2
Ермоленко, сидя в мягком кресле, откинул курчавую голову на спинку, закрыл глаза и вытянул длинные ноги. Он здорово устал. Уже две недели не ложился раньше часа ночи, а вставать всё равно приходилось, как и раньше, в 5.30. Время утекало стремительно, как вода через решето, и его ни на что не хватало. Вот и сейчас уже, наверное, давно спят дома сынишка и жена, а он всё ещё не готов к завтрашнему дню. Снова и снова в этой душной штабной комнате он кроит и перекраивает сценарии вероятного развития событий на завтрашних встречах с избирателями. Хуже всего было то, что его основной соперник, нынешний мэр города Дятлов, практически открыто стал пользоваться поддержкой самой известной в городе бандитской группировки. Деньги на предвыборные манипуляции потекли к нему рекой. Попытки Ермоленко сопротивляться ничего не давали. Судя по всему, было уплачено вперёд и членам избирательной комиссии, и редакциям городских газет, и единственным в городе телевизионщикам. А может их взяли на испуг? Пока ещё как-то держалась редакция местного радио. А сегодня он впервые ощутил позицию областного начальства, которое вдруг разразилось в печати комплиментами Дятлову. И управленец-то он грамотный, и кругозор-то у него широкий, и в это трудное время сумел изыскать средства и обеспечил ветеранам льготный проезд на городском транспорте и т. д. и т. п. На контрпропаганду рассчитывать практически не приходится. Разве только на встречах с избирателями. Но это слишком маленькая аудитория! И как их убедить поверить?!
– Саша! Поставь, пожалуйста, чайник.
Саша Логвин, невысокий худенький блондин со смешливым лицом лет двадцати восьми, прекратил тюкать пальцем по клавиатуре компьютера, разогнулся и с хрустом потянулся.
– Николай Васильевич! Опять я? Теперь пусть идёт Свешников. А то дрыхнет, как счастливый ребёнок!
– Ладно тебе! Кончай лодыря праздновать! Человек устал, вырубился, а раз так – пусть отдохнёт. Хоть немного. А то завтра будет выглядеть как бомж с похмелья. А ему встречу вести. Да и тебе, слушай, размяться не мешает. Так ведь скоро закостенеешь в этой позе.
– Что – да, то – да!
Саша вздохнул, встал и, прихватив пустой чайник, вышел за дверь.
Некоторое время тишину нарушало только посапывание Свешникова и кряхтение художника Славика Ильина, темноволосого коротко стриженого парня с тонкими губами и сосредоточенными карими глазами, который в углу на полу, неудобно скорчив свою длинномерную спортивную фигуру, дописывал текст на афише.
Резко затрезвонил телефон. Свешников вздрогнул и проснулся. Ермоленко снял трубку, приложил её к уху и послушал.
– …Да я это, я! Чего тебе? …Нет. Ещё минут тридцать побудем здесь, но надо уже и по домам расползаться. А то я совершенно никакой, да и ребята чуть тёплые… Ну-у! Если успеешь, приходи… С машиной? Тем более. Развезёшь нас… Кто? …Нет. Не помню… У-уу! Так это уже сколько лет прошло! Нет, что-то не припомню… Ну, ладно, ладно. Ты же знаешь, я каждому помощнику рад. Давайте. Ждём.
Он положил трубку.
– Кто там? – спросил Свешников сиплым спросонок голосом.
– Степанцов. Какого-то парня везёт. Говорит, он толковый специалист по выборам. И сейчас совершенно свободен.
Свешников приспособил на нос свои очки с толстыми стёклами. От этого его подслеповатые глазки сделались огромными, и, казалось, он их специально таращит.
– Свободен от чего? – заинтересовался он.
– Н-ну-у! Не знаю… Я так понял, что от всего. От работы – точно. То есть, он сейчас нигде не работает.
– Так-так! Специалист, значит…? Славненько. Нам специалисты очень даже…
Свешников встал. Прошёлся, позёвывая, по комнате. Постоял возле согнувшегося Славика, туповато и равнодушно рассматривая его «шедевр». Потом, заложив за спину руки, быстро и ловко крутнулся на коротких кривоватых ножках и вновь оказался лицом к Ермоленко.
– А где Логвин? Ты что, уже отпустил этого лоботряса…? Вечно ты его больше всех жалеешь.
