сказал Сет.
– Не на чем.
– Нам нужно обзавестись диваном. В «Бегущем времени» обязательно будет диван. Помнишь тот, что стоял в редакции «Спуна»? Превосходный был диван. Сядешь – так и тянет прилечь.
Джорджи хорошо помнила их редакционный диван. Серый бархат, изрядно потертый на подушках. Если Джорджи там сидела, Сет обязательно усаживался рядом, хотя вокруг хватало свободных мест. Когда не хватало – тоже. Сету нравилось положить ей голову на плечо, а то и на колени. Если у Сета в данный момент не было подружки, Джорджи не возражала. Но подружки у него были почти всегда.
Сет флиртовал напропалую. Даже с Джорджи. Возможно, особенно с ней.
В первые месяцы их знакомства это приятно будоражило Джорджи. Потом она узнала, что Сет флиртует со всеми подряд. Потом сама увидела, как он ухлестывает за другой девчонкой. Ей было очень больно.
А потом боль прошла. Это совместное сидение на диване превратилось в рутину, к которой Джорджи привыкла, как привыкла к его разговорам и песенкам. Он вечно что-то напевал себе под нос. Вот так они и сидели. Голова Сета склонялась ей на плечо, и его курчавые каштаново-рыжие волосы щекотали ей ухо…
Когда Джорджи во второй раз увидела Нила, они с Сетом сидели на сером диване. У Сета появилась новая подружка: длинноногая, скуластая девица с внешностью стандартной актрисы. Поэтому доступ к плечу Джорджи был ему закрыт.
– Смотри-ка, опять он! – Джорджи толкнула Сета локтем.
– Кто?
– Тот карикатурист.
– Хоббит?
– Пойду познакомлюсь с ним.
– Зачем?
– Затем, что мы работаем в одной редакции. Людям, работающим вместе, свойственно знакомиться.
– Он не работает в редакции. Просто приносит свои карикатуры. Мы их у него покупаем.
– Я все равно пойду и познакомлюсь. Скажу, что мне очень нравятся его рисунки.
– Потом жалеть будешь, – предостерег ее Сет. – Он нелюдимый тип. Самый недружелюбный хоббит во всем Шире.
– Слушай, не грузи меня Толкином. Все, что я знаю, – это «Фродо жив!»[10].
Сет положил ей голову на плечо. Джорджи дернула плечом и встала:
– Иду знакомиться.
– Валяй, – зевнул Сет. – Надеюсь, из вас получится миленькая парочка хоббитов, которая подарит миру кучу маленьких пухленьких хоббитов.
– Я не похожа на хоббита, – не останавливаясь, бросила ему Джорджи.
– Джорджи, ты коротышка, – заявил Сет, разваливаясь на диване. – Кругленькая коротышка с приятной внешностью. Так что не теряй времени.
У двери отдела оформления она остановилась. Пишущий народ туда обычно не заходил. Там болтались лишь художники да выпускающие, и то когда готовили к печати очередной номер «Спуна».
Нил сидел за чертежным столом. Перед ним лежали карандашные эскизы для очередного выпуска «Остановить Солнце». Нил неторопливо открывал флакон с черной тушью. Где-то было включено радио. Джорджи узнала песню группы «Foo Fighters».
Может, Сет прав и никакого знакомства у них не получится? Но она не вернулась на диван, а сказала Нилу:
– Привет.
Не поднимая головы, Нил скосил на нее глаза, затем вернулся в эскизам.
– Привет, – сказал он.
– Тебя зовут Нил?
– Угу, – ответил он.
– А я Джорджи.
– В самом деле?
– Что значит «В самом деле»?
– Тебя действительно так зовут? – спросил Нил.
– Да… А что?
Он кивнул:
– Я думал, это твой псевдоним. Джорджи Маккул – похоже на псевдоним.
– Ты знаешь мое имя? – удивилась она.
Наконец Нил удостоил ее взглядом своих круглых синих глаз. Голова у него была тоже практически круглая.
– Видел в «Спуне» твое фото.
Джорджи что-то пробормотала. Она не очень умела разговаривать с парнями, но сейчас превратилась в какую-то косноязычную дуру.
– Вот ты какой… Я хотела сказать… твой комикс. Я зашла поговорить с тобой про твои комиксы.
