Глава 2. В служении христианскому братству
Псевдо-Маврикий
Стратегикон
В древнейшем полемологическом сочинении Византийской империи – трактате, авторство которого приписывается императору Маврикию (правил в 582-602 гг.), описаны требования к военачальнику, в ряду которых особо выделяются благочестие и человеческие качества, помогающие снискать полководцу Божие благословение в воинских трудах. Трактат датируется концом VI-началом VII века.
Когда предстоит сделать что-либо важное, то главнокомандующий не должен уклоняться от труда, считая это как бы недостойным для себя, но взять руководство в предстоящем деле в свои руки и работать по возможности наряду с прочими. Вследствие этого каждый воин будет охотнее повиноваться и легче переносить труд, стыдясь неисполнения.
На проступки, совершенные многими воинами сообща, должен смотреть снисходительнее и присуждать к наказанию не всех, а только подстрекателей прочих; иначе одинаковое для всех наказание возбудит еще более неудовольствия и бунт.
В ежедневном обращении с воинами главнокомандующий должен держать себя просто, быть прямым и любить их, как отец, обучать их снисходительнее и настойчиво требовать исполнения того, что важнее, наконец, вступать с ними в разговоры, употребляя при этом ласковые слова, фамильярность и прочее, что подходит к их понятиям; без этого нельзя уверенно управлять войском. Но относительно наложения справедливо заслуженных наказаний ему надо стараться быть твердым, непоколебимым и справедливым, в особенности когда надо наказать вожаков восстания, а не ждать, пока оно разрастется. Непоколебимость и справедливость главнокомандующего увеличивает авторитет его в глазах воинов.
Советуем ему охранять права воинов, есть умеренно, спать немного и в ночное время думать о том, что предстоит сделать. Потому что ночью лучше размышлять, так как ум не развлекается внешним шумом. Решаться, в особенности на важное, не сразу, а подумав; но раз решение принято, то ни по лености, ни вследствие боязни не упускать благоприятного случая для исполнения. Кто боится, тот не проницателен, смотрит вперед и представляет себе все в худшем свете. Не превозноситься при удаче и не падать духом при неудаче – это достояние твердого и непоколебимого ума (характера).
Кто более заботится о войске и об обучении его, тот менее будет подвергаться опасностям в бою. Никогда не следует вести в бой войско, не убедившись заранее в его мужестве.
В мирное время дисциплина и взыскания заставляют воинов исполнять свои обязанности, в военное же они становятся послушными от доверия к вождю и из-за наград.
Если воины будут почему-либо бояться неприятеля, то должно различными способами возбудить их мужество. Решаться надо осмотрительно, но раз решившись, быстро приводить задуманное в исполнение, потому что случай благоприятный на войне непродолжителен и, упустив его, можно потерять все сразу. Кто не превозносится в удаче и не теряет головы при несчастии – тот явно предназначен к военной службе. Не тот страшен врагам, кто умеет красно говорить, а тот, кто действует решительно.
Излишний страх перед главнокомандующим, вследствие непомерной его строгости, вселяет в войске ненависть к нему, излишняя же снисходительность – презрение к нему. Главнокомандующий сам должен быть во всем примером для своих воинов, добродетельным и воздерживаться от всего того, что запрещено воинам. Но должен своей справедливостью заслужить любовь своих воинов. Он обязан знать личные качества и слабости каждого из военачальников, а также кому и что лучше можно поручить.
Как нельзя без кормчего ввести судно из моря в гавань, так нельзя победить и неприятеля без порядка и военного искусства, посредством которых мы, при помощи Божией, можем разбить не только равное нам по числу неприятельское войско, но даже если оно много превосходит числом. Потому что сражения выигрываются не [опрометчивой] смелостью и не многочисленностью, как думают некоторые неопытные, а после помощи Божьей порядком и военным искусством, которому тем более предстоит дела, чем более неопытных в войске. Соблюдающие это остаются невредимыми и действиями своими приносят пользу, не соблюдающие – поражение и гибельные потери…
Итак мы советуем главнокомандующему прежде всего быть благочестивым и справедливым, чтобы через это снискать себе благоволение Божие. Потому что, склоняя Бога на свою сторону, он будет отважнее.
Каждая банда или тагма[42], будет ли она стоять в лагере или где-либо вместе с другими, или одна сама по себе, должна каждый день рано утром перед занятиями, а также каждый вечер после ужина петь по установленному обычаю молитвы и Троесвятие…
Относительно же крика «с нами Бог», который в старину издавался в бою при атаке, то это кажется нам не только бесполезным, но даже и вредным и дающим повод к расстройству, когда он издается в такое время. Потому что при крике более трусливые из воинов останавливаются в то время, когда сражение в полном разгаре и перестают идти вперед, а более смелые, в запальчивости, выскакивают вперед и нарушают порядок в строю. Лучше накануне дня сражения служить молебны в лагере, а перед выходом из лагеря, священники, Император и прочие начальствующие лица должны возглашать перед всеми: ГОСПОДИ ПОМИЛУЙ! Затем в каждой мере для предзнаменования счастливого исхода, провозглашать троекратно: С НАМИ БОГ! при выходе из лагеря. Когда же войско обороняется в лагере, то до битвы должно хранить полное молчание и не подавать голоса несвоевременно. От этого и войско не волнуется и команды начальников более слышны. Это вытекает прямо из понятия о сражении, а также из необходимости единства и из присутствия неприятеля. Но иногда, когда войско идет в бой, кстати, чтобы кричали, в особенности те, которые наступают сзади, для устрашения неприятеля и для воодушевления своих.
Лев VI Мудрый
Тактика
Еще более подробно говорит о качествах, которые должны быть присущи военному, трактат императора Льва VI (время правления 886-912 гг.).
Трактат написан в период тяжелейшего противостояния Византии арабо-мусульманской агрессии. В этих условиях война постепенно приобретала характер священной, ведущейся под знаменем ценностей отечественной религии, выступавшей основанием национально-государственной идентичности народа. Соответственно, религия начинала рассматриваться византийцами уже как своего рода военная идеология, сплачивающая воинов в бескомпромиссной борьбе с врагами.
[43]
1. Итак, мы повелеваем стратигу быть воздержанным телесно, умеренным в повседневной жизни, трезвым и неусыпным, простым и неприхотливым в потребностях, выносливым в трудах, рассудительным и благоразумным, презирающим сребролюбие, пользующимся доброй славой, не молодым и не старым, способным держать речь перед большой массой людей, быть, по возможности, отцом, имеющим детей, не быть склонным к торговым делам или к чему-либо подобному, не быть малодушным, равно как не увлекаться мелочными хлопотами, и вообще быть благородным духовно, а если это возможно, то и телесно, и быть великодушным во всем.
2. Воздержанным, чтобы ради удовольствий, губительно воздействующих на естество, он не пренебрегал бы заботой и радением о делах насущных.
3. Умеренным, поскольку ему предстоит взять на себя столь большую власть. Ведь люди, наделенные неумеренными и несдержанными порывами, становятся еще более необузданными в своих устремлениях, если они приобретают возможность действовать по собственному произволу, как они соблаговолят.
4. Трезвым и неусыпным, чтобы он сохранял бодрость в великих делах. Ведь зачастую именно ночами, когда душа полностью умиротворена, разум направляет стратига и приводит его к цели.
5. Простым и неприхотливым в потребностях, ибо роскошь и многочисленная прислуга расточают время архонтов[44] и расслабляют их при осуществлении ими своих обязанностей.
6. Выносливым в трудах, чтобы он, будучи первым среди участвующих в походе, не искал отдохновения, но служил лучшим примером того, как следует достойно переносить все возникающие трудности.
7. Рассудительным и благоразумным, ибо стратигу надлежит быть во всем проницательным, достигая цели благодаря быстроте своего разума: ведь зачастую неожиданно возникшие треволнения вынуждают быстро принимать нужное решение.
8. Презирающим сребролюбие. Ведь бескорыстие является испытанием для стратига всякий раз, когда он предполагает решать дела неподкупно и великодушно и когда он, управляя вверенной ему фемой[45], ставит достоинство превыше любого подношения. Ибо многие перед лицом врагов обладают и душевным мужеством, и телесной мощью, но когда они обращают свой взор на золото, то мельчают и ослабляются разумом. Ведь сребролюбие – опасное оружие, направленное против стратига, самое действенное для его низвержения и уничтожения.
9. Быть не молодым, но и не старым. Поскольку молодой не внушает доверия и не обладает душевным постоянством по причине молодости, а старец телесно немощен, то ни на одного из них нельзя положиться: ни на первого – из-за опасения, чтобы он не допустил ошибки вследствие неразумной отваги и смелости, ни на старца – из-за опасения, чтобы он вследствие физической немощи не упустил бы то, что необходимо сделать. Наилучшим был бы выбор человека средних лет – и не молодого, и не старого.
10. Ведь такому, поскольку он еще не состарился, будут свойственны сила и крепость, а поскольку он уже не слишком молод – присущи благоразумие и основательность. Те, которые преклонялись перед крепостью тела, лишенной душевного благоразумия, или, наоборот, перед благоразумием души, лишенным телесной крепости, не достигали никакого благоприятного результата. Ибо благоразумие, которому недоставало силы, не приносило никакой пользы, а сила, лишенная благоразумия, не достигала цели.
11. Нам известно, что стратиг, пользующийся любовью своих подчиненных, способен достичь наивысшей славы: такая любовь исключительно важна для командного состава. Если люди кого-то любят, они охотно повинуются его приказаниям, не противодействуют его словам и намерениям, помогают ему в опасности. Любовь ведь в том и заключается, чтобы положить душу за того, кого любишь.
12. Более предпочтителен отец, имеющий детей, чем бездетный, хотя не следует отвергать и того, кто не имеет детей, если в остальном он подходящ. Когда стратиг имеет детей, то если они малолетние, он проявляет больше рвения в усердном решении житейских дел из-за любви к детям и в стремлении к их благополучию. Если же они достигли совершеннолетия, они станут отцу советчиками и соратниками, окажут ему надежную помощь в управлении делами, направленными на всеобщее благо. По этой причине я полагаю, что человек, имеющий детей, более предпочтителен, чем бездетный.
13. Способный держать речь и быть оратором: это качество может принести войску громадную пользу. Выстроив войско к сражению, стратиг побудит своей речью презреть опасности, а зачастую и самую смерть, и проявить стремление к делам добрым и достославным. Даже боевая труба, прозвучавшая в ушах, не столь сильно побуждает душу к битве, как слово, сказанное со знанием дела, устремляет к доблести, делает услышавших его готовыми к борьбе и изгоняет чувство страха.
