Глава третья
Письмо Главнокомандующего
Готовясь к вечернему приему гостей, слуги развешивали в саду разноцветные фонарики. Устроены они были просто: с трех сторон – стеклышки красного, синего или оранжевого цвета, четвертая – без стекла. Через нее в фонарик вставляли зажженную свечку длиной десять-двенадцать сантиметров. Затем фонарик за крюк вешали на ветку дерева. Получалась иллюминация. Она превращала сад в чертог волшебника, где экзотическая красота растений дополнялась мерцающими огоньками, образующими длинные гирлянды.
Детский праздник в честь пятилетия княжны Александры Мещерской завершился три часа назад. Он тоже проходил в саду. При удушающей июльской жаре здесь спасала тень от раскидистых деревьев и влажная свежесть, исходившая от бассейна и двух фонтанов. Немолчно они журчали среди ветвей жасмина, зарослей олеандра и бересклета.
Дети угощались мороженым, конфетами, оранжадом, прыгали, бегали, играли и танцевали под музыку небольшого военного оркестра, состоявшего из двух флейт, трех валторн, гобоя и барабана, с фрегата «Святой Амвросий Медиоланский». Это приглашение устроил лейтенант артиллерии Константин Подыма, командовавший на паруснике двадцатипушечной батареей правого борта.
С той самой встречи на пристани в Южной бухте флотский обер-офицер стал частым гостем в двухэтажном особняке на Екатерининской улице. Лейтенант приносил детям подарки, играл с ними в саду, читал им русские народные сказки, и они уже души в нем не чаяли. Княгиня Мещерская слегка кокетничала с Константином Ивановичем. Он был младше нее на десять лет. Присутствие молодого и романтического вздыхателя всегда хорошо сказывается на самочувствии женщины.
Полковник, конечно, злился на лейтенанта. Но ему приходилось сдерживать эмоции. Артиллерист с фрегата «Святой Амвросий Медиоланский» вел себя в княжеском доме совершенно безукоризненно. «Что делать! – думал Михаил. – Если у тебя жена – красавица, то приготовься терпеть ее поклонников». Обычно, увидев Подыму в гостиной, Мещерский улыбался и предлагал ему сыграть партию в шахматы, и так они проводили вместе не менее часа, рассуждая о разных разностях.
Правда, Михаил Аркадьевич очень надеялся на начало военной кампании 1789 года. Фрегат вместе со всей севастопольской эскадрой должен был уйти в дальнее плавание к турецким берегам. Но вот незадача – навигация началась и уже достигла пика, а русские военные корабли продолжали стоять на якоре в Южной бухте Севастополя. Лишь небольшие суда, двухмачтовые, на восемнадцать-двадцать орудий, принадлежавшие греческим капитанам, перебравшимся в Крым из Средиземноморья, регулярно выходили в море и крейсеровали вдоль берегов полуострова, наблюдая за противником.
Потому, пользуясь нежданно выпавшим им летним затишьем, на праздник к князю и княгине Мещерским прибыли командиры и старшие офицеры всех пяти линейных кораблей и восьми фрегатов. Приехал и управляющий конторой Севастопольского порта – капитан первого ранга Дмитрий Доможиров, и командир гарнизонного батальона подполковник Соколинский, оба – с супругами. Теперь ждали самого контр-адмирала Ушакова. Уж как ни любил знаменитый флотоводец светские мероприятия, но обворожительной Анастасии Петровне отказать не смог.
Сопровождаемый двумя адъютантами и ординарцем, который нес за ним букет белых роз и корзинку с подарками для маленькой именинницы, Федор Федорович в девятом часу вечера вошел в сад, тщательно убранный садовником Федором-Фатихом и украшенный разноцветными фонариками.
Оркестр грянул флотский марш.
Контр-адмирал снял треуголку, поклонился хозяйке дома и вручил ей букет роз. Затем шагнул к виновнице торжества, поднял ее на руки и поцеловал в обе щеки. Маленькая княжна Александра, одетая в нарядное розовое платьице с оборками и белыми кружевами, засмущалась от всеобщего внимания, но подарок Ушакова – коробочку с золотыми сережками – крепко прижала к груди и поблагодарила, как ее учили:
– Grand merci, mon admirale![6]
После этого девочку увели в дом. Детям давно пора было спать. Они изрядно устали от шумного праздника. Однако вечеринка для взрослых только начиналась, и Анастасия вместе с мужем пригласили гостей к столу, сервированному на просторной лужайке у бассейна.