Нил снова разглядывал эскиз, держа в руке странного вида рисовальное устройство. Внешне оно было похоже на перьевую авторучку с длинным пером.
– Тебе они не нравятся?
– Нет… То есть… да. Нравятся. Я хотела тебе сказать, что они мне очень нравятся.
– И сейчас хочешь?
– Я…
Их глаза на секунду встретились, и Джорджи показалось, что Нил улыбнулся.
Джорджи тоже улыбнулась:
– И сейчас хочу… сказать, что ты здорово рисуешь. Твои комиксы – самая смешная часть журнала.
Она была почти уверена, что теперь Нил улыбается. Он лишь скривил уголки губ.
– Не знаю, – произнес он. – По-моему, читателям больше нравятся гороскопы.
Гороскопы писала Джорджи. Небезупречные с точки зрения астрологии, они зато отличались своеобразием стиля. Нил знал, что она пишет гороскопы. Он знал ее имя. Руки у него были почти детские, но по бумаге они двигались с уверенностью взрослого художника, оставляя четкие черные линии.
– Я и не знала, что ты рисуешь настоящей тушью, – сказала Джорджи.
Он кивнул.
– Можно мне посмотреть, как ты рисуешь?
Он снова кивнул.
Глава 7
У матери Джорджи была впечатляющая ложбинка между грудями. Правильнее сказать, ложбина. Загорелая, веснушчатая, уходящая глубоко вниз.
– Генетика, – сказала мать, перехватив взгляд Джорджи.
– Что, на мамины титьки заторчала? – спросила Хизер, передавая сестре миску зеленой фасоли.
– Наверное, – ответила Джорджи. – Я жутко устала. А мама в такой блузочке, что сама провоцирует.
– Ну-ну, – ухмыльнулась Хизер. – Жертва еще и виновата.
– Девочки, в присутствии Кендрика о таких вещах не говорят, – сказала им мать. – Вы вгоняете мальчика в краску.
Кендрик улыбнулся и склонился над тарелкой со спагетти.
Мать поймала Джорджи днем, позвонив ей на мобильник, когда та ждала звонка от Нила.
– Приезжай. Я приготовлю обед. Я за тебя волнуюсь.
– Не надо за меня волноваться, – вяло отбрыкалась Джорджи, но приехать согласилась.
На обед мать подала спагетти с домашними фрикадельками. Десерт состоял из так называемого кекса-перевертыша с ананасной начинкой. До приезда Джорджи никто не садился за стол, чтобы она, едва войдя в дом, не бросилась в свою бывшую комнату звонить Нилу.
Часы показывали половину восьмого. В Омахе было на два часа больше.
Джорджи дважды пыталась позвонить Нилу, пока ехала сюда. Оба раза телефон переключился в режим голосовой почты. Это еще не доказывало, что он по-прежнему сидит у Дон. Как, впрочем, не доказывало и обратного.
И вообще, глупо дергаться из-за какой-то там Дон. Их отношения с Нилом – далекое прошлое.
Но разве не бывает так, что люди бросают своих жен и мужей, когда на их странице в «Фейсбуке» появляются друзья и подружки школьной поры?
К тому же время было не властно над Дон. Она не старела; в любом смысле этого слова. Она всегда хорошо выглядела, и на нее всегда было приятно взглянуть. В последний раз Джорджи видела Дон на похоронах отца Нила. Сравнение было не в пользу самой Джорджи. Дон казалась куклой, которую все это время не вынимали из коробки.
– Ты сегодня говорила с девочками? – спросила мать.
– Я говорила с ними вчера.
– И как они ко всему этому относятся?
– Нормально. – Джорджи едва не поперхнулась фрикаделькой. – В их мире не случилось ничего трагического. Гостят у второй бабушки. Смотрят мультики.
– Напрасно ты так думаешь. Дети очень восприимчивы. Они как собаки. – Здесь мать Джорджи прервала разговор, чтобы угостить фрикаделькой беременную мопсиху, сидевшую у нее на коленях. – Дети прекрасно чувствуют, когда у взрослых не все в порядке.
– А ты, мама, напрасно сравниваешь своих внучек с мопсами. Нуми – та вообще из кошачьего племени.
– Ты же знаешь, о чем я говорю, – сказала мать, не углубляясь в спор.
Хизер наклонилась к Джорджи и шепнула:
– Иногда и я чувствую себя не ее дочкой, а мопсихой, которой не досталось ни одной медали.