14. Если же войско постигнет неудача, слово утешения вновь укрепит души. Слово стратига способно оказаться гораздо более действенным для утешения войска в неудачах, чем усилия врачей, исцеляющих раны. Ведь врачи оказывают помощь одним только раненым, причем чаще всего лишь на короткое время, тогда как слово стратига сразу же укрепляет дух как пострадавших, так и утомленных, а в бодрых возбуждает мужество и отвагу.
15. Мы говорим, что он должен пользоваться доброй славой, потому что у большинства необходимость подчинения бесславным вызывает досаду. Ведь никто не согласится по своей воле признать господином и предводителем человека ниже себя по достоинству.
16. Мне представляется совершенно необходимым при выборе стратига иметь в виду, чтобы он, обладая достоинствами, о которых мы сказали ранее, пользовался и доброй славой. Если это не менее значительное достоинство не будет присуще человеку, его не следует держать на этой должности длительное время.
17. Мы не считаем, что при выборе на должность стратига следует заранее предпочесть богача из-за одного лишь его богатства, если у него нет соответствующих достоинств, а бедняка заранее отвергнуть из-за его бедности и нужды, даже если он этой должности достоин. Ведь мы отвергаем богача не по причине его богатства, а потому, что он не обладает достоинствами, необходимыми стратигу. И бедняка мы выбираем не за то, что он беден, а потому, что он обладает сознанием и благородством стратига. Мы никого из них не отвергаем по критерию благополучия, но выбираем из двух более достойного.
18. Доблестное богатство отличается от благородной бедности не более, чем посеребренное и позолоченное вооружение отличается от того, которое покрыто медью или сделано из железа: первое превосходит второе блеском красоты, а второе соперничает с первым своей эффективностью.
19. Я веду речь о той благородной бедности, которая свободна от стяжательства и дароприимства: стяжателя, чем более богатым он оказывается, ни в коем случае нельзя предпочитать при выборе стратига.
20. Но также не следует выбирать и какого-нибудь скрягу или корыстолюбца, занимающегося торговлей или чем-либо подобным: ведь их удел – низменность души, устремленность к одной лишь наживе, забота только о стяжании богатств и отсутствие каких бы то ни было добродетелей.
21. Если претендент окажется потомком блистательных и достославных предков, это следует приветствовать, но не нужно непременно требовать от него такого благородного происхождения, когда оно отсутствует, – отнюдь не по этому критерию следует выбирать стратига, тем более если он уже проявил себя хорошим военачальником.
22. Подобно тому, как мы обнаруживаем благородство и неблагородство животных по их собственным повадкам и привычкам, точно так же нам следует выявлять благородство людей по делам и успехам их собственным, а не их предков…
23. Стратигов следует выбирать по их собственной доблести, даже если они не блистают родом. Счастлив стратиг, доблести которого соединяются с блеском его предков, но если собственные доблести отсутствуют, то наличие второго условия бесполезно.
24. Пожалуй, оправдают больше надежд и окажутся лучшими те стратиги, которые не возвеличены предками. Ведь те, которые получили известность благодаря родителям и восприняли славу от них, часто оказываются более нерадивыми и беззаботными, а те, которые не обладают славой предков, стремясь восполнить неизвестность отцов собственным усердием, подходят к исполнению своих обязанностей с гораздо бóльшим рвением. И подобно тому, как бедняки с бóльшим старанием, чем богачи, устремляются к приобретению жизненных благ, спеша восполнить упущение судьбы, точно так же и те, которые не унаследовали известность отцов, стремятся приобрести свою славу собственными делами.
25. Итак, по этим причинам следует предпочитать стратига доблестного, благородного, богатого. Но не нужно отбрасывать и бедного, но достойного, даже если его род не восходит к блистательным и достославным предкам.
26. Обобщая, нужно сказать, что стратигу, если это возможно, следует иметь хороший внешний облик, быть мужественным, трудолюбивым, обладать острым умом, быть благородным, усердным, неустрашимым, в высшей степени благочестивым и ревностным в осуществлении богоугодных дел.
27. властвующим над плотскими удовольствиями, но ненасытным и неутомимым в осуществлении добрых дел, побуждаемых разумом,
28. способным еще в невидимом своевременно разглядеть и то, что представляет опасность, и то, что является первоочередным,
29. умеющим с большим успехом обнаруживать все то тайное, что скрывается в очевидном,
30. быть опытным в построении, вооружении и упорядочении войска,
31. способным своими словами воодушевить павшее духом войско, вдохнуть в него добрые надежды, подготовить его к предстоящим опасностям,
32. быть непоколебимо твердым в соблюдении договоренностей и соглашений,
33. но при этом сохранять осторожность и не попадать в плен словесным обещаниям, которыми некоторые стремятся подменить свои обязательства,
34. быть бережливым в отношении средств, расходуемых на собственные потребности, и довольствоваться малым; в отношении же средств, идущих на благо его подчиненных, а особенно на общественные нужды – проявлять щедрость и широту души.
35. Итак, при выборе стратига за основу должны быть взяты такие его природные качества, привычки и нравы, которые описывает наше наставление. Сверх того, он должен быть добросердечным, обходительным, решительным, невозмутимым,
36. но не настолько мягким и кротким, чтобы заслуживать презрение, и не настолько жестоким, чтобы вызывать ненависть. Не следует ни ослаблять войско и всех подвластных людей собственной нерешительностью, ни отвращать их любовь устрашением.
37. Обо всем остальном, чем стратигу придется заниматься в наиболее важных делах повседневного управления, и о том, чего ему следует остерегаться, мы пока воздержимся говорить по причине множества этих дел…
38. Мы надеемся, что избранный нашим императорским величеством стратиг, соблюдающий указанные требования, будет наслаждаться и милостью Бога, и нашим расположением, и общественным благоволением, и всеобщим почетом, и благоденствием жизни во Христе – единственном во всем мире нашем предвечном и непреходящем властителе…
39. И прежде всего остального мы даем тебе, стратиг, первое увещевание и наставление: руководствоваться благочестием и справедливостью, как бы постоянно видеть перед глазами Бога и бояться Его, и любить Его всем своим сердцем и всей своей душой, а после Него и нас, исполнять Его заповеди и по этой причине приобрести Его благоволение, чтобы в случае опасности смело отважиться вознести доверительную молитву к нашему общему Владыке, как это позволяет себе друг по отношению к другу, имея надежду на такую же дружескую помощь с его стороны. Ибо прав сказавший: «Желание боящихся Его Он исполняет, вопль их слышит, и спасает их» (Пс., 144, 19).
40. Знай же, что ни один замысел, даже если он кажется разумным, невозможно осуществить без Божественного благоволения, равно как и одолеть врагов, даже если они считаются слабыми, поскольку все пребывает в Провидении Божьем, и даже самое мельчайшее из всего сущего управляется Его промыслом.
41. Ведь подобно тому, как искусство корабельного кормчего, даже самого лучшего, оказывается бесполезным, если дующие ветры неблагоприятны, и наоборот, если ветры попутны и к ним дополнительно присоединяется искусство кораблевождения, тогда бег корабля в безопасное место убыстряется вдвое – точно так же, если доблестный стратиг, защищенный Божественным благоволением, будет правильно соблюдать требования тактики и стратегии, проявляя при этом неусыпность и рвение, он будет надежно управлять вверенным ему войском и сможет противостоять коварным замыслам врагов. Ибо Божественное Провидение, с одной стороны, наставляет к пользе, с другой стороны, приводит к благоприятному исходу. Именно оно в качестве надежного и неколебимого основания способствует нарастанию благочестия в вере, усилению справедливости в решении дел подвластных лиц и приращению всех остальных благ.
42. Будь кротким и невозмутимым в отношении просителей: ведь необузданность нрава ненавистна и нетерпима.
43. Будь простым и неприхотливым в пище и в одежде, ограничивай себя в пустых тратах необходимых средств.
44. Занимайся положенными делами неутомимо и усердно, а не беспечно и небрежно. Ведь проявляя заботу и настойчивость, можно успешно завершить даже самые трудные из дел, а тот, кто пренебрегает делом, сам вследствие этого оказывается в пренебрежении.
45. В важных и необходимых делах ничего не предпринимай без совета: если даже ты посовещался накоротке и с запозданием, выполняй согласованное решение в кратчайший срок и основательно, насколько это окажется возможным, подобно тому, как действуют врачи при лечении недугов.
46. Отношение к подчиненным должно быть ровным: никогда не следует быть к ним пристрастным, но всегда необходимо действовать по справедливости.
47. Не следует, однако, проявлять слабость и попустительство в отношении тех, кто виновен в злонамеренности или небрежении, считая эту мягкость более предпочтительной: ведь нет ничего хорошего в том, чтобы плодить зло и нерадивость, особенно в трудные времена и при решении неотложных дел; но и не следует, наоборот, налагать наказания поспешно и неразборчиво только ради показа суровости: первое из сказанного порождает презрение и непослушание, а второе – вполне объяснимую ненависть и все остальные произрастающие из этого плоды. Наилучшим вариантом была бы боязнь, порождаемая справедливостью, и разумное наказание по очевидности причины, или нечто такое, что не является наказанием, но рассчитано на вразумление добропорядочных людей.
48. Готовясь к войне, прежде всего заранее предусмотри, чтобы причина этой войны была законной, и не обращай против врагов неправедную силу до тех пор, пока они со свойственным им нечестивым обычаем развязывания войны сами не нападут на нашу землю первыми.
49. Ведь для нас всегда предпочтителен мир во имя Христа, всеединого Владыки и Господа Бога, как с подвластными нам народами, так и с варварами, и если эти народы из любви к миру будут держать свои границы закрытыми и не станут действовать несправедливо, то ты и сам будешь огражден от нападений, и не обагришь землю кровью ни соплеменников, ни варваров. Вместо того чтобы получить обвинение врагов, что ты начал неправедную войну без какой бы то ни было несправедливости к тебе, пусть будут обвинены сами враги в том, что они сотворили несправедливость в отношении миролюбивых подданных нашего величества. Нам же, исходящим из миролюбия людей, всегда следует, насколько это возможно, добрососедствовать с сопредельными народами, желающими этого, никогда не творить обиды тем подвластным нам народам, которые предпочитают мирное состояние всякому остальному, жить с ними в согласии и отвергать войны.
50. Если же враги не проявят благоразумия, но продемонстрируют несправедливость, вторгнувшись в нашу землю, тогда возникнет законная причина (а именно несправедливая война со стороны врагов) решительно и смело повести войну против них, поскольку они создали к этому предпосылки, подняв неправедную руку на наших подданных; при этом появится твердая уверенность в том, что ты получишь обоснованную помощь Господа Бога и, мобилизовав все силы, преодолеешь опасность, нависшую над нашими собратьями. Именно поэтому мы увещеваем твое достоинство предусмотреть все, чтобы обеспечить законную причину войны, и лишь при этом условии поднять вооруженную руку на неправых.
