8
Сквозь окна безмолвной лаборатории просачивалась темнота. В комнате висел неприятный едкий запах формалина. Бунзеновские горелки с рыжими резиновыми соединительными трубками были аккуратно расставлены на длинных деревянных рабочих столах, под ними – штативы для пробирок; стройными рядами вытянулись пузырьки с притертыми пробками и напечатанными на машинке ярлыками: соляная кислота, хлористый калий, окись цинка. На одной из полок – банки с заспиртованными лягушками.
Снаружи тоже было тихо, время как будто остановилось. Харви осмотрел полки, банки с лягушками, реактивы, приборы. Наука. Знания. Он весь горел от возбуждения и вдыхал формалин, как тонкий запах духов.
На доске мелом было написано: «ФОТОСИНТЕЗ». Могущество природы. Жизнь внутри жизни. Бывают моменты, определенные моменты, когда кажется, что жизненная сила исчезает. Но это не означает, что наступает смерть. Смерть иллюзорна.
Лягушка, зажатая в его руке, извивалась. Он чувствовал дрожь, пробегающую по ее телу. Страх и энергия – вот что означали эти судороги. Рот ее то открывался, то закрывался, железы выделяли слизь, она моргала, сгибала свои перепончатые конечности. Она хотела вырваться на свободу, и через мгновение часть ее вырвется, обретет свободу.
Во дворе, внизу, прокричал мальчишеский голос. Ему ответил другой голос. Лягушка снова задергалась. Часы на стене показывали восемь сорок пять. Харви нужно было вернуться в пансион при школе к девяти, чтобы успеть на вечернюю перекличку.
Он бросил лягушку в пластмассовый стакан блендера фирмы «Кенвуд», плотно закрыл крышку и поставил блендер на весы. На другую чашку весов Харви аккуратно поместил гирьки. Четыре фунта три унции семь граммов. Он уже взвесил отдельно пустой стакан и лягушку. Лягушка прыгала на стекло, лапки ее отталкивались от острого неподвижного лезвия в основании.
Харви подключил шнур к розетке на стене, и на блендере сбоку загорелся зеленый предупредительный огонек. Он уставился на свои измерительные приборы, едва замечая лягушку, и схватил большим и указательным пальцем рычажок, приводящий блендер в действие.
Шевельнулась какая-то тень, он вздрогнул и оглянулся.
Это был мистер Стиппл, учитель биологии, в щеголеватом галстуке-бабочке и льняном пиджаке, язвительный, довольно надменный мужчина с гладкими волосами, расчесанными на прямой пробор, и мелкими аккуратными чертами лица. Он сделал в направлении Харви несколько шагов в своих ботинках на резиновом ходу.
– Добрый вечер, Суайр. Так поздно работаете?
– Я провожу эксперимент, сэр, – сказал Харви.
– Да ну! – Мистер Стиппл внимательно посмотрел на блендер. – Не сочтите за труд объяснить мне свой эксперимент.
Харви вызывающе посмотрел на учителя. Лягушка подпрыгнула, он убрал пальцы с выключателя.
– Эксперимент в области кулинарии? Вы готовите из лягушки суп?
– Я провожу эксперимент относительно потери веса, сэр, – пояснил Харви.
Учитель стал еще внимательнее рассматривать лягушку.
– Эксперимент по потере веса?
– Я хочу заметить разницу в весе в момент смерти.
– В домашнем блендере?
– Предав лягушку смерти в этом закрытом контейнере, ничего не добавляя и ничего не вынимая оттуда, я смогу определить, происходит ли потеря веса или массы в момент смерти.
– И что же может доказать эта потеря веса, или массы, в момент смерти, Суайр? – Мистер Стиппл всегда говорил на децибел выше, чем требовалось, как будто обращался к невидимой аудитории.
– Это может доказать, что у лягушки есть душа.
– Душа? – эхом повторил изумленный учитель. – Вы верите, что у лягушки есть душа?
– Я думаю, возможно, у всех живых созданий есть душа, сэр.
– Вы когда-нибудь читали Поупа[3], Суайр?
– Нет, сэр.
– Стоит почитать, мой мальчик. «Вы теряете нить жизни в тот момент, когда анатомируете какое-либо создание»[4].
– Вы тоже все время препарируете животных, сэр.
Мистер Стиппл поднял вверх палец:
– Для пользы дела, Суайр. Только для пользы дела.
– У меня тоже есть цель, – настаивал Харви.
– Эта лаборатория предназначена только для изучения программы экзаменов нулевого и А-уровней, Суайр. Это не место для жестоких игр.