Хизер тоже ела спагетти, но почему-то из контейнера, в каких закусочные отпускают еду навынос. О причине Джорджи предпочла не спрашивать. Она взглянула на часы. Без четверти восемь.
– Я обещала Нилу сегодня позвонить пораньше. – Она действительно обещала, когда на мобильнике включилась голосовая почта. – Поднимусь наверх, чтобы не мешать вам здесь.
– Но ты не доела спагетти, – попыталась возразить мать. – И еще десерт.
– Я недолго! – уже с лестницы крикнула Джорджи.
В свою бывшую комнату она влетела с бешено колотящимся сердцем. Неужели она теряет форму? Или просто нервничает?
Подхватив желтый аппарат, Джорджи села на кровать, сняла трубку и тут же зажала рукой рычаг. Надо немного успокоить дыхание.
Ну пожалуйста, ответь, думала она, представляя его мрачноватые синие глаза, суровую челюсть и бледное выразительное лицо. Нил, ответь. Мне очень нужно услышать твой голос.
Джорджи начала набирать номер его мобильника, но передумала и решила сначала позвонить на домашний Маргарет. Так больше шансов, что ей ответят. Поколение их родителей еще чувствовало себя обязанным отвечать на звонки.
Джорджи слушала длинные гудки, пытаясь унять стаю бабочек, порхавших у нее в животе. Даже пыталась их раздавить, чтобы ни одной не осталось.
– Алло.
Нил. Наконец-то!
Нил, Нил, Нил.
Бабочки снова ожили. Теперь они порхали у нее в горле.
– Привет, – с трудом произнесла Джорджи.
– Джорджи.
Это было произнесено так, словно он не ждал именно ее звонка. Словно ее звонок его несколько удивил.
– Привет, – повторила она.
– Я думал, ты больше не позвонишь.
– Я же говорила твоей маме, что позвоню. И тебе говорила, когда звонила в прошлый раз. Как же я могла не позвонить?
– Не знаю. Я и тогда не думал, что ты позвонишь.
– Я люблю тебя! – выпалила Джорджи.
– Что?
– В прошлый раз ты повесил трубку раньше, чем я успела тебе сказать, что я тебя люблю.
– И потому ты позвонила, чтобы сказать мне это сегодня?
– Я… – Долгожданный разговор обернулся для нее замешательством. – Я хотела убедиться, что у вас все в порядке. Узнать, как ты. Как девочки.
Нил засмеялся. Смех не был добродушным. Джорджи знала этот смех. Сигнал того, что он отгородился от нее защитным барьером.
– Девочки, – повторил он. – Девочки в лучшем виде. Или ты спрашиваешь о Дон? Я ее не встречал.
– Как? А твоя мама, когда я позвонила, сказала, что ты у нее.
– Постой. Ты когда говорила с моей мамой?
– Сегодня. Она сказала, что вы все пошли взглянуть на Амадеуса. Так зовут попугая Дон.
– Ее попугая зовут Фалько.
Джорджи закусила губу:
– Не знаю. Может, у нее их несколько. Или твоя мама имя перепутала.
– Такое с ней бывает.
Джорджи встряхнула головой, сняла очки и провела рукой по усталым глазам:
– Нил. Я чувствую себя виноватой, потому и позвонила.
– В начале разговора ты называла другую причину. Позвонила, чтобы сказать, что ты любишь меня.
– Одно не противоречит другому. Да, я люблю тебя. Очень люблю.
– И я тоже тебя люблю. Но тебя еще что-то волнует. По голосу чувствую.
Нил говорил почти шепотом.
– Нил. – Джорджи тоже перешла на шепот. – Я не знала, что это тебя так расстроит. Надо было сказать мне до отъезда, что ты ни в коем случае не хочешь ехать без меня. Я бы поехала с тобой.
Он снова засмеялся. Кажется, с издевкой.
– Надо было тебе сказать? – прошипел Нил. – Я и говорил. Больше не могу. Я говорил, что люблю тебя. Оказалось, этого недостаточно. Наверное, этого никогда не будет достаточно. А помнишь, как я тебе сказал: «Джорджи, я больше не хочу так жить»? Помнишь?
Джорджи молчала. Она очень хорошо помнила его слова. Но…
– Погоди, не вешай трубку, – продолжал Нил. – Не хочу вести этот разговор при родителях…
Дальнейшие слова Нила окончательно сбили ее с толку.
