Глава одиннадцатая
Раздосадованный неудачей с разоблачением вражеского агента, Председатель ВУЧека не ограничился изданием приказов о взысканиях и усилении бдительности. Что-то подсказывало ему, что агент обязательно ещё обратится к услугам «почтового ящика», и что он – не самый «неуловимый Джо».
Несмотря на острую нехватку людей, Председатель распорядился организовать круглосуточное дежурство у «ящика». Утомительное наблюдение должно было принести плоды – так как агент должен был принести донесение. Так и случилось: все вместе они принесли, каждый своё.
Тёплым июньским вечером «бдительно несущие службу» чекисты были разбужены треском ломаемых веток. У «почтового ящика», расположенного на другом конце улицы, где «светло – хоть глаз выколи», неясно обозначился силуэт. Почему-то издавая громкие стоны, силуэт нагнулся к земле. Спустя мгновение, стеная не менее выразительно, он вернулся в исходное положение, и, ломая ветки, растворился в темноте.
Кинувшиеся за ним чекисты наткнулись только на помощника Председателя ВУЧека товарища Козлова, который, точно по заведённому графику, возвращался домой после итогового доклада руководству. Агент вновь сумел «уйти».
…Когда Председателю доставили послание, извлечённое из контейнера привычной уже конструкции – пустая водочная бутылка, он уверенно развернул грязную бумажку: научился разбирать каракули автора – и даже раньше шифровальщиков. А всё – потому, что чаще них имел дело с двоечниками и второгодниками. Разобрав каракули и на этот раз, он даже не стал оказывать сопротивление внезапному столбняку.
«Из личной беседы с шефом мне стало известно, что в Чека почему-то довольны работой «Киевского Фронта». Выясняю, как такое может быть. Шеф сказал, что «Фронт» – это фикция. Выясняю, что это такое. Заодно беспокоюсь отсутствием денег. «Ящик» использовал в последний раз по причине ревматизма. Подыскиваю человека на связь. «Чекист».
– «Фронт» – это фикция?!»…
Предварительно остекленев глазами, Председатель уставился в дальний угол кабинета.
– Так ведь это же… Не может быть!..
…Приятно утомлённая «общением» с энергичным сотрудником, Одарка вышла в коридор. И тут же в кабинет к Сазанову, едва успевшему натянуть брюки после «приёма заявительницы», весь в мыле, ворвался «Чекист».
– Кто такая? – кивнул он в сторону удаляющейся молодки.
Одной рукой поспешно застёгивая ширинку, другой Сазанов протянул «Чекисту» лист бумаги.
– Вот, поступило заявление от гражданки…
Как бы ни был Сазанов захвачен соблазном – а службы не забывал: успел, таки, отобрать заявление! И это – несмотря на экстремальные условия работы! Что значит верность долгу!
– Здесь сообщается, что ночью у неё объявился небезызвестный бандит Макар Кусачий – «незалежник» и «дьяволовец». Надо брать!
Шевеля губами, «Чекист» «по складам» ознакомился с заявлением.
– Вот, что… Ты занимайся текущими делами: нечего отвлекаться на всякую шелупонь! Я сам, лично, возьму гада!
– Нет, нет: я – следом!
Сазанов выразил служебный энтузиазм уже в спину «Чекисту». Не оборачиваясь, тот лишь махнул рукой. Истолкование оставалось на усмотрение Сазанова – и он немедленно истолковал, уже на бегу засовывая за пояс револьвер.
…Макар проснулся с каким-то скверным чувством на душе. Вроде и причин для этого не было: так «вспахал» Одарку, что уже члена не чувствовал! Но что-то было не так. Он отбросил руку на тело Одарки: тело в наличии отсутствовало. Он тихо позвал «любимую». Ответом ему было молчание. И тогда Макар пулей вылетел из постели: сказывался «повстанческий» опыт. Стремительно натягивая подштанники, он осторожно выглянул в окно.
Сердце его бешено заколотилось: у возов стоял здоровенный мужик в кожанке. Ему даже не требовалось предъявлять мандат: название учреждения было написано на его физиономии. Дополнительным антуражем – для совсем уж дураков – работали кожаная фуражка с красной звездой и огромный маузер в деревянной кобуре, болтающийся на правом боку этого «прохожего».
«Возы! – простонал Макар. – Возы-то ещё не разгружены!» Действительно, Одарка отдалась ему почему-то так скоропостижно, что было уже не до возов.
Он в отчаянии заметался по хате: и его заветный «винтарь», укрытый хворостом, также был недоступен ему сейчас.