В это время вошёл, хлопнув дверью, Саша, торжественно неся впереди себя слегка помятый старый электрочайник, по запотевшему боку которого стекали капельки холодной воды, оставляя блестящие дорожки.
– А-а! Господин Свешников! Выспались? Теперь, наверное, свеженький, как огурчик! А мы тут все в заботах. И о Вас в том числе. Вот, как видите, сейчас Вам кофейку предложим. Мы Вас ценим и бережём.
– И это правильно! Я ведь ваш мозг. Интеллект, можно сказать, высшего уровня. Моё дело думать, а Ваше, Александр, – за водой для таких, как я, бегать, кофе подавать и мои умные мысли фиксировать.
В углу вздохнул Славик и проговорил хрипловатым тенорком:
– Эх, везёт же людям! Мне бы такие мозги! Я бы с 11 до 13 думал, с 13 до 15 обедал, с 15 до 16 изрекал придуманное. А всё остальное время – на баб, на баб…!
Свешников повернулся на каблуках в его сторону.
– Э-э-э! Ми-и-лай! Это мало – родиться с таким мозгом. Его потом всю жизнь тренировать и воспитывать надо. Не всем это дано. Не всем!
Сказав это, он гордо задрал подбородок и петушком прошёлся по комнате под одобрительные смешки присутствующих.
Ермоленко отодвинул штору и, молча, посмотрел через окно на ночной город. Из-за позднего времени огней было мало. Светили лишь уличные фонари да кое-где редкие окна квартир. В районе центра города света было больше. Там светились немногочисленные рекламные панно и неоновые вывески ресторанов. Такие только недавно стали появляться на улицах города, и было их ещё пока мало.
Входная дверь распахнулась.
– Всем привет! Ну, вы даёте! Неужели у вас столько работы, что надо сидеть до такого времени?
Говоривший это мужчина вошёл в комнату и впустил за собой своего спутника.
Они чем-то были похожи друг на друга. Оба заметно выше среднего роста, тридцати двух – тридцати пяти лет, с крепкими плечами, в джинсах и футболках.
– Не говори, Володя! Самим уже тошно…
Ермоленко усталым взглядом словно подтверждал свои слова. Когда все поздоровались и пожали друг другу руки, Степанцов представил второго мужчину.
– Знакомьтесь. Это Резников Игорь Николаевич. Он только на днях вернулся в наш город. Он наш земляк, но не был здесь несколько лет. Мы с ним вместе служили.
Ермоленко оценивающе посмотрел на новенького.
– Вам действительно раньше приходилось заниматься выборными кампаниями?
– Да. Дважды. Работал по найму в качестве социального психолога – имиджмейкера в командах претендентов. Их избрали.
Его голос был низким, хрипловатым и негромким, но было ясно, что это нарочитая, хотя и привычная, сдержанность манеры говорить. Ермоленко отметил про себя внимательный и колючий взгляд крупных серых глаз. Было такое впечатление, словно этот человек про него уже всё понял. Он поёжился.
– Ну, что ж! Я готов включить Вас в команду, но платить, к сожалению, не смогу. Мы тут все работаем на общественных началах. Можно сказать – за идею.
– А в чём идея, если не секрет?
– Какие секреты? Просто осточертел этот бордель: все чиновники продаются, бюджеты пуст, зарплату не платят, пенсию задерживают, предприятия задыхаются. Кругом нищета! А посреди всего этого безобразия растут особняки банкиров, чиновников, бандитов, и ездят лимузины и джипы с затемнёнными стёклами и вооружёнными мордоворотами. Я понимаю, что выиграть выборы почти невозможно, но хоть нервы им всем подпорчу. Но, если повезёт, и меня выберут, костьми лягу, но игру эту подлую поломаю.
Глаза Резникова потеплели. Или так показалось Ермоленко.
– Идея мне подходит. А что до зарплаты, то я смогу пока и без неё. Да так и лучше. Свободнее себя чувствуешь. Будем считать, что соглашение подписано.
– Прекрасно. Завтра здесь, в восемь утра, я Вам дам все необходимые материалы. Вы с ними познакомитесь. А в 11.30 я вернусь со встречи с избирателями, и мы посидим, пообщаемся. Мне очень интересно будет услышать Ваше мнение о нашей тактике.
Через некоторое время штабная комната опустела, и Степанцов повёз всех на своей «волге» по домам.