– А я и не играю в жестокие игры.
– Не думаю, что умерщвление лягушки в блендере можно считать серьезным экспериментом, Суайр. Это одна из наших лабораторных лягушек?
– Нет, сэр, я поймал ее сам.
– Предлагаю вам поторопиться в пансион, Суайр. Уже почти девять. А по дороге выпустите эту лягушку. А откуда блендер?
– Он мой, сэр. Из дома.
– Пусть останется пока у меня.
Крепко сжав губы, Харви покинул лабораторию, спустился по каменным ступенькам и вышел во двор. Поколебавшись, выпустил лягушку в кусты и быстро зашагал в направлении школьного здания.
Учитель биологии наблюдал за ним через зарешеченное готическое окно здания в викторианском стиле. Этот мальчик беспокоил его, как и все остальные, впрочем. Он был неглупым и временами проявлял недюжинные способности, когда хорошенько сосредоточивался, но обычно он пребывал в своем собственном мире. Он всегда был несколько погружен в себя, что вызывало у некоторых учителей опасения. После той аварии ему определенно стало хуже, у него стали появляться эксцентричные идеи, он задавал странные вопросы. Ему бы сосредоточиться на подготовке к экзаменам, а он носится с этой навязчивой идеей о смерти.
Возможно, если быть справедливым, он все еще переживает потерю матери.
Куча мальчишек притаилась у боковой двери: Харви увидел горящую красную точку и почувствовал сигаретный дым.
Несколько его однокашников оглянулись, когда он шел по дорожке. Один из них сказал:
– Зомби идет!
Последовал взрыв хохота.
– Эй, Харви, как там поживает твой друг Боженька? Он собирается тебе помочь с экзаменами?
– Эй, Харви! – прокричал другой, Хорстед. – Андерсон говорит, те люди, которые побывали на том свете, становятся зомби. Он считает, что ты определенно стал зомби.
Харви ничего не ответил.
Уоллс-младший сморщил нос и сделал вид, что принюхивается.
– От него несет мертвечиной.
Смех провожал его до вестибюля. Они – невежды. Все в этой школе – невежды.
Этот смех преследовал его, когда, возбужденный, он лежал позднее в своей постели и сон не шел к нему. Две недели назад сняли гипс, и рука чертовски болела. Ему было больно лежать на ней, и он перевернулся на спину, но, лишившись опоры, рука стала болеть еще сильнее. Он перекатился на правый бок, но давление на сломанные ребра было слишком сильным, и он с трудом подавил крик боли.
В темноте он слышал дыхание пятерых товарищей по дортуару. Дейкр шумно и прерывисто всхрапывал, всасывая теплый ночной воздух через свои разросшиеся аденоиды. Кто-то слева, не то Пауэлл, не то Уоллс-младший, ворочался, и кроватные пружины стонали. Была тихая душная ночь, и через незанавешенное окно он видел каштан, облитый, как глазурью, лунным сиянием.
Харви закрыл глаза и снова попытался заснуть, но яркий свет луны, казалось, прожигал его череп и проникал в мозг. Он видел мистера Стиппла в его аккуратно завязанном галстуке и представлял, как пытает его кислотой и скальпелем; слышал его крики, чувствовал его судороги под рукой, следил, как ускользает из него жизнь. Харви улыбнулся и почти погрузился в сон.
Затем его обуял новый приступ гнева. Его приятели ухмыляются, перешептываются друг с другом, когда он идет мимо, хихикают у него за спиной.
Харви не был уверен, когда все это началось – то ли после того, как он рассказал им, чтó с ним произошло, то ли после того, как он избил Рекетта. Рекетта, с его огромным обрезанным «петухом» и сексуальными победами, который хихикал громче всех, когда Харви рассказывал, что с ним случилось и что он видел.
– Ты ведь перепихнулся с Энджи, Харви, когда был на небесах? – глумился над ним Хорстед. – Потому что Рекетт трахнул ее, когда ты валялся в больнице. Говорит, горячая девочка.
Рекетт был выше ростом и сильнее, но Харви здорово отделал его, подбил ему глаз, хотя бил, по сути дела, одной рукой. Его приятели перепугались. Да и он тоже – до этого он пальцем никого не тронул. Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО никогда никого так не бил, как Рекетта.
Не нужно ему было распространяться насчет того, чтó с ним произошло. Он свалял дурака – вообразил, что они смогут что-нибудь понять. Они глупы и всегда такими останутся.
Их не интересует, что такое жизнь.