В дверь застучали, и грубый голос требовательно пробасил:
– Откройте: Чека!
«Пропал!»
Душа Макара тут же отработала в унисон мысли. Она так быстро ушла в пятки, что он и не успел её задержать.
«Бежать! А куда? И как бежать от своего добра: ведь здесь – всё, что нажил непосильным трудом! Что же делать? Что делать?»
Мысли его метались по черепу так же хаотично, как и тело – по избе.
– Открывай, Кусачий: чего канителиться!
«Вот и всё! – с тупым безразличием подумал Макар, реагируя по ситуации и в целом правильно: непроизвольным мочеиспусканием и калоизложением. Невыносимое зловоние, производимое одновременно из двух источников, заполонило пространство горницы. Но Макару было уже не до куртуазии. Да и занят он был: остолбеневал посреди горницы.
«Чекист» толкнул ногой оказавшуюся незапертой дверь, и пригнувшись, чтобы не расшибить лоб о притолоку, вошёл в дом.
Специфический запах уборной он услышал прежде, чем увидел Макара, пребывающего в состоянии классической прострации. Зажав пальцами нос и соблюдая дистанцию, «Чекист» сразу приступил к делу.
– Вот, что, Кусачий: времени у нас мало, а дел много. Через несколько минут здесь будут чекисты. А тебе с ними, как я понимаю, встречаться, ну, никак невозможно!
«Если чекисты будут лишь через несколько минут, то ты – кто?!»
Задействовав не только глаза, но и руки, Макар изумился так энергично, что едва не обронил штаны с грузом. А это, в свою очередь, помогло ему быстро выйти из состояния прострации. Да и то: ведь, как бы хорошо там ни было – а, закрыв глаза, от жизни не спрячешься!
– Вижу, до тебя уже что-то начинает доходить!
– Так Вы…
– Да, я – не совсем то, от чего ты обосрался: я – с той стороны! – выкатил грудь звероподобный ликом «Чекист». – И твоё барахло меня не интересует. Тем более что скоро оно перестанет быть твоим. Я же собираюсь предложить тебе нечто большее…
– ???
– Жизнь и свободу. Конечно, при условии, что ты будешь послушным и… переменишь, наконец, штаны! Ну, невозможно же рядом стоять!
Придерживая штаны, Макар, как мог быстро, переместился к шкафу. Опустившись на колени, он начал выбрасывать из его чрева бабские тряпки. Вероятно, он знал, что искал, ибо вскоре в руках у него оказался узелок с чистыми подштанниками и пасхальными брюками в полоску, в которых некогда щеголял ненавистный Петька. С мстительной ухмылкой засунув в узелок своё «благоухающее» обмундирование, Макар быстро облачился в штаны «от Петруши», и вытянулся перед «Чекистом».
– А теперь слушай сюда!
Тон «Чекиста» был настолько суров и непререкаем, что Макар дополнительно сделал «руки по швам».
– Твоё прошлое – залог твоего будущего. Судя по этим возам, тебе нельзя попадаться в руки не только чекистам, но и «незалежникам» с «дьяволовцами». Последним – особенно! Так что тебе остаётся только одно: вновь поступить на службу – теперь уже ко мне!
Покончив с преамбулой, он охватил взглядом Макара. Тот не разочаровал его, не поскупившись ни на количество животного страха на лице, ни на готовность к исполнению приказов.
– Так вот, ты перейдёшь линию фронта, доберёшься до Харькова и явишься в контрразведку Волонтёрской армии к полковнику Чуркину. Запомнил?
Изнывая душой по судьбе имущества, Макар рассеянно кивнул головой.
– Передашь на словах лично полковнику, что «ящик» «заморожен», а ты теперь – на связи у «Чекиста». Он спросит тебя, у какого чекиста. А ты на это ответишь: «У того, который в кавычках». Повтори!
Макар вторично оправдал ожидания.
– И всё?
В голосе Макара забрезжила надежда. Но брезжить ей суждено было недолго.
– Всё! Дальше ты поступишь в его распоряжение!
Если бы у Макара было время посмеяться, он бы непременно сделал это. Своим оригинальным мышлением чекист создал все предпосылки для смеха. Но в сложившихся обстоятельствах Макар предпочёл скиснуть лицом. Потому, что понял: разовой услугой не отделаться. Заметив перемену в лице «дьяволовца», «Чекист» ухмыльнулся.
– Вместе с инструкциями получишь деньги!
Он ободряюще похлопал Кусачего по плечу.