Горячего не подавали. Для закуски имелись свежие и засахаренные фрукты, сдобные сладкие пироги с разной начинкой и конфеты. О материальном достатке хозяев свидетельствовало настоящее шампанское вино из Италии «Асти», стоимостью полтора рубля за бутылку. Лакеи его подносили и открывали по мере надобности. Одновременно на столе находилось от десяти до пятнадцати бутылок.
Для любителей карт поставили два ломберных столика чуть поодаль от бассейна, у беседки. Но подлинные знатоки виста, к коим себя относил и князь Мещерский, серьезной игры здесь не вели. Она требует тишины, покоя, сосредоточенности, а в саду гуляли, громко разговаривая, смеясь и слушая веселые наигрыши корабельного оркестра, человек тридцать пять.
Ушаков, предложив руку Анастасии, подвел ее к столу. Лакеи тотчас наполнили их бокалы шипучим, пенистым вином. Командующий эскадрой задал вопрос:
– Как вы себя чувствуете после того неудачного падения с лошади?
– Хорошо, ваше превосходительство.
– Коварные, непредсказуемые животные, – сказал Федор Федорович. – Плавание под парусами не в пример безопаснее.
– Ловлю вас на слове, контр-адмирал.
– Ладно. Чего вы хотите, княгиня?
– Отправиться в Алушту. Этим летом, говорят, там случился невероятный урожай фисташки туполистной. Сами-то листья у нее невзрачные. Но плоды – удивительные. Кисти костяных шариков синеватого, даже темного цвета…
Как командующий эскадрой и отвечающий за военно-морскую базу Севастополь Федор Федорович знал, какого рода гербарии собирает на полуострове княгиня Мещерская, наделенная особенными полномочиями самодержицей Всероссийской. Он внимательно выслушал научно-ботанический рассказ о фисташке туполистной и ответил:
– Про листья мне понятно. Полагаю, понадобится не крейсерское судно, а фрегат.
– Безусловно, ваше превосходительство, фрегат – гораздо лучше.
– Кого бы послать… – он задумался.
– Да хоть «Святого Амвросия», – подсказала Аржанова. – Послушайте, как дивно играют тут его музыканты.
– На фрегате у вас есть друзья, – догадался контр-адмирал.
– Ну, друзья, – это громко сказано, ваше превосходительство. Обычные, ничего не значащие светские знакомства, но они – приятные, – то ли подтвердила, то ли опровергла его слова курская дворянка.
Флотоводец в недоумении покачал головой. Разговаривать с дамами он не очень-то умел. В свои сорок пять лет Ушаков оставался холостым и найти подругу жизни даже не пытался. Абсолютно все его помыслы занимала служба: корабли, подчиненные ему матросы и офицеры, морские походы, битвы прошедшие и предстоящие.
Происходя из старинного, но сильно обедневшего дворянского рода, Федор Федорович, как гласит легенда, приехал в столицу в лаптях и сермяжном крестьянском армяке, чтобы поступить в Морской шляхетский корпус. С отличием закончив это военно-учебное заведение в 1766 году, он сначала служил мичманом на Балтике и через три года в чине лейтенанта перевелся на Азовскую, или Донскую, флотилию. Там в 1770 году впервые получил в командование корабль – прам (плавучая батарея – А. Б.) под названием «Деифоб». Продвижению по службе молодого моряка, не имевшего ни состояния, ни высоких покровителей в Санкт-Петербурге, способствовала Первая русско-турецкая война. Командуя палубным двенадцатипушечным ботом «Курьер», он участвовал в сражениях на Азовском и Черном морях. В тридцать лет, уже капитан-лейтенантом, Ушаков вернулся в Кронштадт и был назначен командиром сначала фрегата, потом – императорской яхты «Штандарт».
Знакомство с царицей рослого, статного, мужественного морехода, так и не усвоившего придворный политес, закончилось довольно скоро. В 1780 году Екатерина Алексеевна отправила Ушакова обратно в строевой состав флота, но – с чином капитана второго ранга и на должность командира линейного корабля «Виктор».