– Пап, я поднимусь наверх, а ты потом повесь трубку.
– Передай своей Джорджи привет от меня.
– Сам передай. Она сейчас на линии.
– Джорджи, ты меня слышишь?
Человек, задавший этот вопрос, никак не мог быть отцом Нила. Такое просто невозможно. И тем не менее…
– Мистер Графтон, это вы?
– А кто же еще? Жаль, что в этом году ты не приехала к нам на Рождество. Мы тебя ждали. Заказали обильный снегопад и все такое.
– Я сама жалею, что не приехала, – пробормотала Джорджи.
Кажется, она произнесла это вслух.
– Может, на следующий год приедешь?
Откуда взялся его отец? Нил не настолько жесток, чтобы устраивать ей такой розыгрыш. И потом, он очень любил отца и не посмел бы глумиться над памятью Графтона-старшего. А его отец три года назад умер прямо в железнодорожном депо, где работал.
Послышался щелчок. На параллельном аппарате сняли трубку.
– Пап, я уже в комнате, – сказал Нил.
– Всего тебе, девочка, – сказал ей умерший отец Нила. – С Рождеством.
– И вас с Рождеством, – машинально произнесла Джорджи.
Послышался второй щелчок. Умерший отец Нила повесил трубку.
Джорджи замерла.
– Джорджи?
– Да, Нил.
– Ты никак плачешь?
Да, она плакала. И не первый раз со времени его отъезда.
– Я… я очень устала. Я плохо сплю. И сейчас… Нил, мне почудилась странная вещь. Мне показалось, что твой отец поздравил меня с Рождеством. Разве это…
– Ну да, он поздравил тебя с Рождеством, пока я добирался до телефона в своей комнате. – (Она затаила дыхание.) – Джорджи!
– Наверное, мне не стоило сейчас тебе звонить.
– Джорджи, подожди.
– Нил, я сейчас не могу говорить. Я… Мне надо идти.
Она бросила трубку, несколько секунд смотрела на желтый аппарат, потом резко оттолкнула его от себя. Телефон тяжело шмякнулся на пол. Трубка взвилась вверх и приземлилась на ночном столике.
Джорджи очумело смотрела на трубку.
Все это не поддавалось никакому объяснению. Если их разговор с Нилом не галлюцинация ее измученного недосыпанием разума, тогда… тогда она вляпалась в какую-то чертовщину.
Отца Нила вот уже три года нет в живых. Нил всегда говорил ей: «Я люблю тебя». И уж конечно знал, о каких «девочках» она спрашивает.
Они же с Нилом ездили на похороны его отца. И Нил тяжело переживал смерть Графтона-старшего.
Значит, у нее… начались галлюцинации.
Она переутомилась. Это всего-навсего переутомление.
И последствия недосыпания в сочетании со стрессом.
А может, кто-нибудь подмешал ей в кофе галлюциноген? Завистников у них с Сетом хватало. Или кто-нибудь не хочет, чтобы образовавшуюся нишу заполнили «Бегущим временем». Такие варианты более правдоподобны, чем внезапное воскресение Графтона-старшего, поздравившего ее с Рождеством. Такого просто не может быть. Никак не может.
Джорджи попыталась восстановить в памяти события дня. Она вообще ездила сегодня на работу? А где ночевала вчера? Дома, на диване? Может, она до сих пор продолжает спать?
Просыпайся! Просыпайся, Джорджи, черт тебя дери!
Быть может, когда она проснется – по-настоящему проснется, – то увидит Нила лежащим рядом. Может, у них даже не было стычки. А была ли она на самом деле? Может, в реальном мире, в мире бодрствующих, Джорджи и Нил никогда не ссорились.
– Мне приснился дурацкий сон, похожий на реальность, – скажет она, когда проснется. – Представляешь, там мы с тобой ссорились. А ты накануне Рождества бросил меня…
– Джорджи! – крикнула из кухни мать. – Что там у тебя упало?
Неужели и мать – персонаж ее сна?
– Ничего у меня не упало, – соврала Джорджи.
Но мать уже поднималась наверх.
– Я слышала шум. – Она покосилась на валявшийся телефон. Из трубки доносились короткие гудки. – Джорджи, ты как себя чувствуешь?