– Поверь, там неплохо платят… за работу, конечно! А теперь мотай отсюда, да поживее!
Макар продолжал нерешительно топтаться на месте.
– Ну, в чём дело? – недовольно спросил «Чекист».
Макар замялся уже не только ногами.
– Там, – он махнул рукой в сторону возов, – у меня… кое-какое имущество… Может, что-нибудь… Одарке, а?
«Чекист» неопределённо хмыкнул.
– Ладно, там что-нибудь придумаем! Всё?
Макар добавил нерешительности в топтании.
– Ну, говори, чёрт бы тебя…
По причине лимита времени «Чекист» рассердился уже не на шутку. Хотя сердиться на шутку он и не умел. И если уж он сердился, то его визави могли считать себя везунчиками уже потому, что являлись лишь визави, а не оппонентами.
Макар почувствовал это – и решил не злоупотреблять остатками терпения новоиспечённого хозяина.
– Там, под хворостом и сеном… в мешковине… товар кое-какой… мелочишка… всякая разная… ружьишки, там… прочее…
Сердитости на лице «Чекиста» – как не бывало.
– Какие ружьишки?
Кусачий откашлялся.
– Хм… Ну, там… «винтари», обрезы, револьверы… Несколько английских карабинов имеется. Ну, и мелочишка всякая: гранаты там, ленты пулемётные…
Впечатлённый разнообразием ассортимента, «Чекист» недоверчиво ухмыльнулся.
– Ты ещё скажи, что у тебя и пулемёт там припрятан?
Макар скромно опустил глаза.
– Два. «Льюисы» образца четырнадцатого года. Для сурьёзных людей, конечно.
– Лихо! – заломил фуражку «Чекист».
Обнадёженный похвалой, Макар взмолился:
– Это ведь, какие деньги пропадают! Не погуби, кормилец!
«Кормилец», раздумывая, почесал в затылке, отчего фуражка вернулась на место.
– М-да, положение. И с собой не заберёшь, и Чека не оставишь… А товар – нужный, в хозяйстве пригодится… Знаешь, что…
Макар обесцветился в ожидании приговора.
– Оформлю-ка я это, как конфискат в камеру хранения вещдоков: она – в моём ведении! Потом ключнику-пьянчуге ставим «пол-литра» – и дело сделано! Товар будет, как в сейфе! Но я – в «половине»! Лады?
– Лады!
Макар искренне обрадовался такому исходу дела. Половина – это всё же больше, чем ничего.
– Ну, а теперь беги! И запомни: я жду тебя обратно через неделю!
– Не у… – взмолился Макар.
– «У»! – не внял мольбам «Чекист».
С улицы донёсся неясный шум. «Чекист» выглянул в окно: поднимая клубы пыли, по направлению к дому, маша револьвером, нёсся Сазанов.
Не тратя больше слов, «Чекист» вытолкнул Кусачего в окно, выходящее в огород. Дополнительно полученное ускорение коленом под зад позволило Макару быстро раствориться в могучих зарослях лопуха. Убедившись в дематериализации связного, «Чекист» выхватил из кобуры громадный маузер и стал расстреливать «белый свет». Аккомпанементом выстрелам работали дикие крики на тему: «Стой, стрелять буду!»
Ворвавшийся в хату Сазанов застал только своего коллегу, заковыристо матерящегося у распахнутого окна.
– Ушёл… – смачно выматерился «Чекист». – Ух, как я хотел его «достать»!
Он нехотя вложил расстрелянный «до железки» маузер в кобуру: явно ещё не настрелялся.
– Ну, пошли глядеть трофеи!
Совместными усилиями они сбросили хворост. Разворошили сено. Под ними оказался целый женский гардероб, спрессованный до толщины человеческого скелета: платья и юбки из «жатки» и панбархата, горжетки и манто из горностая и соболя, всевозможное нижнее бельё из шёлка и гипюра, и, наконец, роскошная котиковая шуба.
– Моё!
Из-за калитки донёсся истерический вопль. Растрепанная Одарка, с невидящими глазами, но хорошо разглядев имущество, влетела во двор, и попыталась широко раскинутыми руками охватить воз.
– Моё!
«Чекист» коротко хохотнул.
– Ё, моё! – «срифмовал» он. – Это ж – конфискат, тётенька! Соображать надо!
– Моё!
Одарка продолжала орать классическим благим матом, не обращая ни малейшего внимания на разъяснения «товарища чекиста».