51. По всем этим причинам тебе необходимо проявить себя лучшим во всех отношениях среди своих подчиненных, превосходя их верой в Господа Бога, благочестием и остальными добродетелями. Как известно, дух командиров руководит поведением подчиненных: согласно пословице, не лани командуют львами, а львы ланями.
52. Таково, стратиг, краткое изложение требований, предписываемых нашим императорским величеством – требований, польза которых именно в том, что они не слишком длинны.
53. Итак, владея всеми этими знаниями, стремись к их приращению, присоединяя к ним усердное исполнение добрых дел, чтобы твой ревностный дух многократно приумножал то, что тебе предписано, свершением достославных дел, которые заслужат одобрение, в первую очередь, Господа Бога, а после него – и нашей императорской власти, так чтобы ты заслуженно добывал свои награды и с той, и с другой стороны.
72. Обращаясь к войску перед сражением, кантаторам[46] надлежит сказать следующее: необходимо помнить, что самое первое, что заслуживает вознаграждения, это верность Господу и благодеяния, оказываемые императору (преуспеяние в этом выше всего остального), что каждый ходит под Богом, проявляя любовь к Нему и к любому из живущих, к братьям по вере, к женам и детям, если они есть, к отечеству. Следует также сказать, что останется вечной память о тех, кто отличился в сражениях за свободу своих братьев, что со стороны врагов такая война противна Богу, что мы, располагая благоволением Бога, обладаем преимуществом в войне, а они, действуя против Его воли, не пользуются Его доверием; следует дополнительно продумать и другие вдохновляющие увещевания, подобные этим. Такие слова, вовремя сказанные, способны очень сильно возбудить душу – даже больше, чем обещание материальных благ.
1. Итак, мы предписываем тебе, стратиг, чтобы войско в день сражения было прежде всего здоровым. Следует еще до ночи провести усердную молитву и всем получить благословение священников, чтобы благодаря этому все должны быть убеждены словами и делами в благоволении Бога, а потому шли в бой просветленными и уверенными.
2. Прежде всего, тебе следует вознести благодарение Господу Богу нашему Иисусу Христу, и если еще до победы было обещано, что после победы будет воздан какой-либо благодарственный дар, не упусти из виду этот дар воздать.
14. Если случится так, что войско будет побеждено, не оставляй мысли с помощью речей ободрить оставшихся в живых и воодушевить их.
15. Ведь часто те, которые достигли успеха, проявляют себя более легкомысленными в отношении мер собственной безопасности. А ведь когда они относятся пренебрежительно к побежденным, они проявляют пренебрежение сами к себе. И поэтому зачастую удача оборачивается для счастливых бóльшим вредом, чем тот, который претерпевают несчастливые.
16. Когда ты обучился на собственных неудачах, ты защитил себя от предстоящего, которое может принести тебе страдание. Тот, кто не был в несчастье и потому не имеет соответствующего опыта, не обладает предвидением предосторожности, чтобы не пострадать от того, чему он не обучен.
17. Если ты завершишь войну перемирием, достигнутым вследствие устной договоренности или обоюдных соглашений, то ты, соблюдая собственное обещание, не должен нападать на врагов, но вместе с тем не оставаться беззащитным. Сохраняй спокойствие по отношению к врагам в силу достигнутых соглашений, как это происходит в условиях мира; будь защищенным, чтобы не погибнуть или не пострадать от врагов, как это происходит, когда ты ведешь войну или ее планируешь.
18. Целесообразно тебе в это время не быть беспечным, но и, наоборот, не поступать вероломно по отношению к установленным соглашениям, освященным клятвой Богу, но быть наготове, чтобы защититься от лукавства и коварства врагов, ибо помыслы врагов, заключивших договор и пребывающих в мире, неисповедимы. И потому тебе следует сохранять верность своему слову, не поступать несправедливо и блюсти благочестие, но иметь при этом в виду ненадежность врагов, чтобы не оказаться жертвой их нечестивости.
19. Сводить все к каре Божьей – мысль неправильная. Ведь человек не сразу навлекает на себя Божий суд, хотя судьба каждого из сущих в Его предвидении. Но разве кто-то может быть уверен, что если поступить нечестиво, уподобившись врагам, то они будут погублены, а ты будешь спасен?
20. Итак, предприняв меры по обеспечению нашей безопасности, мы получим возможность наглядно выявить нечестивость наших врагов, если она будет иметь место. Таким образом, ты благодаря своей предусмотрительности не претерпишь никакого вреда, а враги, замыслившие зло, проявят свою нечестивость, когда они предпримут какие-то враждебные действия, и если они выступят против тебя, то Бог будет твоим хранителем за твою верность согласованным договоренностям.
16. Итак, знай, стратиг, что ты должен не только сам быть беззаветно предан своему отечеству и готов, если это потребуется, положить свою душу за истинную христианскую веру, но и все архонты, состоящие под твоим командованием, и все стратиоты[47] в своей массе должны быть подготовлены к тому, чтобы все они в этом оставались непоколебимыми. А у тех, у которых для выработки таких добродетелей твоя забота и твое усердие окажутся недостаточными, – у таких любовь к отечеству и повиновение властям следует воспитывать любовью и страхом.
17. Им также следует быть выносливыми и постоянно готовыми к сражению за родину.
18. Сам же ты в своей деятельности наибольшее внимание уделяй не безрассудной отваге и опрометчивости, а разуму и полководческому искусству, и вместе с вверенным тебе войском овладевай боевыми построениями.
19. И приучай всех тех, кто ратоборствует за Христа Господа нашего, за своих родных, друзей, отечество и весь христианский люд, без труда выдерживать и невозможность утоления жажды, и нехватку пищи, и испытания холодом и зноем, чтобы, столкнувшись с этими невзгодами, как это случается, уметь мужественно их преодолевать. И за труды ваши уготована вам награда от самого Господа и Его царства, а также от нас, ибо мы разделяем с вами ту повседневную заботу, которая на вас возложена.
47. Почитание Бога должно быть превыше всего остального. Особенно важно это почитание для тебя, стратиг, когда ты намереваешься ввергнуть себя в военные опасности: если ты почитаешь Бога с чистым сердцем, то в трудных обстоятельствах ты получишь право обратить к Нему свои молитвы как к другу и надеяться на спасение, соответствующее твоей дерзости.
58. Мне кажется правильным, если причина войны будет законной. Тот, кто противостоит совершающим противозаконие, тот прав: в борьбе с людьми неправедными он имеет праведную помощь и поддержку Бога. А тот, кто первым прибегает к несправедливости, тот в силу этой же Божественной справедливости отвращается от победы.
77. Во время войны следует обращать к Богу молитвы, взывать к Его помощи, просить не оставлять нас в предстоящих борениях и не пренебрегать нами в делах, идущих нам на пользу. Волею Бога движутся наши руки; Он один способен побудить нас к действию. Никогда не попадет в цель стрелок, если он не метнет стрелу; никогда не одолеет врагов тот, кто побежит, а не будет твердо оставаться на своем месте; никогда не достигнет успеха тот, кто вообще не приступит к делу. Поэтому нужно молить Бога даровать нам победу в войне, но одновременно с этим хорошо действовать оружием, то есть призывать Бога в союзники, при этом достойно сражаясь.
1. В качестве краткого итога всего того, что нами было сказано, мы соберем здесь самое главное и изложим твоему достоинству. На основании этого, как уже было сказано, ты и сам проявишь себя хорошим стратигом, и обеспечишь безопасную и беспечальную жизнь своим подчиненным.
2. И прежде, чем ты намереваешься что-либо говорить или делать, вручи себя власти Бога, и без мысли о Нем и без обращения к Нему не предпринимай ни слова, ни действия.
3. Ибо я верую в непреложную истину, что Бог есть начало всех начал: ведь Бог отец наш, творец и свидетель наших слов и дел, судья наших душевных раздумий и намерений, и не существует создания, недоступного Его взору. Все обнажено и распростерто перед Его глазами, чему свидетельством служит святейший Павел. И потому нам не следует действовать вопреки Его воле.
4. Мы состоим в таком же родстве и такой же связи с Ним, какие существуют у детей в отношении отца. Ибо благодаря Ему мы восходим к свету и жизни, и через Его посредство нам суждено и жить, и умереть. Его щедротами мы питаемся, Им мы живем, движемся и существуем. Мы повинуемся Ему так, как повинуются простолюдины архонту, рабы – доброму господину, архонты – царю. Все под Ним, тогда как Его власть над всеми. Мы все во власти Его – и все живое, и все неживое; мы все служим Ему. И как все бессловесные твари следуют за нами подобно стаду, ведомому заботливым пастухом, так мы ходим под Богом – нашим добрым пастырем, благодаря которому мы исполняемся любовью к ближнему.
5. И никто никогда не усомнится в существовании Бога, если он не задастся целью умертвить свою душу. Все вокруг есть Бог – вот почему Он не возник из небытия; Он все наполняет, все осуществляет, все предвидит и всем управляет.
6. Доказательством этой истины служит все то, что сотворено Им: небо и все что в нем, земля и все что на ней, а также море и все что в нем – все из этого, что приносит пользу, служит свидетельством заботы и попечения, проистекающих от Бога к нам.
7. Ведь Он сам наставляет царей, ибо сказано: «Мною цари царствуют» (Притч., VIII, 15). И стратиг предопределяется Им, и Он есть первоисточник всякой законной и сильной власти. Поэтому никто не должен принимать на себя власть, прежде чем молитвой и прошением, обращенными к Нему, он не освятит самого себя Божественным подобием и не вручит бразды своей власти Его промыслу.
8. Поэтому тебе, стратиг, следует прежде всего усердно и ревностно предаться служению Богу, которое воплощается в почитании и служении Его иереям и архиереям. Его святые храмы должны быть неприкосновенными, и те, кто укрылись в них, не могут быть схвачены без разрешения нашего царского величества.
9. Короче говоря, все то, что связано с Богом, следует оберегать в невредимости, почтении и уважении как все то, что отмечено Божественной святостью.
10. И никогда не следует поднимать против них оскверняющую и угнетающую руку, либо дерзать иным способом ни тебе самому, ни какой-то другой власти, находящейся в твоем подчинении или как-то иначе тебе вверенной, но оберегать их от любого вреда и зла, поскольку они принадлежат Богу.
11. Это касается в особенности архиереев – отцов и пастырей человеческих душ, как высших рангов, так и их подчиненных, посредников между нами и Богом: им следует оказывать всяческое почтение и уважение и не допускать никакой дерзости по отношению к ним.