– Прекрасно, – ответила Джорджи, вытирая глаза. – У меня… Наверное, у меня обыкновенный нервный срыв.
– Ничего удивительного, дорогая. Ведь муж тебя бросил.
– Он меня не бросал, – возразила Джорджи.
А может, все-таки бросил, но она отказывается в это верить? Отсюда и ее раздрай.
– Мама, мне просто нужно отдохнуть.
– Целиком с тобой согласна.
– И наверное, чего-нибудь выпить.
Мать вошла в комнату, подняла телефон и поставила на столик:
– Сомневаюсь, что тебе стоит браться за рюмку.
Разве Джорджи уже глушила себя выпивкой? Было такое или не было? Неужели она настолько отключилась?
– Скажи, ты помнишь отца Нила? – спросила она у матери.
– Пола Графтона? Конечно помню. Нил очень похож на отца.
– Похож? Или был похож?
– Ты это о чем?
– Что ты знаешь об отце Нила?
– О чем ты говоришь? У него же был сердечный приступ.
– Да. – Джорджи потянулась и схватила мать за руку. – У него действительно был сердечный приступ.
– Постой… – Мать смотрела на нее уже не с беспокойством, а с испугом. – Может, у тебя плохо с сердцем? Ты думаешь, это приступ?
– Нет.
А если да? Если она доработалась и допереживалась так, что сердце не выдержало?
Джорджи потрогала щеки. Заставила себя улыбнуться.
– Не волнуйся, мама. Я совершенно здорова. Просто надо как следует выспаться.
– Вряд ли тебе стоит сейчас ехать домой.
– Я тоже так думаю.
– Ну вот и хорошо… Джорджи, ты с этим справишься. Когда мы с твоим отцом расстались, я вначале тоже думала, что до конца дней буду жить одна.
– Ты сама оставила моего отца. Ради другого мужчины.
Мать тряхнула головой:
– Чувства не поддаются разумному объяснению. Браки вообще абсурдны.
– У него был скоротечный инфаркт. Кажется, это так называется?
– Да что тебя заклинило на отце Нила? Не берег себя, бедняга. И Маргарет жалко.
– Мне нужно выспаться, – снова сказала Джорджи.
– Так спи, – ответила мать и, уходя из комнаты, выключила свет.
Целый час Джорджи пролежала в темноте. Сон не шел.
Она снова плакала.
И снова говорила сама с собой: «Мне уже мерещится невесть что. Я устала. Я очень устала».
Джорджи закрыла глаза и сделала новую попытку уснуть. Бесполезно.
Полной темноты в комнате не было. Джорджи лежала и смотрела на желтый телефон.
Устав ворочаться с боку на бок, она решила поехать домой. Тихо вышла во двор, села в машину и некоторое время сидела не шевелясь. Потом достала мобильник, включила в гнездо прикуривателя и попыталась позвонить Нилу. Он не отвечал. Зачем человек заводит себе мобильный телефон, если не отвечает на звонки? А может, он действительно бросил ее? Забрал девочек и уехал. Может, она настолько выбилась из реальности, что не поняла этого и подумала, будто они втроем просто поехали навестить его мать и отпраздновать Рождество? Или он прямым текстом говорил ей, что они расстаются, а она не прислушалась?
Джорджи сидела в машине и плакала.
Потом она снова решила позвонить на телефон матери Нила. Пусть там совсем ночь, но ей очень нужно снова услышать его голос. Нужно спокойно обо всем поговорить, чтобы все встало на свои места.
Линия была занята. Может, это умерший отец Нила перезванивался со своими умершими друзьями? Когда еще призракам звонить, как не после полуночи?
Она снова подумала, что нужно лечь и выспаться. Ситуация и так была не из приятных, а она своими вымыслами и домыслами вообще довела ее до полнейшего абсурда.
Джорджи заперла машину, вернулась в дом, прошла на кухню и стала шарить по шкафам в поисках выпивки. Нашлась лишь бутылка мятного ликера. Должно быть, осталась с тех времен, когда ее мать делала пирог «Кузнечик». Мать и Кендрик не жаловали спиртное.
Джорджи унесла бутылку наверх и стала пить прямо из горлышка. Приторно-сладкий сироп оказался на редкость пьянящим.
Она лишь запомнила, что успела поставить бутылку на стол. Потом провалилась в сон.