Эффектно захлопывая кобуру с маузером, «Чекист» снисходительно пробасил:
– За помощь, конечно, спасибо…
И тут случилось невероятное в практике взаимоотношений Чека и обывателя. Одарка медленно поднялась с воза и пошла на «Чекиста». Подперев бока полными руками и широко расставив красивые длинные ноги, она тяжёлым взглядом карих глаз принялась испепелять «товарища».
– Спасибо, говоришь?!
Её голос был полон ядовитой иронии.
– За помощь?! Да в гробу я видала твоё «спасибо»! Я, что, по-твоему, «за спасибо» старалась, жизнью, можно сказать, рисковала?!
Она с усмешкой взглянула на притихшего Сазанова, и безжалостно добавила:
– Даже честью своей девичьей, можно сказать, пожертвовала! И тоже – «за спасибо»?! «Спасибо» вам за такое «спасибо»!
«Чекист», не привыкший к работе с населением вне подвалов Чека, принимал критику молча. А Сазанов начал оправдываться тем, что ничего и не было, так как всё было по любви, потому что – по взаимному согласию. Что касается «девичьей чести», то к её утрате, судя по некоторым параметрам, он не имеет никакого отношения. Но, вдруг, словно передумав, он не стал развивать тезис о «добровольности акта любви», и неожиданно просительно обратился к коллеге:
– А и в самом деле – человек ведь старался! Да и зачем нам это барахло? Нам – ни к чему, а товарищу – польза! Может, пойдём навстречу трудящимся, а?
Как бы раздумывая, «Чекист» почесал пятернёй макушку. Потом махнул рукой.
– Ладно, чёрт с тобой: забирай тряпьё! Но телеги и лошадей я конфискую!
– Не стой, как пень!
По получению распоряжения и с молчаливой санкции «Чекиста» Сазанов кинулся помогать молодке. Охая и ахая от восторга, Одарка стаскивала с возов желанную добычу, нагружая тяжеленными кипами мускулистые пролетарские руки ухажёра. Сазанов почему-то радовался вместе с Одаркой. И делал он это так искренно, словно лично сам презентовал ей «несметные сокровища».
Обнаруженная под парчой грязная мешковина не стимулировала дальнейших поисков. Брезгливо отряхнув сор с рук, Одарка доложила «Чекисту» об окончании разгрузки. Тот приказал Сазанову, уже расположившемуся в хате в пределах досягаемости бутыля с самогоном, взять одну лошадку под уздцы, а сам взял другую. Процессия двинулась в направлении камеры хранения «вещдоков».
По прибытии на место «Чекист» с негодованием услышал от нетрезвого, как всегда, ключника, что «местов нет». После экспресс-инспекции помещений он вынужден был согласиться с ключником. Срывалась перспективная сделка, сулящая изрядный доход – и, вздохнув, «Чекист» отправился «за правдой» к Председателю ВУЧека. Однако тот, сославшись на отсутствие «дополнительных мощностей», а также на свою исключительную занятость, посоветовал ему проявлять большую самостоятельность в оперативных вопросах.
Недоумевая в рамках дозволенного статусом, «Чекист» развёл руками.
– На дому, что ли, хранить их?!
– Думайте сами… Вам поручено это дело – вот и решайте. Сами.
Председатель отвечал рассеянно, едва вникая в существо вопроса. Он был занят нешуточным делом: готовил информацию для печати о результатах работы Чека за отчётный период. В последнее время участилась критика на отсутствие гласности в её деятельности – вот он и решил «огласить» весь список «приведённых в исполнение».
– Как «думайте сами»? – растерялся «Чекист»: он ведь был «по другой части». – А…
– Ладно, оставьте рапорт: я рассмотрю… потом.
– Как «потом»?! А куда же я…
Но Председатель, уже не слушая его, лишь махнул рукой в сторону двери. Не ожидавший такого «недопонимания значимости», «Чекист» ещё некоторое время громко сопел носом, стараясь привлечь внимание начальстава к своей персоне и её вопросу. Но начальство и не думало откликаться на этот «крик души посредством сопения носом». А посему незадачливому ходатаю не оставалось ничего другого, как удручённо почесать затылок и удалиться.
– И здесь – то же самое!
Уже находясь в коридоре, Козлов огорчённо констатировал поразительное сходство «красных» и «белых» бюрократов.
– Что ж, придётся действовать на свой страх и риск…
И на этот раз «Чекист» остался верен себе, решив не думать, а действовать. Что же касается формулировки «на свой страх и риск», то он мог её и не озвучивать: иначе он и не умел…