12. Ведь все то, что рождается в них, восходит к Богу, от которого они получили свое архиерейство, а благодаря этому они предназначены быть пастырями душ и посредниками перед Богом. В свою очередь, владея всепроникающей и животворящей душой, иереи вверяют верховной власти Бога, царя всего сущего, и все тело христианского народа, включая и предводителей, и подчиненных, и Его волей вся система управления приводится в движение, направляется и изменяется.
13. Таким образом, пребывая в благочестии и истинной вере перед Богом и служителями Его, тебе следует соблюдать нерушимыми священные законы веры и законы царской власти, чтобы обеспечивать правосудие и справедливость в пределах своей земли.
14. Проявляй также постоянную заботу о военных делах и о боевом оружии, но не для того, чтобы ты совершал беззаконие, вступал в несправедливую войну или предпринимал какие-то грабительские и враждебные действия против тех, кто не проявил никакого вероломства, но для того, чтобы пребывая в благочестии, распространяя на врагов мир, который царит у тебя, ведя политику благочестивую и угодную Богу, вместе с тем держать оружие готовым к отпору вероломным врагам.
15. Ведь хорошо известно, что если ты свою жизнь будешь вести в благочестии, то сам Бог своей справедливостью станет твоим союзником.
16. Твое намерение не совершать беззаконие, но лишь отвечать на него, вручив Богу высшее военное руководство и предводительство, принесет тебе твердую уверенность, что справедливой войне уготован Богом благоприятный исход, тогда как несправедливой – противоположный результат.
17. Ибо то, что несправедливо, никогда не сможет вызвать неправедное решение со стороны Бога, и когда то, что несправедливо, вступает в борьбу с тем, что противостоит несправедливости, первое из них никогда не найдет победы у Бога: Бог – судья праведный, и все дела Он ведет по справедливости.
18. Итак, всем этим тебе следует руководствоваться при вооружении, обучении и осуществлении других обязанностей стратига.
Никифор II Фока
Стратегика
Авторство трактата принадлежит выдающемуся полководцу, с юных лет жившему походами и сражениями, императору Никифору II (правил в 963-966 гг.). Историк Лев Диакон оставил нам описание воина-монаха, строго соблюдавшего обеты целомудрия и воздержания. Именно при этом императоре Византия достигла наибольших военных успехов: состоялся фактически первый крестовый поход, увенчавшийся взятием Антиохии, был отвоеван у арабов о. Кипр. Показательны подробная практическая регламентация богослужебного окормления войска и строгие дисциплинарные требования к морально-нравственному состоянию воинов.
Следует же командиру люда заранее постановить стратигам, начальникам и остальной армии, чтобы в лагере, в котором все войско разместилось, во время славословия и в вечерних и в утренних гимнах священники армии совершали после исполнения гимнов усердные молитвы, а все войско люда восклицало «Господи помилуй!» вплоть до сотни раз со вниманием и страхом Божиим и со слезами, чтобы никто не отваживался в час молитвы заниматься каким-то трудом… Кто же будет найден в час произнесения усердной молитвы занимающимся какими-либо делами и посчитавшим все побочным, кто не встал и не воздал Богу свою молитву в страхе Божием, оного с наказанием, остриженными волосами и достойной его процессией пусть понизят, опуская до незначительного чина.
Когда же неприятели приближаются, следует выдать решение, как и когда должно вести бой. И когда решение принято, то командир армии должен созвать и всех стратигов, и начальников, и весь их люд и поощрить, и определить им очиститься и поститься перед боем три дня, занимаясь сухоядением и кушая лишь однажды к вечеру. Однако пусть каждый выбросит из своей души соперничество друг с другом, и злопамятность, и ссоры. Точно так же и в остальных прегрешениях перед Богом каждый пусть дает обеты покаяния и чтобы он, позже отступив от них, не был захвачен этими же пороками, но жить ему в достойном существовании и покаянии. Когда и это также хорошо исполнено, за один день до боя следует священникам совершить бескровные жертвоприношения и, совершив обычную службу, удостоить все войско участия в божественных и незапятнанных таинствах. И потом так же смело и мужественно с верой и доверием к Богу отважиться отправиться на супостатов…
Не только превосходящей силы неприятелей нужно избегать, но и равной, пока сила и могущество Бога не пробудит и не укрепит своей крепкой и сильной рукой угнетенные сердца и дух нашего люда. И когда такое человеколюбие и милосердие Бога вследствие заступничества всепетой Богородицы будет тронуто, и когда Она в третий раз[48] присудит победные награды Ее люду, с этого времени, даже если враги имеют вдвое воинов против нашего люда, не следует им [нашим воинам] робеть и хорониться…
Когда неприятели приближаются, всему войску люда пристойна именно для христиан непреоборимая молитва; каждый из них пусть говорит: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. Аминь»; и таким образом пусть натиск производят на неприятелей… Пусть же дадут им условный сигнал либо рожком, либо другим музыкальным инструментом, чтобы, перестав идти, это же сказать им опять, ту же молитву: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. Аминь» и «Христиан нас приими, удостоивая постоять нас за веру и за братьев наших и побороться до смерти, укрепляя и усиливая души, сердца и все тело наше, о Боже, крепкий во бранях и в силе ни с кем не сравнимый, молитвами родившей тя Богородицы и всех святых. Аминь».
De velitatione bellica (О боевом сопровождении)
Отрывок из анонимного трактата X века (авторство которого рядом исследователей возводится к Никифору II Фоке) указывает, что забота о моральном духе войска лежит не только на полководце, но и на государстве и всем народе, ради которого воины жертвуют здоровьем и жизнью.
Употребляя, где нужно, воинские хитрости и предосторожности, производя нечаянные нападения, делая хорошие и благоразумные во время битвы распоряжения, ты воздвигнешь, с помощью Иисуса Христа, Бога нашего, великие трофеи победы над врагами.
Впрочем, не образовав и не устроив своего войска, не приучивши действовать оружием и переносить неприятности воинских подвигов и бедствий, не отвратив его от неги и лености, от пьянства, роскоши и других пороков, ты никак не можешь употребить с успехом военное искусство и опытность в приготовлениях к сражению. Поэтому воины должны всегда получать полные пайки и определенное жалованье, а сверх того награды и подарки, чтоб, не имея ни в чем нужды, они могли нажить хороших коней и завестись оружием, чтобы с душевной радостью и сердечным удовольствием подвергались опасности за благочестивых наших государей и за все христианское братство… Это обыкновение, узаконенное древними благочестивыми и блаженными нашими государями и написанное в их тактических книгах, издревле у нас было соблюдаемо.
Кроме этой свободы, они должны пользоваться приличным уважением, не должны быть в презрении и терпеть обиду. Стыжусь даже упоминать, что этих людей, не щадящих жизни своей за благоверных государей, за свободу и безопасность христиан, не имеют права бить презренные сборщики податей, не приносящие государству никакой пользы, притесняющие и изнуряющие бедных и, проливая кровь их, неправедно приобретающие себе множество талантов золота. Этих защитников и хранителей христиан, ежедневно, так сказать, умирающих за благочестивых наших государей, областные судьи не имеют власти обижать, влечь, как невольников, сечь и обременять узами и цепями: по силе закона всякий военачальник должен управлять своим войском и быть его судьей…
Если войско получит то древнее состояние, данное благоверными нашими государями, если все обиды и злоупотребления, доводящие до бедности, будут от него удалены; то довольные и веселые воины будут ревностны к службе, благородны, отважны, для врагов неприступны и непобедимы. С таким войском благочестивые государи наши не только сохранят свои области, но и покорят весьма многие неприятельские владения.
Кекавмен
Стратегикон
Автор этого небольшого трактата XI века помимо интересных чисто житейских, практических советов оставил чрезвычайно нужное для военных наставление о пользе чтения исторической и назидательной литературы, содержащей массу убедительных примеров, которые с успехом могут быть использованы в воспитании войск.
Кекавмен не только не осуждает стремление сделать истинную военную карьеру, но прямо поощряет к этому читателей. Но строиться эта карьера должна исключительно на ревностном неусыпном труде. Здесь автор предваряет русскую пословицу: за Богом молитва, за Царем служба – не пропадают.
14. Беседуй со всеми и выслушивай речь каждого. И если говорящий тебе верное и умное слово – простой человек, не отсылай его. Может быть, Бог хочет его прославить и благословил на мудрое слово.
15. Не презирай противников за то, что они иноплеменники, ибо они разумны, как и ты, им также присущи природная мудрость и хитрость.
23. Будь кроток, обходителен и скромен, но так, чтобы не оказаться из-за скромности в пренебрежении. Будь скромен внутренне, а внешне, на людях держи себя с честью и достоинством. Старайся превосходить всех во всем: в разговоре, в одежде, в походке, в делах. Избегай не только молвить постыдное слово, но даже услышать его. Не старайся быть общительным, ибо не можешь оказаться и стратигом и мимом[49].
21. Когда ты свободен и не занят службой, читай книги, а также исторические труды и церковные сочинения. Не говори: «Какая польза воину от догматов и церковных книг?» – так как извлечешь великую пользу. Если ты будешь достаточно усерден, то усвоишь из них не только догматы и душеполезные рассказы, но и назидания, нравоучения и военные советы. Ведь почти весь Ветхий Завет – военная книга, да и в Новом Завете усердный человек пожнет немало назидательного. Таким я тебе велю быть, чтобы все дивились доблести твоей, и благоразумию, и познаниям и красноречию твоему. Если ты полюбишь и соблюдешь это, то будешь счастлив.
32. Стремись превзойти всех, чтобы добиться почета. А как это достигается? Не иначе, как рвением и бдениями. Я еще не видел до сих пор старательно и неусыпно действующего человека, который не достиг бы вершин успеха, так как служба не бывает напрасной. Впрочем, не все идут прямой дорогой, но отклоняются для несправедливости… Знай, что на таких смотрели как на самоубийц. Они не только приняли постыдную смерть, но примут кару и от грядущего суда.
Византийский Суворов
Величайший византийский полководец Велизарий (504-565 гг.), сокрушивший варварские королевства вандалов и готов, удостоенный от императора Юстиниана I (правил в 527-565 гг.) первого за время существования Восточной Римской империи триумфа, был в жизни очень честным, мягким и скромным человеком. В нем словно воплотились все те качества, которые авторы военных трактатов требовали от стратига. Недаром А. В. Суворов, по воспоминаниям его историографа Е. Б. Фукса, «сим именем (т. е. Велизария. – сост.) называл иногда себя».
Велизарий прибыл в Византию[50] вместе с Витигисом[51], везя все сокровища. С удовольствием увидал император Юстиниан Витигиса и его жену своими пленниками и удивлялся толпе варваров, их физической красоте и огромному росту. Приняв замечательные сокровища в Палатин (императорский дворец. – сост.), он разрешил сенаторам секретно их осмотреть, завидуя огромности совершенных Велизарием подвигов.