Мысли его, как всегда, вернулись к несчастному случаю. Он опять прокручивал в памяти все мельчайшие подробности.
Машина унылого зеленого цвета и женщина за рулем, он видит ее через лобовое стекло: она только что сделала прическу в парикмахерской, она курит сигарету. Он почувствовал удар, увидел, как приблизилось лицо женщины, лобовое стекло взорвалось блестящими бриллиантовыми искрами, он наблюдал, как летит, словно тень, его тело. Как миссис Мэтти, жена заведующего пансионом, выбегает из парадной двери, спотыкается и падает. Доктор в голубом блейзере опустился перед ним на колени, повернулся к миссис Мэтти.
Потом Харви увидел мать, идущую ему навстречу, с разлетающимися светлыми волосами, улыбающуюся. Темные тени, ледяные руки, отталкивающие его прочь…
В этот день Харви вызвали в кабинет заведующего пансионом. Мистер Мэтти был веселым человеком с длинным носом, морщинистым лбом и постоянно удивленным, но дружелюбным выражением лица. Несколько прядок лежали на его лысом черепе, как сети рыбака, выставленные для просушки. Когда он говорил, то засовывал большие руки в карманы твидового пиджака, отчего одно плечо казалось выше другого. Он сказал Харви: очень жаль, что с ним произошло несчастье, но он надеется, что Харви не воспользуется этим как предлогом для оправдания, если ему не удастся получить хорошие оценки на экзаменах, что, по мнению мистера Мэтти – а с ним, естественно, согласны мистер Стиппл и остальные учителя, – скорее всего, произойдет.
Выпускные экзамены начинались через неделю.
Харви сдавал физику, химию и биологию. Чтобы поступить в колледж Королевской больницы, ему нужно было как минимум получить одну высшую оценку и две хороших.
Свет в дортуаре померк, как будто луну заслонило проплывающее облако. Ему заложило уши, наступила глухая тишина.
Потом – ощущение, что он парит в воздухе.
Окно скользнуло куда-то вниз, как дверь шахты лифта. Он видел внизу очертания спящих. Своих товарищей по дортуару.
Себя самого.
Харви смотрел на них как зачарованный; затем что-то стало давить ему на спину. Потолок. На мгновение он подумал, что потолок опускается, но тут же, недоумевая, осознал, что парит под потолком.
Его тело неподвижно лежало внизу, и неожиданно он испугался.
Мертв.
На этот раз он действительно умер.
Он подумал об Энджи. Вспомнил, как глумился Хорстед: «Рекетт трахал ее…»
Мертв.
Харви увидел, как вздымается и опускается его одеяло. Рот его слегка двигался, губы дрожали. Он находился под потолком в подвешенном состоянии и хотел вернуться назад в свое тело. Его охватила паника. Он попытался проснуться, но не смог. Он оглядел дортуар, ища помощи. Уоллс-младший, Дейкр, Пауэлл, Хорстед, Смит – все спали.
«Это – сон», – подумал он.
Просто странный сон. Харви попробовал снизиться к своему телу. Но вместо этого поплыл через дортуар. Он пролетел над Уоллсом-младшим, тот спал на спине с открытым ртом, руки его были аккуратно сложены поверх простыни, как у маленькой зверюшки – сони.
Приближалась стена, быстро надвигаясь на него, он протянул руки, пытаясь от нее оттолкнуться.
Руки исчезли в стене.
Потом вошло в стену и его лицо, его затянуло, будто магнитом. Стена больше не была твердой. Он видел миллионы частиц, которые распадались перед ним, они казались мягкими, как шелк, он их не ощущал.
«Дух, – подумал Харви. – Я – дух. Астральное тело».
Он прошел через слои штукатурки, потом – кирпичей, потом еще штукатурки и оказался в следующем дортуаре. Под ним был Рекетт, с открытым ртом и подбитым глазом. Харви прошел через стену и попал в ванную комнату. Он подплыл к зеркалу, которое, как маленькое озерцо, блестело в лунном свете, и посмотрел в него, ища свое отражение.
Ничего.
Он подвинулся ближе. Все равно ничего. Он прошел через слой чистого стекла, потом через отражающий слой, затем через стену и оказался на лестнице. Было темно, но он все хорошо видел. Незнакомая лестница, закрытые двери, узорчатые бумажные обои, подставка для цветочных горшков, на стенах картинки с изображением цветов. Он понял, что находится в личных апартаментах мистера и миссис Мэтти.
