Вы здесь

За спиной адъютанта Его превосходительства. Книга первая. Глава десятая (Александр Черенов)

Глава десятая

Батька ошибался: один человек мог составить ему компанию. Но не хотел, потому, что имел другие планы: дать дёру из банды, и не позднее, как сегодня. Звали этого человека Макар Кусачий. Макар, удачно пополнивший в результате сегодняшней реквизиции и без того немалое количество добра, «нажитого» за время «службы» у батьки, не собирался подставляться ни под «пулю-дуру», ни под «штык-молодец». Трезвым умом расчётливого барышника он понял: время сматываться! Давно подготовленные возы с лошадьми хоронились за густым вишенником, и только ждали своего часа.

И вот дождались! Такого дружного перепоя в «армии» не было давно – может, неделю, а может, и две. В отличие от самого Макара, его дружок Петька, так сказать, «поддержал компанию». Теперь, облевавшийся с перепоя, он лежал бездыханным на своей сегодняшней добыче – грудастой, рыжеволосой девице лет восемнадцати от роду, тоже не подававшей признаков жизни по аналогичной причине.

Макар брезгливо оглядел «павших», и сплюнул: Петьку он недолюбливал с детства. Из-за Одарки – самой красивой девки на Мандрыковке, которая предпочла ему этого деревенского Аполлона. Корявому с лица Макару трудно было тягаться с наглым русоволосым красавцем, и поэтому все старания Макара заинтересовать Одарку своей скромной персоной успеха не имели. Зато теперь у него появлялся шанс: количество «нажитого» им добра способно было растопить сердце не то, что гордой Одарки – самой Снежной королевы. О существовании последней Мирон узнал в отхожем месте, коротая время за чтением листка, вырванного из какой-то книжки.

Макар обошёл одну за другой все избы, набитые до отказа перепившимися «воителями», и «отделил овец от козлищ»: бойцов от их оружия. И правильно: у рачительного хозяина ничего в хозяйстве не пропадёт. Собрав ружьишки, он аккуратно сложил трофеи на возах, обернул мешковиной и замаскировал сеном и хворостом. Потом он тихо вывел из укрытия возы, запряжённые каждый парой загодя накормленных и напоенных лошадей. Хотя осторожничать было ни к чему: до завтрашнего утра «армии батьки Дьявола» не существовало.

Посты он миновал спокойно: постовые спали беспробудным сном в придорожных канавах. И лишь после этого он вытянул кнутом норовистого коня. Эх, широка ты, украинская степь!

До киевских предместий ему, конечно, пришлось несколько раз «тряхнуть» кошельком. Но количество ненужных приключений оказалось минимальным, и он доставил и себя, и груз в родную Мандрыковку целым и невредимым.

Идти домой Макар поостерёгся: уж больно широкую известность приобрела его «трудовая деятельность» вначале в войсках атаман-директора, а затем и в «повстанческой армии» батьки Дьявола. Дождавшись ночи, он постучал в ставни Одаркиной хаты.

Естественно, первое, что он услышал, было:

– Петруша, это ты?

Вопрос был ожидаемым – но Макар не сдержался. Правда, благоразумно не в Одарку: в себя.

– Е… твою! Опять со своим Петрушей! «Петруша, это ты?». Это вместо того, чтобы культурно спросить: «Хто там?»

Лаконично отведя душу, он зашептал в щель между плохо подогнанными ставнями:

– Одарка, это я, Макар!

Скрипнула входная дверь. Простоволосая Одарка, зябко кутаясь в «потраченную» шаль, стояла на пороге.

– Какая же ты… Одарочка!

Выдавливая из себя эрзац-приветствие, Макар трясся от вожделения. Женщина и в самом деле была чудо, как хороша: стройная, рослая, с высокой грудью, с пышными тёмно-русыми волосами и тонкими чертами красивого смуглого лица.

– А где Петя?

Ассортимент её вопросов по-прежнему не отличался разнообразием.

Мирон с досады аж крякнул.

– Одарка, в дом-то хоть пустишь?

Женщина молча отступила в сторону. Но Макар квалифицированно замешкался на пороге, давая Одарке возможность потрястись зрелищем нагруженных возов.

– Зачем тебе это? – не совсем правильно потряслась Одарка, пальцем тыча в хворост.