Он не выставил их на показ народу и не дал Велизарию триумфа, подобно тому, как это сделал он для него, когда Велизарий вернулся с победой над Гелимером[52] и вандалами.
Однако имя Велизария было на устах у всех: ведь он одержал две такие победы, каких раньше ни одному человеку никогда не удавалось одержать, привел в Византию с боем взятые корабли, двух пленных царей и вновь вернул римскому государству богатства, отобранные им у врагов, в столь короткое время возвратив под власть империи почти половину земель и моря. Для византийцев было величайшим удовольствием видеть каждый день, как Велизарий выходил из своего дома, идя на площадь, или возвращался назад, и им никогда не надоедало смотреть на него. Его выходы были похожи на блестящие триумфальные шествия.
Он был красив и высок ростом и превосходил всех благородством выражения лица. И со всеми он был настолько мягок и доступен, что был подобен человеку очень бедному и незнатному. Любовь к нему как к начальнику со стороны воинов и земледельцев была непреодолима. Дело в том, что по отношению к воинам он больше, чем кто-либо другой, был щедрым. Если кто из воинов в стычке подвергался какому-либо несчастию, будучи ранен, то он прежде всего успокаивал его мучения, вызванные раной, крупными суммами денежных подарков, а наиболее отличившимися подвигами он позволял иметь как почетные отличия браслеты и ожерелья; если же воин терял в сражении или коня, или лук, или другое какое оружие, то он тотчас же получал от Велизария другое.
Земледельцы любили его за то, что он настолько бережно и заботливо относился к ним, что под его командованием они не испытывали никакого насилия; напротив, все те, в стране которых он находился со своим войском, обычно богатели сверх меры, так как все, что продавалось ими, он у них брал по той цене, какую они спрашивали. И когда созревал хлеб, он очень заботливо принимал меры, чтобы проходящая конница не причинила кому-нибудь убытка. Когда на деревьях висели уже зрелые плоды, он строго запрещал кому бы то ни было касаться их.
Ко всему этому он отличался замечательной сдержанностью: он не касался никакой другой женщины, кроме своей жены. Взяв в плен такое огромное количество женщин из племени вандалов и готов, столь выдающихся красотой, что более прекрасных никто на свете не видал, он никому из них не позволял явиться себе на глаза или встретиться с ним каким-либо другим образом. Во всех делах он был исключительно прозорлив, но особенно в затруднительных положениях он лучше всех других умел найти наиболее благоприятный выход. В опасных условиях военных действий он соединял энергию с осторожностью, огромную смелость с благоразумием, и в операциях, предпринятых против врагов, он был то стремителен, то медлителен в зависимости от того, чего требовали обстоятельства.
Помимо всего этого, в самых тяжелых случаях он никогда не терял надежды на удачу и никогда не поддавался панике; при счастьи он не кичился и не распускался; так, пьяным никто никогда не видел Велизария. Все время, когда он стоял во главе римского войска в Ливии и в Италии, он всегда побеждал, захватывая и овладевая всем, что ему попадалось навстречу. Когда он прибыл в Византию, вызванный императором, его заслуги стали понятны еще больше, чем прежде.
Сам он, выдаваясь высокими духовными качествами и превосходя бывших когда-либо военачальников как огромными богатствами, так и силами своей щитоносной охраны и копьеносных телохранителей, стал, естественно, страшен для всех – и властвующих, и воинов. Думаю, никто не осмеливался противоречить его приказаниям и совершенно не считал недостойным себя со всем рвением выполнять то, что он приказывал, уважая его высокие душевные достоинства и боясь его могущества. Таким образом, Велизарий, могущественный, как сказано, и по своему политическому значению, и по таланту, всегда имел в виду то, что может принести пользу императору, и то, что он решил, он всегда выполнял самостоятельно.
Уроки Велизария
Несколько эпизодов из боевой жизни византийского полководца могут многому научить современных воинов.
Даже самые благие намерения должны поверяться рассуждением – вот о чем говорят тяжелые потери, которые византийцы понесли в битве при Каллинике (531 г.). Фланговым движением против вторгшейся на территорию византийской Сирии армии персов Велизарий вынудил их к поспешному отступлению. Искусно выстраивая «золотой мост» бегущему неприятелю, в то время еще совсем молодой полководец не смог, однако, переломить настроения собственного войска, жаждавшего боя и военной добычи. Надо полагать, не в последнюю очередь воодушевляла ромеев близость Пасхи и связанная с ним надежда на помощь Божию. Но нехватку физических сил не смогло компенсировать никакое рвение, на деле обернувшееся опасным пренебрежением к противнику. В итоге только мужество полководца и его личной дружины спасло положение.
Римское войско насчитывало приблизительно двадцать тысяч пеших и конных… Узнав об этом, Аламундар и Азарет (персидские военачальники. – сост.), напуганные опасностью, больше уже не двигались вперед, но решили тотчас же удалиться домой. Они двинулись назад, а римское войско следовало за ними по пятам. Велисарий сознательно не позволял войску нигде делать более длинные переходы, поскольку он не хотел вступать с врагами в открытый бой; ему казалось вполне достаточным, что персы, вторгшись в римские земли, теперь так отсюда отступают и возвращаются домой без намека на успех. За все это и военачальники, и солдаты тайком поносили его, однако никто не осмеливался порицать его в лицо.
Наконец персы переночевали на берегу Евфрата в том месте, которое находится против города Каллиника, расположенного на противоположном берегу реки. Отсюда они собирались двинуться по безлюдной земле и таким образом покинуть пределы римлян. Они уже больше не думали идти, как раньше, вдоль берега реки. Римляне застали врагов уже готовящимися к уходу.
На следующий день <19 апреля 531 г.> приходилось празднование Пасхи; этот праздник христиане чтут выше всякого другого. Обычно они проводят в воздержании от еды и питья не только весь предшествующий этому празднику день, но и до глубокой ночи соблюдают пост.
Велисарий, видя, что все стремятся напасть на врага и, желая удержать их от этого намерения, собрав всех, кто там был, сказал следующее: «Куда вы стремитесь, римляне, ради чего хотите вы подвергнуться совершенно ненужной опасности? Обычно люди только ту победу считают подлинной, когда они не испытывают никакого вреда от неприятеля. В данном случае победу даровали нам судьба и страх, наведенный нами на неприятельское войско. А разве не лучше пользоваться настоящим счастьем, чем искать его, когда оно миновало? Воодушевленные огромными надеждами, персы предприняли поход против римлян, теперь они бегут, обманутые во всех своих ожиданиях. Если мы заставим их против их воли отказаться от своего решения отступать и вынудим вступить с нами в бой, то, одержав победу над ними, мы не получим никакой выгоды: к чему обращать в бегство бегущего? Если же потерпим неудачу, тогда уже точно мы лишимся настоящей победы, которую не враги похитят у нас, а мы сами отдадим. Тем самым мы в дальнейшем предоставим им свободу вступать на землю нашего василевса, оставшуюся без всякой защиты. Нельзя забывать и того, что Бог помогает людям в тех опасностях, которым им по необходимости приходится подвергаться, а не в тех, на которые они пошли добровольно. Кроме того, помните, что тем, кому некуда отступать, против воли приходится становиться храбрецами. У нас же, напротив, серьезные препятствия к битве. Многие из наших воинов идут пешими, мы все истощены постом, не говоря уже о том, что часть войска еще не подошла». Так сказал Велисарий.
Но воины оскорбляли его уже не про себя и не тайком, но с шумом подступая к нему, называли его в лицо трусом и губителем их решительности, даже некоторые из военачальников разделяли с солдатами это заблуждение, желая подобным образом показать свою отвагу.
Пораженный их бесстыдной дерзостью, Велисарий, изменив свои речи, стал делать вид, что он сам побуждает идти против врагов, и начал устанавливать войско в боевой порядок; он говорил, что не знал раньше об их стремлении вступить в бой с врагом, теперь же у него самого больше смелости, и он идет на неприятеля с большой надеждой на счастливый исход. Он выстроил фалангу в одну линию и расположил ее следующим образом: на левом крыле к реке он поставил всю пехоту, на правом, где местность была покатой, он поставил сарацин[53]. Сам же он с конницей стал в центре. Так были выстроены римляне.
Азарет выстроил свою фалангу против неприятеля: персы занимали правый фланг, сарацины – левый. Тотчас и та, и другая сторона вступила в ожесточенный бой. Битва была жаркая. И с той, и с другой стороны летели частые стрелы, в тех, и других рядах оказалось много убитых. Некоторые воины, выступив в пространство между двумя войсками, совершали подвиги, достойные их доблести.
Миновала большая часть дня, а исход сражения был еще неясен. Тогда самые лучшие из персидского войска, сговорившись между собой, бросились на правое крыло римлян, где стояли сарацины. Те, нарушив фалангу, оказались отрезанными от римского войска, и можно предположить, что они предали римлян персам. Не оказав сопротивления нападающим, все они тотчас обратились в бегство. Персы, прорвав таким образом ряды противников, тут же напали с тыла на римскую конницу. Усталые от дороги и трудов битвы, истощенные постом, теснимые врагами с обеих сторон, римские всадники более уже не могли сопротивляться, многие из них стремглав бросились бежать к находившимся поблизости речным островам. Однако некоторые, оставшись на поле битвы, совершили в борьбе с врагами удивительные и достойные великой славы подвиги… Пали восемьсот человек, отличившиеся в этом бою, а также почти все исавры[54] со своими предводителями, не отважившиеся даже поднять оружие против врагов. Ибо они были совершенно неопытны в военном деле, потому что совсем недавно отнятые от земледельческих работ, они впервые подверглись опасностям войны, прежде им совершенно неизвестным. А ведь именно они не столь давно больше всех, по своему невежеству в военном деле, стремились к битве и поносили тогда Велисария за трусость.
Велисарий с немногими остался на своем месте и сам с имеющимися силами отражал врагов… Тут он соскочил с коня и приказал сделать то же самое всему отряду и пешими вместе с остальными отражать нападавших на них врагов. Те персы, которые преследовали бегущих, после непродолжительного преследования быстро вернулись назад и вместе с другими устремились на пехоту и Велисария. Те же повернулись спиной к реке, чтобы враги не могли их окружить, и, насколько было возможно при подобных обстоятельствах, отражали нападающих. Вновь начался жаркий бой, хотя силы сражавшихся были неравны. Ибо пехотинцы, притом в весьма незначительном количестве, сражались со всей персидской конницей. И все же враги не могли ни обратить их в бегство, ни пересилить как-то иначе.