Харви остановился перед панельной дверью, затем подплыл к ней. Прохождение сквозь нее было похоже на то, будто смотришь в микроскоп. Он видел слои краски – пять белой и один зеленой, под ними – волокна древесины, пряди волокон раздвигались перед ним, как завитки морских водорослей под шноркелем, и он беззвучно проплыл через них в большую спальню с окнами, задернутыми шторами.
Харви почувствовал, что упирается спиной в потолок, это уравновесило его и дало точку опоры. Под ним в постели лежали две фигуры. Он ухмыльнулся и чуть было не захихикал вслух. Мистер Мэтти, заведующий пансионом, спал на спине, его храп эхом отдавался в тишине комнаты. Миссис Мэтти – ее волосы были упрятаны под сетку – лежала, уткнувшись головой в руки, как будто уснула, читая свои молитвы. На столике рядом лежала книга «Сыновья и любовники» Лоуренса.
Неожиданно храп прекратился, мистер Мэтти заворочался и открыл глаза. Харви задергался с перепугу, опасаясь, что его заметят или разбудят, обнаружится, что он здесь – словно какой-нибудь лунатик. Но глаза владельца пансиона закрылись.
Харви снова проплыл через стену на лестницу и остановился под потолком, чтобы отдохнуть, но вдруг осознал, что отдыха-то ему и не требуется. Казалось, он мог оставаться в подвешенном состоянии на любой высоте, совершенно без всяких усилий.
Он развернулся, прошел через другую стену – краска, штукатурка, кирпичи легко расступались перед ним – и оказался снаружи, над кустом рододендрона рядом с парадной дверью. Он видел припаркованный внизу «дормобиль» мистера Мэтти, свет и тени от уличных фонарей на тротуаре. Где-то дрались два кота.
Харви испугался.
И тогда он приказал себе расслабиться, наслаждаться этим сном.
Просто сном.
Он поплыл вниз по улице в направлении главного корпуса школы. Его целью была учительская. Школа представляла собой внушительное здание с аркой для проезда экипажей посередине, похожей на ворота. Учительская располагалась прямо над аркой. Мальчиков туда не допускали, о том, что там внутри, ходили разные слухи, но никто ничего не знал наверняка, а учителя, когда их спрашивали, только вежливо улыбались, храня свой маленький секрет.
Через окно на верхнем этаже лился свет. Харви поплыл на него и прошел через стекло и решетку. Комната оказалась на удивление скучной. В середине – длинный стол со старыми кожаными стульями вокруг него, группки кресел и кофейных столиков, смешение разных стилей и времен, в основном с дешевой распродажи. В комнате он увидел двоих – мистера Стиппла и мистера Данктона, учителя физики. Они сидели в креслах рядом друг с другом.
Мистер Стиппл наклонился вперед, отпивая из чашки кофе и куря сигарету. Мистер Данктон, дородный вдовец лет шестидесяти, понурив голову, баюкал в руках кружку пива, его три подбородка гармошкой наползали друг на друга. У него был глубокий, напыщенный голос.
– В этом году вы снова возглавляете экзаменационную комиссию?
– Да, – ответил мистер Стиппл.
– Экзаменационные задания по физике уже прислали?
– Да.
– А-а… – Мистер Данктон встряхнул пивную кружку, собирая последние капли, потом осушил ее одним глотком и встал. – Ну, на ночь хватит. – Он неуверенными шагами пересек комнату и поставил кружку на стойку бара, заваленную пустыми стаканами и полными пепельницами. – Вы не видели рекомендаций к практическим экзаменационным заданиям? Их присылают вместе с бумагами или отдельно?
– Боюсь, я даже не взглянул.
Мистер Данктон замялся у дверей:
– Ну, спешки никакой нет. Просто у меня всегда не хватает времени как следует подготовиться. Если бы вы могли дать их мне заранее…
– Я сейчас же их разыщу и передам вам утром.
– Очень любезно с вашей стороны, спасибо. Вы запрете дверь?
Мистер Данктон вышел и прикрыл за собой дверь.
Мистер Стиппл докурил сигарету, выпил кофе и поднялся. Харви проследовал за ним в маленькую прихожую, затем по короткому темному коридорчику. В конце его была тяжелая дубовая дверь: учитель биологии открыл ее, за ней оказался высокий старомодный металлический сейф. Он отпер его, вынул оттуда несколько больших толстых конвертов из оберточной бумаги и положил на пол. Напечатанный на машинке адрес на одном из них гласил: «Директору школы Уэсли», перед адресом аккуратным почерком была сделана приписка: «ХИМИЯ-1».