Макар загадочно усмехнулся.

– «Это» только сверху…

Глаза Одарки понимающе сверкнули.

– Ну, проходи в дом, Макар, чего же это мы застряли на пороге! – засуетилась она, буквально заталкивая гостя в хату.

Впервые Одарка назвала Макара по имени – и тот не мог не отметить это, как добрый знак.

Хата Одарки при всей убогости внутреннего убранства отличалась чистотой и опрятностью: Макар сразу занёс это в «плюс» хозяйке.

– А у Петруши такие же возы?

Расставляя миски с нехитрой снедью, Одарка спросила будто бы ненароком, но прерывистое дыхание выдавало её живой интерес.

Макар ответил не сразу. Во-первых, нужно было переварить очередное упоминание ненавистного имени. В-вторых, нужно было выдержать многозначительную паузу, присовокупив к ней максимально презрительное выражение лица. На всё это требовалось время.

– У Петруши, – густо полил он ядовитой иронией конкурента, – не только того, что должно быть на возах, и самих возов, отродясь, не было!

Глиняная миска выпала из рук Одарки.

– Нет, – не меняя интонаций в голосе, продолжал Макар, – кое-что на батьковых возах он возил.

Напрасно лицо Одарки пыталось озариться светом надежды: уточнение не замедлило воспоследовать.

– Вернее – кое-кого…

Свет надежды тут же ушёл с лица, поняв всю неуместность пребывания на нём.

– Да-да! – Макар точно следовал инструкциям по ковке железа. – Вот такого добра у него было непереводно! Первейший блядун у батьки!

Крупные слёзы, одна за другой, покатились по щекам Одарки. Мысленно похвалив себя за квалифицированную работу, Макар бросился в ноги любимой, на ходу выворачивая карманы пиджака.

– Одарка, родная, да разве тебе такой муж нужен? Разве тебе нужен этот пьяница и бабник, который спустил на водку и баб даже то немногое, что имел? Ведь он, если что и приобрёл за время службы у батьки, так только «дурную болезнь»! А тут!.. Ты только погляди, ненаглядная моя!

И Макар разжал пятерню, на которой блестела тусклым червонным золотом осыпанная бриллиантами элегантная брошь.

– Ты только взгляни на это чудо, Одарочка!

Макар продолжал торговать девицу с настырностью прожжённого барышника.

– У меня такого добра много! И другого тоже! Всё для тебя, родная! Всё для тебя!

Если бы Макар, ослеплённый золотом и вожделением, мог только увидеть в этот момент лицо Одарки! Какая разительная перемена произошла в нём за считанные мгновения! Хищный блеск больших карих глаз напрочь вытеснил неуместные слёзы! Как заворожённая, Одарка смотрела на золото и камни! А Кусачий, на его беду, не умел читать мысли!

…Отработав на Одарке ночь, не хуже, чем шахтёр – смену, Макар к утру совершенно обессилел, по причине чего и уснул мертвецким сном. А Одарка, брезгливо подмывшись, надела своё самое нарядное платье, и стараясь не скрипеть половицами, мышью выскользнула из дома. Путь её лежал в центр города, на площадь Богдана Хмельницкого, в монументальное серое здание, ныне занимаемое Всеукраинской Чека.

Как и следовало ожидать, Одарка произвела неотразимое впечатление на часового. По окончании якобы обязательного личного обыска, в продолжение которого он дважды «кончил» в старые галифе, она была направлена к товарищу Сазанову.

– Я до Вас, товарищ.

С притворной скромностью опустив глаза, Одарка якобы застенчиво начала поправляя кружева на праздничной кофточке. В действительности она лишь акцентировала внимание чекиста на своей высокой груди.

Увидев Одарку, товарищ Сазанов встал. Его член – тоже.

– Дело у меня до Вас товарищ, чрезвычайное, – мягко, нараспев произнесла Одарка, и улыбнулась. – Хочу оказать услугу всей Чека в Вашем лице…

Будто бы поправляя ремень и одёргивая гимнастёрку, а на самом деле заправляя в галифе выпрыгивающий из них член, Сазанов с дрожью в голосе пролепетал:

– Проходите, барышня… Услугу готов принять… Лично…