Так обе стороны провели весь этот день, пока не наступил поздний вечер. С наступлением ночи персы удалились в свой лагерь, а Велисарий, достав перевозочное судно, с немногими из своих людей переправился на остров, куда вплавь добрались и другие римляне. На следующий день римляне, получив много перевозочных судов, добрались туда, а персы вернулись домой, ограбив трупы убитых, в числе которых они нашли своих не меньше, чем римлян.
Сражение при Каллинике научило Велизария, что полководцу ни в коем случае нельзя идти на поводу собственного войска. Корыстолюбцы, пьяницы, хищники, грабители во все времена не могли считаться надежными товарищами и не были терпимы в рядах войска, одушевленного благородной жаждой подвига, спаянного строгой дисциплиной на пути к победе. Именно поэтому в начале знаменитого своего похода (533 г.) против королевства вандалов полководец не остановился перед самыми суровыми наказаниями, чтобы искоренить всякую распущенность в войске и гарантировать от насилия по отношению к мирному населению. Последнее имело следствием, что попытка вандалов развернуть партизанскую войну против византийцев после поражения в открытом бою, провалилась.
Необходимо отметить, что на категории справедливости, как отражения в земной жизни Божественного закона, зиждилось все мировоззрение византийцев. Справедливые поступки трактовались ими как исполнение Божией воли и залог помощи Божией в воинских трудах.
Шел уже седьмой год[55] единодержавного правления василевса Юстиниана, когда он повелел кораблю стратига пристать к берегу там, где находится царский дворец. Сюда прибыл архиерей города Епифаний[56], прочтя, как полагается, молитвы. Так отплывал военачальник Велисарий.
Весь флот следовал за кораблем главнокомандующего. Отплыв отсюда, они пристали к Авидосу[57]. В то время как им пришлось пробыть здесь четыре дня из-за отсутствия ветра, произошел следующий случай. Два массагета в состоянии крайнего опьянения убили одного из своих товарищей, посмеявшегося над ними. Велисарий тотчас обоих этих воинов посадил на кол на холме, находившемся недалеко от Авидоса.
Когда остальные, в том числе и родственники казненных, выражали крайнее недовольство и говорили, что они пришли на помощь римлянам не для того, чтобы подвергаться наказаниям и подчиняться римским законам (по их законам за убийство полагается иное отмщение), а вместе с ними подняли шум, обвиняя своего предводителя, и римские солдаты, которым не хотелось нести ответственность за свои проступки, Велисарий, собрав массагетов и все остальное войско, сказал следующее:
«Если бы моя речь была обращена к тем, кто в первый раз идет на войну, долго мне пришлось бы говорить, сколько пользы помощи оказывает справедливость в одержании победы над врагом. Только те, кому не известны превратности судьбы в подобной борьбе, могут думать, что весь исход войны зависит от силы их рук. Вы же, которые не раз одерживали победы над врагами, нисколько не уступавшими вам в силе и обладавшими огромной храбростью, вы, которые часто подвергались испытаниям в столкновениях с противниками, вы, думаю, хорошо знаете, что люди только сражаются, а судьбу сражений решает Бог, дающий силу тому или другому сопернику. Итак, при таком положении дел хорошее состояние тела, умение пользоваться оружием и всякие другие меры предосторожности на войне надо считать значительно менее важными, чем справедливость и выполнение своего долга перед Богом. То, что может оказать помощь нуждающимся, должно, конечно, быть особенно чтимым. Первым же доказательством справедливости является наказание убивших несправедливо. Если необходимо судить о том, что справедливо и что несправедливо, и исходить при этом из поступков по отношению к ближним, то для человека нет ничего дороже жизни. И если какой-либо варвар считает, что он заслуживает прощения за то, что он в пьяном виде убил ближнего, то тем, что он пытается оправдать свою вину, он, конечно, еще более усиливает необходимость признать его виновность. Ведь и вообще напиваться пьяным настолько, чтобы недолго думая убивать близких, нехорошо, а тем более в походе, ибо и самое пьянство, даже если оно не соединено с убийством, заслуживает наказания; обида же, нанесенная сородичу, в глазах всех, кто обладает разумом, заслуживает гораздо большего наказания, чем обида постороннему. Вот вам пример, и вы можете видеть, каков результат таких поступков. Нельзя беззаконно давать волю рукам, похищать чужое имущество: я не буду смотреть на это снисходительно и не буду считать своим товарищем по боевой жизни того из вас, кто, будь он страшен врагу, не может действовать против своего соперника чистыми руками. Одна храбрость без справедливости победить не может». Так сказал Велисарий.
Все войско, услышав такие слова и видя перед глазами посаженных на кол, пришло в невыразимый страх и решило дальше жить благопристойно, понимая, что не избежать большой опасности, если они будут уличены в совершении какого-либо беззакония.
…Когда некоторые солдаты отправились вглубь страны на поля и стали собирать зрелые плоды, стратиг подверг их серьезному телесному наказанию и, собрав войско, сказал следующее: «Производить насилие и кормиться за чужой счет даже при других обстоятельствах считается дурным поступком, поскольку в этом заключено нечто несправедливое. Теперь же в вашем поступке заключается столько вреда, что мы, оставив разговоры о справедливости, как это ни горько, должны подумать о той огромной опасности для нас, которая возникла из-за вашего поступка. Я высадил вас на эту землю, полагаясь только на то, что ливийцы, бывшие прежде римлянами, не чувствуют преданности к вандалам и с тяжелым чувством выносят их гнет, и поэтому я думал, что у нас не будет недостатка ни в чем необходимом и что враги внезапным нападением не причинят нам никакого вреда. Теперь, однако, недостаток выдержки у вас все изменил, ибо вы примирили ливийцев с вандалами и на самих себя уже навлекли неприязнь, которую они питали к вандалам. В силу природного чувства обиженные питают вражду к насильникам, а вы за несколько серебряных монет променяли и собственную безопасность, и обилие благ, хотя могли, купив все необходимое у хозяев с их полного согласия, не выглядеть в их глазах несправедливыми и в полной мере пользоваться их дружбой. Теперь же у вас будет война и с вандалами, и с ливийцами, скажу даже, и с самим Богом, которого уже никто, совершивший беззаконие, не сможет призывать на помощь. Перестаньте же бросаться на чужое, оттолкните от себя исполненные опасности мысли о наживе. Как раз сейчас наступило время, когда сдержанность может спасти, а распущенность приведет к смерти. Если вы будете заботиться об этом, то и Бог будет милостив к вам, и народ Ливии будет к вам расположен, и племя вандалов окажется доступным вашим нападениям». С этими словами Велисарий распустил собрание…
Велисарий держал своих солдат в разумной строгости, так что они не давали воли рукам и не поступали грубо; сам же он, проявляя мягкость в обращении и человеколюбие, настолько привлек на свою сторону ливийцев, что впредь шел по их стране как по своей собственной: жители этих мест не прятались от войска и не стремились что-нибудь скрыть, но охотно продавали продукты и оказывали солдатам всякого рода услуги.
Если бы Велизарий был только тверд в управлении армией, он никогда бы не совершил подвигов, оставивших по себе намять в веках. Важнее, что он смог внушить высокими душевными качествами искреннюю любовь к себе своим воинам, которые с готовностью жертвовали жизнью, когда их вождю грозила опасность. Эпизод войны, которую Велизарий вел с готами в Италии (536-540 гг.) показывает, что одна дисциплинарная строгость не сможет воспитать победоносного войска. Только взаимная товарищеская любовь начальников и подчиненных способна высвобождать огромные резервы человеческого духа, ибо победа заключается не в простом физическом уничтожении противника (которое никогда не бывает полным), но прежде всего в преодолении его воли и духа, заставляющем признать превосходство победителя и питающем отказ от продолжения борьбы.
Велизарий, взяв с собой тысячу всадников, отправился к мосту на реке[58], с тем чтобы выбрать место, где им лучше всего будет стать лагерем. Когда они были близко, они встретились с неприятелями, уже перешедшими реку, и против воли принуждены были вступить в бой с некоторыми из них. И с той и с другой стороны шел конный бой. Тут Велизарий, хотя вначале и старался держаться в безопасном месте, не смог устоять там, где следует находиться военачальнику, и стал сражаться в первых рядах, как простой воин. И из-за него в этот день все дело римлян подверглось величайшей опасности, так как вся тяжесть войны лежала на нем одном.
В этот день Велизарий был на коне, очень привычном к бою и знающем, как спасать сидящего на нем всадника. В него и в Велизария большинство из готов старалось попасть и дротиками и другими метательными орудиями по следующему основанию. Перебежчики, которые накануне перешли на сторону готов, увидав Велизария сражающимся в первых рядах и понимая, что если он погибнет, то тотчас же и у римлян погибнет все дело, стали кричать, приказывая стараться попасть в пегого коня. Отсюда это слово разнеслось по всему войску готов, причем, как бывает при большом смятении, меньше всего старались расспрашивать, в чем дело, и даже многим было совсем неизвестно, что это Велизарий. Однако полагая, что не случайно поднялся такой приказ и переходит от одного к другому, оставив всех остальных, большинство стало бросать копья в одного Велизария. Равным образом те из готов, которые отличались доблестью, охваченные великим честолюбием, старались пробраться к нему возможно ближе, чтобы схватиться с ним в рукопашном бою, и, охваченные сильным гневом, поражали его и копьями и мечами.
Сам Велизарий всех тех, которые выступали против него, убивал одного за другим. В такой опасный момент особенно ярко проявилась любовь к нему его копьеносцев и щитоносцев: все, окружив его, проявили такую доблесть, какой, думаю, до этого дня не проявлялось ни к какому иному человеку. Выдвинув свои щиты перед военачальником и его конем, они принимали все стрелы на себя и отражали нападавших, отталкивая их от Велизария. Так вся эта схватка была направлена на одного человека. В этом тяжелом столкновении из числа готов пало не меньше тысячи человек, и при этом все это были люди, сражавшиеся в первых рядах; пали многие лучшие из близких к Велизарию, в том числе его телохранитель, совершивший много славных дел против врагов. Велизарию же в этот день выпала такая счастливая судьба, что он не был ранен и не был даже поражен стрелой, хотя вся битва была направлена на него одного.
Любая война когда-нибудь кончается. Тогда вчерашние противники вспоминают, что они люди, которые должны все же как-то уживаться друг с другом. И чем меньше крови пролито, тем проще и безболезненнее протекает процесс возвращения к мирной жизни. Тем прочнее мир и долговременнее добрососедские отношения. Тем меньше пострадавших от посттравматического синдрома в рядах победителей и побежденных, которые сеют плевелы ненависти, гнева, осуждения и раздражения среди соотечественников подчас спустя годы и десятилетия после окончания войны. Милосердие Велизария к жителям Неаполя, взятого штурмом в 536 г., имело целью вдобавок продемонстрировать побежденным величие духа победителей, убедить их, что они достойны властвовать над народами, потому как способны властвовать прежде всего над собой.