Мистер Стиппл украдкой оглянулся через плечо, запустил руку в конверт и вынул сложенный листок с машинописным текстом. Харви легко мог читать через его плечо. Он почувствовал острое возбуждение, опасаясь, что мистер Стиппл взглянет наверх и заметит его.
Экзаменационная комиссия Оксфорда и Кембриджа
ЭКЗАМЕН НА АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ
Продвинутый уровень ХИМИЯ-1
Понедельник, 3 июля 1967 года, 2 ч. 45 мин.
Ответьте на шесть вопросов.
Пишите только на одной стороне листа.
Харви начал читать вопросы:
1. Что означают термины: «атомное число», «атомный вес» и «изотопы»?
2. Опишите кратко получение метилцианида (ацетонитрила) из: а) метанола, б) этанола.
Учитель биологии тоже их читал, кивая сам себе и понимая, что делать этого ему бы не следовало, поэтому-то он и оглядывался. Он добрался до конца первой страницы, где жирным текстом было напечатано: «См. на обороте», и перевернул ее. Харви увидел страницы номер два и три. Ну и галлюцинация! – позволил он себе улыбнуться.
Мистер Стиппл сложил листки и снова сунул их в конверт. Затем по очереди открыл другие экзаменационные работы – по химии, физике и биологии – и просмотрел их. Харви изо всех сил старался запомнить вопросы. К своему удивлению, он с легкостью мог все повторить, как будто сфотографировал их в своей памяти.
«Напрасная трата времени, – подумал он, – запоминать вопросы, которых не существует».
Он прочел последнюю контрольную. Темнело, читать становилось все труднее, и неожиданно Харви испугался. За ним что-то было – мрачное, угрожающее, оно загораживало ему путь.
Он попытался отклониться в сторону, но это что-то все приближалось. Он скользнул вбок, но проходить через стену ему не пришлось – его туда засосало, будто чернила промокашкой. Через слои краски и штукатурки он прошел до плотного камня. Становилось все темнее. Нечто угрожающее все еще следовало за ним.
И затем его схватили руки. Длинные руки. Он ясно их чувствовал. Все ощущения вернулись к нему. Вокруг дули холодные ветры. Руки крепко держали его, ему пришлось бороться, чтобы освободиться из этой хватки. Он услышал голос матери, она словно шептала ему на ухо:
– Дорогой, Господь тобой очень недоволен.
Темные тени отталкивали его.
– Ты ей не нужен, – сказал чей-то хриплый голос.
– Она больше никогда не желает тебя видеть, – произнес другой.
Харви обуял ужас. Молекулы вокруг него становились более тяжелыми, более липкими, они будто пытались удержать его, не дать ему вырваться наружу. Будто хотели, чтобы он навсегда остался в этой каменной стене.
Харви закричал.
Холодно, как холодно.
Он снова закричал, потом еще раз.
– Харви, заткнись!
– Ради бога, Харви!
Кто-то что-то проворчал. Вспыхнул свет. Над ним стояла чья-то фигура. Дейкр в полосатой пижаме. По лицу Харви струился холодный пот, он тек по шее, по груди, по всему телу. Харви был мокрый как мышь.
– Все в порядке, Харви? – спросил Дейкр.
– Сон, – прошептал Харви. – Ночной кошмар.
Заскрипели кроватные пружины.
– Зачем включили этот чертов свет? – возмутился кто-то.
– Все в порядке? – еще раз спросил Дейкр.
Харви не ответил. Он размышлял, пытаясь снова погрузиться в сон. В его голове проносились страницы экзаменационных заданий. Ясно, как наяву:
«Расскажите закон преломления света и определите коэффициент преломления».
«Два различия и два сходства в химическом строении углерода и кремния».
«Что такое „переносимая радиация“?»
«Расскажите об адаптации рта и ножек у известных вам насекомых».
– Порядок, Харви? – снова спросил Дейкр, более настойчиво. – Ну ты и кричал. Что тебе приснилось?
– Угу, все в порядке, – ответил Харви, стараясь сконцентрироваться на том, что прокручивалось у него в мозгу: вопросы по физике, химии, биологии.
Он подождал, пока его приятели по дортуару снова не заснули, и выбрался из постели, надел шлепанцы, вышел в темный коридор и направился к крошечному кабинетику, который он разделял с Дейкром.
Харви рывком распахнул дверь, вошел и закрыл ее за собой, аккуратно разложил полотенце, чтобы из щели под дверью не пробивался свет, потом включил настольную лампу, сел за стол и записал вопросы.