Разгадал его флотоводческий талант лишь светлейший князь Потемкин-Таврический. В сражении с турками у острова Фидониси в июле 1788 года Ушаков командовал авангардом всей эскадры и своими действиями предопределил победу наших моряков. Тогда Потемкин написал государыне: «Долг справедливости требует моего всеподданнейшего засвидетельствования перед Вашим Императорским Величеством о ревности и отличной службе состоящего во флоте Черноморском бригадира флота капитана Ушакова, офицера весьма искусного и храброго, коего я приемлю удостоить в контр-адмиралы…»
Вдохновленный поддержкой, Федор Федорович принялся с удвоенной энергией заниматься делами Черноморского флота. Екатерина Вторая, зная о бедности нового своего контр-адмирала, пожаловала ему поместье в Могилевской губернии с пятьюстами крепостными крестьянами. Ушаков его продал и полученные деньги обратил на нужды любимого детища – севастопольской эскадры. Вечно там чего-нибудь не хватало: то корабельного леса для ремонта, то гвоздей, то пеньковых канатов, то полотна для шитья парусов…
Аржанова сообщила мужу о предстоящей поездке на Южный берег Крыма. Но о том, что Ушаков дает ей фрегат «Святой Амвросий Медиоланский», князь узнал случайно. Черные подозрения шевельнулись у него в душе. Ведь после путешествия Флоры в Евпаторию, закончившегося для нее травмой правой ноги, они почти восстановили прежние отношения. Михаил получил доступ в спальню. Анастасия иногда принимала его ласки. Уклонялась она только от соития и бурного его завершения, ссылаясь на боль в колене, которая мешает ей полностью отдаваться страсти.
Поразмыслив, Мещерский решил провести с супругой профилактическую воспитательную беседу. Вечером, за два дня до ее отъезда он пришел в спальню Анастасии. Этот разговор Михаил начал правильно. Спокойно и с достоинством он объяснил Флоре, какое видное место занимает их семья в здешнем дворянском обществе и как неустанно надо беречь подобную незапятнанную репутацию. Затем он посоветовал отказаться от плавания на военном корабле и избрать сухой путь, где сопровождать ее будут проверенные люди: поручик Чернозуб, сержанты Прокофьев и Ермилов, меткий стрелок Николай.
Аржанова удивилась:
– Они и так едут со мной. Тебе не о чем беспокоиться.
– Тем не менее я беспокоюсь.
– Почему, ваше сиятельство?
– На фрегате рядом с тобой будет находиться лейтенант Подыма. А тесные и темные помещения корабля, они, знаешь ли, способствуют… Не хочу сказать, будто этот молодой человек – твой любовник. Но поостерегись. Вас могут застать в каком-нибудь крайне двусмысленном положении…
Лицо Анастасии изменилось, потемнело, словно бы приобрело каменное выражение. Сдерживая гнев, она ответила Мещерскому:
– Ты отлично знаешь, кто мой любовник. Вернее, единственный возлюбленный, о коем молить буду Господа Бога всю жизнь.
Полковник с притворным сочувствием развел руками:
– Уже прошло полгода после Очакова. Светлейший князь Потемкин забыл о тебе. Курьеров с подарками не шлет, писем не пишет. Может быть, этот роман окончен, краса моя?
– Ты лжешь! – крикнула она. – Пошел вон отсюда!
Сгоряча, не отдавая себе отчета в действиях, курская дворянка вскочила с постели и машинально схватилась за любимый дорожный пистолет «Тузик». Кобура с его содержимым всегда висела на фигурной раме зеркала гораздо ближе к ней, чем кобура с однотипным ему «Мурзиком». Изделия итальянской фирмы «Маззагатти», красиво декорированные, легкие и небольшие, длиной в 21 см, они работали превосходно. Правда, «Мурзик», бывало, давал осечки.
Князь Мещерский на такое завершение разговора совершенно не рассчитывал. Он вылетел из спальни в коридор, как пробка из бутылки. Полковник знал характер жены: в некоторых случаях она сначала стреляет, а потом думает. Спускаясь по лестнице на первый этаж, он ругал себя за неосмотрительность и утешался тем, что сейчас сказал Анастасии правду, пусть жестокую, но необходимую. Нельзя же, в конце концов, надеяться на бесконечные милости столь непостоянного человека, как Григорий Александрович Потемкин. Он очень занят. Он погружен в тысячу важнейших государственных дел. Из Очакова он уехал в Санкт-Петербург и там беседует с самой императрицей…
Конец ознакомительного фрагмента.