Когда все уже было в полном порядке, у Велизария явилась мысль, что если войско проникнет в Неаполь с боем, то и людям придется погибнуть и, кроме того, случится все остальное, что обычно бывает с городом, взятым врагами. Тотчас, послав за Стефаном[59], он сказал ему следующее: «Часто видел я взятые города и по опыту знаю, что там происходит: всех способных к войне мужчин убивают, женщин же, которые сами просят о смерти, не считают нужным убивать, но подвергают их насилию и заставляют переносить всякие ужасы, достойные всяческого сожаления. Дети, лишенные пропитания и свободного воспитания, должны в силу необходимости становиться рабами и при этом рабами людей, самых для них ненавистных, руки которых они видели обагренными кровью своих родителей. Я не говорю уже, дорогой Стефан, о пожаре, которым уничтожаются все богатства, весь блеск и красота города. То, что испытали раньше взятые города, это, я как в зеркале вижу, придется испытать и Неаполю. И я скорблю и за город и за вас самих. Против него мною сделаны такие приготовления, что он не может быть не взят. Я вовсе не радовался бы, если бы такая судьба постигла древний город, искони имевший жителями христиан и римлян, особенно когда я являюсь главным начальником римлян: ведь у меня в лагере много варваров, потерявших убитыми у этих стен своих братьев и родственников; если бы они взяли город с боем, я не был бы в состоянии сдержать их гнев. Поэтому, пока в вашей власти выбрать и сделать то, что будет для вас лучше, примите более благоразумное решение и постарайтесь избежать несчастия. Если же оно вас постигнет, как этого надо ожидать, то по всей справедливости обвиняйте не вашу судьбу, но собственную волю». С такими словами Велизарий отпустил Стефана. Стефан выступил перед неаполитанским народом, обливаясь слезами, и с плачем и стенаниями он сообщил им все, что услыхал из уст Велизария. Но, видимо, не суждено было неаполитанцам стать подданными императора, не испытав жестокого наказания: неаполитанцы не испугались и не высказали желания сдаться Велизарию.
…Неаполь был взят с боем. Тут произошло страшное избиение. Все, охваченные гневом, особенно те, у которых брату или родственнику суждено было погибнуть в битве под стенами, избивали всякого попадавшегося им навстречу, не щадя возраста; врываясь в дома, они обращали в рабство детей и женщин, грабили; особенно отличались массагеты, которые не чтили даже храмов и многих бежавших туда захватили в плен, пока Велизарий, повсюду проходя, не запретил таких насилий и, созвав всех, не произнес следующей речи: «Так как Бог дал нам стать победителями и достигнуть столь великой славы, отдав в наши руки город, который до сих пор считался неприступным, то и нам необходимо не быть недостойными такой милости, но человеколюбивым отношением к побежденным показать себя по справедливости одолевшими их. Не проявляйте к неаполитанцам бесконечной ненависти и вражду к ним не продолжайте за пределы войны. Ведь никто из победителей не продолжает ненавидеть побежденных. Убивая их, вы не освобождаетесь на будущее время от неприятелей, но будете наказывать смертью своих же подданных. Поэтому дальше не делайте этим людям зла и не давайте своему гневу полной свободы. Ведь позорно оказаться победителями своих врагов и явно быть слабее своего гнева. Все их богатства да будут вам наградой за вашу доблесть, но жены с детьми да будут возвращены их мужьям. Пусть побежденные поймут на самом деле, каких друзей лишились они по своему неразумию».
Сказав это, Велизарий отдал неаполитанцам женщин и детей и всех остальных пленных, не испытавших никакого насилия, и примирил с ними своих воинов. Так пришлось неаполитанцам в один этот день сделаться пленниками и вновь получить свободу.
Направленный императором в 541 г. против персидского царя Хосрова, увенчанный лаврами громких побед Велизарий тем не менее начал с того, что предложил высказаться на военном совете своим не столь известным соратникам. Византийский полководец в отличие от Александра Македонского и Юлия Цезаря не столько ставил целью эмоционально «заразить» командиров, превратив в проводников своего гения в массах воинов, сколько стремился воспитать их как сознательных соработников главнокомандующего. Это характерная черта христианского мировоззрения византийских военачальников, отнюдь не стремившихся к обожествлению собственной личности, чем неизбежно заканчивали величайшие полководцы античности.
Замечательны слова Велизария о том, что воин должен действовать, имея в виду принести как можно больше действительной пользы делу, не прикрываясь фиговым листком приказа старшего начальника, в опасении возможной ответственности. Нет лучше способа открыть неисчерпаемый источник личной инициативы подчиненных, чем выказать им уважение и доверие.
Велисарий, прибывший в Месопотамию, стал отовсюду собирать войско, а сам послал кое-кого в персидские пределы на разведку. Желая здесь отразить врагов, если они вновь вторгнутся в землю римлян, он приводил в порядок и обмундировывал своих солдат, бывших по большей части голыми и невооруженными и приходивших в ужас при одном имени персов. Возвратившись назад, лазутчики утверждали, что никакого вторжения врагов в настоящее время не будет. Хосров[60], занятый войной с гуннами, пребывает где-то в другом месте. Услышав об этом, Велисарий решил тотчас со всем войском вторгнуться во вражескую землю. Василевс между тем, написав послание, велел им как можно быстрее вторгнуться в землю врагов.
Собрав всех военачальников, Велисарий сказал следующее: «Я знаю, что все вы, соратники, испытаны во многих войнах, и собрал я вас сюда не для того, чтобы, напомнив об этом или сказав слова поощрения, устремить ваш дух против врагов (думаю, что вы не нуждаетесь в словах, побуждающих к отваге), но чтобы, посоветовавшись между собой, мы скорее бы решили, что, по нашему мнению, лучше и выгоднее для дел василевса. Война обычно идет успешно, в первую очередь, благодаря рассудительности. Необходимо, чтобы те, кто держит совет, были в своем суждении совершенно свободны от страха и почтительности. Ибо страх, поражая тех, кого он охватил, не дает возможности разуму выбрать лучшее решение, почтительность же, скрывая то, что показалось лучшим, ведет к высказыванию противоположного мнения. Поэтому, если вам кажется, что великий царь или я уже приняли решение относительно настоящих дел, то пусть ничто подобное не приходит вам на ум. Ибо он, находясь далеко от происходящих событий, не в состоянии согласовать дела с обстоятельствами. Поэтому нет ничего страшного, если, пойдя против его решения, мы сделаем то, что окажется полезным его делу. Я же лишь человек, и, прибыв сюда из западных стран после долгого отсутствия, могу не заметить чего-нибудь важного. Так что следует вам, не опасаясь ничуть моего мнения, прямо сказать то, что принесло бы пользу и нам самим, и василевсу. Вначале мы прибыли сюда, соратники, чтобы помешать совершиться какому-либо вражескому вторжению в наши земли. Теперь же, поскольку наши дела оказались лучше, чем мы надеялись, можно нам посовещаться относительно вторжения в их землю. Поэтому будет справедливо, я думаю, чтобы, собравшись для этого, каждый сказал бы, ничего не утаивая, что ему кажется лучшим и выгодным». Так сказал Велисарий.
Мужество полководца проявляется не только на поле боя. Едва ли не труднее для человека, привыкшего к открытой схватке, противостоять прямым, честным словом трусливой интриге, гнездящейся в чертогах власти. Тот, кто оказывается способным на это, один стоит целого войска, внушая не только страх, но и уважение врагу, заставляя его подозревать неведомые замыслы и расчеты в простой решимости выполнить свой долг до конца.
Когда, воспользовавшись тем, что войска империи были заняты борьбой с готами в Италии, персидский царь Хосров I в очередной раз вторгся в 542 г. в Сирию, только огромный моральный авторитет Велизария и его «малой дружины», который не могли не признавать даже его противники, спас положение.
…Хосров вознамерился вести войско прямо в Палестину, чтобы разграбить все тамошние сокровища, особенно же те, которые имелись в Иерусалиме. До него доходили слухи, что страна эта исключительно плодородна, а у жителей ее много золота. Все же римляне, как военачальники, так и солдаты, совершенно не думали выступать против него или оказывать препятствие его походу, но, заняв, где кто мог, укрепленные места, считали, что достаточно охранять их и спасаться самим.
Узнав о нашествии персов, василевс Юстиниан вновь послал против них Велисария. Двоюродный же брат василевса Юст, спасшись бегством, находился в Иераполе. Услышав, что Велисарий едет к ним и находится уже неподалеку, он написал ему письмо, которое гласило следующее: «Опять, как ты и сам, наверное, знаешь, Хосров двинулся походом на римлян, ведя с собой войско больше прежнего. Куда он задумал идти, пока еще неясно. Мы лишь слышали, что он где-то поблизости и что он не причинил вреда ни одному местечку, но все время продвигается вперед. Приходи к нам как можно скорее, если только ты в состоянии скрыть свой путь от вражеского войска, с тем, чтобы ты на пользу василевсу был цел и невредим и вместе с нами охранял бы Иераполь». Так гласило письмо.
Велисарий не одобрил того, что было написано. Он прибыл в местечко Европ, расположенное на реке Евфрат. Разослав оттуда во все стороны гонцов, он начал собирать войско, разбив здесь свой лагерь. Военачальникам же Иераполя он ответил следующее: «Если бы Хосров двинулся на других, а не на подданных римлян, то ваш план был бы удачным и в высшей степени обеспечивающим безопасность. Ибо для того, кто может, оставаясь в покое, быть избавленным от бед, было бы большим безумием идти навстречу ненужной опасности. Но если теперь этот варвар, уйдя отсюда, решится напасть на какую-нибудь другую, подвластную василевсу Юстиниану область, причем дивно цветущую, но не имеющую никакой военной охраны, то знайте, что в таком случае лучше всего доблестно погибнуть в бою, чем уцелеть без боя. Ибо это справедливо бы было назвать не спасением, а предательством. Приходите как можно скорее в Европ, где я, собрав все войско, надеюсь поступить с врагами так, как Бог даст». Когда военачальники увидели доставленное послание, они воодушевились и, оставив Юста с немногими солдатами охранять Иераполь, все остальные вместе со всем войском явились в Европ.
Хосров, узнав, что Велисарий со всем римским войском расположился лагерем в Европе, больше уже не решался идти дальше, но послал к Велисарию одного из царских секретарей, снискавшего за свой разум большую славу, с тем, чтобы он выведал, что представляет собой этот полководец… Явившись к Хосрову, тот дал ему совет как можно скорее отступать. Он сказал, что встретился с полководцем самым мужественным и самым мудрым из всех людей, что он видел таких воинов, каких раньше никогда не видел, и что больше всего его поразили их дисциплина и прекрасный внешний вид. Убежденный этим предостережением, Хосров решил отступать…
Римляне же восхваляли Велисария. В самом деле, этот подвиг заслуживает удивления и похвалы. В то время как римляне были перепуганы и скрывались все по своим укреплениям, а Хосров находился в самом центре Римской державы, этот полководец, спешно прибыв из Визáнтия с небольшим числом спутников, разбил свой лагерь против лагеря персидского царя, и Хосров, сверх всякого ожидания устрашившись то ли счастья, то ли доблести Велисария, а возможно, и обманутый какими-либо его военными хитростями, уже не решился идти дальше и ушел, на словах стремясь к миру, на деле же – бежал.
Нечестие наказуемо
История похода франков и союзных им алеманнов в Италию, завершившееся битвой с византийцами при Капуе в 554 году показывает, к чему ведет на войне разнузданность, нечестие, оскорбление храмов и святыни. Одновременно рассказ Агафия Миринейского заставляет задуматься, как важно воину соблюдать осмотрительность и умеренность во всем. Заметим, что соперник Велизария на полководческом поприще знаменитый Нарзес (478-573 гг.) также строго соблюдал порядок и дисциплину в войске, не делая никаких поблажек и скидок на «народные обычаи».
В это время варвары медленно продвигались [вперед] и на своем пути все грабили и опустошали. Далеко обойдя город Рим и всю его округу, они двигались дальше, направо имея Тирренское море, а налево перед ними расстилались скалистые берега Ионического залива. Когда же они пришли в Самниум – так называется страна, то там разделились на два отряда. Бутилин с большим сильнейшим войском отправился к Тирренскому побережью, опустошил большую часть Кампании, вступил в Луканию, а затем вторгся в Бруттиум и дошел до самого пролива, который разделяет остров Сицилию и Италию. На долю же Левтариса, ведущего остальное войско, выпало разграбление Апулии и Калабрии… И те, кто были природными франками, проявляли большое почтение и благочестие по отношению к святыне, так как, я уже сказал, они имели правильное представление о божестве[61] и почитали те же святыни, что и римляне. Все же алеманнское[62] племя – у него другие верования – грабило храмы беспощадно и лишало украшений, похищая священные сосуды, многие золотые кропильницы, кубки и сосуды для хранения благовонных курений и все, предназначенное для совершения священных таинств, превращало в собственное имущество. Но им и этого было не достаточно. Они разрушали крыши священных храмов и подрывали основания. Кровью орошали святыни и оскверняли посевы, так как везде были разбросаны непогребенные трупы.
Но немного спустя их постигло возмездие. Одни погибли на войне, другие от болезни, и никто не осуществил своих надежд. Несправедливость и пренебрежение к Богу всегда пагубны и должны быть избегаемы, особенно же во время войн и сражений. Ибо защищать отечество и отечественные учреждения, противиться стремлениям их разрушить, всеми силами отражать врагов – справедливо и высоко благородно. А те, кто ради наживы и безрассудной ненависти, без всякой разумной причины, нападают на соплеменников, обижают тех, от кого они сами не получали никакой обиды, то поистине безумны и преступны, не знают правды и не боятся мщения божества. Поэтому их ожидает великое возмездие. Предприятия их кончаются полными, непоправимыми катастрофами, если даже некоторое время они и кажутся преуспевающими. Так было и с варварами Левтариса и Бутилина…
Немного спустя вспыхнувшая болезнь – чума – истребила множество [людей]. Одни считали, что плохой воздух является причиной этой болезни; другие полагали, что, пройдя длинный путь в обстановке беспрерывных военных действий, они внезапно перешли к изнеженному образу жизни и причиной считали перемену обстановки. Истинную же и основную причину бедствий они совершенно не понимали. Она же заключалась, как я думаю, в их несправедливости и в том, что они бесчеловечно надругались над божескими и человеческими законами. Сам вождь представил яркое доказательство, что его постигла божественная кара. Он оказался помешанным и бесновался открыто, как безумный и одержимый. Он находился в беспрерывном движении, испуская тяжелые вопли. То он падал на землю головой ниц, то на один, то на другой бок, выпуская изо рта обильную пену. Глаза стали страшными и отвратительным образом перекошенными. Несчастный дошел до такого безумия, что не удержался от кусания собственных членов. Кусал зубами руки и, разрывая тело, пожирал его наподобие животного, проливая кровь. Таким образом, пожирая себя и понемногу слабея, он погиб жалким образом. Умерли во множестве и прочие. Эпидемия отнюдь не уменьшалась, пока не погибли все… Но огромное большинство, мучимое горячкой, погибало в здравом уме. Некоторые были сильно разбиты параличом, другие страдали от головной боли, третьи от сумасшествия. Разнообразны были посланные им болезни, но все они вели к смерти. Такой гибельный конец имел поход Левтариса и тех, кто за ним следовал.
Пока это происходило, Бутилин, другой вождь, опустошив почти все городки и укрепления до Сицилийского пролива, немедленно начал обратный поход быстрейшими переходами прямо на Кампанию и Рим. Ибо он услышал, что Нарзес и многочисленные императорские войска собираются там. Он решил не медлить и не странствовать дольше, но, выстроившись всем войском походным порядком, рискнуть покончить все сразу, так как отнюдь не малая часть и его войска была поражена эпидемией и погибла. Так как лето кончилось, и начиналась осень, виноградники были отягчены плодами. Они же за недостатком другого продовольствия (мудрой предусмотрительностью Нарзеса все было уничтожено), срывая виноградные гроздья и выдавливая руками сок, наполняли себя перебродившим вином, собственноручно изготовляя вино с приятным запахом. Через это они страдали от сильного расстройства желудка, и часть их умерла немедленно. Были, однако, и выжившие.
Прежде чем болезнь охватила всех, [франки] решили дать сражение во что бы то ни стало. Поэтому, придя в Кампанию, он [Бутилин] расположился лагерем недалеко от города Капуи на берегах реки Касулина[63]. Разместив там войско, он окружает его сильным валом, полагаясь на природу местности. Река, протекая от него справа, казалось, служила вместо укрепления, чтобы кто-нибудь не напал с той стороны.
Устроив все так, он полагал, что все требуемые обстановкой приготовления им сделаны, как будто от кого зависело начать битву и как будто сражение обязательно начнется не раньше, чем он этого пожелает. Он еще не знал случившегося с братом в Венеции, хотя удивлялся, что тот не посылает ему войска согласно договоренности, хотя и подозревал, что тот не медлил бы так долго, если бы с ним не случилось какого-нибудь крупного несчастья. Тем не менее он считал, что и без него он одержит победу над неприятелем, намного превосходя его численностью. Оставшееся у него войско исчислялось больше чем в тридцать тысяч вооруженных людей. Римские же силы с трудом в тот момент доходили до восемнадцати тысяч.
Поэтому и сам он имел прекрасное настроение и всему войску объявил, что в предстоящем сражении будут решаться немаловажные дела, но «или будем обладать Италией, ради чего и пришли, или же бесславно умрем». Бутилин не переставал ободрять массу этими и подобными словами. Они же [воины Бутилина] преисполнились надеждой и приготовляли оружие, как каждому хотелось…
Когда Нарзес узнал об этом, то римский полководец тотчас вывел все войско из Рима, разбил лагерь недалеко от врагов, откуда можно было слышать все и рассматривать укрепления. Когда таким образом оба войска могли видеть друг друга, начались с обеих сторон построения войск в боевом порядке, расстановка караулов, бодрствование и смотр воинских рядов полководцами. Надежда и страх, различные перемены настроения и всякие неожиданные страсти, которые могут появиться у готовящихся к решительному сражению, поочередно охватывали то одних, то других.
Все италийские города находились в волнении и колебались, не зная, к какой стороне примкнуть. В то же время франки грабили и открыто вывозили из них продовольствие. Когда Нарзес это заметил, он решил, что это его бесчестит, и негодовал, что у фуражиров врагов есть возможность так свободно разъезжать по ближайшей местности, как будто они не видят никакого врага. Он решил в дальнейшем не позволять этого и препятствовать всеми силами. Харангис, родом из Армении, являлся римским таксиархом, был чрезвычайно храбр и благоразумен и, когда нужно, охотно шел на опасности. Этому Харангису Нарзес приказывает напасть на водителей повозок и причинить им вред, какой только сможет, чтобы они никогда больше не осмеливались перевозить сено. Тот немедленно повел за собой немногих всадников из своего отряда, захватил все повозки, а возчиков убил.
Когда это случилось, франков тотчас, естественно, охватило смятение и они схватились за оружие. Кипя от гнева и неистовствуя, они не могли сдержать себя, но стали чрезмерно смелыми и дерзкими, решив, что больше нельзя оставаться бездеятельными и медлить, а нужно тотчас же вступить в сражение, хотя алеманнскими прорицателями им было сказано, что не должно в этот день вступать в сражение, в противном случае пусть знают, что они все погибнут без остатка. Я же думаю так, что если бы битва произошла на следующий день или позднее, то они потерпели бы то же, что случилось с ними в тот день. Перемена дня не помогла бы им избегнуть возмездия за свое безбожие. Произошло ли это так или действительно алеманнские предсказатели каким-то способом проведали будущее, как бы то ни было, это для многих оказалось не пустым и не напрасным.
Итак, народ франков был охвачен воинственным порывом и уже взялся за оружие. Нарзес также вооружил римлян и вывел из лагеря на середину между двумя лагерями, где нужно было их построить в фалангу. Во время движения войска, когда стратиг сел на коня, ему объявили, что некий герул[64], не из рядовых и неизвестных, но очень знатный, умертвил жестоко одного из своих служителей за какое-то упущение. Тотчас, сдержав поводьями коня, он приказал вывести убийцу на средину, считая неблагочестивым вступать в сражение, прежде чем преступление не будет наказано и искуплено. Допрошенный им варвар признался в своем преступлении. Он не только не запирался, но, наоборот, говорил, что позволено господам делать со своими рабами, что они пожелают, чтобы и другие знали, что они получат то же, если не будут выполнять свои обязанности. Он не только не раскаивался в своем преступлении, но был дерзок и заносчив и, казалось, даже гордился этим. Нарзес приказал оруженосцам умертвить этого человека. И он умер, пораженный мечом в пах. Толпа же герулов, как свойственно варварам, была обижена, негодовала и решила воздержаться от сражения. Нарзес же, искупив таким образом скверну преступления и мало заботясь о герулах, двинулся в расположение войска и объявил во всеуслышание, что кто желает быть участником победы, пусть следует за ним. Так он был уверен в Божьей помощи, что спешил на дело, как бы уже предрешенное.
Конец ознакомительного фрагмента.